Тихая-тихая ночь
Темно. И пусто.Сложно понять, открыты или закрыты глаза. Едва ощущается собственное тело – оно будто растворилось в окружающем пространстве, будто бы поглотилось заполнившим всё и вся ничем. Оно невесомо и нематериально.
Ладонь касается лица. Маленькая, холодная, жёсткая. Собственные руки продолжают парить где-то далеко – в самых недрах невесомой бесконечности. Значит, касается кто-то другой – кто-то из темноты. Понимание этого приходит не сразу. Но, всё-таки добравшись до остатков сознания, мгновенно окутывает коконом леденящего страха, беспомощности и почему-то вины.
Глухо, будто бы издали, доносится шёпот. Такой же незаметный и нечёткий, как касание ладони, такой же холодный. Он постепенно нарастает – шепчущее нечто быстро приближается и... окружает со всех сторон, заставляя шёпот звучать отовсюду. В нём прослеживаются знакомые буквы, даже, возможно, несколько чётких слогов, но ни в осмысленное сочетание, ни, тем более, в слово они отчаянно не желают складываться.
Но продолжают греметь, натягивая барабанные перепонки, стуча, кажется, по самим стенкам черепа. Они разрывают голову изнутри.
Становится сложно думать, представлять себя цельным человеком, продолжать считать себя чем-то помимо пустого мрака. Становится сложно себя осознавать.
Касание ладони уже не чувствуется, потому что не существует чувств, какофония шёпота не слышна, потому что нет ни звуков, ни слуха. Нет ничего. И никого.
Никого, кроме...
Тихая-тихая ночь, я не тревожу её. Пусть унесётся прочь имя навек моё.
Парень, укутанный в одеяло, вздрогнул и машинально поднёс смартфон к уху. Всё ещё пребывая в хватке сновидений, он поначалу не мог понять, что говорит собеседник по ту сторону провода. Лишь сев на кровати, заглянув в синеву неба через не зашторенное окно, парень всё же уловил смысл и вслушался.
— … это ведь невероятно! Просто нереально! Я сам едва осознаю, едва понимаю себя, когда говорю это. Но я уже полностью уверен. Потому что фактов хватает не то, что на теорию – на полноценную гипотезу. И совсем скоро… совсем немного нужно сделать для того, чтобы это открытие уже ничем нельзя было бы опровергнуть, невозможно списать на заигравшуюся фантазию, глупую шутку или дилетантство. Это почти полностью установленный научный феномен. И, Влад, чтобы его признали таковым, чтобы мне хватило аргументов, мне нужна лишь… твоя помощь.
Парень зевнул и покосился на таймер в углу дисплея – до звона будильника оставалось четыре часа.
— Киря, мне всё это интересно, правда. Но почему ты, мать твою, звонишь в такую рань? Ты потерял ход времени?
— А, да, прости. Я всю ночь работал. Вроде стало светать. Решил, что уже утро, — Кирилл замялся, тишина телефонной линии зашипела непонятными помехами. — Ну пойми: то, о чём я говорю, правда, очень важно. Тебя самого это заинтересует. Как там диссертация? До конца семестра осталось меньше полугода. С темой уже определился?
Парень бросил взгляд на пылившуюся в углу стола стопку белых бумажных листов и вместительную папку с вклеенным заранее титульником. Он уже привык к этой картине, ведь время шло, а работа, обязанная прославить невзрачного студента хотя бы в стенах родного университета, не двигалась с мёртвой точки.
— Нет. Не определился, — отрезал Влад.
— Ну вот. Тем более. Ты всегда говорил, что хочешь проявить себя в чём-то новом, никем не изведанном ранее. Я тебе предлагаю именно это. Поможешь мне, и другую тему для диссертации искать не захочется. Обещаю.
— Ладно, Кирилл. Я согласен. Встретимся в унике.
— Подожди-подожди! Ещё минуту… Для опытов необходима одна вещь, очень личная – из твоего детства, если возможно. Просто захвати с собой. На месте узнаешь, зачем это.
— Что угодно, Киря. Только дай мне уже отключиться.
— Не проспи.
Человек на другом конце провода засмеялся и отменил вызов прежде, чем Влад успел его сбросить. Это было последним, что парень запомнил. После он закрыл глаза и сон мгновенно завладел телом.
Прерванное звонком видение не пожелало возвращаться, хоть Влад и очутился в темноте вновь. Но была она совсем не такой всеобъемлющей и абсолютной, как прошлая, – она не затягивала в себя звуки, не поглощала разум, растворяя его весь без остатка. Темнота просто была. Однажды и временно опустившись, она отбывала определённый срок. Медленно вытесняемая серебряным светом, лившимся откуда-то сверху, темнота лишь мягко окутывала. И, уходя, медленно исчезая, она обнажала мрачную действительность.
Стены, сложенные из камня, облепленные грязью, паутиной и старым заплесневелым мхом. Лучи ослепительного сияния, иглами впивающиеся в глаза, заставляющие те исходить слезами и кровоточить. Грохот снизу, грохот сверху, грохот по сторонам. Бьющиеся о водную гладь с силой отбойных молотков капли, разбивающиеся о лицо, заставляющие захлёбываться. Запах тины, сырости и влаги.
Темнота расходится, чтобы показать плачущее небо. И зависнувший у его края силуэт: некто наблюдает, как потоки слёз вбивают ослабевшее тело в мокрую песчаную землю. Совсем на мгновение он задерживается, а после – исчезает.
И его отсутствие приносит звон.
Влад просыпается резко. Он ощущает тепло утреннего весеннего солнца, щурится от неожиданно яркого света, но перед глазами – темно, ему холодно и мокро. Как на дне колодца. Или недавно раскопанного котлована.
Парень на ощупь находит смартфон и отключает будильник. Только протерев глаза и сбросив одеяло, он понимает, насколько сильно вспотел за последние четыре часа; как продрог и замёрз, потому что пот был ледяным как бьющие ему по лицу небесные слёзы из мерзкого ночного кошмара.
Влад рывком поднялся. Оглядел комнату, будто бы видел её в первый раз. А когда взгляд зацепил дисплей смартфона, понял, что будильник звонил уже трижды, бессильный пробудить своего владельца и вынужденный отложить утро на полтора часа. Влад понял, что не успеет позавтракать, и стал собираться на учёбу.
Натягивая футболку, а после роясь в сумке, перебирая лекционные конспекты, парень размышлял о странном ночном звонке. Кирилл не был ему ни другом, ни даже хорошим знакомым. Он никогда не звонил в настолько раннее время, Влад не мог вспомнить, звонил ли ему Кирилл вообще когда-нибудь. И всё же это произошло, было дано обещание, которое парень намеревался выполнить. И, что странно, кошмары объявились в то же утро – они не забылись с первыми лучами солнца, как любые порождения сумрака, они не прекратили терзать душу, лишь подуспокоились, будто дожидаясь своего времени.
У Влада что-то тревожно заныло внутри. Ему нравилось видеть сны, и он, постоянно устающий, был надолго лишён такой роскоши. Но реалистичность эфемерных образов пугала. Парень подумал, что это могли быть воспоминания. Но если так, то очень старые, стёршиеся из памяти. Возможно, детские.
Влад вздрогнул, вспомнив про вещь, необходимую для эксперимента его однокурсника. Или для чего-то ещё. В любом случае, он должен её принести. Вот только какую? Живя в съёмной комнате, парень забрал с собой из дома не так-то уж много вещей – лишь самое необходимое, обеспечивающее банальный комфорт. Из лишнего, прихваченного ради создания минимально уютной обстановки, были лишь светящийся тремя цветами ночной светильник и небольшой махровый ковёр, сейчас расположившийся у кровати. Но ни то, ни другое Влад не назвал бы в полной мере вещью из детства. Разве что, очень и очень позднего, граничащего с юношеством. И, как назло, в голову не приходило ничего иного.
Парень нетерпеливо взглянул на время, забросил сумку на плечо и вышел в коридор, ведущий в прихожую. Он уже достаточно опоздал.
Университет был тих и полупуст. Находящиеся в самом разгаре пары расфасовали студентов по аудиториям: группа Влада, в теории, находилась на лекции по современным направлениям прикладной физики. Парень точно знал номер кабинета и направился туда, не встретив по пути никого, кроме вечно снующих всюду ассистентов с разных кафедр и активистов местных общественных организаций. Внутрь кабинета путь ему был заказан – престарелый брюзжащий преподаватель ценил свои уроки, кажется, выше существования самой вселенной, потому любой пришедший после звонка сразу же выставлялся за дверь.
Влад опёрся спиной о стену и вновь задумался. Что необщительный затворник Кирилл мог создать такого, что заставило бы его поделиться новостью незамедлительно, к тому же, принудило воспользоваться телефоном? С какой диссертационной темой может быть связано это открытие? Почему она нова, неизведанна, как выразился сам Кирилл? Почему Владу не захочется искать другую? Эти вопросы терзали его, глубоко засев в подкорке мозга. Парень едва дождался желанного звонка.
Дверные створки распахнулись, и студенты длинным потоком хлынули в мгновенно наполнившийся жизнью коридор. Влад искал глазами Кирилла. И не мог найти.
Вышел последний студент, затем преподаватель, брезгливо смеривший парня взглядом и заперший аудиторию. Влад нахмурился и догнал толпу. Тем самым последним студентом была Лера – высокая рыжеволосая красотка, знакомая парню с самого первого дня обучения. Она широко улыбнулась, его увидев:
— Проспал? Не парься, ничего особо интересного не пропустил. Ян Людвигович решил расширить наш кругозор своими биофизиками, геофизиками, химфизиками и физхимиями. Думаю, врублюсь в это ближе к экзаменам.
Влад усмехнулся. Но лишь на мгновение.
— Слушай, Лер, ты Кирю видела? Этот мазохист ведь никогда пары не пропускает, даже физ-ру, а тут я его не вижу.
Девушка сощурила глаза и повернулась к толпе, быстро редеющей от поворота к повороту, будто решив проверить слова парня, параллельно вспоминая всё о названном человеке за последнее время. Потом Лера вновь посмотрела на Влада:
— Да, я не видела Кирилла со вчерашнего дня. Очень на него непохоже.
— У тебя есть его адрес? Срочно нужно встретиться. Звонить не хочу, а то это как лотерея: шанс успеха крайне мал. Не знаю, как он будет говорить с работодателями через пару лет. Наверно, отыскивать квартиры и бросать камешки в окна.
Лера прыснула. Затем достала шариковую ручку и притянула к себе кисть парня.
— Лень доставать бумагу. И тебе будет нагляднее, — она вывела на запястье адрес. — Вот. Я забирала его научную работу в прошлом семестре, когда Кирилл умудрился запустить обычную простуду до лёгочного бронхита. Он живёт в старенькой пятиэтажке у парка. Квартира двадцать шесть. Позвони мне к концу своего визита. Интересно, что там у него.
— А ты скажешь мне всю домашку и дашь взглянуть на конспекты во внеурочное время, так?
Лера улыбнулась:
— Хорошо.
Весеннее солнце стояло в самом зените. Недавно вылупившиеся из своих коконов листья бликовали сверкающе-белым светом. По парковой траве блуждал ветер, делая её похожей на постоянно бушующее зелёное море.
Домофон издавал длинные гудки, показывая, что никто в двадцать шестой квартире не хочет брать трубку. Влад стоял у стальной двери уже минут пять. Люди не спешили заходить, а выходя – ждали, пока она закроется. Парень торопливо вытащил смартфон, выбрал последний номер из списка входящих. И не услышал ничего нового – те же длинные гудки абонента, не стремящегося начать разговор. Влад засунул смартфон обратно.
Ситуация казалась ему всё более странной, всё более пугающей, но и не менее смехотворной. Неужто Кирилл стал одним из тех безумных изобретателей, погубленных собственными творениями? Очередной его инновационный раствор с формулой, составляющие которой никак физически не могут взаимодействовать друг с другом, всё-таки приобрёл свойства зажигательной смеси и вспыхнул, убив или ранив горе-экспериментатора? Кирилл когда-то рассказывал, что все работы и даже сверх этого он делает на дому – в собственной небольшой лаборатории, в которую превратил одну из спален. Так мог он потерять бдительность, надышаться какого-нибудь хлора и теперь лежать на полу со ртом, полным пены? Конечно же, мог. Этим и объясняются все странности сегодняшнего безумного дня.
Влад набрал случайную квартиру и, дождавшись настороженного «Да? Кто это?», сказал:
— Извините, я забыл ключи. Можете открыть?
Воцарилась тишина. Но буквально через мгновение домофон запищал. Дверные магниты ослабли. И парень смог войти.
На лестничной клетке воняло чем-то затхлым и кислым. Потёртые ступени, кружась, уходили вверх. Влад медленно поднимался, осторожно переставляя ноги. Мерцание настенных ламп тревогой отзывалось в его душе – оно напоминало вспышки молнии в окутанной мраком ночи. Вспышки, предвещающие начало ливня.
Влад спокойно прошёл в подъезд и отыскал деревянную дверь, в верхней части которой маркером было выведено число двадцать шесть. Парень схватился за ручку, нажал и дёрнул дверь на себя. Та поддалась, чему Влад совсем не удивился, ведь это лишь доказывало теорию о несчастном случае.
В квартире было темно и очень душно – все окна занавешены так, чтобы не пропускать ни единого солнечного луча. Воздух спёрт, но точно не отравлен ни химией, ни чем бы то ни было ещё. И лишь тишина, затаившаяся в пределах помещения, пугала: кроме собственного дыхания, Влад слышал только тиканье настенных часов. Парень включил фонарик смартфона и осветил прихожую – небольшой коридорчик вёл в кухню, бока его подпирали запертые двери в другие комнаты. Рассеянный бледный луч фонарика не светил дальше пары-тройки метров, но очертания кухонного стола и силуэта, сидящего за ним, Влад смог рассмотреть более чем отчётливо.
— Кирилл? Тут у тебя открыто было. Почему ты сидишь в темноте?
Никто не отозвался. Силуэт за столом не подавал признаков жизни.
— Кирилл? — вновь проговорил парень, продвигаясь глубже в квартиру. Половицы легко прогибались под его весом и скрипели. Круг света охватывал всё более и более обширное пространство. Фигура за столом и правда была человеком. Она точно была Кириллом.
Ногу резко повело вперёд, Влад едва не подскользнулся. Удержав равновесие, он переместил взгляд вниз – к полу – и сразу осветил обширно растёкшуюся лужу ярко-рубиновой жидкости. У Влада перехватило дыхание. Как он мог сразу не догадаться? Никто не оставляет дверь открытой просто так, никто не сидит на кухне в абсолютной темноте, никто не молчит, заслышав шаги позади и зовущий голос. Если только... Если только это не мертвец.
Свежая кровь капала с безвольно опустившейся к полу руке, вторя повторяющемуся стуку часовых стрелок. Влад закрыл глаза, пробуя отдышаться. Он попросту не мог сойти с места – любое движение ему казалось преступным и неуместным, будто бы явная жизнь нарушала здешний мёртвый покой. Парень до этого видел смерть лишь раз. Единственный раз в своей жизни.
Острая боль пронзила виски и затылок. Будто стальные клинья впились в череп. Влад подумал, что умирает, но, на самом деле, он просто вспоминал.
Лунный свет окутал небольшой овраг, чернильно-чёрной точкой выделяя отверстие в земле – старый, забытый всеми колодец. Влад стоит у самого края и смотрит вниз. Ему страшно, мерзко и холодно. Он чувствует вину. Медленно вытесняемая темнота уходит, обнажая мрачную действительность. Стены, сложенные из камня, облепленные грязью, паутиной и старым заплесневелым мхом. Бьющиеся о водную гладь с силой отбойных молотков капли. Запах влаги, тины и сырости. До слуха доносится прерывистый, иногда заглушаемый крик. Он наполнен ужасом. Он доносится из колодца.
Влад смотрит вниз. Серебро лучей, льющееся из-за спины, выцепляет в тёмной бездне человека – прибиваемую к песчаному дну девочку. Влад узнаёт её лицо. Он потерян. Всё нутро вопит бежать дальше и дальше от страшной картины, от дикости совершённого им поступка, уноситься прочь со своей сладкой победой. Влад слушается. Сжимает онемевшими пальцами крепкую льняную нить и бежит, навсегда забыв обо всём.
Тихая-тихая ночь, блекло цветёт луна – призраков древняя дочь. Имя моё – туман.
Влад очнулся со вдохом, будто вынырнув из-под водной толщи. Парень был ошеломлён настолько, что не сразу понял, где он и что здесь делает. Он отшагнул от разрастающейся ярко-рубиновой лужи и коснулся груди. Старый кулон, родом из самых истоков детской жизни, – вещь, которую Влад никогда не снимал, давно став с ней единым целым, позабыв, откуда она взялась. Теперь парень всё помнил. Теперь не существовало ничего, что было бы для него более мерзко. Самой злорадной частью своего сознания Влад уловил, что вот она – та самая необходимая для таинственного эксперимента вещь. Она нашлась в самый неподходящий момент из возможных.
Парень потянул за льняную нить и вытянул из-под воротника круглый кулон из красного кедра с выжженной на одной из сторон вороной. Он снял его с шеи и зажал в кулаке. И лишь тогда заметил блестящий на столешнице листок. С карандашом неподалёку – обломанным у заточенного конца и перепачканным в крови. Влад приблизился, стараясь не коситься в сторону мертвеца. Бледный свет коснулся бумаги и осветил написанное в явной спешке послание:
Утро одиннадцатого дня Тельца. Праздник огня Бельтан, знаменующий переход от холодных к тёплым месяцам года. Время, когда вопреки науке и здравому смыслу, случается самое невероятное. Глупая теория, которую я разрабатывал долгие годы, оказалась пугающей явью. Научный труд, легче классифицируемый как оккультный, пришёл к своему логическому завершению. И грандиозному успеху, в какой-то мере. Целью моих исследований была темнота.
Читающий эти строки, кто бы ты ни был, послушай.
Традиционные науки давно установили суть мрака. Он ведь не является ничем иным, как отсутствием света. Но я всегда был против традиционных наук. Я стремился капнуть глубже, зайти за приемлемую грань, подобраться к самой сути этого таинства, пропитанного неизвестностью. Я ставил опыты, бесчисленное количество опытов над собой и наёмными испытуемыми. И с каждым разом результат был всё более чётким и определённым, он откидывал погрешности, словно выбираясь из фальшивой кожи. Я скажу точнее, темнота подпускала меня к себе.
Анализируя полученные данные, я убеждался в чётком воздействии мглы на психику. Она стимулирует участки мозга, отвечающие за абстрактные видения. Проще говоря, за фантазию. Но эта банальность меня не удивила, гораздо более интригующим оказалось воздействие на все виды памяти, особенно на долговременную – на некие чертоги, хранящие самые потаённые человеческие воспоминания. И я не заметил эту странность, не понял, насколько выдающуюся я сделал находку, если бы открываемые сознанию, выдираемые из недр мозгового хранилища моменты не были очень и очень избирательными.
Стимуляция была мизерной, совершенно несущественной до этого самого утра. Вальпургиева ночь. Она ещё в действии. Думаю, именно она побуждает мрак действовать активнее. Я совершенно растерян. Я не понимаю, с чем это связано. С некими космическими аномалиями? Пролетающими мимо планеты телами? Бурями солнца? Либо ткань нашего мира и правда истончается в это время и мистика обретает плоть? У меня нет времени выяснять. Комната, оборудованная для опытов, – пустое, выдержанное в тёмных тонах помещение, призванное сдерживать экспериментальную темноту внутри, теперь бесполезно: предавшись ностальгическим чувствам, я сохранил в комнате лишь одну-единственную вещь – старые отцовские часы – символ прошедшего детства, что только усилило влияние мглы, выкрутило её могущество на полную мощность. Теперь ничто не способно её сдержать.
Влад. Надеюсь, ты читаешь это сейчас. Надеюсь, ты пришёл ко мне после звонка и взял предмет, о котором я тебе сказал. Что-то живёт в темноте, Влад. Нечто ужасное, питающиеся твоей болью, виной и утратой. Ты должен насытить его, пока влияние ночи в силе, пока оно не выбралось за пределы квартиры. Прости меня, Влад.
Образы проносятся перед глазами с дикой скоростью. Всё, что я совершил, всё, что я только думал сделать, всё, что я мог хотеть провернуть, – тьма показывает это мне. Она, словно ткань, где проектором выступает разум, а глаза являются выявляющим лучом. Я не знаю, понятен ли почерк, я не вижу ничего, кроме мрака...
Влад отшатнулся, потому что последние строки было не разобрать, вместо точки зияла дыра, а нижний край листа покрылся засохшей кровью. Часы остановились. Входная дверь со скрипом захлопнулась. Парень остался в тишине. И мгле, цвет которой был гораздо темнее чёрного. Он резко осознал, что едва ощущает собственное тело – оно будто растворилось в окружающем пространстве, будто бы поглотилось заполнившим всё и вся ничем. Оно показалось невесомым и нематериальным.
Ладонь коснулась лица. Маленькая, холодная, жёсткая. Руки Влада продолжали парить где-то далеко – в самых недрах невесомой бесконечности. Значит, касался кто-то другой – кто-то из темноты. Понимание этого пришло не сразу. Но, всё-таки добравшись до остатков сознания, мгновенно окутало коконом леденящего страха, беспомощности и вины.
Глухо, будто бы издали, донёсся шёпот. Такой же незаметный и нечёткий, как касание ладони, такой же холодный. Он постепенно нарастал, будто бы шепчущее нечто быстро приближалось и окружало со всех сторон, заставляя шёпот звучать отовсюду. В нём прослеживались знакомые буквы, даже, возможно, несколько чётких слогов, но ни в осмысленное сочетание, ни, тем более, в слово они отчаянно не желали складываться.
Но продолжали греметь, натягивая барабанные перепонки, стуча, кажется, по самим стенкам черепа. Они разрывали голову изнутри.
Владу становилось сложно думать, представлять себя цельным человеком, продолжать считать себя чем-то помимо пустого мрака. Становилось сложно себя осознавать.
Касание ладони уже не чувствовалось, потому что не существовало чувств, какофония шёпота была не слышна, потому что уже не было ни звуков, ни слуха. Не было ничего. И никого.
Никого, кроме девочки с деревянным кулоном ворона на шее. Кулоном, который парень так хотел заполучить себе. Он не желал слышать отказ, он был готов пойти на все возможные жертвы. И колодец оказался совсем близко. Девочку, соседку Влада по лестничной клетке, тогда так и не нашли. Это случилось много лет назад.
Теперь девочка смотрела на парня, и этот взгляд обжигал сильнее пламени. Ничто не могло защитить, укрыться было невозможно. Влад терял способность мыслить, ужас захлестнул тело, собственная голова и все мысли взбунтовались против его воли. Парень закричал и не услышал собственного крика.
Тихая-тихая ночь, я не страшусь тебя. Смертью себя пророчь, имя моё – ветра...
Новость отредактировал YuliaS - 17-07-2019, 11:34
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Ночь мрак темнота хоррор мгла учёный эксперимент психология триллер авторская история