Домовой и прочее
Летом 2016 года я часто был наездами на даче, иногда жил там неделю-полторы. Лето, много цветов, жужжат пчёлы, над головой, в высоком синем небе, стрелой проносятся ласточки, тёплый ветерок и любимые шорты - о, как не хватает мне этого зимой!.. Тихие вечера, звёздные ночи и непередаваемо душистый запах нового соснового сруба, нет, не могу больше - на глаза наворачиваются слёзы.Дачный посёлок охраняется: по периметру забор и ров с водой, кажется - живи спокойно и наслаждайся моментом, что я старательно и делал. Но вот на тебе!.. Чертям не по нутру, если кто-то счастлив хотя бы и несколько дней в году.
Утром я вытащил резиновый коврик на травку под яблоню с мыслью под голубыми небесами, на ласковом ветерке, позаниматься йогой и таким образом ещё больше укрепить связь с природой. Только приступил, бежит соседка Юля с неподдельным ужасом в глазах. Я едва успеваю надеть на плавки шорты. Вот её рассказ:
- Ой, у меня сегодня ночью такой Вий был! Легла я спать, как обычно, в первом часу ночи, но никак не могу уснуть: сначала слышу шорох, это на первом этаже, потом слышу скрипят половицы, вроде как ходит кто-то, открылся и закрылся холодильник, потом кто-то полез в стол, открыл ящик и гремит там ложками. Сплю я на втором. Вот лежу и думаю, кто же это может быть, если муж в Москве на работе, а я в доме одна, и дверь заперта на два замка. Около кровати у меня всегда ночничок горит. Только хочу встать и посмотреть, уже и голову приподняла, как на меня сбоку набрасывают покрывало... не покрывало, но что-то большое, тяжёлое и тёмное... Мало того, я вижу даже эту подлую руку - и она детская!.. Я пытаюсь встать, но этот негодяй меня начал душить. Он навалился на меня с такой силой, что легче, кажется, пятитонный грузовик на себе держать.
- Вот и вот, - она показывает синюшные пятна на шее, - это его, домового, работа. Кое-как я освободилась и краем глаза вижу - кто-то по лестнице метнулся вниз. Да это ещё не всё, когда мы боролись, я сумела его за палец укусить, вот тут, за безымянный, и вот у меня самой теперь почему-то тоже безымянный болит. Она показывает припухший палец. Хотела от страха из окна сигануть, да высоко больно. Тогда стала простыни связывать, чтобы по ним спуститься, да только смотрю вниз, а там тачка стоит со строительным мусором, как раз под окном. В общем, она там уже три дня стоит, как муж уехал, так и оставил, но кто же знал-то... А сейчас, думаю, полезу, сорвусь, упаду на неё - и все кости переломаю. Как только светать стало, я превозмогла страх и спустилась на первый этаж: никого нет, все вещи на своих местах, дверь закрыта... да только мне всё равно страшно. Как была в одной ночнушке, так и побежала к сторожам на главный вход, да что они, грубые мужики, разве поймут? Глаза водкой залили, обниматься лезут, за руки хватают, мол, мы знаем, зачем ты пришла к нам раздетая... а я им говорю - так получилось, идиоты, еле отбилась.
Я к тебе вот по какому делу... Нет ли у тебя какой книжки религиозной, про церковь там или про Бога... я бы почитала, а то боязно мне одной в доме, а муж только завтра утром приедет, как-то ещё надо ночь скоротать.
Юля снова рассматривает свой палец и продолжает:
- А то, может, ты выручишь? Я на втором этаже лягу, а ты - на первом, мне бы так спокойнее было...
Я смотрю на вырез её халата, где перекатывается грудь и... вежливо отказываюсь. Нет уж... завтра утром приедет её муж и поверит ли он в домовых, если обнаружит нас двоих в доме? А если не поверит, то приключениям не будет конца. Я понимаю, что ей страшно одной, но тут уж спасайся кто как может. Я ей всё же даю нательный крестик, вернее, сам на неё надеваю. Юля уходит. На прощанье она говорит, что если я передумаю, то она калитку для меня не будет закрывать.
Ага, пусть не закрывает - только я не передумаю.
В прошлое лето мне рассказали нечто похожее и тоже здесь в любимом дачном посёлке. Татьяна Олеговна, ведущий специалист в какой-то московской компании, - вот кого не заподозришь в помешательстве - рассказала историю (может, и не мне одному), которая вполне могла бы заинтересовать психиатров.
За год до этого, позапрошлым летом, у неё утонул муж, точно не знаю где, не спрашивал, и вот (с её слов) он стал к ней приходить по ночам. Она его не видит, но слышит, как он сопит, покашливает, раздевается и ложится к ней в кровать. Кровать проминается под тяжестью его грузного тела, скрипят пружины, всё как и положено, и так он с ней спит до утра (я подозреваю, что до третьих петухов), а когда она просыпается - его уже и след простыл.
Татьяна Олеговна совершенно спокойно рассказывает об этом, словно всё в порядке вещей, как грибной дождик летом. Меня же подмывает спросить, но я не решаюсь, выполняет ли покойник супружеские обязанности. На мой осторожный вопрос, а не познакомиться ли ей с каким-нибудь мужчиной для личной жизни, - всё-таки прошло уже больше года, как она одна, - вдова отвечает так:
- Как же, была я на сайтах знакомств, да только вот что скажу: все люди делятся на мужчин и женщин. Мужчинам надо одно, а женщинам совсем другое, и в пространстве они как две параллельные прямые.
Я смотрю на красивую, стройную женщину средних лет и не нахожу в её облике ничего подозрительного, что говорило бы о помешательстве или расстроенном рассудке. Я, конечно, не врач, но мне почему-то кажется, что такие больные как-то да проявляют себя: глазами, нервным движением рук, агрессией или ещё чем, а тут спокойная невозмутимость. Поэтому и лезут в голову мысли - а может, всё неправда, ну наговаривает на себя Татьяна Олеговна, не знаю зачем.
Мы уже довольно долго стоим на узкой поселковой улице, и сильные порывы горячего ветра гонят по обочинам песок и сухие листья, тут и там возникают маленькие торнадо. Давно не было дождя, и теперь собирается нешуточная гроза. Небо почернело, и его пронзают мгновенные кривые молнии. Я предлагаю зайти ко мне и переждать, благо тут совсем рядом.
Дома тихо, спокойный полумрак, в стакане на столе полевые цветы; мы стоим у окна и смотрим на небесное светопреставление... потом наши глаза встречаются, и я читаю в её зрачках примерно следующее: мы сейчас одни, ты хочешь что-то сделать со мной?..
Я прижимаю её к себе, она подаётся и как-то неуверенно тоже обнимает меня. Я глажу ладонью её по волосам, на нас тонкая летняя одежда и сквозь неё я чувствую её тело, наверное, и она так же чувствует моё, слышу как она часто дышит и прижимается ко мне, когда я зубами нежно покусываю её за мочку уха; ещё немного, и наши губы встретятся, и в этот момент я шепчу ей:
- Таня, ведь ты мне неправду сегодня сказала, да?.. Не может к тебе муж приходить, он умер, а покойники не ходят, это известно даже детям.
Она замирает на несколько секунд, потом, когда до неё доходит смысл, пытается высвободиться, но я крепко держу её за плечи. Наконец она произносит, в смятении:
- Зачем ты про это? Что ты хочешь этим сейчас сказать?
- Я пишу рассказы про мистику и поэтому хочу знать правду, так ходит он к тебе или нет?
Её ответ тонет в страшном грозовом раскате. Кажется дом вместе с нами сейчас перевернётся и раскатится по брёвнышку, на кухне звенят тарелки, а дуршлаг, соскочив с гвоздика, пляшет по полу и только по губам женщины я понимаю, что она ответила "да".
- Что он с тобой делает?.. Ты... ты (я подыскиваю слово) отдаёшься ему?
И опять страшный раскат грома сотрясает домишко, и её утвердительный ответ я могу прочитать только по губам. Какое-то время мы отстранёно молчим, за окном появляется радуга, ливень теряет свою силу и переходит в спокойную моросящую фазу, да и пора: весь луг перед домом залит водой, а из деревянной бочки под водосточной трубой струится целый водопад. На крыльце, куда мы выходим, всюду валяются сорванные ураганом мокрые листья и ветки, в лёгкие врывается, пахнущий озоном, воздух. Но, вот несчастье, прямо у крыльца, в лучах появившегося солнца, лежит на траве мёртвая ласточка. Мы стоим и растерянно смотрим на неё, потом возвращаемся в дом пить чай.
Удивительное дело, Татьяна Олеговна тоже просит у меня книгу о религии (нет бы крещенской воды, чтобы ночью мужа обрызгать).
В конце лета я слышал, что она продала дачу, и что стало с бедной женщиной в дальнейшем, мне неизвестно.
Новость отредактировал LjoljaBastet - 7-02-2017, 07:19
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Домовой страх муж покойник ночь авторская история