Большие приключения маленькой девочки, или Пытки домового
Солнечный и жаркий июль стоял на дворе. В маленьком поселке Сарана был полдень, но солнце пекло нещадно, поэтому все жители попрятались в тенек, однако самые смелые и бывалые смельчаки сжигали свои спины на огородах.
Где-то в соседнем дворе горланил петух, кудахтали куры, а под окнами дома об бревна терли свои спины козы, заодно прячась в теньке.
Через пару домов, где основная дорога сворачивала к лесу, несла свои воды речка Саранушка, журча и поблескивая на солнце. Две женщины, весело переговариваясь, натирали в реке старенькие паласы. Их заливистый смех доносился до бабы Кати из открытого окна.
В доме бабы Кати царил покой, только радио мягко хрипело гимн, и возбужденный белый кот резво носился за толстой зеленой мухой, которая, в панике меняя траекторию, билась об оконное стекло.
- Красота-а-а-а… - протянул довольный Егор Федорович, поглаживая аккуратную бородку.
Вдруг с кухни послышалось недовольное урчание, а за ним и глухой мощный удар по стене. Шкаф в комнате дрогнул, и ваза, покоившаяся на нем, покачнулась и полетела вниз.
- Васька! Кошачье отродье! – прикрикнул старик на взбесившегося кота, который не оставлял попыток поймать жужжащую муху. – Марш на улицу! Покоя от тебя никакого! Вон… жуков с грядок погоняй. Всяко полезней будет!
Егор Федорович щелкнул пальцами, и ваза, не долетев до порога, об который могла разбиться, застыла в воздухе.
Кот же, сделав уж очень недовольную морду, явил свою физиономию Егору Федоровичу и зыркнул на него, издав обиженный короткий мявк.
-Ну, не бурчи. Не бурчи, товарищ… - проговорил старик, таким же легким щелчком пальцев возвращая вазу на свое законное место. – Хозяйку разбудил бы, то точно тапком бы огреб, а я так, ругнул любя. Чеши на улицу.
Василий, гордо махнув хвостом, развернулся и нарочито медленно пошел к двери, за которой вскоре и скрылся.
Муха же тихонько вылетела в окно.
Вдруг на улице послышался звук мотора. К дому бабы Кати подъехал автомобиль, из которого доносилась музыка.
«Шансон» - это слово Егор Федорович выучил еще давно, хотя особо не понимал, что оно значит. Просто музыка, которая так часто звучала из машин местных. Эта новомодная трень-брень Егору Федоровичу не нравилась, но что сделаешь, такая мода нынче. Хоть и непонятно, но душевно. Так один сосед сказал, когда баба Катя просила чуть убавить этой самой душевности, которая мешала читать ей новый номер «Комсомольской правды».
Егор Федорович осторожно выглянул в окно.
Под нежный мягкий женский голос, который напевал что-то о любви, из автомобиля выскочила девчушка в джинсовом комбинезончике с наклейкой-вишенкой на маленьком кармашке. В руках девочка держала маленькую баночку, которую тут же открыла. Зеленая склизкая жидкость вывалилась из банки и шлепнулась на голову Ваське, который так не вовремя подбежал встретить гостей.
- Ба! Смотри, лизун на Ваську упал! – звонко засмеялась девочка, наблюдая, как ошарашенный кот вертит головой, пытаясь сбросить противное желе, которое налипло ему на усы и уши.
- Юля! Что ты делаешь?! – баба Валя осторожно выбралась из машины, затем высвободила бедного Ваську из пут лизуна. – А если бы ему в нос попало? Или бы он проглотил? Говорила же, давай мячик тебе возьмем. Сейчас уронила на кота, завтра вообще потеряешь. Что за игрушка непонятная? Сопли какие-то.
Светловолосая девушка, сидевшая за рулем, усмехнулась. Что-то сказала бабе Вале и захлопнула дверь. Было видно, что ей не терпелось уехать.
Девчонка, обиженно сопя, схватила из рук бабушки остатки лизуна и затолкала обратно в баночку.
Васька же испытывал смешанные чувства. Он брезгливо дернулся, а шерсть встала дыбом. Кот недовольно фыркнул, передумал строить из себя гостеприимного товарища и наскоро удалился.
- М-да. Действительно, что нынче за игрушки пошли… - вздохнул Егор Федорович. – А пока… пока покой нам будет сниться.
Он, кряхтя, слез с подоконника и растворился в комнате.
Баба Катя услышала голоса за окном и проснулась. Она нехотя поднялась с кровати и направилась встречать гостей.
Радиоприемник еще что-то вещал по последним новостям и замолк, иногда лишь потрескивая. Муху манила открытая банка ароматно крупляничного варенья, но она не рискнула вернуться обратно. Василий принял партизанскую позицию – забрался на сеновал и наблюдал, затаившись в сене. Под ним, в маленьком хлеву, мирно сопел теленок Костя, который прижался к любимому мамкиному боку. Лишь он и его мама Буренка не подозревали о том, что в этот жаркий июльский тень тишина и покой покинут дом бабы Кати.
***
- Плохие жуки! Нельзя есть листики, им больно! – возмущалась маленькая Юля, собирая в бутылку колорадских жуков.
Ей определенно хотелось помочь по хозяйству, ведь сейчас она всерьёз пожалела о том, что бабушка не купила ей мячик. Лизун надоел, замарался в земле и стал неинтересен. Скучно. Прабабушка Катя спит, а Юле определенно хотелось чем-то заняться, и она придумала быть полезной. Ведь быть полезной в шестилетнем возрасте – это вам не хухры-мухры!
Поэтому она, старательно сопя, собирала жуков с цепкими лапками и бросала их в бутылку, которую нашла где-то во дворе.
Егор Федорович с кислой миной наблюдал за всем этим из-за кустов смородины. Да, конечно, нужно было поставить «замочек» на двери, которые вели в огород, но кто же знал, что девчонке станет интересна картошка?! Да и память у Егора Федоровича нынче не та, мог бы чего и напутать со своими заговорчиками. Что-нибудь бы бабе Кате на голову обязательно свалилось…
- А вот рыбки кушать очень хотят! Потом вырастут, так даже банки не хватит, чтобы их накормить, - вслух рассуждала Юля, неся жуков к большой бочке с водой.
Бочку использовали для полива грядок, но двоюродный брат после рыбалки притащил двух мальков и выпустил их туда. Рыбешек подкармливали хлебными крошками. Они никому не мешали, вода была чистой. До сего дня.
- Полосатый ре-е-е-ейс! – радостно взвизгнула девочка, сбрасывая жуков из банки в бочку.
Бедные жуки быстро перебирали лапками, неуклюже взбирались друг на друга, пытаясь не утонуть. Некоторые уже медленно пошли ко дну, мальки тюкнули их пару раз, но из-за вонючей оранжевой жижи, которую выпускают жучки, когда боятся, рыбешки опустились на дно бочки.
Оранжевое пятно расползалось по поверхности и медленно растворялось, но Юля уже не видела. Она сделала свою работу и неслась навстречу новым хозяйственным заботам. Картошка была спасена.
- Ой-ей-ей! – выбежал Егор Федорович из-за кустов и рванул к бочке. – Опять потом чистую воду накачивать? А куды мне рыбок-то деть?! Ой, беда-беда! Ой, беда-беда!
Он подпрыгивал на месте, пританцовывая вокруг бочки. Росту он был невеликого, а до края бочки не достать.
Щелкнул Егор Федорович пальцами, тут и лавочка под рукой оказалась. Приподнялся старичок, да и давай воду черпать – жуков доставать, но вот беда – вода-то грязная, а рыбешки-то помрут.
«Ох, воду пока некому качать, а я заговора-то и не помню. Ох бы не напутать, ох бы не напутать…» - думал Егор Федорович, нервно теребя бороду и наблюдая за тем, как по дну бочки в панике носятся мальки.
- Да что же это я? Какой же я тогда домовой?! – вслух обругал сам себя Егор Федорович и махнул рукой, наклоняясь к пожелтевшей воде. – Ай, вода ты черная. Ай, вода ты грязная. Да не стань ты омутом, да не стань ты тиною. Как ручьи текут искристые, так и ты, вода, стань чистою!
Провел Егор Федорович сухонькой рукой по воде слегка, так исчезла муть оранжевая. Снова в бочке чисто стало, а рыбешки вновь резвились, играя друг с другом.
Старичок облегченно вздохнул и порадовался про себя, что ничего не перепутал. Но только он улыбнулся своим мыслям, как радость сошла с его морщинистого лица.
Во дворе раздался возбужденный крик.
***
Колодец был большим и наверняка глубоким. Юля точно сказать не могла, потому что дна его не было видно, сколько бы она не вглядывалась.
- У! – крикнула девочка, возбужденно глазея в темноту колодца.
- У-у-у-у! – отозвалось откуда-то из глубины.
Юля подпрыгнула, хлопнула в ладоши и залилась громким смехом.
- А!
- А-а-а-а!
- Э-э-э! – не унималась Юля.
- Э-э-э-э! – вторило эхо.
«Интересно, а вода там есть?» - подумала девочка и прикинула, чем бы можно было проверить это. Камней поблизости не наблюдалось, и тогда Юля вспомнила про лизуна, который сиротливо валялся в огороде.
Девочка стремглав бросилась к двери и сшибла несущегося ей навстречу Егора Федоровича. Но домового можно редко увидеть, поэтому Юля только порыв ветра почувствовала, а вот Егору Федоровичу досталось конкретно. Он, ойкнув, потеребил ушибленное место и еле успел отскочить, так девчонка уже бежала обратно, сжимая свою игрушку-желе.
Задержав дыхание от любопытства, она с размаху запустила лизуна в колодец. Напряженная тишина повисла в воздухе, пока наконец-то не послышался долгожданный всплеск.
- Есть… - разочарованно подытожила вслух Юля, ведь исследование подтвердило волнующий ее вопрос, а это значит, что, собственно, исследовать там больше нечего, хотя…
Юлин взгляд упал на ворот колодца, под которым на цепи висело блестящее ведро.
Какой сегодня замечательный день! Можно попробовать все! Включая ведро на цепи, которое можно опустить в колодец и набрать воды. Как все-таки это здорово!
Да, Юля была уверена, что необходимая доза веселья будет получена, а ведро можно вернуть обратно, баба Катя и не заметит!
Ворот закрутился, цепь зазвенела, а ведро, гремя, медленно поехало вниз. Затаив дыхание, девочка крутила этот ворот и смотрела вниз.
Вскоре цепь размоталась полностью, а ведро так и не достало до воды и осталось висеть пустым.
Да что ж это такое?!
- Неинтересный колодец… - заключила Юля и тяжело вздохнула, обведя взглядом двор и думая, чем бы заняться еще.
Все это время Егор Федорович со страхом наблюдал за девчонкой, плетя свои домовячьи заговоры и не давая ей упасть в колодец.
- У! – крикнула на прощание девочка и убежала, позабыв о размотанной цепи.
- У-у-у-у! – ответил позже раздосадованный недовольный голос.
Взору Егора Федоровича предстала мокрая синяя лысая голова с выпученными рыбьими глазами, которые злобно уставились на него.
Давний знакомый… водяной Макарыч, которому Егор Федорович дал временное жилье, пока на реке заняты строительством плотины, но… сейчас придется огребать за нарушенный покой.
- Федрыч! – рявкнул водяной. – Я на такое не подписывался! Ты мне что обещал?
- Тишину и покой, - шепнул Егор Федорович, пытаясь подавить внезапный смех – с широкого лба Макарыча съезжал уже весь истрепанный лизун, который вот-вот сползет водяному на глаз, и тот станет похож на пирата, вышедшего на пенсию.
- Больше к себе не зови, старый врун! – буркнул водяной и, поставив ведро на край колодца, скрылся в глубине.
Егор Федорович еще раз сдавленно хихикнул и махнул руками. Цепь тут же закрутилась обратно, ведро повисло там, где и было раньше, а широкая доска вновь накрыла старый колодец.
***
- Ха! – выкрикнула Юля и по-хулигански резко дернула дверь хлева. Она со скрипом открылась. На девочку воззрилась удивленная корова Буренка, а теленочек Костя сонно захлопал большими глазищами.
Юля вдохнула пряный аромат сена и посмотрела на пустующий чан, в который баба Катя добавляла корм, смешивая с овощами.
- Ты мое солнышко! – подошла девочка к теленку, меся грязное сено под ногами. – Ты, наверное, очень голодный, да? Сейчас я тебя накормлю!
Она осторожно погладила его по широкому лбу, потрогала маленькие рожки, а затем торопливо выбежала во двор.
На всякий случай Егор Федорович запер дверь бани. Банник Петр Ильич не выносил людей, а особливо злился, когда в его царство заходят не по делу. Там и кипяток в ход шел, и веник… Короче, запереть его пока надобно. От греха подальше. Еще потом спасибо скажет.
И пока Егор Федорович прятал ключ в карман, Юля уже вовсю драла сорняки с грядки, да и не только их… Половина морковной грядки сильно пострадала, и маленькие овощи смешалась в куче сорняков.
Старательно сложив все собранное в старый ржавый таз, девочка вернулась в хлев и скинула содержимое таза в чан.
Послышались глухие удары комьев земли и морковки о стенки чана. Все свалилось на дно, а сверху присыпалось уже подвядшими и истрепанными сорняками, корни которых белыми крючьями торчали в разные стороны.
- Ну, вот! Ешь, Костик! И Буренке оставь, - воскликнула довольная Юля, уперев руки в бока, словно настоящая хозяйка.
Девочка даже решила здесь убраться, схватив грабли и неуверенно балансируя под их тяжестью. Юля попыталась сгрести комья грязи и полусгнившего сена в кучи, но они были настолько тяжелыми, что она вздохнула, подумала о том, что это вовсе не лень, а невозможность выполнить такой труд, поэтому бросила грабли и ушла искать новые хозяйские заботы.
Хлев закрыть Егор Федорович не успел, но лучше бы начал с него, так как Марья Никитична, маленькая пухлая домовиха, занимающаяся хозяйской живностью, тут же отвесила старику оплеух, как только он переступил порог хлева.
- Ты что, окаянный?! Смотришь куда? Смотри, что учудили мне! – бранилась домовиха, размахивая тазиком перед носом Егора Федоровича. – А ежели теленок откушал?! Ты бы желудок чистил ему?!
- Да тише ты, Марья! Целый день ужо ношусь с девкой, как с торбой писаной. Да если б не я, она бы уж с Макарычем куковала!
- Да мне-то что! Ты посмотри на бардак! Как я теперь эти кучи убирать буду, а?! Мне ж теперь и к ночи не управиться!
Брань шумным ветром разгулялась по хлеву, дверь ходила ходуном, а корова испуганно замычала.
- Угомонись! – шикнул Егор Федорович на Никитичну и поднял брошенные грабли. – Коров-то ты напугала! Потерпи, сегодня дитятко к вечеру заберут. Тама тебе и подмогну…
- Тама он подмогнет, - передразнила его Марья, как вдруг сверху послышались топот и радостные визги. – Иди! Быстро, а то опять чего учудит. Грабли-то на место поставь!
- Угу, - кивнул Егор Федорович и засеменил во двор, волоча грабли с собой.
***
- К-и-и-и-ся! – подзывала Ваську Юля, вглядываясь в полутьму сеновала.
Она давно успела найти лестницу, ловко приставила ее и забралась наверх.
Васька надеялся переждать этот судный день на сеновале, но перекантоваться спокойно ему не удалось. Теперь он носился по сену и пытался зарыться в него полностью, но получалось у него это, мягко говоря, не очень.
Егор Федорович, запыхавшись, уже было полез за девчонкой, но вдруг в сенях услышал странное жужжание. Он только поставил ногу на первую ступеньку лестницы и замер, прислушиваясь к звукам. Жужжание с новой силой повторилось.
«Ай, пущай потерпит чуток!» - подумал Егор Федорович и ушел к сеням, оставив бедного Ваську на произвол судьбы.
В сенях дребезжала включенная стиральная машинка. Воды внутри не было, но неугомонный ребенок уже, видимо, когда-то успел потыкать несколько кнопок, а затем унестись покорять вершины сеновала.
Егор Федорович осторожно нажал большую красную кнопку, какую как-то при нем нажимала баба Катя, но машинка не угомонилась, а стала трястись еще больше. Домовой в страхе начал тыкать все кнопки, какие были на панели, но в ответ машинка «истерично» запрыгала на месте, да так, что пол под ней прогнулся.
«Все… это конец», - последнее, о чем подумал Егор Федорович, когда груда тяжелых зимних вещей и коробок со старыми газетами, лежащих на стиральной машинке, упала на домового. Перед глазами Егора Федоровича пронеслась вся его жизнь.
Неистовый грохот раздался в сенях, да такой, что задрожали стены, а старенький радиоприемник вновь захрипел голосом Высоцкого: «Эх, вы мои нервы обнаженные! Ожили б — ходили б как калеки!».
Баба Катя резко подпрыгнула на кровати, проснувшись от шума. Она мысленно обругала себя, что оставила ребенка без догляда. Так ее разморило в этот жаркий день.
Она встала с кровати и направилась к двери, ведущей в сени.
- Батюшки! Да что ж это делается?! – всплеснула руками баба Катя, увидев проломанный местами пол и беснующуюся стиральную машинку, которая прыгала посреди разбросанных вещей. Один оторванный лист газетки сиротливо пролетел мимо и бесшумно опустился на торчащий резиновый сапог. – Юля!
Кот нашел свое спасение в неистовом крике бабы Кати, ведь оставались миллиметры между ним и цепкой рукой девочки.
На секунду девчонка замерла, а потом стремительно понеслась с сеновала вниз.
***
Весь вечер Юлишна простояла в темном углу возле печи, обиженно хныкая и слушая причитания бабы Кати.
Марья Никитична прикладывала мокрое холодное полотенце ко лбу Егора Федоровича, где красовалась здоровенная шишка.
Дверь в огород тоскливо скрипела от порывов вечернего ветра, по двору, как в пустыне, перекатывались клочки шерсти от старой одежды, хламом лежавшей на злосчастной машинке.
Настал долгожданный покой, лишь изредка прерываемый детскими всхлипываниями.
Егор Федорович пережил этот день.
Когда стало темнеть, к дому бабы Кати подъехала знакомая машина. Прабабушка бежала к дверям так, будто бежала на свидание, волоча за собой надутого ребенка.
Нет, на ее век уже хватит детей – своих вырастила, внуков понянчила, правнуков тоже… повидала, а силенки нынче не те. Вон… пусть бабушка доглядывает. Она же ее на лето забирала, пусть сама и смотрит, а во дворе теперь работы непочатый край!
***
Серебристая Волга, просигналив на прощание, укатила вдаль, взвинтив дорожную пыль.
Баба Катя устало села на деревянную лавку, а домовой незаметно пристроился рядом.
К сожалению, он не знал новомодных слов «апокалипсис» и «армагеддон», но наверняка, если бы знал, то думал бы, что этот день настал, а он – тот самый счастливый выживший, который изо всех сил пытался спасти человечество от неминуемого конца. Пусть и не без потерь. Все ведь что-то теряют, ну и стиральная машинка – невелика потеря…
Егор Федорович вздохнул, потрогал шишак на лбу и поморщился. Потом потер ладони, вспомнив, что в его потаенном местечке уже доходит квас. Можно пойти к Макарычу и угостить его кружечкой. Так сказать, за победу и примирение.
А сам июльский день подходил к концу, солнце уже спряталось за горизонтом, все давно разбежались по домам.
Тишина и покой… только кузнечики стрекочут где-то вдалеке да лают соседские собаки.
Но всегда нужно быть готовым, ведь не знаешь, каких гостей приготовит тебе новый день.
Ключевые слова: Дети деревня девочка пакости домовой водяной авторская история