Тайна болотных демонов. Часть третья
Злая память женщины (дар второй).ЗАКЛЯТЬЕ НА МЕЧЕ.
(приведено по памяти Володей)
Великая мгла уворует след,
А жизнь твою выпьет сон, —
Но вечным останется мой завет,
Единственный твой закон:
Лежи, не тронут ни смертью, ни ржой,
Одно лишь в думах лелей:
Голодную жажду крови чужой
И верность — крови моей.
Но, равного встретив, в последний раз
Окончишь победой бой…
Вот это и будет твой срок. — Твой час
Уйти свободным в покой.
П. и С. Вахотиным, а также всем друзьям Обухова по Танаису.
Если б великая скука не одолевала меня как раз в то время, когда в моем доме гостил странный человек Володя, — я был бы лишен счастья (?..) предложить неведомым друзьям еще одну историю из моей коллекции. Но, поскольку все сложилось не так и я такое счастье имею, ничто не мешает мне поделиться им с другими.
Правда, когда я жаловался Володе на скучность жизни, я вовсе не требовал, чтобы он развлекал меня. Да еще такими историями. Но, однако, Володя — человек добросовестный — мои сетования на скуку отнес на свой счет и принялся веселить меня, как умел. — А как это может уметь человек, изо дня в день (из ночи в ночь) видящий замысловатые кошмарные сны?..
И вот, в результате я записываю для любознательных соотечественников еще одну историю. Не знаю, насколько она придется во вкусу; ну, да это не моя история и извиняться я за нее не собираюсь. — В случае необходимости пусть устыдится Володя, а если он не совсем врет (допускаю и такую возможность) — то иные реальности или нереальности российской действительности. — И допускаю я такую возможность, исходя из личного опыта: в жизни может быть все, что угодно. За исключением только нормальных и естественных вещей. Потому что их нет и не бывает. Потому что умом Россию не понять.
Вечер проходил как всегда. Я, наконец-то найдя себе хоть какое-то спасение от скуки, сидел на кухне, у окна, и записывал некоторые Володины рассказы. Володя сидел за столом, склонившись над чашкой чая. Медленно жевал кусок пышки и сосредоточенно глядел в стол, сквозь стол или еще куда-то… — Скорее всего, — подумалось мне, — оценивал с придирчивостью знатока приснившийся ночью кошмар. А может, грядущий планировал. У меня иногда и такое подозрение возникало. — Временами, словно забывая о своих раздумьях, и заодно — о недоеденной пышке, он тихонько напевал себе под нос «В покинутом доме остыл очаг…», и тогда я останавливал перо и прислушивался к песне. Странные чувства будила она во мне. Слышались голоса не минут, а веков; древние времена становились ближе своих и, куда ни взгляни, все, что попадало под взгляд, виделось словно впервые… Ясно и четко понимал я тогда, что звезды, глядящие в раскрытое окно, глядели сюда же, — еще до окна, еще до людей, — долго… долго… А до того — бессчетные времена блуждали рассеянным взглядом по черным просторам ночи… — Что деревья, доплескивающие свою листву почта до подоконника, длинными корнями своими касаются заповедных нам глубин и пьют сказочные воды неведомого мира… — В конце концов, — мой дом, глупейшая городская пятиэтажка: кто знает, в землю каких веков впаяна пломба его фундамента?.. — Ко всем, наверное, подкрадывалось порой понимание древности мира… Древности и загадочности… — Вот такое понимание подходило ко мне, когда я слушал эту песню. Да еще и голос Володи, бормотавшего с полным ртом «Колючи воды в ночных ключах, темны дороги во мглу…», больше напоминал голос сказочного существа, поющего где-нибудь на камне над водой одно из старинных преданий своего народа, чем на человеческий… — И, если по рассеянности забыть, какой век идет, кухня могла бы оказаться чем угодно. — Пещерой, шалашом на берегу реки, сторожевой комнаткой в башне легендарного замка… Но Володя допевал и снова погружался в свои медитации, а я возвращался к листку бумаги.
Потом он поднял голову и посмотрел на меня.
— А можно узнать, что вы там пишете?..
— Я нашел себе развлечение, — серьезно ответил я. — Слушаю рассказы вроде ваших и превращаю их в фантастические истории.
— А зачем?..
— Из озорства. Надо же чем-нибудь заниматься. Да и любопытно, что получится…
— А тщеславие?..
— Что — тщеславие?..
— Участвует ли оно в ваших занятиях?..
— Какое уж тут тщеславие… Хотя, впрочем, — да. Если это можно назвать тщеславием. — Видите ли, мой друг Армен, ссылаясь на некоего Павлика, который для него авторитет, утверждает, что на российской почве ничего фантастического написать нельзя. — И вот уж который месяц я пишу сплошное опровержение. — Потому что действительность за меня…
— O!.. — промолвил Володя героическим голосом.
— Вы опровергаете его нашей кровью…
— Да. Вы против? — Но в мире так заведено и исключения редки…
— Вам надо было бы стать политиком…
— А то их без меня мало. Да и противно что-то «вершить»; лучше пусть уж меня свершают.
— Гм, — сказал мой гость с coмнением. — Меня иногда «свершали», по вашему слову, — но не могу сказать, что это было хорошо…
— Что меня в вас умиляет, дорогой друг, так это ваше умение перевести разговор из любого положения на странную историю…
— Ну, это не предмет моей гордости. Просто у меня жизнь, как вы верно сказали, «из любой темы» переходит в какое-нибудь дурацкое приключение…
— Итак?.. — спросил я, уже готовый к тому, что Володя сейчас начнет повествовать о каком-нибудь таком приключении.
— Итак, — еще бокал крови. За здоровье вашего Армена.
— Володя, вы иногда начинаете говорить выспренно, и это вам не идет.
— Почему?..
— Потому что мы живем в своем дурацком веке, а времена здоровой восторженности давно прожиты более счастливыми людьми. — Это они имели право на выспренность… — Вы же, при всем моем уважении к вам, все ж не сэр Вольдемар Безработный, а просто Володя. И потому я плохо понимаю иногда, что вы хотите сказать. Вот хотя бы сейчас. — То ли вы имеете в виду, что желали бы рассказать мне еще какую-то историю из вашего арсенала, то ли — что отыскали во мне задатки вампира…
— Ну, нет. Задатков вампира у нас никаких. Можете поверить моему опыту…
— Ради Бога, Володя!.. Уж не хотите ли вы поделиться своим опытом?
— Ну нет, — сказал Володя, и по голосу его я понял, что мы уже не дурачимся. — Я хотел рассказать вам кое-что другое.
Я хотел рассказать вам об одном из загадочнейших происшествий в моей жизни. Я называю его так не только по причине того, что на мою бедную голову обрушилось много невероятного; но и по другому поводу. — Дело в том, что меня все то время не оставляло ощущение, что я делаю рассчитанные кем-то шаги… С самого начала я это… не скажу, чтоб — понял, но — как-то смутно ощутил. — Понимаете?
— Что именно?..
— Знакомо ли вам это ощущение?.. — Что-то происходит с вами, и вроде бы нормальное, но вы, — пусть едва-едва, — сознаете, что такого не должно быть. Что так не бывает. — Вот такое ощущение было у меня, когда я познакомился с Надей. — Нечто неправильное было в нашем знакомстве. — Спрашивается, почему столь восхитительная женщина стала чуть не вешаться мне на шею?.. Да еще где! — в электричке!.. — Когда мы и двух минут толком не побеседовали?..
— Что ж, по-моему, это прекрасно. То есть, насчет вашей женщины. И этому надо радоваться. Но сначала я…
— Конечно, — перебил меня чуть ли не возмущенно Володя, — конечно, прекрасно!.. Более того!.. Это восхитительно!.. Это словами не расскажешь!.. — Я даже и сейчас, после всей этой истории, вспоминая те, первые минуты…
Тут Володя с размаху остановился, как бы потускнел, и продолжил уже обычным голосом:
— Конечно, этому надо радоваться. Да я и радовался. — Это действительно прекрасно. Я же не спорю. — Но ненормально. Восхитительных женщин на свете не так уж много, и бросаться на шею такому, как я. вряд ли кому-нибудь из них пришло бы в голову. — Кроме как с умыслом или по капризу…
— Вы самокритичны и трезвы в своих оценках; это хорошо, — заметил я несколько издевательски, — но, однако, вы не дали мне досказать. — А я все же хотел бы сначала узнать, кто такая эта Надя. А уже после того слушать тезисы о красивых женщинах…
— Погодите, сейчас расскажу. Кто она такая — я сам толком не пойму. Могу сказать только то, что уже сказал: она восхитительна. А познакомился я с ней в электричке. Вечером. — В таинственный, так сказать, вечер моей судьбы. — Уезжая из М-а, куда глаза глядят… Скорее всего — так они и доглядели бы до конечной станции, если б я не повстречал тогда Надюшу.
А уезжал я из М-а, не в нем и полгода. — Гонимый судьбой. — У меня начались серьезные неприятности с жильем. — У старушки моей, у которой я все время квартировал, обнаружилась родственница, не то сестра, не то уж и не помню, — оставшаяся без дома. — Не знаю, была ли эта беспризорная родственница происком судьбы, — то есть моей, конечно, судьбы, — ила просто случайным бедствием… Но моя хозяйка, естественно, приютила ее, и мне пришлось искать другую квартиру…
Я нашел ее довольно быстро. Но дня за два до моего вселения квартиру эту обокрали. — Причем, как я понял. не столько обокрали, — сколько повредили. — Зачем то вспороли матрасы на кровати, опрокинули шкаф (пришел в негодность), и так далее. Посуду почти всю подавили… — Хозяин, по его словам, долго задумывался, кто побывал в его квартире, — то ли чокнутые воры, то ли наемные вредители…
Но, кто бы там ни был, вселение мое, естественно, отменилось. — Пришлось искать еще. Опять нашел и несколько дней прожил там. — А потом случился пожар, довольно быстро затушили, и особых повреждений в доме не было, но кое-какие необходимые вещи он попортил. — Причину установить не удалось…
— Везет же вам…
— Исключительно. До того исключительно, что я даже подумал о своей несчастливой руке. — Все-то, казалось. во вред мне делается. С третьей квартиры я в этом убедился…
— Как, еще что-то?..
— Aгa. Но здесь злодеяние более мелкое и уж — почти наверняка — предназначалось для меня лично. Мне и в этом доме один день прожить удалось. День да ночь. А наутро остановился будильник. Решил его отремонтировать, пошел к столу, — нож взять или что найду, — и… пол подо мной проломился!.. — новый пол!.. — с отчаянием выкрикнул Володя, — недавно перестилали!..
— Ну-ну. Что вы так волнуетесь?..
— А как бы вы на моем месте поступили?.. Дней за десять — три квартиры сменил, и все с приключениями. — Поневоле разволнуешься. — Хорошо, нога не пострадала. Только испугом и отделался. — А так до колена почти и провалился… тьфу ты, пропасть!..
— Да-а…
— Тут уж я почувствовал, что судьба меня из М-а выталкивает. — Прямо в шею. — Решил не противиться, собрал вещи, да и на вокзал. Сел на какую-то электричку, — ну, думаю, куда-нибудь доеду… — Замечательно, что чудеса меня и на вокзале догнали. — По бредовым каким-то соображениям к моей электричке плацкартный вагон прицепили!.. понимаете?.. и ладно б еще в хвосте, а то где-то в середине состава…
Ну, конечно, в него я и сел. Отчасти-от отчаянья, отчасти из снобизма. Стою на лесенке, курю. Вот-вот тронемся… И тут на перроне появляется девушка, изумительной прямо-таки красоты. Идет быстро, — видно, что спешит, и озирается то на один путь, то на другой. — На обоих электрички стоят, и она, наверное, запуталась, на какую ей надо. Так и встала, не зная, куда кинуться. Ветер ее волосами играет. В руках у нее полиэтиленовый пакет, туго набитый…
— На дачу она. оказывается, ехала. У них в К — дача, — сообщил Володя, отвлекаясь. — А потому ей надо было на мою электричку. Но я, когда окликнул ее, этого не знал…
— Так это вы начали?.. — А говорите, она…
— Она, — убежденно сказал Володя. Но распространяться дальше на эту тему не стал, а продолжил:
— Электричка уже тронулась, но, как я говорил, в моем вагоне двери можно было открывать-закрывать по собственному желанию, а не по прихоти машиниста. — Потому я принял от девушки пакет (довольно-таки тяжелый), поставил его в тамбур, и едва успел поймать рукой неудачно вспрыгнувшую на ступеньку обладательницу пакета. Она чуть не сорвалась, я в последний момент ухватил ее за воротник рубашки. Грубо говоря, «за шкирку». — К сожалению…
— Почему — к сожалению?.. Надо было не поймать?..
— Не язвите. К сожалению потому, что прекрасных женщин так по-дурацки не ловят. Я об этом сразу же подумал и едва от смущения не выпустил свою добычу обратно, за борт…
— Ну вот, — сказала она, спасенная и изрядно растрепанная. Застегиваясь и приводя себя в порядок. — Сколько ощущений!.. сколько утрат!.. Я думала раньше, только в городской транспорт нужно садиться с приключениями…
— Добро пожаловать в наш гостеприимный поезд, — приветствовал я ее.
— Спасибо за гостеприимство… — Однако, куда направляется этот гостеприимный поезд?.. Я в К- попаду?..
Когда я сознался, что понятия не имею, куда мы едем, она странно посмотрела на меня. Как и следовало ожидать. Но, почему-то, не рассердилась.
— А если это не моя электричка? — За что ж я тогда страдала?.. — Вам не будет стыдно?..
— Мне уже стыдно…
— Верю. — Но почему вы все-таки решили, что мне нужно сюда?..
— Гм, — смущенно ответил я, — мне так показалось…
Она опять странно посмотрела на меня и ушла в другой вагон, — посмотреть, очевидно, расписание.
…Несколько остановок прошло, а девушка все не возвращалась. «Верно, узнала, что едет туда, куда надо, да и осталась там, в вагоне. — Что ей с сумасшедшим в тамбуре стоять…» — уныло подумал я. — Или, наоборот, узнала, что едет не туда, и вышла, может быть?.. — Остановки уже были…»
Я, конечно, жалел, что она ушла. — Но заметил, однако, что пакет остался со мной в тамбуре. — Значит, есть повод продолжить знакомство…» — решил я, забрал пакет и только было направился на поиски моей прелестной попутчицы, как дверь отворилась и она вошла в мой тамбур…
…Она объявила мне, что я был прав, и мы еще несколько минут очень мило болтали. Потом молчали. Тоже очень мило и приятно. Потом — без всяких видимых на то причин — начали целоваться. Как бы само собой, словно так и должно быть. — Под дробный стук колес, в чужой мгле тамбура… — Словно бы в чужом доме… — Понимаете?.. — С восхитительным ощущением какой-то запретности, какой-то беззаконности…
А после, — и тоже как бы само собой, — вместе вышли в К.
— Все это, конечно, — прервался Володя, — было странно. И, как я уже говорил, мне все казалось, что события развиваются по чьему-то чужому плану… Я превосходно это чувствовал, но шагая рядом с чудной девушкой к незнакомому поселку, к неизвестным событиям, слушая скрип известняка под ногой, легкое шуршание складок ее одежд… — Эх! — махнул рукой Володя. — Что тут распинаться!.. — Шел восторженно, куда она вела меня, нес ее тяжелый пакет и был счастлив, как человек, напившийся в приятной кампании. И вовсе не желал противиться происходящему. Чей бы это замысел ни был — но пусть чудеса продолжаются.
— Прекрасное место, — сказал я, когда мы одолели небольшой подъем и увидели внизу маленький, уютный дачный поселок, с трех сторон окруженный деревьями. Слева, на подступах к поселку, текли река; легкий ветер качал камыши на берегу, и они покачивались, трепетно и загадочно, как юные танцовщицы блаженных непамятных времен.
— Просто удивительное место! — повторил я. — В таких местах могут жить только очаровательные и загадочные существа. Вроде вас… И я теперь не удивляюсь, отчего в городе почти не встречаются прекрасные женщины. Они все живут в таких местах. — Мир недостоин их… (Видите?.. — добавил Володя. Я глупел на глазах и молол вот такую вдохновенную чушь. — Да еще таким сладким тоном, что нарочно и повторить его не смогу. В моих словах было больше сахара, чем во всей стране, это несомненно. — Вот что она со мной делала…)
Надя улыбнулась и взяла меня под руку.
— У вас слишком богатое воображение
— Что вы!.. Напротив, я с унынием сознаю всю его нищету.
— Тогда льстивое. А что касается здешних мест, то я бываю здесь довольно редко и всегда удивляюсь им так же, как и вы…
— У вас здесь дача?
— Да. Почти в самом конце. Только мы здесь редко бываем. — Далеко, да а времени нет. — Но раз-два в месяц стараюсь вырваться…
— А не страшно?.. — Вечером-то…
— Ну, я же с вами.
— Гм, — сказал я, пройдя несколько шагов. — Ну, а если б я не подвернулся?..
— Этого не могло быть, — сказала она убежденно. — Кто бы нес тогда мой пакет?..
…Да. пакет был действительно тяжелый. Я посмотрел на пакет и склонял голову.
— Вы что? — испуганно спросила Надя.
— Кланяюсь вашему пакету. За доставленное мне счастье нести его туда, куда прикажет хозяйка…
Надя рассмеялась и легонько ущипнула мена за руку.
— А говорите, воображение не льстивое…
— Гм, — произнес я от смущения и перевел разговор на другое. — А что это там, за рекой, огонек какой-то мерцает?..
— О-о… — сказала она притворно-зловещим голосом. — Это предмет жутких легенд и тайной гордости нашего поселка. — У других тарелки есть или еще что-нибудь такое, а у нас — этот огонь. — Вроде как тарелка местного масштаба. — А кстати, как вы относитесь к тарелкам?..
— А как нужно к ним относиться? — Посуда и посуда. Только что металлическая. Как в армии.
— Нет, а серьезно?..
— А серьезно вообще не отношусь. В худшем случае — это демоны, а вероятней всего — выдумки наиболее тщеславных сограждан…
— Да. Я дома тоже так говорю, а на меня глядят, как на еретичку… — Ну, а что до этого огня, — говорят, что он здесь с давних-давних времен. Вроде бы там, где река утекает в ту вон рощу, — стоит какой-то таинственный дом, и свет из него идет. — Вроде бы кто-то доходил туда, видел этот дом, но обратно не приходил. — Как вы понимаете, говорят люди, которые никакого дома не видели. — Такая вот легенда про свет. — Темный какой-то, ненастоящий это свет… — Ну, и живут вроде бы в этом доме непонятно кто, но на людей не похожие. Вроде бы кого-то из них видели в той роще… — Но, естественно, никто из рассказывающих в ней не бывал. Местные дачники и говорят-то это лишь шепотом, да и то нечасто…
— Интересная история…
— Я же и говорю, — местная достопримечательность. Но должна вас разочаровать, ничего в этой роще нет. Она заболочена, и никаких домов. Ни жителей…
— А вы откуда знаете?..
— Я там была однажды. Пошла на огонь, пока не забрела в рощу…
— Зачем?..
— От любопытства.
— Женщины делают от любопытства больше героических дел, чем мужчины… от героизма. И, видимо, вообще больше, чем мужчины… — Но зачем женщине столько любопытства?..
— Что?.. Что вы говорите?..
— Прошу прощения. Это я задумался, и зачем-то вслух. — И не страшно вам в таком таинственном поселке?..
— Я же с вами…
— Ах, да. — Прошу прошения еще раз. — Это я должен говорить, что мне не страшно, потому что я с вами…
…Тем временем мы уже шли по поселку, продолжая разговаривать примерло в таком же духе. В поселке было тихо, во многих домах окна были темны, лишь в кое-каких — пробивалось из-за прикрытых ставень слабое свечение.
— Что-то людей не видать… А ведь лето…
— Да, в последнее время меньше народу стало…
— А впрочем, вон кто-то идет…
Надя обернулась вправо, следуя за моим жестом, и всмотрелась в темноту.
…К нам подошла со стороны реки женщина в темной длинной одежде. Пока она приближалась, откуда-то взялась на небе туча и затемнила луну. — А может, уже было темно, только я не отметил этого. — Женщина остановилась в нескольких шагах от нас. Лица ее не было видно, но по походке, по движениям чувствовалось, что она молода. Немного, пожалуй, постарше Нади. В руках у женщины было ведро, она, видимо, ходила куда-то по своим хозяйственным делам.
— Здравствуй, Надя. Здравствуйте… — приветствовала женщина нас. Голос у нее был глубокий, внятный.
— Здравствуй.
— Приехала-таки?..
— Как видишь.
— Что ж, добро пожаловать, добро пожаловать. — К нам не зайдете?..
— Зайдем… — голос Нади слегка дрогнул, и мне показалось, что она чем-то смущена. — Чуть позже,
хорошо?..
— Лучше бы сейчас. А то потом — дела есть…
— Нет, мы чуть-чуть позднее. Хорошо?.. — Обязательно зайдем. Надо ж хоть в дом забежать, проверить. — Ага?.. — Надя говорила так, как будто оправдывалась, и это меня озадачило.
— Что это за женщина такая?.. Кто она для Нади?..
…Когда мы, идя дальше, поравнялись с женщиной, стоящей на обочине дороги, она еще раз окликнула мою спутницу.
— Надя, — сказала она, и мне почему-то почудилась злая нотка в ее голосе. — Ты только не забудь, что я спешу…
— Да, да, — ответила Надя и потянула меня за руку вперед.
— Кто это?.. — спросил я, когда Надюша рылась в пакете, отыскивая ключи и отпирая дверь.
— Это? — А… — Это моя хорошая знакомая. Можно сказать, подруга. Они тут с мужем живут. Она почти безвылазно, а муж после работы приезжает почти каждый день. Хозяйство тут у них небольшое…
— А куда это она звала вас?..
— Не меня, а нас. Даже скорее — вас. — К себе звала, в гости. Увидела незнакомого человека, и любопытно ей стало. — Кто, да что… Она тут не много людей видит, а любопытна ужасно. Что вы там говорили о женском любопытстве?..
— А куда она спешит?..
— А, — отмахнулась Надя, щелкнув выключателем в коридоре и открывая дверь в комнату, — никуда она не спешит!.. Я же говорю, — любопытна слишком…
— Гм, — сказал я. — Я говорил вам, что в этих краях могут жить только прелестные женщины. Но, оказывается, тут, кроме не в меру прелестных, живут еще и не в меру любопытные…
— О, это все может быть в одной женщине. — Она ведь очень красива. — Вы не заметили?..
— Нет. Темно…
— Напрасно. Ну, да у вас еще будет возможность.
— А отказаться нельзя?.,
— Что?.. Вам не хочется посмотреть на красивую женщину?..
— Я только этим весь вечер и занимаюсь. Но, однако…
— Что — «однако»?..
— Куда положить ваш пакет?..
— О, боги… Да бросьте здесь, у дивана, что ли… — Так что — «однако»?..
— Однако, я не люблю… нет, не так, конечно, но — теряюсь, когда их сразу много. — Нельзя видеть одновременно даже двух прекрасных женщин. Это как будто два фильма одновременно смотреть. — Вдвойне притупляется чувство реальности…
— Слушайте, почему вы мне так упорно льстите?.. — Весь вечер?.. — Нет, вы ответьте… вы ответьте… почему… почему.
— Я сейчас приду, — шепотом сказала она. — Подожди…
…Шаги ее мягко прокатились по комнате, потом по веранде и стихли. Я остался ждать.
«Интересно, который теперь час?..» — подумал я, когда мне показалось, что Нади долго нет. «Около полуночи, наверное…»
Я посмотрел в окно. Огород и небольшой садик, уводящие к реке, хорошо были видны при лунном свете, и казались четкими и недвижными, словно залитые бледным воском. — Да, наверное, около полуночи. Оцепенение нападает на мир…
Еще немного посидев, я вышел на веранду, сел в плетеное кресло и закурил. На дворе опять было темно, вновь какая-то туча наплыла на луну. Поднимался ветер, и листва шелестела, плескала, шепталась, — по-ночному, сумбурно и боязливо. — Нади не было, наверное, уже с полчаса…
…Но, несмотря на томительность ожидания, в груди моей — в душе — везде, везде, — и вокруг меня тоже, — пели невидимые скрипки и нежно веяли крылами добрые духи. — Судьба, казалось, подарила мне праздник, словно бы в награду за прежние мучения. «Какая женщина!.. Какая восхитительная женщина!..» — повторял я без конца. В тот миг я, как никогда, жалел, что умею только читать стихи, а не писать. — Какие бы гимны я отпустил сейчас, — на все четыре стороны ночи!.. — Но я не умел сочинять свои, мне приходилось твердить чужие… «Сиреневый сумрак. Деревья шумят на ветру… Трава молодая свежа и не помнит о зное… И важно гуляет по ней, — словно кот по ковру, — беспечная женщина, гибкое пламя ночное… — Нежны ее руки. И дышит весною она… Раскроются губы, навстречу моим расцветая…»
«А каким запахом веет от нее, боже ты мой!.. цветы?.. духи?.. чудо?..» — Я вновь и вновь нюхал свои руки, укравшие часть этого запаха. — Миг казалось, что они так будут пахнуть всегда…
«Раскроются губы, навстречу моим расцветая… И, дрогнув, поет под рукою живая волна… В траву опадает, и манит, и тает, не тая…»
«Однако, где же она?.. Куда она — так надолго?..»
«А дальше!.. — петь, кричать о мягкой меди… Извивах уст, мерцания волос… — Но беден мой язык, и мир мой беден, и нету слов к тому, что пронеслось… К тому, что…» — Нет, не то. — «Имя любимое выплесну в воздух ночной… Ах, как священно несет его дымчатый воздух…»
«А не пошла ли она в гости?.. К той…»
…Я до того замечтался, что не сразу и сообразил: на веранду поднялся человек и стоит передо мной…
— Вы кто? — настороженно спросил я, заметив его. — Что вам нужно?..
— Надежда здесь?.. — вместо ответа спросил он.
— Нет. Вышла- вроде бы, сказала, что ненадолго, — а уж где-то с час, как нету…
— А-а… — протянул он понимающе. — Купаться, значит, пошла. На реку.
— Купаться?..
— Да. Она любит по ночам купаться. Надо бы пойти ее поискать… — Он немного помолчал. — Ну что ж, пойду. Да, а вы-то кто? — Художник?.. Поэт?..
— Фотограф.
— Ну вот. И фотографы в нашем полку… Ну, ладно…
— Простите, а кто вы?.. — Я имею в виду, если она без нас вернется…
— Скажете, что супруг заявлялся. Павел. Не нашел ее и уехал. — Передавал привет и очень извинялся, что не встретились. Дела!..
И он убрел по направлению к камышам, а я, разинув рот, глядел ему вслед. — Кошмар какой… Муж!.. Она замужем!..
«Ну, и что здесь невероятного?.. Я ведь не спрашивал ее о семейном положении. Да, но что за странный муж?.. В его доме среди ночи мужик сидит, а он передает привет и уходит… Хоть бы для приличия спросил, что я тут делаю…»
«— Погоди, — подумалось мне, — может, еще и вернется… Может, он гнев пошел копить… А потом вернется… да как спросит!..»
Положение было дурацким. Я не знал, что нужно делать. Bсе мое праздничное настроение мгновенно исчезло. В висках тяжело стучало, в голове шумело. «Что вправду делать?.. Ждать?.. Бежать?.. Да куда бежать из незнакомого места?..»
«Куда угодно… a то стыдно, право же, стыдно… Ну надо же так… — Нет, бежать… в темноту… — Великая мгла уворует след… Великая мгла уворует след…»
…И тут, Костя, я почувствовал, что последние слова не принадлежат мне. Что это — чужое… Как будто со мной заговорил невидимый голос. Вы ведь вомните, у меня уже были неприятности с подобными голосами… Неужто они вновь вернулись? Мгновенно, не успев даже осознать своих действий, я резко пригнулся, прыгнул с кресла вперед, с веранды, побежал к реке…
Заскочив в камыш, я немного одумался. В конце концов, что случилось?.. Мне могло и померещиться. А я уж невесть что вообразил. — Да тем более, я всегда сомневался, не галлюцинации ли мои голоса… — Немного постояв, я уже намерился повернуть обратно… и почувствовал, как меня обняли сзади мокрые руки и ко мне прижалось мягкое, прохладное тело…
— У… — вскрикнул я.
— Тише… не бойся… это же я.
— Надя?!
— Тихо… тихо… — она зажала мне рот ладошкой. — Сюда.
Мы свернули с дороги и осторожно, стараясь не шуметь, отправились в камыши. Они шла сзади, легонько подталкивая меня.
— Надя, — шепотом сказал я, — ты знаешь…
— Тихо… тихо… — прервала она меня. — Не шуми… — Все. Пришли.
Я только хотел повернуться и спросить, куда она меня привела, как внезапно почувствовал: это не она. — Но повернуться мне не удалось: руки обвили крепко мою шею… ноги оплелись вокруг меня, она навалилась, прижимаясь всем телом, и… — о, ужас!.. — я упал на четвереньки, и, еще не успев ни сбросить ее, ни сойти с ума, ни даже закричать. — уже мягкими прыжками несся через камыши, во тьму, унося неизвестно куда свою проклятую наездницу, слыша ее зловещий хохот…
Долго ли и где мы скакали, — не помню. Мы мчались, и над нами неслось небо; луна то взмывала вверх, то — и по головокружительной кривой — стремительно падала вниз, и светилась где-то впереди, словно указующий огонь для нас; тучи мчались над головой бешеными скачками, — и мне все казалось, что я вижу мгновенно появляющиеся и тут же пропадающие у них лапы… крылья… хвосты… Ветер наждачной бумагой проезжал по коже; луна все взлетала и падала, и огонь впереди приближался…
…Когда мне начало казаться, что вот-вот все силы уйдут из меня, — наездница моя, вновь захохотав, прыгнула на всем скаку куда-то влево и пропала в темноте… Отброшенный толчком, я перекувыркнулся, прокатился по земле, ударился о дерево и, видимо, на несколько минут перестал соображать, где я и что со мной. А когда начал соображать вновь, быстро понял, в чем дело: я стоял по колено в холодной воде, опираясь о дерево, а вокруг было еще много деревьев… — Целая роща. — И впереди, шагах в ста, из-за деревьев плыл ко мне большой, темный, загадочный луч света… Он метил стволы деревьев, тянул широкой полоской по воде прямо к моим ногам и словно бы звал в дорогу… И я пошел.
«Да это же тот самый свет!.. — Из местной легенды… А Надя говорила…» — дальше я не успел додумать, потому что деревья словно бы слегка раздались, освобождая пространство для света, который стал ярче, сильнее, поглотил все вокруг себя… — И я пошел прямо на него, невольно зажмурившись. А когда открыл глаза, то увидел себя на пороге большой комнаты.
Странная это была комната. Она одновременно производила впечатление и жилой, и нежилой. — По периметру, вдоль высокого потолка (метров пять, не меньше!) вились густые пряди паутины, собираясь в углах в огромные пыльные мотки. Единственное окно тоже было украшено разорванными пучками паутины; на подоконнике — засохшая грязь, какая то трава… Неприглядный вид…
Но при этом пол и то, что нужно назвать «мебелью», были чисты. — Пол, впрочем, гнилой, в нескольких местах покрытый большими пятнами плесени. Но там, где плесени не было — чистый. Что же касается «мебели», то о ней нужно сказать вот что. Посередине комнаты стоял большой дощатый стол, вокруг него — как стулья — располагались несколько пней. В левом от входа углу помещалось нечто деревянное, напоминающее обычное человеческое ложе… Все это указывало на то, что дом обжит, но хозяин (хозяева?..) его живут бедно и очень странно…
«Может, бомжи?.. — Но все равно, — в таком месте… Нет, не должно быть..» — мелькнуло у меня в голове. — И тут я вспомнил… вспомнил, как и в качестве кого — я сюда попал…
Я инстинктивно отпрыгнул (точно на меня уже кто-то нападал!..) вправо, прижался к стене и пугливо огляделся. — Никого… ничего… ни звука… — Потемневшие — от времени и небрежения — стены, паутина… тишина… И за дверью (то есть, за порогом; я до сих пор не знаю, была ли у этого дома дверь) — тоже тишина… тишина и темнота…
«Значит, моей всадницы здесь нет… Значит, ей что-то помешало… кто знает, что именно… — и она просто бросила меня, где пришлось… а пришлось почему-то в этом месте… Если б это было не так, она давно бы явилась сюда…»
Так сказал мне здравый смысл. (— Если, конечно, называть это здравым смыслом, — прервался Володя, вежливо кивнув мне. Я кивнул ему в ответ, предлагая продолжать…)
— Итак, я немного успокоился. Мне этот дом даже показался убежищем, которое досталось мне просто по счастливой случайности. — Да и то сказать: может в жизни человека хоть когда-либо выдаться счастливая случайность?..
— Думаю, что да. Теоретически… — ответил я Володе.
— И я думаю. Хотя на мою долю, кажется, таковых еще по-настоящему не выпадало. — Но тогда я решил немного передохнуть, сел на пень, локти на стол, ладони в подбородок, — и только тут почувствовал страшную усталость. — Немудрено: столько проехать!..
Однако, я все хотел понять, что же случилось?.. Кто это скакал на мне?.. — Разум мой отказывался принять за реальность это ужасное событие. Сказочное, и, прямо скажем, не из хорошей сказки… — Со мной случались уже сказочные события, вы помните; но события не из такой примитивной сказки. — Надо ж, ведьмы катаются на людях!.. Хома Брут умер, а дело его живет! И это в двадцатый-то век!..
И, если все ж признать эту сказку (а очень реально говорили за это ноющие руки и ноги) — то кто ж тогда ездил на мне?.. — То, что это не Надя, я еще тогда почувствовал; но кто же?.. — Я видел в этом поселке еще только одну женщину… Впрочем, это вовсе не значило, что здесь больше нет других. А что касается этой, то она очень любопытна, и голос у нее злобноватый…
«Да, но это вовсе не специальные признаки ведьмы. Да и чего б она в камышах сидела? — От мужа хоронится, что ли?.. Нет, вздор какой, это не она… Но кто?..»
«Не забивай голову, — сказал я сам себе. — Узнаешь потом, в конце этой истории… если…» — А в том, что я попал опять в дурацкую историю, у меня уже сомнений не оставалось…
Странно, но на некоторое время я позабыл о Наде. И тем более — о ее муже. — Я лихорадочно соображал, что меня ждет в близком (быть может, очень близком) будущем и как мне подостойней приготовиться неизвестно к чему…
«Эх-х!.. Сейчас бы выпить чего-нибудь… покрепче…» — проговорил я вслух.
— Рекомендую коньяк, — произнес тонкий, бесстрастный голос (я сразу же — и почему-то обрадованно! — решил, что спятил). — На столе стоит…
…И верно!.. — На столе, почти посередине, стояла бутылка коньяка со стаканом, надетым на горлышко. — Неужто здесь и была?.. Почему ж я ее сразу не заметил?.. — Но, однако…
— Кто это говорит?..
— Это я.
— Кто — я?.. Не вижу…
— Неправда, — ответил бесстрастный голос, — видишь. — Это я, бутылка…
— Этого не может быть, — сказал я. Без особой уверенности.
— Не буду спорить, — согласилась покладистая емкость. — Думай тогда, что сам с собой разговариваешь на два голоса. Что у тебя шизофрения…
— У тебя… — неизвестно почему обиделся я.
— Вот видишь, ты признаешь меня… И вообще, — доверительно сообщила она, — у меня не может быть шизофрении…
…Да. Шизофрения, несомненно, была у меня. И уже, видимо, с полгода. — Теперь я понял, что со мной!.. И мне сразу стало легче. — Собственное сумасшествие лучше, чем происки нечистых сил…
«Вылечат… Поваляюсь в больнице… — А вообще-то, говорят, тихую не лечат. Только буйную… — А у меня какая?..»
Я стал вспоминать и через некоторое время, припомнив кое-какие свои приключения в недавнем прошлом, с облегчением уверился, что признаки буйства у меня были.
Итак, я, допустим, был болен. — Но тогда оставалось непонятным, как моя шизофрения исхитрилась придумать такую странную обстановку… Ибо комната вокруг меня оставалась той же, что и была до моих психоаналитических изыскании. Я еще раз осмотрелся и сообразил, что никакого источника света в доме не нахожу… хотя в доме было светло. Не светло, — как бы сумерки царили здесь, — вот таким был этот свет, исходящий ниоткуда. — Быть может, светился сам воздух…
Наверное, так и было. Потому что я, расхаживая по дому, не видел своей тени. Стол, пни, ложе также не отбрасывали ее. Все было равномерно освещено. За исключением…
…Плесень на полу оказалась вовсе не плесенью, а каким-то пятном, более светлым, чем остальной пол. Словно бы некий бледный свет выходил чуть заметно из-под земли… — О-о!.. — оглянувшись (я вспомнил, что сзади меня, у входной стены, видел еще одно пятно) — я увидел, что там пятно другое. — Оно было какого-то мутно-зеленого цвета, с прожилками салатного и грязно-синего. Это пятно, казалось, чуть колебалось (точно бы внутри его тихонько шевелилось нечто живое), и я, глядя на него, ощущал смутную угрозу… опасность…
— Что это?.. — недоуменно спросил я… видимо, у бутылки. Ибо не у кого больше было спрашивать. — Но бутылка молчала, как ей и положено.
«Ну, точно помешательство. Однако ж, — в неудобном месте оно меня застало!..»
Я стоял у бледного пятна. Что бы оно могло из себя представлять?.. Вид у него был необычный… необычный даже для такой странной обстановки. — Казалось, площадь пятна накрыта матовым стеклом или тусклым льдом, под которым — где-то внизу, на непомерной глубине, — горит и посылает бледный свет в комнату огромная свеча… — Я вытащил из коробки спичку и осторожно ковырнул то, что по виду походило на лед… — Земля… на ощупь — земля…
— Вы, может быть, спросите, как я осмелился копаться в этом пятне?.. — перебил себя Володя. — В таком доме, при таких обстоятельствах… — Знаете ли, как ни странно, это пятно казалось мне наименее опасным местом в доме… — Чутье говорило, что это так.
Однако, я не хочу сказать, что место сие было оазисом добра в недобром доме. Нет. — Я просто чувствовал, что оно неопасно именно для меня. — Я не знал, почему это так, но знал, что это так… Извините за косность слов, я опять вспомнил все так, как будто только что было…
…Мрачная и величественная картина увиделась мне, когда я (повинуясь какому-то наитию) положил ладонь на бледную землю. Впрочем, картина эта была довольно смутна, — и по смыслу, и для взора. — Все было как бы в серой мгле. — Вполоборота ко мне, ногами на бледном, тяжело зыблющемся холме, — стоял высокий темноволосый человек в длинных одеждах. При виде его мне стало жарко. Точно кровь потекла быстрее по жилам. Черты его лица были точеными и точными, как у статуи, глаза (на мгновение ясно и четко я увидел их выражение) глядели вниз, под ноги человека, иа колыхающийся бледный холм. — Внезапно я понял, что это не холм, а какой-то распростертый на земле, поверженный высоким человеком враг, невиданное чудовище неизвестных времен… — Глаза человека глядели на врага, и они были спокойны и беспощадны… А вокруг клубилась мгла, точно бы дым выплывал из-под ног человека, из трещин и скважин земли, и сплетал воздух в одну огромную, серую тучу…
Я ничего не понимал в увиденном, Одно было ясно: пред моими глазами — один из тех великих, о славе которых не осталось даже сказки уже к тем временам, когда на земле с ужасом произносились имена их бледных и ничтожных подобий, Саргонов и Ассурнацирапалов… — Эго было понятно мне… но почему?.. Откуда я мог взять это понимание?..
…И вот, один из великих царей до-сказочной древности стоял теперь видением передо мной. — Правой руки его не было видно, ее скрывал плащ (мантия?..). Но левая рука была вытянута вперед и чуть опущена; она словно бы простирала ладонь над огромным телом бледного чудовища… Плащ тянулся за рукою и колыхался на ветру, как огромное темное крыло… Ясно и четко услышал я напевные слова заклинания и с удивленней сообразил, что я понимаю невероятный, почти нечеловеческий язык, на котором оно было произнесено. Человек говорил, а бледная масса, которую он попирал ногами, колыхалась все медленней, спокойней, монотонней, — словно бы тело одеревеневало или засыпало… Так, наверное, и было: но к тому же оно меняло очертания, оно уменьшалось, съеживалось, словно бы таяло… Я напряг глаза. — На земле теперь лежала мерцающая бледная полоска… меч… Я знал, что это — меч…
Человек поглядел на меч, чуть обернул голову назад и сделал повелительный знак рукой. — Рослый, крепкий воин в черном плаще вышел из мглы к царю, подталкиваемый в спину двумя другими. По знаку царя, они остановили его, и один, выдернув из ножен длинный кинжал, резким движением за спиной воина сделал что-то… — «Разрезал веревки… — понял я. — Это пленник… Впрочем, нет, — он так же одет, как и те два… — Скорей, провинившийся… Но чего от него хотят?..»
«— Может, новым мечом зарубят?..» — пришла догадка. — Но случилось другое.
…Освобожденный, выслушав приказ царя, склонился перед ним, развернулся, протянул руку к мечу, мерцающему на земле… Глаза мои на долю секунды ослепила вспышка, я плохо видел, как все произошло… — Меч остался лежать на земле, крупные темные пятна на нем быстро таяли, — и я догадался, что это кровь впитывается в меч… — A по обе стороны от меча лежали две чисто разрезанные половинки того, что мгновение назад было воином…
Царь одобрительно кивнул головой, нагнулся и поднял меч. Повинуясь новому жесту, еще одни воин, вынырнувший из мглы, поднес к царю большую круглую шкатулку. Царь указал острием меча на землю, и воин опустил шкатулку в указанное место (видимо, в готовую уже яму; во мгле я не видел точно). — Царь неспешно подошел к яме, очертил мечом вокруг нее… почему-то не круг, как бы следовало ожидать, а нечто вроде звезды или подобной фигуры, — и я увидел, что земля под мечом обвалилась, засыпая яму…
…Он недвижно наблюдал за сыплющейся землей. Затем, наклонившись, медленно вонзил меч в землю над шкатулкой. — Так, что даже рукоять полностью ушла в землю… — Опять выпрямился. Простер над ямой левую руку, напевно сказал что-то вроде «Стереги это. До срока». — Потом, развернувшись, медленно пошел от ямы, и мгла, в которую он шагнул, сгустилась и покрыла его, оборвав мое видение…
…Я почувствовал, что весь мокрый от холодного пота. К таким картинам человек современного мира не слишком приспособлен; у меня подгибались ноги, и я сел прямо у пятна. — Как хорошо, что опасность мне не угрожала… но однако же… ЧТО ВСЕ ЭТО ЗНАЧИТ?!! — Я ожесточенно начал тереть глаза, чтобы убедиться, что мне не мерещится: из бледной земли, на расстоянии вытянутой руки, торчала рукоятка меча…
«Так вот к чему было видение!..» — блеснула догадка. — «Этот меч предназначался мне… Потому и видение… потому я и чувствовал, что опасность мне не угрожает… Это мой меч…»
…Я даже знал, как взять его. Однако, мне было страшно. Что это за меч?.. Для чего он?.. — Я брал уже однажды непонятную дли меня вещь, и это плохо кончилось. — Сейчас мне предлагалось забрать предмет, не более понятный для меня, чем тот, прошлый… — Какие беды принесет мне это приобретение?..
Рукоятка торчала из земли, чуть поблескивая, а я сидел и думал. — Несомненно, меч этот проделал для меня путь из неизмеримых глубин к поверхности земли; но почему именно для меня?.. Кто я такой?.. — Или мне на роду написано владеть этим мечом?.. — Но зачем он мне?.. И потом — почему именно здесь он ожидал меня?.. Откуда было известно, что я окажусь здесь?.. — Или те неведомые силы, которые, по моим подозрениям, рассчитывали за меня мои действия, — упорно вели меня сюда, к этому мечу?..
Я долго так раздумывал, пока, наконец, не решился. Будь что будет. Кто знает, что еще ждет меня сегодня?.. Если вспомнить, с чего начинался путь к этому дому… — Кто знает, где сейчас моя всадница и кто она… или что… — Меч же и есть меч, и вряд ли он мне в таком месте помешает…
Я встал и, протянув левую руку — раскрытой ладонью над рукоятью, — медленно произнес, повинуясь чутью, подсказывавшему мне слова:
— Отзовись… поднимись из глубин… — бледным пламенем, древним оружьем… — Призывает тебя господин, поднимает к обещанной службе… Верный меч, — пробудись на войну… как повелено словом великим… Вещий ключ, — отвори глубину… возврати достоянье владыки…
Я не очень понимал смысл произносимых слов, но результат был налицо: в мою протянутую руку удобно улеглась холодная рукоятка длинного, обоюдоострого, узкого меча…
Он был не тяжел для моей руки, бледен и холоден. Никаких пометок, насечек не было на нем; гладкий, бледный… металл? — Нет, конечно. Материал меча, плоть чудовища из видения, — определить было невозможно. — Я глядел на свое оружие и ощущал, что лед его рукоятки не равномерно холодит ладонь, а словно бы мелко, дробно колеблется, дрожит в ладони… — Точно бы ток пробегал по моему мечу, и я ясно понимал, что у меня в руке — живое существо, затаившееся, подобравшееся для мгновенного действия, рывка, удара… Страшная сила ощущалась в нем, страшная… и покорная мне. — Вновь и вновь терзала меня навязчивая мысль, — разгадать, почему она покорна мне, кто я такой, — но я всеми силами старался отогнать эту мысль, боясь растерять последние остатки разума.
«Ну, что ж… — философски рассудил я в конце концов. — Был без меча, буду с мечом…»
Правда, я не знал, что с ним делать. И как обращаться. Как вы понимаете, никогда не предполагал, что мне понадобится в жизни искусство владения мечом, и потому нигде не пытался обучиться этому искусству… И еще мне было непонятно: почему вышел только меч?.. — Я начертил на земле знак, подсказанный мне чутьем, и несколько раз предложил мечу вернуть охраняемое им «достоянье владыки», но шкатулка (думаю, именно она и была обещанным «достоянием») не вышла. — Наверное (я вспомнил видение), «срок» для нее еще не настал…
Ну что ж. — Теперь мне ясно было, что я нахожусь в месте не просто необычном, а по-настоящему невероятном. — В сказочном, легендарном, невозможном, — сколько еще каких слов можно было подобрать для него, и все будет мало. Так теперь я думал. — И что еще другое можно было думать человеку, недавно работавшему лошадью для… ведьмы, человеку, стоящему в странной, самосветящейся комнате; человеку, державшему в руках меч нз древнего тайника, который к тому же не меч, а — и сказать нельзя, что такое. — И все это вместе, сразу, за ничтожный отрезок времени!..
…Итак, я по-прежнему не понимал смысл происходящего со мной, но теперь не было никаких сомнений, что все это очень серьезно… Ибо я давно — и на горьком опыте! — усвоил правило, истинное для всех странных историй: чем больше непонятных событий происходит с тобой за короткое время, — тем серьезней история, в которую ты влип. И — добавлю — тем меньше у тебя надежд догадаться о смысле ее заранее, до окончания всех предназначенных тебе несчастий…
Надо сказать, дорогой Костя, что вторая чисть правила почему-то плохо усваивается. — В каждом случае надеешься на то, что из этого правила должны быть исключения… И к тому же — что исключение как раз сейчас тебе и дано…
…Это я все говорю не из желания порассуждать на «общие темы». — Я помню, что вы не любите подобных рассуждений. Нет, это я замечаю к тому, что сразу же, вспомнив правило, бросился нарушать его вторую часть. — То есть, применительно к моему случаю, направился к другому пятну. К зеленому. — В надежде, что и это пятно мне что-нибудь расскажет, а то и выдаст на руки, как бледное… Однако я не успел ни ступить на него, ни прикоснуться к нему; на пороге, из темноты и тишины, внезапно возник человеческий силуэт; еще мгновение — и женщина, качнувшаяся было ко мне, застыла на месте и отчаянно закричала:
— Стой!!! Стой!..
— Надя?..
— Стой!.. Назад!..
Голос ее заставил меня не то что отойти, а отпрыгнуть от зеленого пятна, — так, как будто это было не пятно, а по меньшей мере яма со змеями. Я отпрыгнул и, оступившись, упал на землю. Надя бросилась ко мне.
— Ты жив?..
— Сейчас подумаю… Да. Жив и вроде бы даже невредим…
— Ох… — и она, словно обессилев, села на землю рядом со мной, у стены, слегка откинув голову и полузакрыв глаза…
Я присел рядом с ней, ничего не соображая. — Что она тут делает?.. Как она здесь очутилась?.. Что ее так перепугало?..
Надя открыла глаза.
— Ты с ума сошел…
— Почему?..
— В этом доме ни к чему нельзя прикасаться. Ни к чему!.. Ты был на волосок от гибели…
— Постой, постой… — Все перемешалось у меня в голове. Множество сведений, огромное количество вопросов, которые следовало задать немедленно… И потому я не знал, что сказать.
— Как ты сюда попала?..
— Как… как. — Так же, как и ты… — сказала она, и в голосе ее слышались сразу и остатки неподдельного испуга, и сердитые нотки, и какая-то уже игривая ворчливость.
— Ну, это вряд ли… — усмехнувшись, сказал я, и тут… и тут опять почувствовал, как холодный нот прошиб меня. — А что, если она не шутит?.. А что, если… если…
— А ну, подробней, пожалуйста… — промолвил я недобро…
— Что? о чем?.. — недоуменно спросила она.
— Подробней, пожалуйста. О том, как сюда попала. О способе передвижения… и так далее…
— Что с тобой?..
— Со мной много чего. — Но отвечай, мне очень нужно это знать…
Она пожала плечами.
— Ну, если это вправду так тебе интересно, то пожалуйста. — Шла себе на свет. Шла-шла и пришла. И нашла тебя здесь, как и думала…
— Как и думала?.. А с чего ты решила, что я непременно здесь?..
— А где еще быть человеку, если его больше нигде нет?.. — Ни дома, ни в нормальных местах?.. — Где же еще искать, как не здесь?..
— Гм. Ну, ладно. Мне, предположим, больше нечего делать, кроме как шататься по таким местам, и ты об этом догадалась. Но зачем ты меня обманула тогда?..
— То есть?..
— Ты говорила, что здесь ничего нет. — Просто роща, да и все…
— А что я тебе должна была говорить?.. — Я сама не знаю, что здесь такое. Знаю только, что ничего хорошего здесь быть не может, и все. — Как тебе объяснить про то, что не знаю?..
…Верно. Мне стало немного стыдно. — Что я, действительно, привязался к своей милой подруге?..
— А то, что тебе вздумается проверять мои слова на практике, — мне тогда и в голову не приходило…
Мне тоже, — смущенно сказал я, обнимая обретенную Надю. Но так получилось. Меня вообще нельзя оставлять одного, вечно со мной что-нибудь случается. — Куда ты ушла тогда?..
— Какой любопытный. Пусть это будет военная тайна, ага?.. — Единственное, что я вовсе не собиралась задерживаться. Это произошло по независящим от меня причинам…
— Да!.. — вспомнил я. — Тебя муж нашел?..
— Чей?.. — изумленно спросила она.
Боже, боже!.. — Мне показалось в тот момент, что из-под меня уплывает земля…
— Надя! — ТВОЙ МУЖ. Он спросил, где ты, кто я, и так далее, — и ушел к реке. Тебя искать. — Что ты меня разыгрываешь?..
— Володя, я ничего не понимаю. — Никакие мужья меня не искали, да я и не была на реке. — Ты или сошел с ума, или тебя обманули. Нету у меня никакого мужа…
— Да как это нету?.. Как это — нету?!! (Я возмущался неизвестно зачем, наверное, просто от непонимания). — Он же сказал мне, что…
— Значит, врет. Или он, или ты. Скорей всего, как мне кажется, ты. Оставь меня в покое со своими мужьями. — Нету, еще раз говорю. И никогда не было. Клянусь своей дачей. — И вообще, если хочешь знать, то я… — Надя остановилась и, махнув рукой, рассмеялась. — Прекратим этот разговор…
…Странность сегодняшних событий все усложнялась, а я и так давно уже ничего не понимал. — Значит, не муж… А чего ему тогда было нужно?.. — Разные предположения мелькали в голове. — Шутник. Жулик. Сволочь… — Кто еще может быть?.. — Я даже подумал — в порядке бреда (а что было тогда не бредом?) — не этот ли мужик оседлал меня? — Ведь он-тo в камыши ушел… Правда, не очень в это верилось, да и о такой практике я не слыхал…
…Я, положившись в конце концов на то, что Надя не слишком перепугается, рассказал ей всю свою историю. Начиная от того, как вышел из дома и сел на веранде, и закончив тем, что галопом прибыл в рощу, потерял седока и — не разбирая что к чему, просто от обалдения — вошел сюда…
— Кошмар какой, — сказала она, выслушав меня. — У меня фантазия буйная, но до твоей очень далеко… — Впрочем, я тебе весь вечер об этом говорила. — Неудивительно, что тебя занесло в это странное место… Ну, а если не фантазия… Нет. — Убей меня, — но я ничего не понимаю…
— И я тоже, — сказал я уже более или менее бодрым голосом. С Надей мне сразу стало повеселее. Я даже начал сомневаться, а не примешалась ли к реальным (пусть и странным) событиям сего дня некоторая украшательная доля фантазии… Хотя бы просто от утомления. От нервного перенапряжения. — Ведь сколько дней уже моя бедная голова работает на износ, принимая и перерабатывая огромное количество странностей. — От обворованных не вовремя домов и до… тоже домов. Неизвестно чьих и каких.
— Да!.. — А вот это тебе как понравится?.. (Я было совсем забыл про свой меч. Как выронил его, когда отскакивал от зеленого пятна, перепуганный Надиным вскриком, так и не вспоминал о нем, — и только сейчас, случайно глянув, увидел его. — Он лежал у зеленого пятна, чуть касаясь его острием. Я указал Наде на меч).
— Ужас… — прошептала Надя, и я почувствовал, как напряглась и словно бы затвердела она… — Ужас…
— Ужас не ужас, — но странная вещь, да?.. — Я немного недоумевал, чего она так испугалась.
— Где ты взял его?..
— О, это длинная история. И без буйствования фантазии об этом никак не расскажешь. А если коротко, — нашел его здесь. В одном месте…
— Слушай, мне все это не нравится… этот дом… эта вещь, это… — Надя высвободилась и, поднявшись, схватила меня за руку. — Пойдем отсюда. Пойдем!.. Мне так и кажется, что вот-вот что-то случится…
…Мне тоже начало казаться, что на нас словно бы глядят… или слушают… Надина тревога передалась мне. — Я — внезапно — увидел себя как бы со стороны и изумился неестественности своего поведения. — Сколько всего произошло сегодня; любому порядочному человеку и половины этого хватило бы, чтоб навсегда погрузиться в сумашествие… — А я, вместо того, чтоб, обрадовавшись невредимости мозгов, рвануть отсюда куда подальше, — сижу там же, где и сидел, вовсе не думаю о том, что надо убираться подобру-поздорову, — и словно бы ожидаю все новых и новых «приключений». — Как будто я в парке аттракционов, а не… — даже и уподобить это место нечему. — Нет, бежать, бежать отсюда, пока спасительное благоразумие вновь не покинуло меня…
И, когда я понял это, мне стало страшно. — Страшно, что я раньше этого не понял. — Страшно, потому что в истинном свете представились мне зловещие события этого вечера… Страх захватил меня всего, сковал, он мешал мне двигаться, удерживал меня на месте, — как раз тогда, когда я понял, что отсюда необходимо бежать как можно быстрее… Страх этот был уже не просто страхом, он был уже настоящей паникой… — Мне теперь казалось, что уже поздно бежать… бесполезно… момент упущен…
Наде, которая, выбиваясь из сил, тянула меня к порогу, я помогал не больше, чем — при перетягивании каната — игроки одной из команд помогают игрокам другой… — Нет, я вовсе не пытался сопротивляться; но мое тело напрягалось против моей воли, тянулось в обратную сторону… И я был сильнее, а я тянул Надю за собою… Куда?.. — Ноги мои, — неохотно, однако неуклонно, вели меня… к зеленому пятну.
…Я слышал — как бы сквозь сон — как тяжело дышала Надя, изо всех сил упираясь; я ощущал, что ее рука, крепко вжатая в мою, словно бы закостенела; я чувствовал, как ногти ее впились мне в кисть, до боли… до крови… — да, я увидел тоненькую струйку крови, медленно ползущую по руке вниз… Надя, кажется, тоже заметила кровь; она отчаянно забилась, пытаясь разжать пальцы, высвободить руку, — но теперь было уже непонятно, кто кого держал. — Я шел вперед, волоча девушку за собой; с моей руки капала кровь, и пятно все приближалось. — Странно, что я не видел теперь меча; его словно бы накрыла волнующаяся зеленая слизь… — да, это походило на слизь, на жидкое зеленое масло, на очень жирную воду… но не на землю. И эта зелень колыхалась, как волнуемая в глубинах вода, она поднималась, росла, как опара… Капельки крови упали на зелень, и мгновенно обозначились на ней темные узкие дырочки: словно кровь моя проела поверхность и ушла вглубь, протачивая себе путь неведомо куда… Пятно дрогнуло — от края до края и просияло на миг нестерпимо-ярким, режущим глаза зеленым цветом… Я отшатнулся, закрывая свободной рукой глаза, — и тут почувствовал, что тело мое свободно… — Не теряя ни секунды, я бросился прочь, рванув за собой обессиленно повисшую на руке Надю; мы пробежали несколько шагов, и я, налетев с перепугу на пень у стола, полетел через него, не успев выпустить Надину руку…
— Надя!.. Ты не ушиблась?.. — с тревогой спросил я, оборачиваясь к ней. — Она лежала ничком на земле и, глядя перед собой отсутствующим взглядом, тихо плакала.
— Ты ударилась?.. Что с тобой?..
— Все… — выдавила она сквозь слезы. — Все…
— Что — все?..
— Кровь… кровь попала… — с трудом произнесла она и вновь заплакала.
Я поднялся с земли, подбежал к ней, поднял, усадил.
— Что ты говоришь?.. Какая кровь?.. — Надя, очнись…
— На пятно попала… — глотая слезы, сказала Надя и указала пальцем на зеленое пятно. — Теперь сюда придут… Гляди.
…Я еще не успел ни перевести взгляд на пятно, ни поинтересоваться, кто придет и почему… Волосы мне взвихрила стремительная волна прохлады, воздух над нами потемнел, и высокий потолок закрыла стая мелких черных птиц или других тварей… Они долетели до дальней стены, развернулись и, опять прогнав волну прохлады, устремились обратно, к порогу, и исчезли за ним… Мы вскочили на ноги от неожиданности и испуганно схватили друг друга зa руки… и сейчас же на нас обрушилась темнота. Словно бы погас светящийся воздух, мы перестали видеть что-либо, даже друг друга, — и теперь в непроглядной тьме видно было только зеленое пятно у одной стены… и бледное у другой…
— Темный корень… — в отчаянии прошептала Надя, выпуская мою руку и в изнеможении садясь на землю. — Это она…
— Да, — раздался в темноте зловещий голос… слышанный уже сегодня мною. — Это я…
Надя вскрикнула и прижалась ко мне, а я, обхватив ее рукой, мгновенно обернулся на голос. — К порогу…
…На пороге, спереди и сзади окруженная темнотой, стояла женщина с фонарем. — Та самая, которую мы встретили сегодня… Но это было еще не последнее отчаянье. — Когда она подняла фонарь повыше и огонь высветил ее лицо, мне показалось, что земли уходит у меня из-под ног. — Я знал ее…
— Ольга…
— Узнал?.. — и от хохота ее я почувствовал, как лед поплыл по моим жилам…
— Узнал!.. — повторила она, когда приступ хохота прошел. — Ну, да ведь и времени мало прошло. И трех месяцев нету, да.
…Это была, Костя, та самая моя подруга, о которой я говорил вам. — Помните историю с…
— Да. Странно, что вы встретились… Столько случайностей…
— Нет, дорогой Костя. Случайности кончились, и мне предстояло теперь узнать их истинный смысл…
— Так ты знаешь ее?.. — с ужасом спросила меня Надя.
Ольга опять расхохоталась.
— А ты думала, зачем я говорила привести его сюда?..
— Надя… — сказал я дрожащим голосом…
Автор: Виктор Альбертович Обухов.
Источник.
Новость отредактировал Qusto - 17-02-2019, 13:13
Ключевые слова: Ужас амулет предки