Наследство
Совсем недавно (этой осенью) у меня умерла прабабушка. Последние восемь лет своей жизни она прожила вдовой, одна в своём небольшом частном домике. Её муж - дед Витя, умер, когда мне было семнадцать лет.Для меня... для всех нас - это был настоящий шок.
Мы всегда были близки с прадедушкой. Когда у него ещё были силы и возможности, дедушка постоянно брал меня с собой на природу: учил насаживать на крючок червя, рассказывал, какие грибы съедобны, а какие нет. И он был именно тем, кто научил меня плавать.
Когда силы и здоровье у него иссякли (85 лет - тот возраст, когда уже не выезжаешь на рыбалку или в лес по грибы), мы частенько допоздна засиживались в его сумрачной гостиной, где дедушка рассказывал мне много интересного и познавательного. Особенно меня интересовал Древний Египет. Я был очень огорчён, когда дедушка рассказал, что мумии не могут вылезать из своих саркофагов, как это показывают в фильмах.
А вот бабушку я не очень любил. Даже побаивался. Она вечно любила навязывать мне своё мнение, а когда с ней начинали в чём-то не соглашаться, она могла на целый месяц забыть о твоём существовании и воротить нос. Но зато всегда первой приходила мириться.
Но потом дедушка Витя умер. Бабушка в те первые дни просто не могла этого признать. Шестьдесят лет прожила с любимым мужем... и вот теперь его не стало... и она осталась одна.
Как по мне, так это самое страшное.
Первый год после его смерти бабушка не находила себе места. Родители боялись, что она что-нибудь с собой сделает или просто сойдет с ума. Поэтому мы специально взяли ей котёнка. Казалось, что с появлением Симки (так мы назвали котёнка) ей стало гораздо лучше... но это только внешне. Но я готов отрезать себе три пальца за то, что она до самого конца не могла привыкнуть к тому, что деда больше нет. Думала, что он до сих пор с ней: сидит на кухне и ест суп.
Вот теперь не стало и её.
Всё то, что принадлежало им обоим, перешло в мои руки, как любимому правнуку. Жить я в их доме не собирался. Даже думать об этом не мог: туалет на улице (даже страшно представлять, что внутри), постоянно ходить за водой и топить печку. Район этот, извините меня за выражение, был убогим: с одной стороны находился ПТУ, с другой - старая котельная. Здесь не было ни водопровода, ни газопровода. Про Интернет и WI-FI, я думаю, можно даже и не упоминать.
В общем, я решил, что как появится первая возможность - сразу продаю этот дом.
Однако приехать и осмотреть свои новые владения для меня не составило труда.
Это был маленький каменный домишко, с облупившимися белыми стенами, ставнями на окнах и деревянной пристройкой (внутри находится веранда и летняя комната).
Территория вокруг дома (которую занимали пустынные огороды) была небольшой, заваленной разным мусором. С одной стороны, в нескольких метрах прямо от входной двери, в ряд стояли туалет, сарай с инструментами и руины бани. Однажды туда ударила молния, и баня сгорела дотла, чудом не задев остальные постройки. Развалины до сих пор здесь и лежат, никому не нужные. Прадедушка был тем, кто и построил эту баню...и это она была его любимым местом. Он с друзьями (обычно с товарищами по армейской службе) каждое воскресенье ходили туда, как они сами говорили: "Закаляться". Дедушка часто говорил, что будь там телик - он бы туда жить переехал. Я помню, как он частенько в одних трусах зимой выходил из парилки, весь красный как рак и начинал протирать себя снегом. Когда я смотрел на это, меня начинала бить дрожь.
С других трёх сторон дом ограждал пьяно кренившийся забор, сделанный из подручных материалов: ДСП, шифера... Соседние дома выглядели ещё хуже нашего. Как по мне, так они больше сараи напоминали. Насколько я знаю, здесь так же живут пенсионеры, разводящие кур (сколько раз в детстве меня соседский гусь гонял по двору), разгадывающие тонны сканвордов и верующие всему, что рассказывают по РенТв.
И чтобы ТУТ жить? Нет! Никогда! Мне такое добро и за даром не нужно.
После окончания сессии (мне она напоминала ленивца, ме-е-е-едленно, ме-е-е-едленно идущего вперед...никогда не доходящего до конца пути) я вновь приехал сюда, чтобы навести порядок, насколько это было возможным. Так сказать, облегчить и так большую работу для будущих жильцов.
Хотя мне не верилось, что покупатели когда-нибудь найдутся. Кто тут жить-то будет?
Всего в доме было три комнаты: кухня, гостиная и спальня, где всё провоняло кисловатым запахом старости. Только так могу я объяснить эту вонь. По полу гулял дикий, ледяной сквозняк, и от него меня даже не защищали две пары шерстяных носков. Ставни на окнах оставались закрытыми, и я долго не мог привыкнуть к сумраку в доме после яркого солнечного света.
Первым делом я сжёг во дворе старые покрывала, бельё и одежду стариков. Отдавать их кому-то не имело смысла: всю ткань давно изъела моль и покрыла плесень. Чтобы не было так скучно, включил в телефоне музыку. В слабых динамиках басом запел Кори Тейлор*. Работать стало немного веселее...
И вот, возвращаясь в очередной раз в спальню за новым тряпьём, я нашёл под бабушкиной кроватью (вместе с кроватью деда они образовывали букву Г) стопку книг: старых, набухших от сырости. Всего их было девять, и я пролистал каждую по очереди. Так... ради интереса. В любом случае, я их тоже сожгу.
Ну как только я открыл одну из них, во мне пробудилась тревога. Хотя нет. Скорее удивление.
Книг было девять, и всё их содержание относилось к одной и той же тематике: "Как призвать демона или вернуть умершего к жизни".
Согласитесь, что книги странные.
Вы даже не представляете, до чего страшные вещи там были описаны. Это я понял по картинкам. Ничего прочитать мне не удалось: всё было написано на латинском...очень странном латинском. Чёрно-белые иллюстрации на пожелтевших страницах книг вызывали полное отвращение: человек с козлиной головой, сидящий в котле и льющий на себя кипяток. Вокруг котла, в котором сидело это существо, водили хоровод какие-то уродливые, горбатые женщины с пустыми глазницами. У меня от этих лиц руки гусиной кожей покрылись. На другой картинке целая толпа чертей и бесов с копытами, хвостами и рогами плясали вокруг горящих людей. Иллюстрация была настолько ЖИВОЙ, что мне казалось, что картинка сейчас оживёт, и я услышу визг и хрюканье этих существ, и вопли несчастных жертв пламени. Пролистав страниц восемь, я увидел новую иллюстрацию: в центре пятигранной звезды был изображён глаз. В каждой грани были написаны всё те же латинские слова... И таких иллюстраций было очень много.
Бабушка была заядлой христианкой, и мне просто не верилось, что эти книги могли принадлежать ей.
По спине пробежали мурашки. Я собрал все эти жуткие книги и вынес во двор, где кинул их в костёр. От этого на душе стало намного легче, словно эти книги несли с собой именно ту самую тревогу, что разлилась во мне. Хотя думаю, что так оно и было.
Бабушка, несомненно, скучала по деду...но чтобы решится на такой бред вроде возвращения из мира мёртвых...видимо, её тоска по мужу была куда сильнее, чем я мог представлять.
Пока книги горели в костре, они издавали очень странный громкий звук. Так шипят разъярённые, потревоженные змеи, предупреждающие, что опасно иметь с ними дело.
Книги превратились в пепел, но их иллюстрации всё равно мелькали у меня перед глазами и словно слайды переходили от одной к другой.
Ближе к вечеру (всё вокруг окрасилось в оранжевые тона, и на землю легли длинные тени) я решил разобраться с баней. От неё осталась лишь груда почерневших досок с торчащими во все стороны кривыми гвоздями. И никто не додумался убрать весь этот мусор.
Если честно, мне было неприятно подходить к этой горе обгоревшего дерева. Там явно всё кишит пауками и насекомыми, любящими влагу. Возможно, там и крысы устроили себе гнездо...Бррр...
Пробившись сквозь кусты вишни, я поборол в себе чувство отвращения и подошёл к руинам бани.
Я взялся за обугленный конец ближайшей балки. Ее длина достигала примерно трёх метров, а другой её конец был похоронен под несколькими кусками ДСП.
Я потянул её на себя...и ничего не произошло. Безрезультатно. Задержав воздух, я потянул сильнее...и чуть не упал на спину. Доска освободилась, и её конец вылез на поверхность, поверх других обломков. ДСП развалилось на мелкие куски.
В тот момент, когда я вытащил доску, в нос ударила волна невыносимой сладковатой вони: сгоревшего мяса и волос. Запах был настолько резким, что я моментально закрыл нос рукой. Глаза защипало, и у меня по щекам потекли слёзы.
Отойдя на пару шагов назад (хотя запах от этого слабее не стал) я, с трудом открыв глаза, увидел, как остальные обломки бани начали странно пульсировать. Такое чувство, что это билось огромное деревянное сердце.
Продолжалось это странное (и даже жуткое) явление около половины минуты, и с каждым разом толчок дерева вверх был сильнее и сильнее...
Немного отойдя от шока, я понял, что это кто-то пытается выбраться из-под обломков. Кошка, наверное, или крысы. Или даже заночевавший здесь бомж...хе-хе...
Большой кусок почерневшей фанеры сполз на землю, и среди обломков я увидел лицо, выглядывающее наружу. Это было настолько неожиданно, что я невольно вскрикнул сквозь руку, зажимающую нос и рот. Запах горелого отошёл на второй план. Да что там... я о нём напрочь забыл.
Это был совсем не бомж.
В первые мгновения мне казалось, что обладатель этого лица (хотя я бы даже это лицом не назвал: скорее, больше похоже на густой, красный суп) дошёл до крайней стадии лучевой болезни или трупного разложения.
Потом оно по пояс вылезло из обломков, словно мертвец из своей могилы, как это показывают в фильмах ужасов. В воздух поднялись куски развалившегося ДСП и облака опилок.
На нём была белая рубашка, превратившаяся в грязные лохмотья (Господи, я узнал эту рубашку и даже знаю, кому она принадлежала... вернее, кто был в ней похоронен), замазанные грязью, с прилипшими кое-где щепками и осенними листьями. У меня не было сомнений, что вижу перед собой прадедушку, который уже пять лет должен лежать в своей могиле. От него исходил тусклый дымок, как от потухшего костра. Мышцы на лице висели клочьями, обнажая голый череп. Одна глазница опустела. В ней кишели белые черви. В волосах (похожих на паутинки, прилипшие к черепу) копошились паразиты. Нижняя губа свисала лохмотьями. Верхней вообще не было. Дёсны позеленели и заросли целым лесом плесени. Сквозь дыры в щеках проглядывали почерневшие зубы.
Его единственный запавший, лишенный век глаз, неотрывно глядел на меня, при этом меняя оттенки. Из зелёного он принял голубоватый цвет. Потом стал ярко янтарным, потом резко снова зелёным. Почему-то мне это сразу светомузыку напомнило или светофор.
Кричал ли я? Возможно, но голоса своего я не слышал. От прилива крови к голове в ушах звенело, словно меня контузило. Ноги обмякли, и я упал на землю. Боли не чувствовал. Совсем. Я словно оказался в фильме, в замедленном действии.
Страшилище высунуло из-под обломков разлагающуюся руку, подняв фонтан щепок и опилок. Вытащило наружу и вторую. Плоть покрылась гнойными язвами, сквозь которые проглядывали белые кости и блестящие переплетения связок. По ним деловито ползали мокрицы. Белые суставы блестели сквозь прогнившую кожу на костяшках пальцев.
Я не поэт и не писатель, но своё состояние в тот миг могу описать только так: меня окутала огромная чёрная тень панического ужаса. Он, словно ледяная змея, кольцами обмотал все мои внутренности и кости. Тогда я уже точно знал, что кричал, но собственный голос доходил откуда-то издалека. Сердце билось с бешеной частотой. Я начал задыхаться... Ну, или мне так казалось. С трудом поднявшись на ноги, я стал пятиться в сторону дома. Мне было страшно выпускать чудище из поля зрения.
Но и смотреть на него было не лучше.
Господи, что же бабушка наделала!
- Гена? Это ты...Гена? - прохрипело чудовище голосом моего умершего прадеда, ухмыляясь остатками рта. Его кривые зубы неприятно поблескивали в вечернем свете. Нос деда с чавкающим звуком отвалился, и остался один только хрящ и два воспалённых красных канала под ним.
- Привет, внучок. А ты не видел свою бабушку? Что-то я не могу её найти. Давай поищем вместе. Подойди ко мне, внучо-ок.
Одна его рука опустилась на кусок фанеры. Я видел, как один ржавый гвоздь прошёл ладонь насквозь. По обгоревшему дереву потекла кровь. На ней остались ошмётки плоти, отлипшей от ладони. Вокруг мертвеца закружились мухи, словно пчёлы вокруг своего улья.
Потом его шея вздулась, как воздушный шарик. Всё сильнее и сильнее. Словно в горле застрял большой комок. А когда шея резко стала прежней, из рта чудища вывалилась (вернее, вылетела как пушечное ядро) бледно-зелёная жаба. Её мёртвое тело, ломая ветки, улетело в кусты.
А воспаленный глаз страшилища, не отрываясь, продолжал глядеть на меня. Так смотрит хищник, подкрадывающийся к своей добыче.
Плечи его рубашки поросли мхом. Лоб, лишенный гниющей плоти, начал ломать ветви кустов вишни, растущих вокруг руин бани.
- Давай обнимемся, внучо-о-о-ок, - проворковал труп, вытягивая руки вперёд. Видимо, дедуля действительно по мне соскучился. Пять лет не виделись всё-таки. По такому случаю он даже вылез из своей сырой могилы. - Всё хорошо, Гена. Всё просто потрясающе...
Потом я увидел, как гниющие пальцы правой руки опустились на рыхлую, комковатую землю огорода, и когда страшилище сжало пальцы, я услышал мерзкий скрежет и, позабыв обо всем, побежал к крыльцу дома. Я словно попал в кошмарный сон: когда пытаешься добежать до чего-то, но от этого оно становится только дальше. Земля под ногами исчезла, и казалось, что я бегу по воздуху.
Я, спотыкаясь, вбежал на веранду и сразу запер за собой дверь, выдвинув в проём массивный засов.
Решив, что потерять надолго мертвеца из поля зрения - с моей стороны очень небезопасно, я забежал в спальню. Там подошёл к окну, открывающему вид на двор и, отодвинув в сторону штору, взглянул на улицу.
Только тогда я понял, что нужно было сразу убегать подальше отсюда.
Тварь УЖЕ ВЫЛЕЗЛА оттуда и преодолела половину пути от бани до дома. Оно ползло по огороду на четвереньках, шатаясь, словно кот, попробовавший валерьяны, и оставляя за собой широкую борозду на земле.
Как оно за несколько секунд смогло преодолеть такое расстояние, меня не волновало. Меня пугало совсем иное.
Чудище знало, что я смотрю на него из окна. Ведь оно само глядело на меня через стекло и улыбалось. Костяная нижняя челюсть отвисла, и моему взору открылся рот. Сквозь дыры в щеках проглядывали солнечные лучи. Язык был покрыт густо-липкой желтоватой пеной. По всей полости рта ползали всё те же мокрицы. Во рту у меня появился привкус поджелудочной кислоты, как бывает во время тошноты.
С детства боялся насекомых. И трупов.
Не прошло и секунды, как мертвец уже стоял у окна, поднимаясь на ноги. Через лохмотья рубашки торчали голые белые рёбра.
Тогда я в первый раз и задался вопросом: "Как он так быстро перемещается?"
Оно положило руки на стекло, и мы несколько минут смотрели друг на друга. Ленивые мухи садились ему на лицо и медленно ползали, залезали в пустую глазницу, оставляя там свои личинки. Мой прадед стал их инкубатором.
Почему-то именно мухи заставили все моё сознание убедиться, что происходящее не сон. Хорошо, что сквозь окно я не слышал их громкого, сводящего с ума, жужжания.
Я стал со всей силы сжимать зубы, словно это могло удержать мой рассудок и самообладание. А кисловатый запах старости в спальне стал просто невыносимым.
Мертвец откинул голову назад, а затем резко разбил костяным лбом оконное стекло. Ухватившись гниющими руками за оконную раму, оно начало залезать в дом.
Автоматически закрыв лицо руками, чтобы поднявшиеся в воздух осколки не попали мне в глаза, я отошёл к дверному проему. От РЕАЛЬНОГО жужжания мух мои ноги обмякли, и я упал на колени. Когда в нос ударил запах гниющего трупа, меня пробил озноб.
Впритык к окну стоял советский стол-книжка, и труп упал животом прямо на него. Язык вывалился наружу. Насекомые сползали с него, словно с горки и прятались кто куда. Голова жуткой формы, напоминавшая хэллоуинский фонарь, покачивалась на фоне окна. Сухожилия на шее скрипели, как несмазанные петли.
Именно тогда я впервые заметил, что мертвец не отбрасывал тени. Этого нельзя было не заметить, ведь вечерами их большая часть и проявляется.
- Солнышко моё, как я по тебе соскучилась! Обними свою бабусю! Или ты не хочешь меня видеть, Геночка? - прохрипел мертвец. Теперь голос принадлежал моей прабабушке. Оно вытянуло руки вперёд, конвульсивно сжимая и разжимая пальцы. От звука сгнивших связок и суставов мои барабанные перепонки просто взрывались...
В тот момент многое пронеслось у меня перед глазами. Целый калейдоскоп воспоминаний из детства: как дедушка учил меня плавать в речке, всего в километре от дома. Помню, я тогда подложил под руки пластмассовые пустые бутылки, замотанные веревкой, и пытался работать ногами, разбрызгивая по сторонам воду... Как дедушка показывал мне, как правильно держать напильник и ножовку, чтобы не порезаться. О том, как строились Египетские пирамиды. Он сидел в кресле передо мной, в своей клетчатой рубашке и чёрных подштанниках. Весь седой, лицо покрыто сетью морщин, а глаза ясные, совсем не старческие. В них было желание жить и увидеть то, что они ещё не успели увидеть.
Они оба: и бабушка, и дедушка буквально меня боготворили и души не чаяли...
И вот, им так сильно без меня плохо, что даже после смерти решили повидать своего любимого правнука.
Тогда, видимо, у меня и впрямь что-то сдвинулось в мозгу. Оттого, что произошло дальше.
Глаз трупа закатился так, что на виду остался только один воспалённый белок. Оставшаяся дырявая кожа на щеках натянулась до блеска, рот вновь открылся, и между гниющих зубов показалось лицо, измазанное кровью. Это была моя прабабушка Марина, примерно такая, какой я помню её в детстве, когда она ещё не ослепла и любила вечерами гулять во дворе вокруг дома.
Она улыбалась мне, и в уголках ее губ образовались глубокие ямочки, только подчёркивающие её доброту и заботу.
Но потом лицо изменилось.
Кожа стала болезненно жёлтой. Зубы почернели и начали выпадать. Глаза лопнули, словно вишни. Теперь лицо напоминало сморщенное яблоко. Она засмеялась. Смех был пронзительным, хрюкающим и напоминал сухое клокотание. Он становился то громче, то тише. Изо рта воняло разлагающимися трупами.
- Ты умничка, Гена, - говорит бабушка. Её голос напоминал скрипучую дверь склепа, поворачивающуюся на ржавых петлях. - Я всегда знала, что умом ты пошёл в меня. Я решила поселиться у дедушки в пузике. Я надеюсь, ты больше не стесняешься общаться с девочками? Ты же такой стеснительный ранимый мальчик. Но это проходит, как говорила твоя мама: "Переходный возраст". Всё хорошо, внучок. Давай обнимемся. Хи! Хи! Хи!
Потом бабушка хищно ухмыляется и открывает рот. По костлявому подбородку течёт кровь. А между ее деснами - словно чудовищная пародия на роды - вылезает кошачья морда без шерсти и без кожи. Пустые глазницы смотрят на меня с невыносимой печалью, и оно издает звук, только отдаленно напоминавший кошачье "мяу".
Но и кот открывает рот, и между его клыками проглядывает глаз, глядящий на меня. Остекленевший чёрный значок, окруженный зелёной радужкой, сузился. Раздутый, заключенный в роговицу белок, покрывали пульсирующие красные жилки. Лишенный век и ресниц, он глядел на меня из пасти мёртвой кошки.
Теперь я кричу во всю силу, пока вопль не перешёл в хрип. Начинаю отползать подальше от этой кошмарной матрёшки, развалившейся на столе и тянущей свои костлявые руки ко мне.
Потом я выбежал из комнаты, проходя через всю гостиную. Она была небольшой, но казалось, что шёл по ней я целую вечность.
Тогда мне казалось, что моё тело превратилось в один большой, пульсирующий синяк. На подгинающихся ногах я направился к кухне, облокачиваясь об стены. Перед глазами всё окружавшее меня расплывалось, теряя чёткость и скрываясь в серой пелене. На веки падали капли пота, делая ресницы только тяжелее. Каждый шаг... каждый вдох давался с непосильным трудом. Хотелось просто упасть, зарыдать и ничего не делать.
Но несмотря на всё это, голова работала довольно-таки хорошо. Я осознавал, что всё происходящее не сон, что каждая секунда может стоить мне жизни.
Я слышал, как ОНО возится в спальне, пытается подняться на ноги. Потом донеслись медленные, шаркающие шаги. И запах, идущий от дедушки, просто пытал мой нос. Он распространился по всему дому, словно газ. Он вонял, как ведро, полное сгнивших овощей и мёртвых крыс.
Тяжело мне далась задача обуть кеды на свои дрожащие ноги. Казалось, что я так и не смогу спастись: вот оно, сейчас схватит меня за шею своими скрюченными руками, и мокрицы с тараканами поползут ко мне, залезая в рот и нос. Я вновь смогу поговорить с дедушкой. Времени у меня будет предостаточно.
Я запаниковал, когда шнурки на кедах никак не хотели подчиняться пальцам: они мне напоминали скользких дождевых червей, борющихся за свою жизнь. Из-за прилива адреналина мир вокруг начал вновь становится прежним.
Из глаз хлынули горячие слёзы. Ведь такое бывает только в фильмах, верно? Так почему это случилось со мной? Почему?
Почему?
Тихо...А вот и дедушка мой идёт. Обнять любимого внука. Задушить в своих объятиях. Это я осознал по усилившемуся запаху.
И жужжанию мух.
- Гена, я уже не в тех годах, чтобы играть в прятки, - голос принадлежал прадедушке. - От меня отваливаются кусочки.
Я оглянулся и увидел лицо в дверном проёме. Он продолжал смотреть меня своим единственным запавшим глазом. Снова заскрипели мёртвые сухожилия. И опять эта жуткая улыбка, растягивающая в стороны мёртвую кожу на щеках.
Вскоре в проёме появилось и шатающееся, худое как скелет тело.
Костлявая когтистая рука потянулась ко мне. Из гниющего рта прадедушки вышло что-то вроде свиста.
Забыв обо всем на свете (даже, наверное, и о том, как меня зовут - всё смешалось, как бывает, когда тебя вызвали к доске, но ты не учил домашний параграф), не зашнуровавшись, я выбежал на веранду, отворил дверь (казалось, что засов подведёт меня в последний момент) и выбежал на улицу.
"Погости ещё у стариков как-нибудь, Гена!" - это последнее, что я услышал в этом проклятом доме, покидая его. Теперь мне эти прощальные слова запомнятся на век.
Не знаю, сколько продлился мой марафон. Я всё глубже погружался в туманную серость. Перед глазами всё проплывало и сразу же стиралось из памяти: дома...машины...люди... Я даже не помню, как пересекал двор дома и открывал калитку.
Легко догадаться, как прохожие смотрели на меня. На парня со слезами на щеках, развязанными шнурками и ободранными коленями.
Когда я наконец остановился, восстанавливая дыхание (такое чувство, словно в боку застряла раскалённая кочерга), то был очень удивлён, увидев, что пробежал больше двух кварталов. Мне казалось, что бежал я не больше пяти минут.
В ушах вперемешку с монотонным звоном голос продолжал повторять и повторять:
"Погости ещё у стариков как-нибудь, Гена!"
Потом мои руки сами по себе начали залезать в карманы джинсов и куртки. Даже не зная, что именно они ищут.
А! Точно! Мобильник! Я так часто брал его в руки, что они сами, уже по рефлексу начали обшаривать карманы, ожидая ухватиться за его гладкую поверхность.
Правда, я оставил его в доме. Я же в нём ещё музыку включал. Казалось, это было далёких десять лет назад.
Возвращаться за ним я не собирался. От мысли, что мне придётся вновь зайти в тот дом, тело покрылось гусиной кожей.
Весь этот кошмар произошёл за считанные минуты: может, десять или пятнадцать...не больше. Я мог только стоять, как примёрзший в центре бульвара, и с дрожью вспоминать отдельные отрывки из произошедшего...
Но я в конце концов выбрался...и я жив. А это главное.
В заднем кармане джинсов я нашёл две замусоленные монетки по десять рублей. Анне позвонить не получится, но зато смогу сделать сюрприз родителям: нежданное прибытие в гости.
Пройдя ещё два квартала и обойдя угол магазина "Dns", я сел в автобус и поехал к родителям, живущим в маленьком посёлке, на самой окраине города.
Сидя в автобусе (в самом конце салона, как мне нравится), я вновь провалился в ватную серость, и чуть было не проехал нужную мне остановку. Потом наконец зашнуровал кеды и старался больше не погружаться в этот странный коматоз.
Встретили родители меня горячо, в принципе, как и всегда. Хотя и удивились тому, что я заранее не позвонил и не предупредил их.
Ещё спросили, почему я так неважно выгляжу. Заболел, что ли?
- Да нет. Вчера...поздно лёг. У друга ночевал, -наврал я.
- Я бы супчик какой-никакой приготовила к твоему приезду, а то так...
- Успокойся, мам. К моему приезду не обязательно что-то делать. Я же не объедать вас приехал, - сказал я.
Полтора часа мы сидели за столом на кухне, наблюдая за последними лучами алого заката, пили чай и беседовали на разные темы. К тому времени отец ушёл в гостиную, смотреть вечерние новости. Мама спросила как дела у Ани, я ответил, что всё отлично. А вот о том, что я уже купил для неё кольцо, решил не упоминать. Мама у меня долго хранить секреты не умеет.
Тем более о кольце не знает и сама Аня.
Когда, казалось, темы для разговоров были исчерпаны, я решил спросить то, зачем и приехал сюда:
- Я же сегодня у бабушки дома был, мусор ненужный сжигал. Весь день она у меня из головы не идёт. Эх, я ведь не видел её в последние три месяца, - для пущей оригинальности, глубоко вздохнул. Хотя думаю, это было лишним.
- Не грусти, - мама (как ей положено) погладила меня по голове. Прикосновение ещё мягкой, нежной ладони, заставило меня вернуться в детство, но только на мгновение. - Она ведь в последнее время чтением увлеклась. С нами почти не разговаривала, когда мы приезжали её навестить. Раздобыла где-то книжки и целыми днями сидела в предбаннике и читала. Просила, чтоб мы её не беспокоили.
- А что за книжки? - при упоминании книг у меня в горле образовалась пустыня. Язык превратился в наждачную бумагу. Я взял со стола стакан и осушил его одним глотком. Вспомнились мокрицы. Вода чуть не вышла из кишечника наружу.
- Да мы особо не интересовались. Сама говорила, что Конан Дойль, мистика, детективы там. Ну, а потом... сам знаешь. Молния ударила, и вся баня загорелась. Бабушке просто повезло в тот вечер, что она ожоги не получила...
Сердце у меня подпрыгнуло к самому горлу. Всё было так, как я и боялся.
- Она была в тот вечер там?
- Да. Она выбежала в последний момент. Так вцепилась в эти книжки, словно за них боялась больше, чем за себя.
- У нас... у неё, вернее, к тому времени уже Симка пропала, да?
Симка - это та самая кошка, которую мы взяли у соседей и принесли бабушке. Ба долго не могла привыкнуть к своей новой сожительнице. Но всё-таки они нашли общий язык.
Мама взглянула мне прямо в глаза. У меня внутри от этого взгляда всё аж сжалось. Она явно что-то заподозрила. На то она и мама.
- Да. Убежала куда-то... Мы пытались её искать, но так и не нашли. Зараза, а не кошка. Сыночка, у тебя что-то стряслось?
- Нет мам, всё нормально. Я просто спрашиваю. Я нашёл эти книги, кстати, когда убирался у неё. Только это Агата Кристи была...
Она вновь посмотрела на меня, и я понял, что из меня вышел плохой врун.
***
Вечером, вернувшись в свою квартиру (однокомнатную, я её уже месяц снимаю у одной женщины), я первым делом позвонил своей девушке и пригласил её к себе домой, под предлогом посмотреть какой-нибудь фильм и попить чай...
По её шепоту я понял, что Аня думает не о том, о чём надо.
- Ты первый раз меня к себе приглашаешь. Интересно почему?
И в трубке послышалось короткое хихиканье.
Если честно, мне было плевать и на фильмы (вкусы у нас были разные по этому поводу) и на чай... Перед глазами всё время всплывало это уродливое лицо, похожее на хэллоуинскою маску...а в нос бил сладковатый запах гниющего мяса. Я в любом случае выблюю всё, что попытаюсь проглотить.
Мне просто было страшно оставаться одному.
Она обещала приехать. Я вышел на улицу, чтобы встретить Аню на обочине.
Приехала она на такси, без пяти десять вечера. Мы пришли в дом, я угостил её чаем. Она, как всегда, не удержалась оттого, чтобы не пошутить: спросила, почему я ей чай налил, а себе нет. Усыпить её решил? Она ожидала, что я отвечу ей шуткой, как она и привыкла, но я даже не посмотрел в её сторону, делая ей бутерброды. Если она увидела меня тогда, то тоже, как и мама, что-нибудь заподозрила.
Потом мы перешли в гостиную и развалились на широком диване. Родители мне его подарили на новоселье. Минут пятнадцать мы выбирали что посмотреть. Аня настаивала на мультфильме "Холодном сердце", и я согласился. Мы ходили на этот мультфильм в кинотеатр, и она всю неделю на меня дулась, из-за того, что я весь сеанс крепко проспал...
Всё повторилось: Аня смотрела мультфильм и отчитывала меня за то, что я не смотрю вместе с ней... и даже не обнял её. Я сидел в углу и работал в планшете. Она пыталась пару раз заглянуть, но я отворачивался. Как и всегда, она не о том подумала:
- Что ты там такое смотришь запрещённое для меня? - захихикала она.
- Ничего, - ответил я и посмотрел на неё. В её больших, голубых глазах читалось что-то вроде: '"Ну, и зачем ты меня в таком случае позвал, а?" Она отвернулась и продолжила смотреть мультфильм, обняв большую мягкую подушку и положив под неё голову. Анины рыжие волосы, лежащие на плечах, отражали свет, идущий от телика. Красиво выглядит.
Диалоги из телевизора доходили до моих ушей из далёкого далека.
Открывая очередной сайт, меня начинало трясти всё сильнее...
"Как призвать демона", "Что нужно, чтобы призвать к себе потустороннее существо?", " Как увидеть призрака".
Я знал, что в Интернете можно найти многое, но чтобы ТАКОЕ! На этих весьма сомнительных сайтах много рассказывалось о ритуалах англосаксов, языческих славян и ведьминых шабашей.
Просмотрев более десятка таких форумов, я сделал вывод, что необходимыми ингредиентами для призыва чего-то являются чёрный петух с перерезанным горлом, земля с могилы, кость чёрной кошки, мох, собранный ночью, зеркало, кошачий глаз и трупик жабы.
Про кошку всё понятно: бабушкина Симка была полностью чёрной, совсем без пятен. Землю бабушка могла взять, когда мы ездили на кладбище в день поминок дедушки. Домашних птиц выращивали её соседи... Ну, а про остальное всё ясно: остальное мог найти даже ребёнок.
Эх... Симку жалко. Хорошая кошка была. Очень любила бабушку...даже ревновала её к нам. Всё время везде гадила, когда мы приезжали к ним. А бабушка вот так ей отплатила: сделала частью всей этой нечисти, сделала частью той матрёшки, что я видел.
Возникает только один вопрос: что же призвала бабушка в этот мир. Я точно знаю, что это не дедушка. Это Нечто - что-то другое. Скорее, какой-то злой дух, демон. Никаких других вариантов у меня не возникало.
Но мне всё равно с трудом верилось, что МОЯ бабушка смогла призвать что-то из тех книг. Это всё просто не укладывалось в голове...
И главное, что мне надо делать? Как избавиться от этого существа?
Очередной геморрой.
Я откинул планшет в самый далекий край дивана и тоже начал смотреть мультик.
Но обнимать Аню не стал...
Меня всего трясло.
***
Весьма странный сон в ту ночь мне приснился. Настолько реалистичный... настолько всё подробно, что я помню его во всех подробностях от начала до конца.
В том сне я вновь стал ребёнком. Сидел в узком кресле, а в лицо бил солнечный свет. У меня, наверное, даже в реальности глаза защипало, и они заслезились.
Предо мной, в точно таком же деревянном кресле, сидел прадедушка. Только моложе. Волосы его не были седыми, а лицо не прорезали многочисленные морщины.
Он сидел, положив руки на подлокотники и, улыбаясь, смотрел на меня.
Я спросил у него, про что он мне расскажет сегодня. Он кивнул и сказал, что сейчас придумает. На уровне подсознания я знал, что мы сидим в дедушкиной гостиной, но, оглядевшись по сторонам, я понял, что мы совсем не в доме.
Это была больничная палата: вся белая. Солнце, отражавшееся от белых стен, било в глаза.
Я снова поворачиваюсь к дедушке, чтобы спросить, что мы тут делаем, и тут осознаю ещё две вещи, не менее ужасные...
Во сне я не был ребёнком. Я был таким, какой я сейчас. А предо мной сидел совсем не дедушка...
А я сам. Только на несколько лет старше.
Он (то есть более взрослый я) постепенно начал превращаться в то существо, что вылезло из-под обломков бани, из своей сырой могилы.
Гниющая кожа на лбу лопнула и расползлась в стороны, обнажая белую кость. Губы сгнили и пропали. На дёснах выросли язвы. Щеки покрылись дырами. Один глаз вытек, а нос отвалился. Кожа постепенно начала гнить, а волосы седеть и прилипать к черепу. Все это напоминало процесс разложения трупа в ускоренной съёмке.
Только это был совсем не труп.
Где-то громко заплакал ребёнок. Скорее всего, младенец. Громко, словно ему первый раз делали укол. Я огляделся по сторонам, но ребёнка нигде не увидел. А жалобный плач становился всё сильнее...
Мне на плечо легла рука. Я обернулся и увидел гниющее лицо самого себя. Он смотрел на меня наполовину вытекшим глазом и угрожающе щелкал зубами.
И он сказал лишь одно слово: "Это неизбежно".
А плач ребёнка становился всё громче, возвышающийся до звука атомного взрыва.
Проснулся я, как думаю, от собственного крика, обливаясь холодным потом. Оглядевшись, я понял, что нахожусь в своей квартире и лежу на промокшем от пота диване. И видимо, я поневоле освободил мочевой пузырь. Тёплая струя распространилась между ног. Нет. Показалось.
Это ещё хорошо, что Анна не осталась у меня ночевать.
Я вытер со лба пот, стараясь восстановить дыхание.
С этим надо что-то делать, если я не хочу сойти с ума... А я уже на подходе к этому процессу... К его окончанию.
***
Я потихоньку вошёл во двор, придерживая скрипучую дверь деревянной калитки. Стояла мертвенная тишина. Небо и облака на горизонте окрасились в приятный персиковый вечерний цвет. Ветер, воющий, словно несчастный узник, леденил душу и сердце... И жутко поскрипывала входная дверь на крыльце. Это и понятно - я ведь её открытой и оставил.
Всё вокруг замерло, как в пьесе "Ревизор", ожидая моего прихода...
Я направился по тропе вдоль огородов, прислушиваясь к каждому звуку. А ветер, свистящий в ушах пытался мне в этом помешать.
В одной руке я нёс пятилитровую бутыль со святой водой (пришлось полтора часа простоять в очереди среди пенсионеров во дворе церкви у колодца), в другой - иконку с изображением Николая Угодника и Божьей матери. Взял у родителей. Казалось - обычная деревяшка, а приносит столько утешения... столько надежды.
В следующий миг мне показалось, что я услышал звук за углом дома, сильно похожий на короткий ехидный смешок.
И чем ближе я подходил к руинам, тем сильнее иконка дрожала, словно боялась так же, как и я. Ведь мы оба не знаем, с чем сталкиваемся.
В голове я повторял одну молитву, которую мать заставила меня выучить в детстве и повторять её, пока я иду в школу.
"Ангел мой, пойдём со мной. Ты впереди, я за тобой... Ангел мой, пойдём со мной..."
Но в голове звучал и другой голос. Не мой, идущий извне. Мерзкий, злобный, веющий с древних могил, старых склепов и из преисподней. Он хотел заставить меня подчиниться себе. Чтобы я упал на колени и начал молить его о пощаде:
- Убирайся! Убирайся отсюда, пока я не пожрал твою жалкую, гнилую душонку и не затащил тебя в Аааааааад...
Я продолжал повторять молитву, шевеля пересохшими губами. Пот тёк со лба ручьями. Иконка так и намеревалась выскочить у меня из руки. И ей почти удалось: рука вспотела, и деревяшка вся стала склизкой.
Добравшись до бани, мне потребовалось двадцать минут, чтобы убрать в сторону пыльные доски (в руки вонзились с десяток заноз), чтобы узреть пол. К рукам прилипла паутина. Повсюду ползали маленькие чёрные пауки, мокрицы.
Но разве это проблема, по сравнению с тем, что я увидел? Любой работник морга может мне позавидовать... вернее, посочувствовать.
Когда верхушка развалин была убрана, моему взору открылось то место, откуда вылезло то страшилище.
Всё так, как я предполагал.
На деревянном полу была идеально начерчена белым мелом пиктограмма. Посередине круга была нарисована злобная козлиная голова в пятигранной звезде так, чтобы морда, уши и рога козла соприкасались с каждой гранью звезды. Пространство между окружностью и звездой было заполнено всё теми же латинскими символами. А вот глаза этого козла... они смотрели на меня с такой жестокостью, что в один миг они мне показались живыми. В одно мгновение передо мной всё потемнело, и я мог видеть только эти глаза... Господи...
В каждой грани сатанинской звезды стояло по свечке. Местами зловещий рисунок стёрся от дождей и времени, а кое-где скрылся в лужах засохшей крови.
А вот эти глаза... вся морда целиком осталась невредимой... Это и понятно. Он смотрит на меня и ожидает, что я буду делать дальше.
Отталкивая лишние мысли, я открутил крышечку на бутылке и принялся выливать воду прямо на пиктограмму.
Попадая на землю, вода начинала пузыриться и шипеть (очень напоминало крик боли), словно вода попала на горящую печку или кухонную плиту. Поднимался густой, горячий пар. Выливая воду, я повторял слова, которые всю ночь учил в электронной версии Библии.
Внезапно один кусок фанеры поднялся в воздух и резко полетел в мою сторону. Я успел нагнуться, и кусок со свистом пролетел прямо у меня над макушкой и врезался в хлипкий забор.
Поднимающийся пар обжигал лицо, мешал говорить. Земля под рисунком пошла трещинами и вздыбилась, словно живот беременной женщины. В темноте трещин что-то промелькнуло. В следующее мгновение из щелей, напоминавших рты, начали вылезать обгоревшие трупные пальцы. Они шевелились, пытаясь вылезти из трещин. От них тоже исходил пар, когда на них попадала святая вода. Теперь я точно слышал крик, принадлежащий тому же властному, злому голосу. Они продолжали конвульсивно шевелиться, что- то выискивая, пытаясь добраться до моих ног. И одному пальцу это удалось. Он коснулся мыска моего ботинка, ноготь оторвался от пальца, обнажая лилово-белые пятачки кожи под ним.
Меня этим уже было не удивить, поэтому я не обращал на них внимание. Видимо, понимая это, пальцы скрылись назад в трещины, проиграв схватку.
Когда вся вода была вылита, а шипение прекратилось, я, ослабевший до крайней стадии, уронил пустую бутыль и отстранился в сторону.
В голове прозвучал всё тот же зловещий голос:
- Я ещё вернусь.
Потом внезапная алая вспышка, и... на том всё закончилось.
Я, трясясь, сел на землю и положил голову на руки. Не знаю, сколько я так просидел, но когда шок и слабость немного стихли, поднялся и пошёл в дом.
Теперь ветер изменился: он стал приятным, охлаждающим вспотевшее лицо и горящие уши. Готов поспорить у меня поднялась температура.
Войдя в дом, я забрал свой мобильник, лежащий на кухонном столе, и вышел прочь: свернул за угол и направился к калитке. В сторону бани я больше не взглянул. Вдруг в таком случае всё кончится, как в "Вие"?
А я не хочу такого конца.
Вскоре солнце зайдет, и наступит ночь. Зажгутся уличные фонари, по дорогам начнут мелькать яркие фары автомобилей, похожие на глаза сказочных лесных жителей. Высоко в небе загорится жёлтая луна, размером не больше однорублёвой монетки. В её свете начнётся зловещий театр теней: люди станут высокими, ссутулившимися вурдалаками, а ветви деревьев превратятся в скрюченные когтистые руки...
Проснутся детские страхи, когда те монстры, на которых смотрят дети днём, те монстры, про которых ребёнок говорит: "А-а-а-а...фигня, он не настоящий!" неожиданно оживут. И эта правда, ведь когда стемнеет, и малыш ляжет в кровать, укрывшись в одеяло с головой, словно это могло его спасти от всех бед. И кажется, что не удастся заснуть. Ты слышишь, как в доме что-то скрипнуло, и ты хочешь посмотреть...но боишься. Боишься увидеть в окне, заглядывающее через стекло, смотрящее на тебя, улыбающееся страшное лицо мертвеца, вылезшего из своего сгнившего гроба с одним единственным запавшим глазом, отражающим свет луны. И его кривые зубы тоже блестят в его свете, словно золотые. Его скрюченная лапа, похожая на тень ветки куста, прикасается к стеклу, и ты слышишь противный скрип... И хочется закричать, но не можешь, ведь проснутся родители и наругают тебя...
...А оно смотрит на тебя и ухмыляется: "Давай же обнимемся. Я расскажу тебе столько интересного. И про Египет, и про рыбалку, и про грибы тебе расскажу. Мы с тобой отлично проведём время... Только впусти меня, и ты никогда не забудешь нашу встречу...Никогда..."
Те самые страхи, когда хочется в туалет посреди ночи, и ты встаешь из своего убежища. С тебя льёт холодный пот, словно только что пришёл из душа. Заходишь в маленькую, тёмную кладовую, где нет окон, и кажется, что дверь сейчас сама по себе закроется, и ты увидишь ... Нет... Сначала услышишь своего монстра. Нечто такое, что хуже всех маньяков этого мира, всех монстров из Интернета, хуже Слендера и Джеффа-убийцы, хуже чудовищ во всех существующих фильмах ужасов. Оно будет рычать тихо, но со временем всё громче и громче, и это рычание будет слишком сильно напоминать человеческую речь. Потом из темноты вынырнет когтистая лапа. Схватит тебя и утащит в темноту, чтобы там в самом тёмном углу полакомиться тобой.
Да. Ночь - это время для всех монстров... призраков... страхов перед ними. Они вылезают из шкафов, чуланов и подвалов... из темноты, несмотря на то, выдуманные они или существуют на самом деле.
Ну а мне-то что? Мне плевать. Этот кошмар закончился и теперь я смогу жить с чистого листа. Без своих чудовищ.
Какой все-таки красивый этот закат. Когда вечером пойдёте по улице, то обязательно посмотрите на запад. Уверяю вас, вы не пожалеете.
***
Наверное, никогда я так сильно не волновался, как сейчас.
Я уже позвонил родителям, и они сказали, что вызвали такси. Родители Ани уже час в пути.
Я никогда не любил больницы с их запахами, безмолвием и мрачными коридорами... И не важно - роддом это или травмпункт.
- Так... И где наш папа?
Кто папа? Я папа? Да. Я папа.
Я встал на ватные ноги и пошёл навстречу врачу, несущему моего сына.
Я думал, что от волнения упадку в обморок, но радость оказалось сильнее.
Врач даёт мне младенца, завёрнутого в пелёнки. Мы с Аней уже решили, как его будут звать - Виталием... В честь моего прадеда.
Когда я взял его в свои руки, то больше всего боялся, что они подведут меня: задрожат, обмякнут и уронят моего... нашего с Аней сына.
Тяжёленький. Хотя нет. Наоборот. Это чувство возникло от непревычки и волнения, когда держишь в первый раз своего собственного ребёнка.
Я был счастлив... и напуган.
- Поздравляю вас, папа, - сказала молоденькая миниатюрная медсестра. - Мальчик здоровый. Вес 3,200...
Я кивал в ответ её словам... но потом резко замер.
Медсестру я больше не слышал. Словно меня похоронили в сером вакууме. Я мог только смотреть на маленькое личико своего сына.
В горле застрял сухой комок. Я с трудом удерживал крик.
Малыш вовсе не плакал. Это уже странно, ведь обычно младенцы всегда плачут, требуя внимания к себе. Он был тих, как беби бон.
Но напугало совсем иное.
Младенец ухмылялся мне... ехидно так... злобно... совсем не по-детски... не по-человечески. В этой ухмылке читалось:
- Ну что, Гена, я ведь говорил, что ещё вернусь, а ты не верил мне. Ха-ха-ха...
Его карие глаза вдруг остекленели... и стали голубыми, цвета морской пены... потом ярко янтарными... и вновь карими.
Видно, я ошибался. Это ещё далеко не конец.
--------
*Кори Тейлор - Солист рок группы Slipknot.
Ключевые слова: Дом наследство книги нечто ужас авторская история