Старое кладбище (отрывок)
Однажды из Ярославля в одну из деревень ехал молодой парень, звали его Денис. Было у него какое-то дело — то ли навещал дальнюю родственницу, то ли получил нехитрую подработку: баню кому-нибудь починить или сарай построить. Было раннее утро, над полями висел туман, как огромное призрачное море. В машине играло радио — какая-то попса, парень старался вести неспешно и внимательно, красота рассветной дороги завораживала, несмотря на то, что он всю жизнь провел в этих местах, и глаз его привык к мрачноватой нежности, которой было словно пропитано все окружающее пространство. Это был не величественный сумрак северных гор, не выжигающая взгляд мертвенность Заполярья — нет, просто мягкий морок, который все, кто здесь оказывался, вдыхал вместе с прохладным влажным воздухом. Тихая, без привкуса драмы или истерики, эльфийская печаль, которой пропитываешься как губка водой незаметно для себя самого.Денису оставалось проехать совсем немного, когда из колонок вдруг раздалось шипение, оно нарастало, перекрывая очередной попсовый мотив. Парень разочарованно покрутил ручку приемника, но видимо, от города было уже слишком далеко, радиосигнал слабел. Он уже хотел вовсе выключить радио, когда ему почудилось, что сквозь помехи пробивается чей-то голос — высокий, женский, певучий. Может быть, наслоение другой волны. И было в том голосе что-то притягательное — хотелось разобрать, о чем говорят или поют. Должно быть, это была литературная передача, транслировали сказку или фантастический роман. Ясным лишенным интонаций голосом актриса повторяла:
— ...У дуба-то ветка оттопыренная — как для висельника специально росла... Веревка бельевая, не было другой — ничего, худенькая, выдержит, сойдет... На шее след багровый, лицо раздулось, челюсть набок съехала... Называли все красивой, а теперь смерть с другими уровняла — как кукла висит... Ветка удобная да низко растет — ноги лисы обглодали... Мясо объели, ноги в клочьях кожи так на костях и висят... Платье белое, лучшее было, а из него ноги костяные торчат... Три весны висела, никто не плакал по ней, не искал, не забеспокоился...
Встряхнул головой Денис — хорошо читала актриса, даже сквозь густые радиопомехи была очевидна мощь ее таланта. Голос как будто бы с того света. А текст какой-то липкий, как лужа патоки, в которой барахтаешься как попавшая в плен муха. Тоскливый, но перестать его слушать невозможно, он как воронка, против воли затягивающая внутрь.
— Ветка удобная, да низко растет — ноги лисы обглодали… Мясо объели, ноги в клочьях кожи так на костях и висят…
Видимо, в студии что-то случилось — заело диск. Актриса снова и снова повторяла одни и те же слова об удобной для висельника низкой ветке дуба и о мертвой женщине в светлом платье, три года провисевшей на суку без внимания всех, кто был ею оставлен.
— Ноги лисы обглодали… Ноги лисы обглодали… Ноги лисы обглодали… — повторяло радио.
— Что за чертовщина, — вслух сказал Денис и всё-таки выключил приемник.
Настроение почему-то испортилось — ни красота тумана, ни предвкушение окончания дороги больше не радовали. Он сосредоточился на вождении, ушел в себя — в какие-то нарочито будничные свои проблемы. Вдруг ему почудилось, что впереди на дорогу из леса вышел олень — какое-то светлое пятно маячило в тумане, пришлось сбросить скорость, чтобы его не сбить.
Однако приблизившись, Денис увидел молодую женщину, которая медленно брела по обочине. Вид у нее был немного потерянный, и она даже не обернулась на звук приближающейся машины. Шла куда-то одна в такую рань — похоже, чувство самосохранения было у нее атрофировано. Мало ли кто на пустой дороге, а она даже голову не повернула!
Он подрулил поближе, ударил по тормозам, опустил стекло — только тогда женщина медленно обернулась.
На вид около тридцати лет. Узкое маленькое лицо, темные волосы заплетены в косу, растрепавшуюся от ветра и ходьбы, светло-серые, почти прозрачные глаза. Одета она была несколько старомодно и совершенно не по погоде — длинное светлое платье в мелкий цветочек — подол его был перепачкан в подсохшей глине. Голубой платок на шее. В таком платье — и по грязи пойти, это же надо было додуматься!
— У вас всё в порядке? — спросил Денис, поежившись.
Сырой холодный воздух ворвался в натопленную машину через открытое окно.
Женщина ответила не сразу, должно быть, целую минуту смотрела, спокойно, без эмоций, как будто бы пытаясь сфокусировать взгляд. Она выглядела как человек, которого опоили седативными препаратами. Денис расстроился и пожалел, что остановился. Эта женщина явно могла принести в его жизнь неприятности, ну как было проехать мимо: очевидно же, она выброшена кем-то по дороге, может быть, уже несколько часов бредет, сама не понимая куда. И теперь вместо спокойного утра ему предстоит везти ее обратно в областной центр, объясняться в милиции. Денис вышел из машины, обогнул ее, открыл перед незнакомкой дверцу.
— Садитесь… Да не бойтесь, не сделаю я вам ничего. У меня в салоне тепло. И даже есть термос с кофе.
Женщина уселась на переднее сиденье, голову к нему так и не повернула. Денису только и оставалось, что профиль ее точёный исподтишка разглядывать. Проехали километр, затем другой, она застыла рядом, как кукла.
— Вы местная? — решился заговорить Денис. — Кофе налить вам?
— Что? — наконец подала она голос. — Нет, не стоит. Я не люблю кофе. Ничего я не люблю…
— Куда отвезти вас? Мы правильно едем? Или воротиться в город лучше?
— Нет. Все правильно, — кивнула она. — Тут недалеко.
Ее голос показался парню смутно знакомым. Есть такие голоса — из памяти топором не вырубишь. Денис пригляделся — нет, такое лицо он запомнил бы. Померещилось, выходит.
— Что с вами случилось? Почему вы на дороге одна?
— А я всегда одна, — бесцветно ответила женщина. — Уже давно. Всегда совсем одна…
«Странная какая-то, — решил парень. — Блаженная. Поскорее бы избавиться от нее. Надеюсь, живет где-то поблизости. Вот бы сдать на руки ее родным, чтобы те сами разбирались, что случилось».
Дениса почему-то затрясло, словно от холода, пришлось добавить жару в печке. Женщина была очень хороша собой. Казалось бы, приятно скоротать часть пути в компании с незнакомой красавицей, но вся атмосфера вокруг нее была как будто бы пропитана тяжелой печалью. О таких людях говорят — сильная энергетика. У Дениса начальница такая была: само ее присутствие заставляло ежиться и мечтать о побеге, а после того, как она из комнаты выходила, проветрить всегда хотелось, воздух свежий впустить, хотя пахло от нее мылом и дорогими цветочными духами.
— Вот здесь! — вдруг сказала женщина, и звук ее голоса таким гулким эхом отозвался в тишине, что Денис машинально ударил по тормозам. Машина остановилась как вкопанная.
— Здесь? — растерялся он. — Но тут же нет ничего. Я знаю эти места. Эй, с вами точно все в порядке? Давайте в город вернемся, вам же ко врачу нужно.
— Ничего мне не нужно.
Женщина вдруг всем телом повернулась к нему, и лицо ее исказила страдальческая гримаса. Она стала похожа на чернокнижную икону, работу талантливого мастера-адописца — прекрасное скорбное лицо, а в глазах злость, ярость и холодная космическая пустота. Денис отшатнулся даже.
— Ничего мне не надо, — повторила она, — Плохо мне. Никто не поймет. А раньше все красивой называли. Самой красивой была…
— Вы и сейчас… хм… ничего, — вежливо заметил он. — Так куда ехать-то, барышня? Тут поле да лес, нет деревень.
— Тут, в лесу, дуб растет. Ветка-то оттопыренная, как для висельника специально росла…
Парня словно волной ледяной накрыло, в пот бросило лихорадочный, он вдруг понял, откуда знает этот голос. Заевшая радиопередача, которую он только что слушать пытался! Женщина слово в слово повторяла странный неприятный текст.
— Веревка бельевая, не было другой — ничего, худенькая, выдержит, сойдет… На шее след багровый, лицо раздулось, челюсть набок съехала… Называли все красивой, а теперь смерть с другими уравняла — как кукла висит… Ветка удобная да низко растет — ноги лисы обглодали… Мясо объели, ноги в клочьях кожи так на костях и висят… Платье белое, лучшее было, ноги костяные торчат… Три весны висела, никто не плакал по ней, не искал, не забеспокоился…
— Что вы несете? — Денис старался говорить зло и уверенно, чтобы от звука собственного голоса внутренними силами напитаться.
— Веревку с собою в лес взяла… Думала, остановит кто. Нет, не догнали, не нашли… Три года так и висела. Никто не спохватился… А была какая красавица… А теперь что? Вот смотри, смотри… — Она подняла юбку, как подвыпившая гулящая девица, только вместо ног Денис увидел кости. Костяные ноги, на коленях обрывки кожи висят, а выше только скелет белый. — Ноги лисы обглодали… Видишь? Ноги лисы обглодали… Посмотри…
— Выходи из машины! Ну тебя! Пошла отсюда!
Женщина словно и не услышала, продолжала бубнить монотонно:
— След на шее какой некрасивый… И не спохватился никто… Три года…
Парень выскочил из машины, дверцу с ее стороны открыл, за локоть грубо вытащил — так, что она на землю плашмя повалилась. Думал почему-то, что сопротивляться она начнет, как обычно бывает в фильмах ужасов, которые он иногда любил смотреть под пиво вечерком, комментируя происходящее на экране в комическом ключе. Но женщина так и осталась на земле лежать. Бормотала себе под нос слова страшные, не попыталась ухватить его за штанину. Денис за руль вернулся, изо всех сил на газ надавил и, только когда ее скрюченная фигурка скрылась вдали, наконец отдышался.
— Чертовщина какая-то… То ли мало я поспал, то ли… Даже не знаю что, — вслух сказал он.
Чтобы как-то отвлечься, решил опять включить радио, поймать какую-нибудь волну с легкомысленными попсовыми песенками. Но вместо этого одни помехи слышал на каждой частоте. Наконец докрутил до каких-то звуков и чуть в кювет не съехал, когда понял, что всё тот же самый тоскливый монотонный голос говорит:
— Веревка бельевая, не было другой… На шее след багровый, лицо раздулось, челюсть набок съехала… А я тебя найду… Ноги лисы обглодали… Выбросил меня из машины, но я тебя теперь найду… Я запах твой помню… Я по запаху, как собака, кого хочешь найти могу… Мясо объели, ноги в клочьях кожи, она на костях висит… Я тебя найду…
Ни жив ни мертв от страха, добрался Денис до нужной деревни — уже было светло, местные проснулись, приступили к своим будничным делам. Он все, конечно, родственнице своей рассказал, когда та поинтересовалась, почему он бледный и нервный такой. Она, как ни странно, не удивилась ничуть. Подтвердила — есть тут такая аномалия, многие жалуются и стараются ближе к ночи не колесить по местным дорогам. Жила тут якобы в одной деревне девушка-самоубийца. Влюбилась безответно, а когда поняла, что надежды нет, пошла в лес и повесилась на суку. Ее искали, но нашли только спустя три года, как будто бы сам лес мертвую от глаз чужих прятал. И вот бродит она теперь по окрестностям, одиноких путников караулит, ноги свои обглоданные показывает, а если ее рассердить — найти обещает. И потом снится долго, не отделаться от нее никак — можно только смириться и привыкнуть, со временем само пройдет. Один и тот же сон повторяющийся, словно заевшая бесконечная передача — будет об участи своей невеселой рассказывать. И ведь ни на один вопрос не ответит — только одно и то же начнет твердить: о дубе, веревке, лисах и былой своей, навсегда утерянной красоте.
Автор - Марьяна Романова.
Источник.
Новость отредактировал Qusto - 13-09-2018, 12:05
Ключевые слова: Ярославль парень деревня дорога радио