Царь Мидас
Пересказ В.Н.ВладкоПер. с укр. А.И.Белинского
Фригийская монета 253-268 гг. Царь Мидас во фригийской шапке (которой он прикрывает ослиные уши).
Эта удивительная история произошла с фригийским царем Мидасом. Мидас был очень богат. Чудесные сады окружали его роскошный дворец, а в садах росли тысячи наикрасивейших роз - белых, красных, розовых, пурпурных. Когда-то Мидас очень любил свои сады и даже сам выращивал в них розы. Это было его самым любимым занятием. Но люди меняются с годами - изменился и царь Мидас. Розы больше не интересовали его - разве что только самые желтые, на которых он иногда останавливал свой задумчивый взгляд и шептал:
- Ах, если бы эти прекрасные желтые розы были не просто золотистыми, а по-настоящему золотыми! Каким бы я был богатым!
И Мидас со злостью срывал живую розу и швырял ее на землю, ибо теперь он больше всего на свете любил тяжелое, холодное золото. Все, что напоминало золото, привлекало к себе его внимание; все, что было настоящим золотом, Мидас забирал и прятал в своей подземной сокровищнице. И если было на свете еще что-либо дорогое сердцу Мидаса, так это его маленькая дочка. Она была прелестна, со светло-золотыми волосами, веселой улыбкой, ясными глазами и чистым, как звоночек, голоском.
Однако любовь к дочери не уменьшала его страсти к золоту, а, наоборот, лишь усиливала ее. Ослепленный царь чистосердечно верил, что его дочь будет самой счастливой, если будет иметь груды золота. Вот почему Мидас в конце концов стал мечтать лишь о том, чтобы собрать в своей сокровищнице как можно больше тяжелого желтого металла. Впрочем, чем больше золота он имел, тем чаще печалился, глядя на него:
- Золота у меня немало. Но ведь сколько золота еще остается в земле! Вот если бы собрать все это золото здесь... тогда уж точно я был бы счастлив!..
Но, конечно, Мидас неспособен был собрать все золото и потому мог лишь вздыхать, глядя на свои сокровища, спрятанные в глубоком подземелье.
Однажды, когда он особенно печально вздыхал, держа в руках тяжелую золотую чашу, во дворце послышался шум. Мидас рассердился: кто смел нарушить его покой? Но оказалось, что это один из постоянных спутников бога Диониса, сатир Силен, сбился с дороги и зашел в сады Мидаса. Служители Мидаса сперва испугались, потому что никогда до этого им не приходилось видеть сатиров: верхняя часть тела Силена была человеческая, зато ноги, как у козла, - покрытые шерстью, с копытами. Надо сказать, что и Силен тоже испугался. Заметив это, служители схватили его, связали и привели к Мидасу.
Царь сразу понял, что перед ним не обычное существо. Он приказал освободить перепуганного Силена, пригласил его в свои покои, накормил, дал отдохнуть несколько дней и после этого сам отвел к богу Дионису, зная, что тот отблагодарит его за такую услугу.
Так и случилось. Веселый бог Дионис обратился к Мидасу:
- Я знаю, Мидас, что ты очень богатый человек, и потому не могу отблагодарить тебя каким-либо подарком. Скажи мне, чего бы ты хотел сам, и я обещаю выполнить твое пожелание. Говори, я слушаю!
Царь Мидас задумался. В самом деле, чего бы ему пожелать? Можно попросить у Диониса большую груду золота, но чего стоит она по сравнению со всем золотом всей земли?.. И вдруг его осенила счастливая мысль.
- Я далеко не так богат, как ты полагаешь, - начал он. - Правда, у меня есть немного золота. Но сколько труда я положил, чтобы собрать его! А вот если ты, Дионис, поможешь, то мне в дальнейшем легче будет собирать золото...
- Какой может быть моя помощь? - спросил Дионис.
- Я хочу, чтобы все, к чему я прикоснусь, мгновенно превращалось в золото! - сказал Мидас и сам испугался своей дерзости. Не разгневал ли он Диониса?..
Однако Дионис только строго взглянул на Мидаса и спросил:
- А ты не будешь жалеть потом?
- Ни в коем случае! Я буду самым счастливым человеком на земле!
- Хорошо, - промолвил Дионис. - Пусть будет так, как ты желаешь. Начиная с завтрашнего восхода солнца ты будешь владеть золотым прикосновением.
Трудно сказать, смог ли этой ночью уснуть Мидас. Но как только первый, самый слабый дневной свет проглянул из-за верхушек деревьев, Мидас уже сидел на своем ложе, ожидая исполнения того, что ему обещал Дионис, и страшась, что веселый бог просто подшутил над ним.
Осторожно притронулся Мидас к стулу, что стоял возле его ложа, но стул остался таким же, как был, - деревянным...
В отчаянии Мидас упал головой на подушку и закрыл лицо руками. Тем временем рассветало все больше и больше. Вот из-за верхушек деревьев блеснул первый солнечный луч. Он тихонько заглянул в комнату Мидаса и задержался на ложе. Царь Мидас не обратил на это внимания. Но теплый луч защекотал ему ухо, словно утешал царя. Мидас поднял голову и тотчас удивился:
- Что за удивительный цвет у моей подушки? Еще вчера она была белой... а теперь... почему-то желтая... словно бы... да нет, неужели это может быть?..
Да, Дионис исполнил свое обещание. Все подушки и покрывала на его ложе стали золотыми, из чистого червонного золота. Дар бога Диониса Мидас обрел с первым солнечным лучом!
Обрадованный Мидас вскочил с ложа. Как ребенок, бегал он от одного предмета к другому, проверяя обретенную им способность превращать в золото все, к чему он прикоснется. Он касался ножки стола - и она сразу превращалась в массивный золотой столбик. Он отбросил в сторону оконную занавеску - и она враз потяжелела в его руке, окрасилась в золотистый цвет. Все, все становилось золотым вокруг Мидаса, все предметы, вся одежда, вся посуда! Даже маленький носовой платок, который вышила Мидасу его дочь, и тот стал золотым. Однако... это не очень понравилось Мидасу: он охотно оставил бы его таким, каким он был раньше, каким принесла ему платочек его ненаглядная малышка.
Впрочем, стоит ли огорчаться по пустякам? Платочек вряд ли стоил внимания, в то время как вокруг Мидаса все превращалось в золото! Все принимало червонно-желтый цвет и веселило сердце Мидаса. Чтобы лучше рассмотреть свое новое богатство, он даже поднес к глазам большой кристалл хрусталя, повернув грани так, чтобы предметы виделись сквозь них увеличенными. К великому его удивлению, Мидас ничего не увидел сквозь кристалл! Прозрачный до сих пор хрусталь тотчас же превратился в толстую золотую призму.
Это показалось Мидасу не очень удобным, но он подумал: "Не стоит обращать внимания! Глаза мои видят пока что неплохо, а всякие мелочи, если мне будет нужно, рассмотрит дочка своими ясными зоркими глазками".
Не рассуждая больше ни о чем, Мидас вбежал в сад.
И здесь все становилось золотым - перила лестницы, двери, песок на аллеях, - как только он прикасался к ним. А вот и цветущие розы! Благоухающие и многокрасочные, они поднимали свои головки к утреннему солнцу и покачивались под дыханием теплого летнего ветерка.
Но Мидас знал, как эти прекрасные розы сделать еще прекраснее. Торопливо переходя от одного куста к другому, он касался роз, пока все они не поникли отяжелевшими золотыми головками, пока не обвисли на кустах золотые листья, пока не стал золотым даже маленький червячок внутри какого-то цветка. Весь сад Мидаса стал золотым!
Счастливый Мидас оглянулся вокруг: ни у кого на свете не было столько золота! Правда, для этого пришлось потрудиться, непрерывно прикасаясь к разным предметам! Зато теперь можно позавтракать с большим аппетитом.
И Мидас направился ко дворцу, где уже был накрыт стол для царского завтрака. На одном конце стола стояла чашка с молоком и свежая булочка для его маленькой дочки, которая всегда завтракала вместе с отцом. Самой малышки пока еще не было.
Мидас приказал, чтобы позвали ее, а сам сел за стол. Но есть не начинал. Он так любил свою дочку, и ему не терпелось обрадовать ее вестью об обретенной им чудесной способности. Однако дочка не появлялась. Царь Мидас уже хотел вторично позвать ее, как вдруг услышал детский плач.
"Неужели это плачет моя малышка? - подумал он. - Отчего же?"
Дело в том, что она плакала очень редко. Она была чудесной девочкой, почти всегда только смеялась, а слезинки появлялись у нее на глазах не чаще, чем раз в полгода. Мидасу было неприятно, что его дитя плачет, и, чтобы утешить ее, он решил устроить ей сюрприз. Он быстро прикоснулся к красиво
й, разрисованной цветами и зверюшками чашке дочери и враз превратил ее в золотую. Разве не обрадуется дочь, заметив такое превращение?..
Тем временем девочка вошла в зал. Она так плакала, словно сердце ее разрывалось на кусочки.
- Радость моя, - обратился к ней Мидас, - что случилось?
Вместо ответа дочь молча протянула ему одну из тех роз, которые Мидас только что сделал золотыми.
- Очень красиво! - воскликнул Мидас. - Неужели этот чудесный золотой цветок заставил тебя плакать?
- Ох, отец, - всхлипнула девочка, - она совсем некрасивая. Наоборот, это плохой цветок, хуже не бывает! Как только я проснулась, я сразу побежала в сад, чтобы сорвать для тебя несколько роз. И такое несчастье! Все розы, которые были до сих пор такие красивые, так чудесно пахли, - все они стали противно-желтыми, как вот эта, и совсем без запаха. Я даже уколола себе нос этим цветком... Что случилось с цветами, отец?
- Ну стоит ли плакать из-за этого? - ответил Мидас, стыдясь признаться, что виновник такого преображения он сам. - Да за одну такую розу, какая у тебя в руке, ты сможешь получить сотню обычных роз!
- Все равно я не хочу даже смотреть на нее, - сердито молвила малышка и бросила золотую розу на пол.
Девочка села за стол. Но она даже не заметила перемены, происшедшей с ее чашкой, так как думала только о розе. А отец теперь уже не решался обратить ее внимание на это. Возможно, так было и лучше, потому что его дочка очень любила рассматривать зверюшек, нарисованных на чашке, когда пила молоко; а теперь все они исчезли в желтом блеске металла.
Тем временем Мидас налил и себе молока и с удовлетворением отметил, что кувшин сразу же стал золотым, как только он притронулся к нему. "Между прочим, - подумал Мидас, - следует поразмыслить, где теперь придется хранить мою золотую посуду. Ведь очень скоро все вокруг меня станет золотым..." Размышляя таким образом, он поднес чашку ко рту и отхлебнул молоко. Вдруг глаза его широко раскрылись от удивления. Он почувствовал, как оно застыло слитком металла.
- Вот так штука! - воскликнул Мидас обескуражено.
- Что, отец? - спросила дочь. На глазах у нее еще не просохли слезы.
- Ничего, дитятко, ничего, - ответил Мидас.
Он взял с блюда маленького зажаренного карася, положил его к себе на тарелку. Рыба чудесно пахла, и голодный Мидас даже слюну проглотил. Он взял карася за хвост и с ужасом остановился. Рыбка враз стала золотой, потяжелела в руках. Лишь самый искусный ювелир мог бы сделать такую рыбку из золота. Такой рыбке цены не было. Но она была несъедобна... А Мидасу хотелось есть, а не любоваться рыбой.
- Не совсем понимаю, - пробормотал он, - смогу ли я вообще позавтракать...
Он взял вкусный хрустящий пирожок и быстро кинул его в рот, чтобы пирожок не успел превратиться в золотой. Но тотчас же вскочил со стула и забегал по комнате, отплевываясь. Он пытался выплюнуть изо рта большой слиток золота, в который сразу превратился пирожок, и не мог этого сделать, потому что обжег себе рот. Мидас скакал возле стола, топал ногами и жалобно стонал. Наконец ему удалось выплюнуть золотой слиток. Мидас остановился, тяжело дыша.
- Отец, дорогой отец, что случилось? - кричала тем временем испуганная дочка. - Ты обжег себе рот? Что с тобой?
- Ах, дорогое мое дитя, - простонал Мидас, - я и сам теперь не знаю, что со мной произошло...
И верно, трудно даже представить себе более неприятное состояние. На столе стоял самый дорогой, какой только можно придумать, завтрак. Но его нельзя было есть, по крайней мере Мидасу. Самый бедный поселянин, у которого на обеденном столе не было ничего, кроме тарелки с похлебкой и лепешки, и тот был более счастлив, чем этот богатейший царь!.. А что же будет дальше? Ведь ему угрожала голодная смерть среди роскошных яств!..
Мидас понял, что Дионис был прав, когда спрашивал его, не пожалеет ли он когда-нибудь о том, что обрел чудесный дар. И так опечалился царь, что громко заплакал, забыв даже о присутствии дочери, которая удивленно глядела на него. До сих пор девочка просто беспокоилась, не понимая, что случилось с ее отцом. Но теперь, видя его слезы, она не выдержала и, охваченная желанием утешить любимого отца, бросилась к нему и обхватила руками его колени, так как выше она не могла достать. Мидас почувствовал, что дочь ему в тысячу раз дороже, чем ненавистный дар, и, наклонившись, поцеловал ее.
- Любимая моя, милая моя деточка! - промолвил он нежно.
Но девочка молчала.
- Что я сделал! - в ужасе воскликнул Мидас. - Что я сделал!
В тот самый миг, когда его губы прикоснулись к голове нежно любимой дочери, произошла удивительная и страшная перемена. Живое, веселое и розовое личико девочки застыло в желтом блеске золота, даже невысохшие слезы на ее щеках превратились в золотые капли. Мидас помертвел, почувствовав, какими твердыми и неподвижными стали руки и ноги его прелестной крошки. Ой какая беда! Его любимая дочь стала жертвой его алчности и превратилась в мертвую золотую статую!..
Трудно описать горе Мидаса, который заламывал руки, глядя на помертвевшую дочь, стонал, плакал и убивался. У него недоставало сил даже глядеть на золотую статую своей дочери... Она была так похожа на его любимую девочку!.. Если бы только не этот проклятый золотой цвет, не эта мертвая неподвижность... О Мидас, Мидас, куда завело тебя твое ненасытное желание иметь как можно больше золота!
Наконец Мидас вспомнил про Диониса. Он, он, могучий Дионис, может помочь ему в горе. И Мидас приказал подать колесницу и как можно скорей везти его к Дионису.
Молодой бог встретил его хмуро.
- Что скажешь, Мидас? - спросил Дионис. - Должно быть, ты приехал поблагодарить меня, рассказать, какой ты счастливый?..
Мидас печально покачал головой.
- Я несчастен, убит горем, - ответил он тихо.
- Ты несчастен? - притворно удивился Дионис. - Разве я не исполнил твоего желания? Ведь ты теперь можешь иметь золота столько, сколько захочешь.
- Золото не может сделать человека счастливым, - горько вздохнул Мидас. - Получив его, я потерял то, что было для меня дороже всего. Теперь я понял это.
- Ты понял? - переспросил Дионис. - Мы это сейчас проверим. Скажи, Мидас, что ценней для человека - золото или кувшин чистой холодной воды? Как ты думал вчера - это я знаю. А вот как ты думаешь сегодня?
- О, свежая, прохладная вода! - простонал Мидас. - Должно быть, никогда уже она не освежит моего пересохшего рта!..
- Что лучше для человека, - продолжал Дионис. - золото или кусок хлеба?
- Кусок хлеба, - сказал Мидас, - ценней для меня, чем все золото мира!
- Что для тебя лучше - золото или твоя дочь, живая, веселая, какой она была всего час тому назад?
- О, дитя мое, дочь моя! - заплакал Мидас. - Я не отдал бы теперь даже самой крошечной веснушки на ее личике за все золото мира!
- Ты поумнел, Мидас, - промолвил Дионис. - И я вижу, что твое сердце, к счастью, не успело превратиться в кусок холодного золота. Иначе я не смог бы помочь тебе. Скажи мне, ты и в самом деле хочешь избавиться от своей чудесной способности?
- Она ненавистна мне! - пылко произнес Мидас. Тут муха с противным жужжаньем села ему на нос, но тотчас же, превратившись в кусочек золота, упала на пол. Мидас вздрогнул.
- Хорошо, - промолвил Дионис. - Слушай меня, Мидас. Иди искупайся в реке Пактол - ее вода смоет с тебя власть золотого прикосновения. Возьми также с собой кувшин да набери воды из реки. Этой водой ты обрызгаешь все предметы, которые хотел бы вновь увидеть не золотыми, а такими, какими они были раньше. Понял?
Мидас уже убегал, торопясь к реке Пактол.
Как сумасшедший схватил он глиняный кувшин (который сразу же стал золотым) и бросился к воде. Он весь дрожал: что, если и вода в реке тоже станет золотой?! Но нет-прозрачные, свежие волны плескались вокруг него, прохладная вода не изменялась, прикасаясь к его ногам. Теперь предстояло набрать воды в кувшин... Не станет ли она тогда золотою?.. Нет, наоборот, кувшин мгновенно превратился в глиняный.
Как самую большую драгоценность нес Мидас домой этот глиняный кувшин с водой. Он не останавливался ни на миг, торопился к дочери. Вот она, неподвижная золотая статуя! Дрожащими руками Мидас стал брызгать на нее водой из кувшина. Нет, этого недостаточно! Скорей, скорей! Вода из кувшина полилась на голову дочери. И, наконец, она ожила! Она вновь стала настоящей живою девочкой! Мидас отставил кувшин в сторону и обхватил руками свою любимую доченьку, плача и смеясь одновременно.
А девочка ничего не понимала: ведь она не догадывалась, что какое-то время была золотой статуей.
- Отец! - воскликнула она удивленно. - Зачем ты поливаешь меня водой? Ведь ты испортил мое новое платье!
Мидас только счастливо смеялся.
Конечно же, Мидас и его дочь тотчас же отправились в сад. Они окропили водой из реки Пактол золотые розы - и цветы вновь ожили, стали ароматными, заиграли живыми красками.
С того времени Мидас больше не заходил в свою сокровищницу и не любил золото ни в каком виде!
Но уж такой незадачливый был царь Мидас, что стоило ему избавиться от одной беды, как он тут же попал в другую, - на этот раз его подвело самомнение. А дело было так.
Убоявшись богатства, Мидас стал жить как можно проще, часто бродил по лесам и горам там, где обитает бог Пан в окружении своих постоянных спутниц - нимф. Пан громко играл на сделанной собственными руками флейте, услаждая слух нимф, а вместе с нимфами и Мидаса. Мидасу очень нравилась игра Пана, и он не раз говорил ему:
- Ты прекрасный музыкант, Пан! Полагаю, что ты мог бы состязаться с самим Аполлоном!
И Пан так уверился в своем мастерстве, что вызвал Аполлона на состязание.
Аполлон согласился, полагая немало развлечься.
Судьей был избран Тмол, бог горы, на которой и должно было происходить соревнование. Тмол с важностью, приличествующей моменту, расположился на обломке скалы, покрытом козьей шкурой. Вокруг него разместились нимфы, дриады и другие божества этой местности. С глубокомысленным видом сидел царь Мидас, уверенный в победе своего любимого бога Пана, который, сжимая в руках свою флейту, с вызовом, но и некоторой неуверенностью во взоре ожидал начала состязания с самим Аполлоном. Златокудрый Аполлон стоял справа от Тмола, в белоснежной тунике, со среброструнной кифарой в левой руке.
- Приступайте! - важно распорядился Тмол, чувствуя значительность момента.
Пан поднес флейту к губам - и, спасаясь от резких пронзительных звуков его варварского инструмента, козы, пасшиеся на окрестных вершинах, с ужасом бросились вниз. Но вот Пан окончил свою игру. Тмол, нимфы, дриады молчали, потупившись. Один только Мидас в восторге захлопал в ладоши - так ему нравилась музыка Пана.
Настал черед Аполлона. Он поднял кифару - и полились чарующие, переливающиеся звуки серебряных струн. Они напоминали нежный шелест зеленых дубрав, журчание светлых струй, сбегавших вниз с горы Тмол, щебетание и пение птиц. Казалось, вся красота родной земли гармонично слилась в мелодии Аполлона.
Замерли звуки божественной кифары, и Мидас нетерпеливо обратился к Тмолу:
- Ну, скорей, Тмол, объяви свою волю: кого ты считаешь победителем? Мы ждем, Тмол!
Тмол поднялся и провозгласил громко, чтобы все живое слышало окрест:
- Сколь ни дерзок был в своих притязаниях Пан, но его варварская музыка не может идти ни в какое сравнение с пением кифары. Победитель - Аполлон!
И все вокруг - нимфы, дриады, другие божества - поддержали это решение:
- Истинно так, Аполлон победитель!
Один только Мидас оставался непреклонен и обвинил Тмола:
- Ты не прав, Тмол! Ты несправедлив! Пана должно признать победителем, его мелодия несравненно приятней для наших ушей!..
Хотя и не пристало небожителю обижаться на смертных людей, но Аполлон был разгневан словами Мидаса. Уходя с горы Тмол, окруженный музами, Аполлон бросил через плечо Мидасу:
- У того, кто предпочитает мелодии Пана моей кифаре, должны быть другие уши, Мидас!..
В большой досаде возвращался Мидас к себе домой после этого состязания: еще бы, он считал, что Тмол рассудил несправедливо. Спускаясь с горы в полном одиночестве, Мидас вдруг почувствовал, что его уши стали тяжелыми. Он схватился за уши - о ужас! - уши его выросли, удлинились и покрылись мягкой шерстью.
- Что это? - воскликнул он. - Что случилось? Мидас наклонился над быстрым ручьем, что сбегал с гор, и оцепенел от страха: в воде, как в зеркале, отразилась его голова, которую украшали длинные ослиные уши, покрытые серебристо-белым пушком!
- Как?! Что это? Неужели это я, неужели это мои уши?
Увы, сомнений не было: это была его голова, и это были его уши! Теперь только до Мидаса дошел смысл слов, произнесенных Аполлоном: за то, что Мидас предпочел игру Пана игре Аполлона, Солнцеликий наградил его ослиными ушами.
В ужасе бросился Мидас в кусты: а что, если кто-то увидит его ослиные уши?! Но что же теперь делать? Как ему показаться придворным, родным и друзьям? Если он появится среди людей с такими ушами, все будут смеяться над ним, каждый ребенок будет пальцами указывать на незадачливого царя!..
Только к вечеру возвратился Мидас домой. Возвратился в сумерках, да к тому же обвязав голову куском ткани так, что уши были полностью скрыты.
С тех пор царь Мидас не расставался с повязкой, и никто из смертных не видел его ушей. Никто из смертных, за исключением одного только слуги, который стриг царю волосы, бороду и усы, когда они сильно отрастал! От этого слуги царь Мидас не мог скрыть своего уродства. Под страхом смерти Мидас запретил ему разглашать страшную тайну. И слуга обещал хранить ее.
Но брадобрей был так болтлив, что тайна, доверенная ему царем, очень тяготила его. Он прямо-таки изнывал от желания сообщить ее хоть кому-нибудь и потому жил в страшном смятении.
Наконец он не выдержал: в один прекрасный день, в очередной раз побрив царя, побежал на берег реки, выкопал в земле ямку и, низко наклонившись над ней, прошептал:
- У царя Мидаса ослиные уши!!!
И тотчас же поспешно засыпал ямку землей.
Прошло не так уж много времени, и на том месте, где была эта ямка, вырос камыш. Какой-то тамошний пастух, проходя мимо со своим стадом, сорвал камышинку и сделал из нее дудочку. Когда он подул в нее, дудочка вдруг заиграла:
- У царя Мидаса ослиные уши! У царя Мидаса ослиные уши!..
Так все люди узнали тайну царя Мидаса.
Автор - Пересказ В.Н.Владко, Пер. с укр. А.И.Белинского.
Источник.
Ключевые слова: Мифы Древней Греции Царь Мидас золото шутка богов