Рабыня Дива
1
Я спешила; я очень спешила, но я не успела. Рассвет. Небо светлеет. Я не успела. Что это со мной? Как тяжело. Страшно! Я чувствую, как обрастаю телом. Нет, я не хочу! Женщина на остановке с ужасом смотрит в мою сторону. Я проявляюсь. Сначала воздух становится мутным, как запотевшее стекло. Это видит женщина.
Она вскрикивает, отшатываясь. Я становлюсь силуэтом. Женщиной. В платье, истлевшем от времени. В туфлях с отпавшими каблуками. Зачем на меня надели эти туфли? Теперь я не смогу бежать, они будут скользить по льду, я буду падать, мне станет больно. Как я давно не чувствовала боли. Я не помню, как это — боль?
Женщина кричит и падает. Бежать! Скорее! Туфли скользят. Я не могу снять их — они срослись с телом, теперь они — мое тело, как странно чувствовать себя живой... Значит, если посмотреть на себя со стороны — я жива? Какой я была? Не помню, но знаю, что у меня женское имя. У него на столе лежал мой портрет. Он говорил, что я совсем не изменилась, он всегда так говорит, когда я прихожу. Он ждет меня, он думает, что сошел с ума. Пойду к нему. Он не поймет. Решит, что я — видение. Я побуду у него до ночи, а потом... О, Див, что же будет потом — я ничего не знаю!
Быстрее! Скоро здесь появятся люди, они могут меня увидеть. О, да, я знаю, как они могут терзать Непонятное, сожгут, сломают, заморозят... Как холодно. Когда-то я терла руки снегом. И еще кутала тело во что-то мягкое, пушистое. Кажется, это называлось "шуба". Как я давно не думала словами... Судьба. Ходьба. Как много слов на «ба».
Он станет забрасывать меня вопросами. А я должна молчать. Я знаю только то, что обязана приходить к нему. Так нужно. До самой его смерти. Как это долго! Я узнавала, он умрет в день своего семидесятилетия, за праздничным столом. Вот его дом. Как громко стучат туфли по обледенелой лестнице. Он спит. Сяду в кресло. Когда-то я любила его, он так говорил. Как это — любить? Не помню. «Лю-бить» — смешное слово...
— Ты?! — как он испугался.
— Здравствуй, милый! — как непослушны мои губы. Мой голос слаб и хрипловат.
— Заговорила! Ты все время молчала, когда приходила, почему?
— Ты рад моему приходу?
— Я тебя ждал. Когда ты не приходишь, мне становится очень плохо. Мне всегда не хватает тебя... Постой, но ведь ты уже была сегодня, сидела там, у окна... Это было ночью. А сейчас утро.
Вытирает пот со лба... Почему ты так меня боишься?
— А! Знаю! Мое безумие прогрессирует. Я не сплю?
— Ущипни себя и проверь, — oткуда я это знаю?
— Нет, не сплю. Ты совсем, как прежде. Только очень похудела и лицо усталое... Скажи — почему ты ЭТО сделала?
— Что сделала?
— Ты... умерла.
— Все люди умирают рано или поздно.
— Но ты не просто умерла. Ты отравилась!
— Почему?
— Я хотел спросить об этом у тебя. Ты ничего не помнишь?
— Что-то смутно помню. Тревожно вспоминать. Больно... Люди, люди, люди. Свечи горели и приятно пахли. Ты был рядом, я видела твоё лицо. Ты плакал... Я лежала? Ты что-то говорил. Я не расслышала, что. Меня слегка качало, как будто я летела или плыла... Это я так умерла? Но ведь я была еще там, рядом... Ты страдал?
— Зачем ты это сделала, зачем?!
— Ой! Вспомнила! — мой голос стал звонче, как будто немного оттаял. — Я отравилась проявителем!.
Не надо так стонать...Все ведь давно прошло. Я помню, как это была мучительно… Дура, мне надо было достать у тебя в лаборатории цианистый калий, но я побоялась, что тебя в чем-нибудь заподозрят, и купила проявитель. Тошнило. Потом было больно, потом, как щелчок — раз — и выключили свет. Потом звук. Потом я не почувствовала ни рук, ни ног, все закружилось, закружилось. Небо раскалывалось на огненные полосы. И вдруг — множество огоньков — желтых, красных, голубых... Как блики — в небе, среди людей, у земли... Да, я видела много людей — как сквозь дымку... Мамино лицо... Огоньки о чем-то шептались, говорили, пели и звали меня, и мне было совсем не страшно, а как-то... странно. Что-то укачивало меня, баюкало, и такая легкость, и радость, радость, и вдруг — так больно! Я увидела свою Любовь. Что-то, похожее на очертание собаки или облака, что-то такое же дымчатое, неопределенное... Собака была в кровавых ранах и с вырванным сердцем. Убив себя, я убила ее... Меня судили за это, и не пустили ни вверх, ни вниз. Вверху хорошо, там тепло, там сладко, и никуда не надо возвращаться. Внизу мучительная тоска и боль. Но приходить назад еще ужасней! А мне суждено приходить...
Неужели это мой бред? Что он там бормочет? Не бред. Я много могла бы тебе рассказать. Но нельзя. Див не велит. Да, я прихожу к тебе, потому что ты виновен. Изредка, всего лишь раз в году, я прихожу и к тем, кто когда-то меня знал и еще помнит. Во сне. Или видением в зеркале. Или им послышится мой зов. Но чаще всего — сны. Это наша стихия — сны! Во сне мы разговариваем с вами, потихоньку от Дива рассказываем наши секреты... А вы... Вы забываете сны. Мы — это точки между небом и землей…Мы падаем, поднимаемся, кружимся, превращаемся в силуэты. А впереди нас ждут оболочки звезд или превращение в пыль, если для превращения в звезду не хватит внутреннего света. И над всем этим властвует Див, страшный, могущественный, непреклонный. Он берет меня за руку и тихо шепчет:
— Сядь поближе к свету, я хочу насмотреться на тебя.
Теперь я, видимо, не исчезну? Я все больше чувствую себя человеком... Я уворачиваюсь из его рук и иду по комнате, я хочу увидеть себя. Он ведет меня к стене. Какая-то женщина устремляется мне навстречу , касается меня, холодная! Она еще мертва? Кто она?
— Ты себя видишь? Это зеркало.
А! Помню это слово. Так это я? Голубоватая кожа, черные впадины под глазами... Да, не очень-то свежа. А ведь я чувствую, как по телу струится горячая кровь! И все же — я мертва? Ой, какое странное ощущение пробежало по телу... Это же голод! Я голодная!
— Принеси мне поесть.
— Что ты сказала?
— Я голодна.
Мне самой удивительно, так недолго я — человек, а уже захотела есть и, пожалуй, спать... Я так устала... Что это он принес? Белое... Вкусно. Он говорит, что я это когда-то любила. Зефир? Смешное слово. Как это все-таки приятно есть.
— Знаешь, я хотела бы много воды, на тело.
— Ванную, душ?
—Я не знаю, что это. Как лучше?
Маленькая комнатка.
— Вот полотенце, мыло. Сейчас я принесу халат.
Ушел. Вода. Теплая. Она ласкает. Приятно. Теперь мне ясно, почему люди так любят свое тело, почему не хотят его покидать. Ему многое приятно. Теперь я стану чистой и совсем как человек. Тело только чуть-чуть холодноватое. Оно само по себе. И я в нем — сама по себе. Вот и все. Возвращаюсь в комнату.
— Милый! Кто-то ходит там за дверью, слышишь?
Он приложил палец к губам, прислушался. Голос женщины:
— Александр! Почему не отзываешься? Что с тобой?
— Оставь меня в покое!
— Опять напился? Снова за старое?
— Оставь меня в покое!
— Вот как ты заговорил! Да кем бы ты стал, если бы меня не было рядом, алкоголик! Я его всю жизнь обстирывала, я с ним носилась, и вот — благодарность! Лучше бы ты выбросился тогда из окна, проклятый!
— Вон!!!
Он распахивает дверь. Там стоит женщина, полная, ярко накрашенная. Ее лицо мне знакомо. Она меня видит? Кажется, нет. Что он собирается делать? Драться с ней? Смешные люди, право... Она визжит, убегает, смешно прижимая локти к бокам. Хлопнула дверь. Тишина.
Мы снова одни. Он тяжело дышит. Замечает меня. Протягивает халат.
— Оденься, здесь холодно.
Да, пожалуй...
— Скажи, зачем ты умерла? Ведь должна же быть причина. Не могла красивая молодая женщина просто так убить себя, из-за какого-то нелепого подозрения, из-за ревности? Всю жизнь это мучает меня...
— Не помню, милый. Но я постараюсь все вспомнить. А сейчас я устала. Глаза слипаются. Спать... Я хочу спать...
В глазах туманится... Див? Как он страшен. Он усмехается страшными зубами. Чего ты хочешь, что надо от меня? Зачем ты послал меня сюда не ночью, а утром? Что? Я не слышу, ты очень далеко...
— Рабыню на раба, рабыню на раба.
— Что это значит?
— И ты будешь свободна.
— Я и так уже свободна. Я — человек. Я больше не раба тебе, слышишь?
Как хочется спать.
— Спи, спи, моя хорошая, спи...
2
«А если это не сумасшествие?» — подумал oн. Встал, быстро заходил по комнате. Вот она лежит, там, на постели. Ровно поднимается и опускается грудь. Он проверил пульс — обычный спящий человек. Он измерил ей температуру — нормально, все нормально... Он склонился над ее лицом. Теперь оно совсем иное, чем было утром. Тогда — землистое, изможденное, мертвое. Сейчас — розовое, свежее, юное... Нет, это не может быть галлюцинацией. Она жива. Она пришла откуда-то и жива. И совсем такая же, как была двадцать пять лет назад... Он сжал голову руками. Но ведь этого не может быть! Внезапно eгo осенило. Прибор! Прибор, настроенный на его сознание. Прибор, который воздействует на его мозг уже в течение нескольких месяцев! Материализация сознания? Вот оно — то, из-за чего он страдал так много лет, что было его болью, его отчаянием, его медленным угасанием — она. Он думал о ней, жаждал ее, и она пришла... Он вскочил. Надо позвонить Игорю.
Даша открыла глаза и тут же зажмурилась от яркого солнечного света.
— Добрый день, моя хорошая, — раздался знакомый голос. Она открыла глаза и увидела его лицо. Господи, что это с ним? Как он осунулся и постарел!
— Ты болен? — воскликнула она, приподнимаясь.
— Нет, нет, — удержал он ее.
Она с облегчением откинулась на подушку.
—Я так странно себя чувствую. Как будто долго-долго плакала, а потом заснула.
Он взял ее руку и нащупал пульс
— Теперь тебе будет лучше!
— Я серьезно болела?
И вдруг, вспомнив, она густо покраснела и отвернулась к стене
— Прости меня! — раздался ее глухой, голос. — Я совершила глупость! Мне так стыдно. Я не понимала, что делала, — она всхлипнула.
Он погладил ее по растрепанным волосам.
— Я так рад, что ты снова со мной. Но как же ты могла?!
Она порывисто потянулась к нему:
— Я боялась, что ты будешь против. А мне так хотелось оставить ребенка. Ты ушел, помнишь, мы поссорились, а потом пришла Рая. Я рассказала ей о нашей ссоре, а она сказала, что ты окончательно ушел к Зойке, что ты бросил меня ради карьеры, ведь ее отец, твой учитель — профессор — столько для тебя сделал, и Зойка тебя любит, а я…
— Раиса? — он сжал ее руку. — Она тебе так сказала?
— Это было недоразумение? Но самое главное, она сказала, что Зойка тоже ждет от тебя ребенка... этого я не могла перенести? Мне не позволял, а ей…
— Ты поверила?!
— Я позвонила тебе на факультет, никто не брал трубку, а потом я подумала: кто я, собственно, такая? Ошибка твоей юности, подумаешь, любила тебя, ну и что? Я выпила проявитель. Где-то читала, что в нем содержится цианистый калий и смерть мгновенна. Значит все неправда насчет Зойки?
— Ты считала Раису своей подругой? — медленно произнес он.
— Она действительно подруга, Саш, ведь ты же знаешь, она мне так преданна. А почему ты спросил?
— Она тебе солгала.
— Не может быть... Она же моя лучшая подруга.
— Она знала, что ты ждешь ребенка?
— Да, я ей говорила...
— Она намеренно солгала тебе, слышишь! Интересно, хотела ли она твоей смерти или только пыталась окончательно нас развести?
— Не говори так, я все равно не поверю в предательство Райки! — она застенчиво улыбнулась. — Я хотела бы встать, можно?
Он кивнул, напряженно всматриваясь в нее. Она осторожно опустила на пол ноги, стала на ворсистый коврик.
— Ой! Голова кружится!
Он бережно поддержал ее, нежно привлек к себе.
— Я так счастлива, что ты со мной... Ты сердишься на меня за ребенка? Я так хотела сына..
— У нас будет ребенок, — сказал он, прижимая ее к себе. Теперь мы всегда будем вместе, уедем в другой город и заживем...
— Уедем, почему? — жалобно спросила она. — Мне так нравится Москва. И потом, мне ведь еще год учиться... Почему ты так странно смотришь? Что-то случилось?.. Что? Я долго болела? Что ты скрываешь?!
— Долго, — тихо сказал он. — Очень долго.
— Месяц? Три? Полгода? Несколько лет?!
— У тебя была летаргия, — наконец решился он на ложь.
— Боже мой! — она закрыла лицо руками. — Так вот в чем дело! Как я сразу не поняла, ведь ты так изменился... Но как же мой ребенок? Я погубила его! — она заплакала в отчаянии.
— Успокойся, у нас еще будут дети, главное, что мы вместе, чтобы ты была здорова... -
— Ты не разлюбил меня за это время, нет?
— Как я мог тебя разлюбить?
Слезы высохли на ее глазах. Его всегда поражали мгновенные смены ее настроения. То глубокое отчаяние, слезы, а то вдруг — неудержимая радость и счастье. Он гордился тем, что в его власти одним мановением руки, одним взглядом, словом — сделать ее счастливой или несчастной.
— Сейчас завтрак или обед? — озабоченно спросила она.
— Ужин, — растерялся он.
— Отлично! Я сейчас сделаю тебе оладий, ты их любишь! Можно? Мне совсем не будет трудно, наоборот!
Он с нежностью смотрел на ее юное, немного бледное лицо.
— Хорошо.
— Я быстро! И как ты тут питался без меня? Сейчас ты мне все расскажешь, я только поставлю тесто!
Когда она вышла, он поспешно взял телефон, прошел в соседнюю комнату и набрал номер друга.
— Игорь, это я, — тихо сказал он. Слушай меня внимательно. Я понял, что происходит. Сначала решил, что схожу с ума…
— Ничего не понимаю, о чем ты?
— Наш опыт удался, слышишь, Игорь! Прибор действует!
— Не понял.
— Поймешь, когда увидишь все своими глазами. Сейчас, немедленно в лабораторию, проверь, как работает аппарат, сними данные и — быстрее ко мне! Только, ради Бога, ничего не трогай, не меняй, запри двери и, знаешь что — лучше опечатай...
— Да что произошло, Александр Иванович?
— Материализация сознания, представляешь?
Он положил трубку и, обернувшись, увидел ее потускневшие глаза.
— О чём это ты? — тихо спросила она, пряча руки за спину.
— О делах, конечно.
— Ты не изменился, — печально произнесла она. — Все такой же. Дела, дела. А кто этот Игорь?
— Мой лучший друг, я вас познакомлю сегодня.
Она внимательно, словно изучая, смотрела на него.
— Саша, — наконец сказала она. — Я очень, очень хочу тебе верить, но… Я не перенесу обмана, скажи мне правду, хорошо?
Он насторожился, делая шаг к ней навстречу. Она поспешно отступила.
— Что случилось? — испугался он.
— Ты... только что плохо говорил о Раисе... Она плохая, да?
— Да, — решительно сказал он.
— Тогда объясни вот это, — он увидел в ее дрожащей руке их свадебную фотографию с Раисой. Она бессильно опустила руки. — Я не могу понять, не могу... Если ты меня разлюбил, это естественно, я долго была больна, я это пойму, хоть и больно, но если ты женился на Раисе, зачем я здесь, у вас? Это ужасно...
— Ты была безнадежна! — воскликнул он и понял, что нужно сказать правду, ничто иное ее не убедит. — Ты была мертва.
Она с ужасом взглянула на него.
— Как это... мертва?
— Ты отравилась. Ты умерла. Это длилось 25 лет.
— Нет! — воскликнула она. — Я не верю!
— Это правда, Дашенька.
— Тогда почему я здесь, объясни, почему?!
— Я не позволил тебя похоронить, — медленно заговорил он, подыскивая спасительную ложь. Сознание с готовностью подсказывало, что лгать. — Мы подключили твое тело к аппарату, имитирующему работу сердца. Это длилось очень долго. Никто уже не верил в твое воскресение, кроме меня.
— Я тебе верю, — тихо сказала она. — Но как же я могу тут оставаться, если теперь твоя жена — Раиса?
— Ты, только ты — моя жена! — нежно сказал он, обнимая ее. — Ты здесь хозяйка. Я всю жизнь ждал тебя. Когда ты умерла, я был близок к самоубийству. Однажды, когда я уже встал на подоконник, чтобы броситься вниз и покончить со своей никчемной жизнью, пришла Раиса. Она меня удержала от этого поступка. Сказала, что давно любит, что я нужен ей. Теперь-то я понимаю, зачем она все сделала. И тебя погубила, и мне умереть не дала. Она никогда не любила меня, у нее была цель — стать женой подающего надежды молодого ученого. Маленькое, хищное животное, если бы я только знал, что она виновата в твоей смерти! Я не ушел только потому, что мне было все равно. Все время я проводил в лаборатории... Я всегда помнил о тебе. Я никогда не любил ее.
— Но как же ты женился? Значит, у тебя не было никакой надежды воскресить меня?
— Сначала Раиса была рядом, утешала, заботилась обо мне, поселилась у меня. Потом сказала, что я компрометирую ее, что она очень несчастна... Была такая минута в моей жизни, о которой я впоследствии горько пожалел...
Он уже не знал, что говорить, как заставить Дашу отвлечься от этих роковых вопросов. Но она сама заговорила о другом, задав самый главный для нее вопрос.
— У вас есть дети?
— Нет, нет, Даша, Давай забудем о Раисе. Ее больше нет в нашей жизни. есть ты и я. Ты, юная, моя красивая жена я, старый, убеленный сединами профессор... Все будут называть меня старым грехооводником! — oн рассмеялся. - Знаешь, кто я теперь? Как мы и мечтали — профессор и еще — декан факультета!
— Ой! — воскликнула она. — Правда?
Сияя счастьем, она погладила его волосы.
— Действительно — седина. Милый ты мой профессор! Меня так долго не было рядом с тобой. Не я варила тебе обеды, не я стирала твое белье, не я заботилась о тебе! Как это горько...
— У тебя еще все впереди, — усмехнулся он. — Возни со стариком, немощным и старым, не очень-то покладистым... Скоро я стану таковым, ох, как скоро!
Она звонко рассмеялась... И вдруг словно током ударило профессора от ее ласкающих рук. Он покачнулся. И в то же мгновение, вскрикнув, она замертво упала к его ногам. Он окаменел. Он смотрел на ее безжизненное тело, не в силах осознать то, что произошло.
«Неужели? — с болью пронеслось в его сознании, — Неужели?».
Телефонный звонок заставил его вздрогнуть и машинально поднять трубку. Это был Игорь.
— Чертe что такое! — возбужденно закричал он. — Прибор прямо ревет от напряжения, и такое притяжение, что я еле передвигался по комнате. Показатели — невообразимые, я все записал. Только жаль, сейчас, буквально на секунду отключили свет, силы тяжести не чувствуется... А как там? Можно приехать? Профессор ничего не успел ответить, чувствуя, как в сердце медленно вползает что-то холодное и пронзающее. Внезапно сильная жгучая боль охватила его, он уронил трубку, покачнулся и упал рядом с Дашей. «Наверное, инфаркт», — успел подумать он.
Оглушительно зазвучали колокола. Все закружилось, понеслось куда-то, и тихий радостный смех, и шепот: «Я свободна, я свободна... Рабыню на раба, рабыню на раба», — или это только почудилось профессору?.
"Где же, где мое сердце?» — из последних сил попытался закричать он, хватаясь руками за грудь.
И это было все.
Автор - Эмма Маминева.
Источник.
Новость отредактировал Foxy Lady - 26-09-2018, 01:55
Причина: Авторская стилистика сохранена
Ключевые слова: Призрак эксперименты ученые сны профессор аппарат прибор