Марионетка
Никто не знал, когда этот человек впервые появился на площади. Кого не спроси – все помнили высокого, с длинной серой бородой и длинными спутанными волосами мужчину, который в одно и то же время в одни и те же дни выходил на небольшой пятачок сквера возле парка и, достав из ящика несколько марионеток, начинал очередное представление. Марионеток у него, судя по всему, было много, и он приносил то одних, то других, комбинируя своих персонажей иногда совершенно фантастическим образом. Принцесса могла оказаться в паре с современной бизнес-леди, а христианский святой в окружении фей. Сам он всегда был одет пусть чисто, но очень скромно, в отличие от своих кукол.Представления никогда не повторялись, даже по просьбе. Каждое представление было уникально и проигрывалось всего лишь один раз. При этом никто так никогда не смог найти источники сюжетов в сказках, притчах или литературных произведениях. Все истории, похоже, кукольник придумывал сам. Как и сам он создавал своих кукол.
Судя по времени его появления, которое «затерялось» в истории современных горожан, кукольнику должно было сейчас быть не менее 90 лет. Но он брел бодро, выпрямившись, да еще и с легкостью таскал свой груз кукол. По лицу тоже нельзя было сказать что-то определенное. Вокруг глаз расползлась сеточка морщин, но сами глаза выглядели молодо и зелено. Они и вправду были ярко-зеленого цвета, словно майская трава на свету солнца. Да и руки были гибкими. Словно молодые, хотя никто никогда не видел их без вязаных перчаток. Он очень ловко управлялся со своими марионетками на радость окружающим, которых собиралась целая толпа.
Никто никогда также не слышал его голоса, помимо тех ситуаций, когда он говорил за своих кукол в пьесе. И казалось сперва, что он плохо слышит или не слышит вообще, так как он почти никогда ни кивком, ни как-то еще не реагировал на обращение к нему. Но Кукловод слышал. Однажды, когда к нему подошли и сказали, что сквер будет закрыт из-за работ с канализацией – трубу прорвало именно в этом месте, - кукловод кивнул и на следующий день не пришел. Так что слышал он прекрасно. Только не считал нужным отвечать. Это могло выглядеть как презрение к окружающим. Но вот почему-то в данном случае не выглядело. Он не выглядел тщеславным. Разве что очень странным. Почему – даже люди, много раз видевшие его, не смогли бы сказать.
Кукольник никогда не требовал и не просил денег. Люди просто давали ему, кто сколько хотел, после представления. Или не давали. Он тогда загребал выручку в карман и просто уходил, не прощаясь и не благодаря. Видать, считая, что ему незачем благодарить за оплату его работы. Впрочем, почти никогда не было такого, чтобы ему хоть немного не заплатили бы. Ведь представления кукольника отличались от остальных. Они невероятно завораживали, заставляя даже просто проходящих мимо людей останавливаться и досматривать все до конца. Говорят, что люди, засмотревшись на представления, иногда забывали обо всем на свете: о важных встречах и свиданиях, о тех проблемах, над которыми они размышляли еще секунду назад.
Кукольника считали странным. Даже чем-то вроде блаженного или юродивого. Но он был безобиден, а его истории интересны. Поэтому к нему относились очень благожелательно. Некоторые даже следовали за ним до его дома – кукольник жил на первом этаже старого, еще сталинских времен здания. Мальчишки пытались заглядывать в окна его квартиры, но те были занавешены тяжелыми и непроницаемыми, как театральные портьеры, шторами. Поэтому, хотя им и очень хотелось побывать в квартире у непонятного человека, пока они не могли даже одним глазком заглянуть туда. Знали лишь от соседей, что по планировке квартира должна была быть просторной трешкой с огромными комнатами и высокими потолками. Наверняка, судили люди, эти комнаты буквально завалены марионетками. Но даже соседи не могли ничего сказать наверняка. Как оказалось, они тоже пытались проникнуть в квартиру под предлогом занять соли или еще чего. Кукольник закрывал дверь прямо перед носом у просящего, а потом выносил им соль или еще что-то. Если к тому времени человек ушел, то кукольник безошибочно шел к его квартире и настойчиво звонил, пока ему не открывали. Потом отдавал соль и опять-таки молча возвращался к себе. Он совершенно без эмоций каких-либо принимал долг от должников. Хотя сам никогда о долгах не напоминал. Один из соседей - парень, любящий розыгрыши, - как-то попросил у него десять тысяч на пару дней. Не спросив даже для чего, кукольник вынес две пятихатки и совершенно не напомнил о долге ни через два дня, ни через две недели. Хотя каждый день видел шутника. Тот, наконец, решил, что шутка затянулась, и сам вернул деньги с извинениями. Кукольник опять взял деньги совершенно спокойно, без обвинений и вообще без всяких слов и эмоций.
Но как преображался кукловод, когда играл представление! На его лице отображались все эмоции, которые испытывали персонажи его пьес. И эмоции эти менялись моментально от персонажа к персонажу, как и голоса кукловода. Помощников у него не было, и он только сам озвучивал своих героев. Голосами настолько разными, что если закрыть глаза, то не поверишь, что это озвучивает один человек. Но заканчивалось представление, лицо кукловода вновь обретало непроницаемость. Только глаза жили всегда.
Так и проходил год за годом. И люди уже давно привыкли к странному немного, но безобидному человеку вне возраста, который всегда рассказывал такие интересные истории. Даже гостей из других городов всегда водили на сквер и показывали им кукловода как одну из достопримечательностей города.
«»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
- Но почему он? Он же совершенно безобиден! – продолжал настаивать Ромка.
- Ну, вот тогда тебе будет легко это сделать, - ответил Виталик, ухмыляясь.
- Да ты не понял, - проговорила Женька, - ему просто дедушку жалко. Наш Ромочка такой чувствительный, да?
Рома вспыхнул. Если бы его обвинял Виталик или Тимка, то он нашел бы, что ответить. Но Женечка, Женька, Женевьева-королева. Мечта всех, наверное, в их классе и не только в их. Такая вся пай-девочка на вид, а на самом деле оторва еще та. Именно чтобы привлечь ее внимание, хиляк Ромка пошел в эту компашку. И радовался, когда понял, что он там нужен. Он был хоть маленьким и не сильным, но очень гибким, он мог проникнуть туда, куда никто из компании пролезть не мог. Но все же… никогда не воровал и не думал даже. Особенно обворовать безобидного кукольника, которого помнил так долго, как себя, и на представлениях которого еще в детстве то плакал, то смеялся.
- Да и денег у него, наверное, нет, - с сомнением произнес Рома. Ну не мог же он и вправду признаться, что для него действительно как-то неправильно звучит идея не просто обворовать, а обворовать квартиру человека, пока тот в больнице с инфарктом.
- Как же нет денег? Он и зимой и летом в таком ходит, что явно особо не тратится. А на его куклах шелк да бархат, - проговорила Женька.
- А мне знакомый говорил, что там точно еще и настоящий жемчуг на наряде Пьеро, - поддакнул Виталик.
- Во-во, - Женька встрепенулась, - это же каким шизиком надо быть, чтобы ходить чуть ли не в рванье, а на кукол жемчуг вешать? И нафига такому шизику деньги? А мы им применение найдем.
- В общем, решать тебе, - резко оборвал Виталик, - пойдешь – будешь с нами, а нет – больше к нам не суйся.
Сказав это, Виталик поднялся с лавочки, давая понять, что разговор закончен. Женька поднялась тоже и прильнула к нему, скосив хитрые лисьи глаза на Ромку. Она явно смеялась над парнем. Этого Ромка уже не мог выдержать.
- Я с вами, - сказал он.
»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
Была уже ночь, и в домах один за другим гасли огни окон. Компания из пяти человек осторожно пробиралась по улице частного сектора.
Скоро она добралась до нужного дома. Окно квартиры, как и раньше, было открыто. Никто так и не подумал его закрыть. Это глазастая Женька заметила еще раньше, когда вчера проходила около дома. Там же около дома стояла скорая. Женька не постеснялась расспросить, к кому приехали и почему. Девчонка она была бойкая, симпатичная, да и разыграть могла какое угодно чувство. В городе кукловода знали многие, поэтому в заботе Женьки никто не увидел ничего необычного. Вот санитар скорой и рассказал, пока старика грузили в машину.
- В общем, вот окно, – сказал Виталик, ухмыляясь, - хочешь - лезь, хочешь - нет.
- У нас тут никто никого не принуждает, - поддакнул Стас, еще один член команды, высокий и плотный, уже в свои пятнадцать лет настоящий «шкаф».
Ромка чуть слышно вздохнул. В конце концов он сам захотел войти в эту компашку, теперь отступи – ославят на всю школу трусом.
Так что делать было нечего, и Ромка полез в квартиру.
Внутри было темно, и Ромке пришлось просто постоять пару минут, чтобы успокоить колотившееся сердце и привыкнуть к темноте. Не сразу он вспомнил, что у него есть фонарик. Ромка тихо засмеялся и включил свет. Они изучали планировку квартир в этом доме, и он должен был быть в кухне. В кухне он и был. Чистая, но старая мебель, древний холодильник, стол, стулья, идеально чистая плита печки. Мягкий уголок. Кухня вовсе не производила впечатления того, что тут живет богач. Ромка открыл холодильник: молоко, кефир, какой-то суп в кастрюле, пара шоколадок. Ощущая себя страшно крутым, он взял шоколадку и, сняв обертку, засунул сладость в рот. Шоколад поразил необычной горечью и привкусом какого-то ореха. Ромка никогда такой не пробовал и что за орех тоже не смог бы сказать.
Он уже совсем не волновался, когда проходил в комнату. Честно говоря, показная бедность кухни даже обрадовала его. Значит, может быть, кукольник действительно небогат. А значит, и воровать у него будет нечего. И он спокойно уйдет отсюда, не став вором и одновременно не разочаровав ребят. Ромка опять рассмеялся. Все же Виталик при всей его внешней крутости не очень умен. Ну, кто бы стал оставлять настежь открытое окно на первом этаже в квартире, где есть какие-то ценности?
По плану он должен был дойти до входной двери и открыть остальным. Из кухни сразу же можно было выйти в коридор. А оттуда двери вели в комнаты и к выходу из квартиры. Ромка уверенно потопал к выходу, но сразу же остановился. Он заметил слабый голубоватый свет в одной из комнат. Дверь в неё была закрыта, но матовое стекло сверху позволяло увидеть свет. Сердце Ромки упало. Неужели кукольника выписали? И он дома? Или... или ребята просто решили подшутить над ним, посмотреть, как он выпутается из этой ситуации.
Первой мыслью Ромки было бежать. Через окно на кухне, потому что никто в целом мире не заставил бы его пройти мимо комнаты, откуда лился свет во входной двери. Ромка бросился на кухню, удивительно, как ни на что не напоролся. Подбежав к окну, он вновь остановился. Окно было закрыто! Но такого просто не могло быть! Ромка бросился открывать окно, уже не задумываясь даже о том, что его могут услышать. Но его ждал еще один сюрприз. Окно представляло из себя просто раму и стекло, без всяких намеков на щеколду, задвижку или что-то подобное. Ромка напряг память. Ведь раньше, когда он лез, окно было нормальным, ведь было же? Ромка посмотрел в окно, пытаясь выглянуть своих возможных товарищей. Но он никого не увидел. Двор дома был пуст. Значит, они и вправду обманули его.
Сердце Ромки затопила черная пустота. Так обидно было, что он даже забыл на время про странности с окном. И ведь эти гады сидят где-то сейчас и смеются над ним. Над тем, как провели лоха. А он-то и вправду лох.
Обиднее всего было осознавать, что Женька тоже смеётся сейчас над ним. И о чем он вообще думал? Что она вообще согласится хотя бы благосклонно на него посмотреть? Идиот.
Но обида обидой, а делать что-то было надо. Ромка встал и, чуть пошатываясь, вышел из кухни. Он уже не хотел даже думать о весьма странном окне. Обида настолько сильно на него обрушилась, что растопила страх, да еще и не позволила талым его остаткам вновь собраться во что-то более-менее достойное настоящего чувства. Ромка решил, что пройдёт по коридору к двери и откроет ее. Если получится. А если нет… если нет, то он во всем признается. Сейчас у парня было такое состояние, что его уже ничего не волновало в его будущем.
Но все же, проходя мимо комнаты, из которой лился свет, Ромка как-то поджался – сработал, видать, инстинкт самосохранения. Он пригнулся и прополз под матовой стеклянной вставкой.
Вот и дверь. Ромка протянул руку, чтобы открыть, но тут услышал музыку. Парень затравленно обернулся. Тишина. То есть вокруг была тишина. Музыка играла в его собственной голове. Это было похоже… как будто вспоминаешь и проигрываешь у себя в голове какую-то мелодию. Только эта музыка звучала ярче и насыщеннее. Четче и настойчивее. И Ромка вовсе не слышал ее никогда. Он мог в этом поклясться, что никогда не слышал ничего подобного. Он даже не мог точно сказать, что за инструменты там были. Вроде что-то струнное, легкое. И может, рожок? Ромка не знал.
Он сам не заметил и не понял, как очутился у двери в комнату с загадочным светом. Осознание вернулось как раз в тот момент, когда он уже протягивал руку к ручке двери, чтобы ее открыть. Ромка отдернул руку и отскочил от двери, непонимающе смотря вперед. Сердце вновь начало колотиться от страха. Он должен был сейчас же повернуться и уйти. Должен был. Но ноги словно приросли к месту, и он не мог двинуться. Назад. А вот вперед вполне.
На этот раз осознание пришло, когда Ромка уже входил в комнату. Но отпрыгнуть он уже не смог. Зрелище, представшее ему, было уж совсем необычным. Большая, метров двадцать комната тонула в мягком синем полумраке, но источников света не было видно. Казалось, светится сам воздух в центре комнаты. По-над стенами стояли шкафы, похожие на книжные, а к шкафам были придвинуты диваны. И все пространство: полки шкафов, диваны, - было занято куклами. Марионетками, которые все как по команде смотрели в середину комнаты, где находилась импровизированная сцена, представлявшая из себя круглый ковер… Там происходило театральное действо. Несколько марионеток в роскошных средневековых костюмах играли какую-то сцену, неслышно, словно подчиняясь той самой музыке, которую слышал и Ромка. Играли! Сами. Без кукловода.
От кукол тянулись веревочки управления, но ваг не было видно. Присмотревшись, Ромка увидел, что несколько ваг просто лежат около «сцены». Крик застрял у Ромки в горле. Но он быстро осадил себя. Одни из марионеток продолжали играть, а другие смотрели, иногда лишь прерываясь на то, чтобы склониться головами друг к другу, словно что-то обсуждая. Может, пьесу? Ромку они не замечали. Даже когда одна из кукол проскальзывала взглядом по парню, ничего не случалось. Марионетка вновь обращалась к сцене. И он, кажется, совершенно спокойно мог развернуться и уйти. Что и нужно было сделать, конечно. Выйти. Но… что-то останавливало Ромку. Разум кричал ему, что он должен уйти. Прямо сейчас, иначе… иначе случится что-то непоправимое. Но сила, которая была гораздо мощнее Ромкиного разума, говорила ему остаться.
Страх парня прошел полностью. Словно все, что он видел, было нормально и обыденно. И ничего странного в танцующих самих по себе куклах не существовало. Так же, как и не существовало ничего странного в марионетках, которые, как зрители, обсуждали эту пьесу. Ромка теперь с удовольствием и любопытством наблюдал, как дама и кавалер посреди комнаты танцуют под слышимую им музыку. Теперь эта музыка, которая слышалась в его голове, стала громче и торжественнее. Она звенела и окутывала разум парня своими переливами. И Ромка, слыша ее, чувствовал некоторую сопричастность к тому, что происходит на сцене. Это неожиданно польстило ему. Словно его приняли в члены какого-то элитного клуба.
Меж тем куклы прекратили танцевать, свет в комнате резко погас, погрузив все окружающее во тьму. Музыка тоже смолкла. Ромка на миг вновь осознал, что тут происходит нечто странное. Неестественное и жутковатое. Нечто, что при этом грозит опасностью ему самому. От чего он должен бежать, пока… а вот что пока, Ромка не знал. Но то, что…
Свет зажегся, на этот раз он был желтоватым. А на сцене появились другие марионетки. Ромка скосил глаза и увидел, что игравшие недавно марионетки сидят на диванчике и смотрят на сцену. А на самой сцене уже были другие актеры. Ромка с удовольствием узнавал типажи. Узнавал, хотя никогда раньше не интересовался театром и тем более не смог бы отличить одного персонажа от другого. Но он узнавал. Вот хохотушка-хитрушка, Коломбина, а вот и веселый Труффальдино, который сам, кажется, никогда не знает, одурачит ли он кого-нибудь какой-то потрясающей проделкой или сам станет одураченным. Впрочем, ему, кажется, вообще почти безразлично, мудрость или глупость он надевает на себя, как рубашку, и так же легко снимает, когда почему-то вдруг переменится его настроение или погода за окном. Вокруг кого эти двое так пританцовывают? А, несчастный скуповатый старик Панталоне? Ну, этот всегда останется в дураках. Такова его судьба. Которую он, впрочем, почти всегда заслуживает.
Ромка с удовольствием смотрел пьесу. Теперь в его голове звучала не музыка, а диалоги. Четкие, хлесткие, пересыпанные искрометными шутками, разложенные на разные голоса. Иногда, правда, в мозгу пробегала мысль, что это все ненормально, так не должно быть, но эта мысль была такой слабой, что Ромка не обращал на нее внимания. Он все больше увлекался пьесой. Пока вдруг не заметил, что говорит вслух. Он сам произносил все слова на разные голоса. Ромка испугался на пару секунд, но потом ему стало интересно. Он и не знал, что его голос на такое способен. Он рассмеялся в очередной раз за Коломбину и только тут заметил, что уже стоит совсем близко со сценой и… да, он держал в руках ваги.
Сначала они показались парню ужасно неудобными, к тому же Ромке приходилось постоянно их менять – ведь персонажей- то больше двух, но руки как-то сами быстро приловчились, и скоро он уже с удовольствием играл. Нити от ваг протянулись к марионеткам, теперь куклы уже не двигались сами. Ромка в упоении двигал их. Он улыбался до ушей и был невероятно увлечен. На самом деле он никогда раньше не чувствовал такого увлечения и интереса, такого включения в процесс. Такой радости от того, что он делает. Он вновь хотел рассмеяться, но не смог. Не смог и закричать и даже что-то сказать шепотом. Страх вновь пополз по венам, но… Ромка улыбнулся. Какой голос? Он ведь отдал его марионеткам. У него теперь нет голоса. На минуту Ромке стало обидно и грустно. Но лишь на минутку. Да к черту этот самый голос! Оно того стоит. И разве он не может говорить? Может, просто теперь он будет говорить через кукол. Только и всего.
Ромка вложил в уста Коломбины очередную хлесткую фразочку и рассмеялся ее заливистым смехом. Всё было просто прекрасно.
Он не помнил, сколько играл с марионетками, но он сыграл не одну пьесу, кажется, все марионетки хотели пройти через его руки. Руки их нового господина и раба. Ромка покатал в сознании эти два, казалось бы, несовместимых слова. И ему понравился как их вкус, так и такое странное их сочетание.
Он еще играл, когда дверь в квартиру отворилась и в коридоре послышались шаги. Он играл, когда в комнату зашел кукольник. Ромка лишь поднял голову на минуту. И учитель с учеником впервые посмотрели друг на друга.
»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»»
- Ну и где он, - Женька начала волноваться. Ромка должен был залезть в окно и потом, открыв дверь квартиры, подать им знак фонариком. Но Ромка не появлялся уже с полчаса. Ребята стояли и ждали, хотя нехорошие предчувствия появились у всех.
- Может, что-то случилось? – Женька вновь начала подвывать.
- Что могло случиться? - болезненно сморщился Виталик.
- Может, он ногу сломал или… шею, - ухмыльнулся Тимур - самый молчаливый член их команды. И самый неприятный. Даже Виталик, будучи лидером группы, кажется, побаивался этого малозаметного невысокого коренастого парня с узкими щелочками полуазитских глаз.
- Так надо… - начала было Женька.
- Что надо? – буркнул Виталик.
- Ну, войти. У тебя есть отмычки? – спросила Женя.
- Нет, - ответил Виталик.
- А даже если бы были, – вновь хищно усмехнулся Тимур, – кто знает, может, сейчас наш дорогой Ромочка отчитывается перед дядей-кукловодом. И они только и ждут нас.
- После инфаркта так быстро домой никто не отпустит, – заявила Женька, - что-то с Ромой. Мы должны…
Виталик, лицо которого все это время выражало сложный мыслительный процесс, вдруг резко развернулся к Женьке и сказал, почти прошипел:
- Мы ничего не должны. Он сам туда полез и, если что-то себе свернул, тоже сам виноват. Ясно! Сейчас все по домам. Нас здесь не было. Мы все спокойно в эту ночь спали.
- Но, –начала было Женька.
-Мы! Все! Спали! – уже зарычал Виталик. Когда он переходил на такой тон, то спорить с ним было бесполезно. За неповиновение он мог прибить. Сильно. Даже Женьку. А то и придумать что-нибудь более мерзкое или стыдное. Не сам – Тимур в таких случаях помогал. А у Тимура фантазия работала преотлично, когда речь шла о том. Чтобы по-настоящему унизить или сделать больно. Женька замолчала.
- И чтобы никому не смела рассказывать, поняла? – вновь прошипел Виталик.
Девушка только кивнула.
Романа так и не нашли. Ни на следующий день, ни через неделю, ни через год.
А кукольник теперь стал приходить не один на свое обычное место. Его сопровождал парень лет 15-16. Он иногда участвовал в пьесе, иногда показывал пьесу сам, а его учитель наблюдал. Иногда просто смотрел. Все были уверены, что кукольник растит себе смену. Просто удивительно было, где он нашел такого же, как он сам. Парень так же был неразговорчив, открывая рот только за марионеток. Так же безучастен к окружающим.
Но когда он играл пьесу, его лицо преображалось так же сильно, как и у кукольника.
Поначалу нашлись люди, которые пытались обратиться в полицию. Ведь парень явно несовершеннолетний и явно не здоров психически. И вообще откуда он взялся?
После этого обращения пару дней кукольник не появлялся. А потом опять пришел на свое же место в урочное время вместе с парнем.
Пытались еще пару раз обратиться в полицию, но неизвестно, почему кукольник все же продолжал появляться вместе с парнем. Постепенно люди привыкли к новому кукольнику и даже начали признавать, что с ним пьесы стали еще более динамичными и непредсказуемыми. Все новое всегда более привлекательно.
Было еще пару раз, когда помощника кукольника какой-то человек принимал за кого-то своего пропавшего. Но каждый раз люди были вынуждены признавать, что ошиблись. И юноша вовсе не их пропавший близкий. Хотя похож чем-то неуловимо. Похож. Но не он. К сожалению.
Так что постепенно жизнь вошла в свою колею. И когда однажды молодой кукольник появился на своем пятачке один и молча стал вынимать кукол, люди повздыхали. Но, в общем, никого это особо не удивило. Поохали, пообсуждали, что, видать, старик чувствовал приход Безносой, вот и выбрал себе продолжателя и обучить его успел. В общем… что поделать. Жаль старика, забавный он был. Но смерть такая штука – никто еще ее не избежал.
А молодой кукольник даже лучше старого. И делом увлечен. Вон как глаза горят, когда пьесы играет. Да и голоса такие у марионеток теперь красивые – прямо заслушаешься.
Новость отредактировал Sunbeam - 7-02-2017, 19:44
Ключевые слова: Кукла марионетка театр авторская история