Все это джаз (главы 6-10)
6Френчи привыкла, что с выступлений я возвращаюсь под утро, и обычно ложилась спать без меня. Но сегодня, подойдя к дому, я увидел, что свет в окнах горит. Странно… может, я вернулся настолько рано, что она уже собирается на работу? Но какая работа в воскресенье, опять-таки?
- Френч, ты не спишь? – спросил я с порога. Признаться, я ожидал очередной взбучки, и уже держал наготове папку с нотами, чтобы отбивать ею летящие в мою сторону предметы, но Френчи опять меня удивила: выскочив из ниоткуда, она неожиданно повисла у меня на шее.
- Господи, Джон, это ты! Это же ты!
- Ну я. А кого ты ожидала увидеть? – удивление, конечно, было приятным, но и довольно тревожным. Френчи вся дрожала, как в ознобе. – Ты что… что с тобой?
- Ничего страшного, - улыбнулась она. – Кошмар приснился.
Я понимающе кивнул. Мне сегодня тоже то ли приснилось, то ли нет… так или иначе, это было что-то вроде кошмара.
- Рассказывай, - сказал я, повесив пальто на крючок. Так уж у нас повелось – рассказывать сны, еще когда мы были едва знакомы.
- Чай будешь?
- Нет, не хочется.
Мы зашли на кухню: в воздухе было столько сигаретного дыма, что он казался осязаемым. Похоже, Френчи выкурила тут полпачки, дожидаясь меня.
- Дурацкий сон, - пробормотала она, уже зевая.
- Так и надо. Сегодня Хэллоуин – не хочешь устраивать кошмар наяву, он тебе приснится, - попробовал пошутить я.
- Я-то как раз хотела! – с легким упреком ответила Френчи. Я виновато втянул голову в плечи. Теперь мне уже и защититься нечем. Но она, к счастью, была не в настроении устраивать сцены. – Я уже толком не помню, что там мне такого снилось. Вроде бы, я была дома, ждала тебя – почему-то из гастролей. Вы поехали на гастроли с ребятами… Сижу, жду тебя, и тут ты приходишь… и вот тут… это сложно объяснить. Просто я подхожу к тебе, обнимаю тебя – и это определенно ты, твой голос, твой запах, все твое… и в то же время я понимаю, что это больше не ты. А потом ты смотришь на меня – и у тебя такие темные глаза, не твои, ты весь какой-то чужой… а я не понимаю, почему. И я говорю тебе «Джон, это ты? Я не могу понять, это ты или это кто-то другой»…
Я с трудом сдержал ухмылку, представив, как я в реальности отреагировал бы на такую фразу.
- И ты отвечаешь «это я», и тут я так ясно понимаю, что ты лжешь... а потом, что ты сейчас… то есть не ты, а этот человек… что он собирается меня изнасиловать… я закричала и проснулась. Вот такая вот ерунда, - закончила она с извиняющейся улыбкой, так всегда меня умилявшей. Тут я тоже не мог не обнять ее, маленькую, хрупкую итальянскую женщину. Какая откровенность… я бы не сказал ей, если бы во сне меня кто-то собирался изнасиловать. Впрочем, она же скоро станет моей женой, я должен знать поименно всех предполагаемых насильников, даже блуждающих где-то в ее подсознании. От этой мысли самому стало смешно. И вообще – только уткнувшись лицом в ее волосы, только прижав ее к себе, я впервые за весь вечер почувствовал что-то, хотя бы призрачно напоминавшее спокойствие. Даже музыка не скрывает меня от внешнего мира надежнее.
- Пойдем спать? – спросил я. – Может, тебе выпить чего-нибудь?
- Я уже выпила. Пойдем, - улыбнулась она, и как будто солнышко выглянуло. Френчи-Френчи… когда ты вот так улыбаешься – это словно весна наступила… а когда ты швыряешь в меня чашками… это так, словно весны уже никогда не будет.
Френчи заснула на удивление быстро, прижавшись ко мне, а я продолжал беспокойно ворочаться еще пару часов, прежде чем признать, наконец, свое поражение и уйти на кухню. Надо хоть изредка самому готовить завтрак. В конце концов, Френчи еще не моя жена – ее рабство пока не узаконено. Казалось бы, после всего пережитого и выпитого этой ночью я должен спать как убитый. Но сна не было ни в одном глазу. Сейчас я был этому даже рад. Почему-то меня не привлекала мысль оказаться на несколько часов таким слабым, беспомощным и отрешенным от реальности. Очевидно, все дело в этом. Еще не спало напряжение, я слишком перепсиховался в этом трахнутом доме Комптона, вот и не могу заснуть. Ладно. Приму вечером валерьянки или чего-нибудь в этом роде – вырубит, наверняка.
- Джон, это тебя. Джон, телефон возьми, - Френчи стучалась в дверь ванной. Обычно я ее не запираю, но сегодня не тот случай. За завтраком пораненная рука снова начала меня беспокоить пульсирующей болью. При Френчи я не обращал на нее внимания, но сразу после завтрака – сбежал в ванную и закрылся там на битый час. Наверное, надо было ее промыть хоть чем-нибудь, когда я вернулся домой. Или хотя бы сбрызнуть той же водкой в баре. Но нет – я был так счастлив, что вылез живым и невредимым из этого дома, что обо всем забыл – и теперь ранка потемнела, а кожа вокруг нее стала как будто обугливаться. Конечно, я не ипохондрик, но эта хренота с рукой меня не слабо взбесила и напугала. Минут пятнадцать я надеялся, что это просто грязь, и пытался ее отмыть, потом орудовал маникюрными ножницами – состричь эту черную кожу на фиг, может, поможет? Но ничего не выходило, да и резать оказалось довольно больно. Я боялся сделать хуже, и вот уже полчаса тупо таращился на свою ладонь, стоя голый перед зеркалом. И вот теперь Френчи настойчиво сует мне телефон.
- Алло?
- Джон, какого черта ты дома? – Ричи.
- А где мне быть, интересно?
- Здесь, у Брайана. Мы уже думали… - сказал он и осекся.
- Что вы думали?
- Что с тобой случилось что-то… противоестественное, - нашелся Ричи. М-да, похоже, не у меня одного проблемы.
- А вы-то там как – в порядке?
- Да мы… да, - сказал Ричи, но по его голосу было ясно, что порядок этот довольно относителен. – Приезжай в центр. С Бри мы уже без тебя потрепались, но тут… нам поговорить надо, в общем. Подъезжай. Через полчаса в «Дон Кихоте», успевай.
В ухо ударили короткие гудки. В этом весь Ричи. Не «успеешь?», а «успевай». «Мне плевать на твои дела, через полчаса ты должен быть там-то и там-то, вертись как хочешь, и попробуй только не прийти». Дел у меня, конечно, никаких не было, но все равно его слова и тон меня слегка взбесили.
И все-таки мне ничего не оставалось, кроме как вылезти из ванной и двинуться к «Дон Кихоту». Только руку я на этот раз догадался забинтовать, благо, Френчи ушла в магазин и не видела моих манипуляций с бинтами.
Когда я переступил порог «Дон Кихота», Ричи и Джордж уже были там. На этот раз не за стойкой, как обычно, а за самым дальним неприметным столиком.
- Привет.
- Что с рукой? – спросил Джордж вместо приветствия.
- Вчерашняя заноза слегка… странно себя ведет, - ответил я. – Думаю, ничего серьезного.
- Конечно, нет, - согласился Джордж. – Это всего лишь заноза, хоть и здоровая.
- О чем нам надо поговорить? – с места в карьер спросил я. Джордж захлопнул рот, как чемодан, и уткнулся взглядом в столешницу. Ричи тоже помрачнел. – Что случилось?
- Да ничего нового, - сказал он. – Я подумал… Точнее, нам показалось, что о вчерашнем надо малость перетереть.
Ммм, толково подмечено – малость перетереть нам точно не помешает. Я все это время старался об этом не думать, но теперь картинка перед глазами встает очень уж явственно: зал, освещенный тысячей свечей, диковатые гости, бесполый Тревор, дымящий сигарой Дэйв, Дэйв, перечисляющий наши грешки… и опустевшая комната, истлевшая лестница, все – покрытое слоем пыли… да, обо всем этом определенно стоит поговорить.
- Давайте для начала определимся, видели мы одно и то же, или каждый свое, - сказал Ричи. Джордж закатил глаза, и я, кажется, тоже.
- Ну ежу же понятно, что одно и то же! Мы постоянно переглядывались, когда что-нибудь происходило или когда кто-то что-то говорил, мы все участвовали…
- Нет, я не про то. Я думаю, может, мы видели в общих чертах – одно и то же, но каждый с разными деталями. Тогда это, наверное, можно списать на коллективную галлюцинацию…
- Ты сам знаешь, что это не было галлюцинацией, - устало отозвался Джордж. – Как бы мы забрались по лестнице вверх? По перилам можно только вниз съехать, и то не без труда…
- Может, она под нами и провалилась, когда мы поднимались? – возразил Ричи.
- Ладно, давайте вспомним все подряд, чтоб ты наконец угомонился, - сказал я. – Рассказывай свою версию.
История, что поведал нам Ричи, почти полностью совпадала с моей. Чего-то он не сказал, мы с Джорджем стали дополнять его – и ни в чем у нас не возникло разногласий. Дэйв действительно был похож на Алена Делона, Тревор – на бабу, в гостях был летучий мужик, блюющая людьми рыба и человек с земляничиной. Часы в воспоминаниях каждого били с отвратным звуком, а лестница не скрипела, чему все мы удивлялись, поднимаясь по ней.
- Хорошо. Значит, это был не глюк, - с неохотой признал Ричи.
- Аллилуйя! – воскликнул я. – Какие еще у нас есть версии?
- Что мы трое – чокнулись, - предложил Джордж.
- Не может быть. Сумасшествие индивидуально, - ответил Ричи. – Ты, Джон, что думаешь?
- Может быть… розыгрыш? – сказал я откровенную глупость. Ричи и Джордж поняли, что я говорю несерьезно и усмехнулись.
- Дороговато для розыгрыша, - все-таки сказал Джордж. – И непонятно, с какой целью. Вы хорошо помните разговор с этим Дэйвом?
- Да, - кивнул Ричи. – Когда я спросил его, зачем мы ему понадобились, он сказал какую-то хрень про духовную революцию. Это тебя наталкивает на мысли, мальчик? Лично меня – ни разу.
- Тебя сложно натолкнуть на мысль, Ричи. Сначала надо обучить тебя этому ремеслу, - не удержался я.
- Пошел ты, - машинально откликнулся Ричи, все еще вглядываясь в Джорджа. – Ну так как? Что ты думаешь, детка?
- Я… мне кажется… но это бред…
- Ладно тебе, не стесняйся! – ухмыльнулся Ричи. – Голым по стойке скакать он не стеснялся, а тут сказать не может!
- Заткнись… мне кажется, мы вчера были у Сатаны.
После этой фразы за столом повисла тишина. Я сам не понимал, что мы с Ричи сделаем в следующую секунду: засмеемся или нет, я не мог разобрать, насколько мы готовы в это поверить. Объяснение Джорджа разумно, если принять за истину то, что дьявол вообще есть, существует, действует среди нас. А поверить в это… ну как минимум – не просто. Джордж пару секунд выжидательно смотрел на нас, и, наконец, опустил взгляд.
- Ну что ж, мальчик… обоснуй свой ответ! – Ричи вполне удачно прикрыл замешательство кривляньем.
- Могу. Ну то есть… я не знаю, дьявол он или что-то типа беса какого-нибудь, я обо всем этом знаю не больше вашего. Просто… он знал наши мысли. То, что мы даже друг другу не говорили – вообще никому, он интересовался нашим отношением к Богу – зря, что ли? Он хромал на одну ногу…
- Ну это просто смешно! Давайте всех хромых запишем в дьяволы! – не выдержал Ричи. – Мой дед тоже хромает – пошли, святой водой его окатим!
- Заткнись, Ричи, - сказал я. Только когда Джордж начал говорить, я понял, что как-то неосознанно сам подбирал аргументы именно к такому утверждению. – Ты можешь хоть сейчас быть серьезным? Это не шутки.
Джордж посмотрел на меня с такой благодарностью, что я сам чуть не фыркнул смехом.
- Так вот. Просто дьявол всегда изображается с каким-то физическим дефектом… и потом его имя… то, как они все его произносили – Дэйвил. Это не может быть искаженное «devil»?
- Опаньки, - пробормотал Ричи. – Я не подумал.
- Не удивительно, - ответил Джордж. – И потом… помните, что он сказал Ричи? Как будто тщеславие – это никакой не грех, как будто это даже похвально.
- Он не говорил про тщеславие. Он говорил про гордыню. И с большой симпатией, - заметил я. Мы с Ричи одинаково внимательно уставились на Джорджа. На этот раз он не стал опускать глаза. Готов спорить, он не хуже нас знал, что мы собираемся спросить. Я как раз думал о том, как бы помягче это сформулировать.
- Джордж, ты хотел покончить с собой? – спросил Ричи без обиняков.
- Да, хотел. Но передумал.
- Я даже не замечал за тобой…
- А это тоже не удивительно! Когда всерьез собираешься в петлю, не треплешь об этом на всех углах, - огрызнулся Джордж. Это было очень на него не похоже. Обычно его сложно вывести из себя, в спокойной обстановке – почти невозможно. И даже когда он злится – все равно в нем остается какая-то мягкость, чувствуется, что это добрый парень, а тут он будто враз оброс ядовитыми шипами.
- Но зачем? Из-за чего? – повторил я свой вчерашний вопрос.
- А это – вообще не твое дело, и уж тем более не твое, Рич.
Мы с Ричи оба так опешили, что смогли только ошалело переглянуться.
- То есть как – не наше дело? Ты, наверное, какую-то мысль в эту фразу вкладывал, но я ее не уяснил, - протянул Ричи, кажется, опять уже дурачась. А может, он уже не может иначе разговаривать.
- Опять ничего удивительного. Отстаньте от меня с этим вопросом – все равно ничего не скажу, - отрезал Джордж и от защиты перешел в нападение. – А ты, дорогой друг, как скоро собирался нас кинуть? Не то чтобы я не знал, но ты лучше сам расскажи.
- Отойди от меня, сатана! Не думал я вас кидать, Господь с тобой, мальчик! – воскликнул Ричи. – Вы и сами знаете, мне осточертел этот сраный остров. Я хочу жить в городе нормальных размеров, где никто не сплетничает у тебя за спиной, где есть, перед кем выступать. Если вы думали, что я всю жизнь тут только ради вас проторчу, то очень ошибались. Я зову вас с собой. Если вы со мной не поедете, я уезжаю без вас. Буду слать открытки на Рождество и День благодарения – и хватит с меня. Да, я гребаный эгоист, но ты-то вообще повеситься собирался – тоже, знаешь ли, в каком-то смысле переехать! И нас даже не позвал!
- А что, должен был? – рассмеялся Джордж, но как-то нервно. – Ты-то что скажешь?
Я не сразу понял, что это обращение ко мне.
- Что? Я? О чем?.. да балбесы вы оба, что тут сказать! Особенно, конечно, ты, Джордж. А насчет Дэйва… я не знаю. Не думаю, что он дьявол… просто… больно уж дьявол важная птица для нашей компании. И потом… ни разу не слышал, что он любит джаз.
Ричи и Джордж рассмеялись так, словно тяжелого разговора до этого не было вовсе. От их смеха у меня вдруг резко полегчало на душе.
- Это точно. Как он говорил… «Я влюблен в джаз» - как-то так? – вспомнил Ричи. Мы с Джорджем согласно закивали в ответ. – Может, он решил, что джазисты из нас паршивые и оставил нас в покое?
- Может и так!
- Надеюсь, что так!
- Наверняка так оно и есть! Ты лажаешь на каждом концерте!
- Да шел бы ты, мудила…
Вслед за серьезным разговором, как обычно, пошла в ход дружелюбная ругань, чему каждый из нас был очень рад. Но все понимали, что тема не закрыта – ни одна из тем. И скоро нам придется к ним вернуться. Но пока мы попивали пивко, упражнялись в остроумии и бездельничали в свое удовольствие.
7
- Нет, ну он когда-нибудь научится приходить вовремя? – возмущался Джордж, дрожа от холода. Мы стояли на причале уже десять минут в ожидании Ричи, но тот все не появлялся. Брайан опять устроил нам выступление на материке. Один паром мы уже пропустили, второй придет через пять минут – и, ей-богу, мы уплывем без него, если он так и не появится.
- Этого уже не будет, - ответил я, безуспешно кутаясь в пальто. – У меня такое ощущение, что мы ему свиданье назначили… но и на свиданья так не опаздывают!
Джордж ничего не ответил: он только хлопал себя по коленкам и стучал зубами. Зрелище довольно жалкое, хотя и забавное.
- Ты хоть знаешь, где этот клуб? – спросил я.
- Нет. Ричи знает, - заикаясь от холода, ответил Джордж.
- Бедолага. Ты бы одевался теплее, зима уж скоро, - сказал я. Джордж пробормотал в ответ что-то невнятное. Завывания ветра стали совсем устрашающими. Я невольно вспомнил события ночи Хэллоуина. Джордж, по-моему, думал о том же.
Этой ночью я опять не смог уснуть, так что теперь мир вокруг временами становился нереальным, громкость звуков сама собой то уменьшалась, то увеличивалась. Иногда мне казалось, что я засыпаю, но это были только намеки на легкую дремоту. Вот и сейчас мою голову наполнили звуки разбивающихся о причал волн, а перед глазами поплыла какая-то не известная (или известная?) мне дорога. Пустая, никаких машин и поля вокруг – на много миль по ту и другую сторону одни поля… от горизонта до горизонта.
- Пошел ты, Ричи, мы чуть не околели!
Я с трудом разлепил веки и обнаружил, что саксофонист все-таки примкнул к нашей компании. Вид у него был довольно диковатый: куртка не застегнута, волосы растрепаны так, будто пять минут назад он еще видел десятый сон, глаза обалдевшие и перепуганные.
- Я дико извиняюсь, мальчик, но ты лучше скажи: у тебя в чехле карманы есть?
- Чего?
- Чехол от гитары! Там в нем есть карман хоть один?
- Тут до лешего карманов.
- Ты их проверял?! – судя по возбужденному виду Ричи, карманы проверить стоило. Джордж отрицательно помотал головой и, подхватив гитару, принялся рыться в кармашках чехла. – А ты Джон! Что у тебя было с собой?
- Папка с нотами, - ответил я без запинки. А ведь Ричи не сказал, «было с собой в доме Комптона». – Я ее даже не открывал. А надо?
Ричи молча кивнул – и это, зная болтливость Ричи, было красноречивее любых слов.
- Какого черта! – воскликнул Джордж. Мы с Ричи бросились к нему, и я замер в немом изумлении: среди медиаторов, зажигалок, сигарет, зубочисток, жвачек, презервативов и прочего хлама завалялась купюра в 1000 долларов!
- Вы хоть раз видели такие бумажки? – спросил Джордж, крепко вцепившись в купюру, чтоб ее не унесло ветром.
- Нет. Их уже давно изъяли из обращения, насколько я знаю, - ответил Ричи. – Хотя они до сих пор действительны. Где он их только взял?
- И как нам подсунул?
- Наверное, пока мы валялись без сознания, - предположил Джорджи, все еще не в силах оторвать взгляд от банкноты.
- Ты поищи, Джон, у тебя должна быть такая же, - сказал Ричи.
- Да черта с два! Не нужны мне подачки от этого Дэйва! Наверняка это подделка! – вдруг взорвался я непонятно почему.
- Нет, не подделка, - откликнулся Ричи. – Я заходил в банк. Это настоящая купюра выпуска 1928 года с портретом Гровера Кливленда, 22-го и 24-го президента США.
- Это тебе все в банке сказали? Не удивительно, что ты опоздал, - заметил Джордж, начиная оправляться от потрясения.
- Да, это не удивительно. Черт! Паром пришел!
Ричи оказался единственным, кому хватило ума изредка поглядывать на воду. Мы бросились к уже отплывающему парому, вскочили на него (как хоббиты во Властелине Колец), довольные поводом оторвать взгляд от этих чертовых бумажек.
- Успели, надо же!
- Ты знаешь, где этот клуб? – спохватился Джордж. Ричи кивнул, обозревая водное пространство с видом капитана в кругосветке.
- Впереди, мой мальчик. Все впереди! – сказал он, махнув рукой в сторону материка. Джордж усмехнулся его кривлянью, но, мне показалось, он, как и я, углядел в этих словах какую-то скрытую угрозу.
Клуб «Miracle» оказался действительно чудесным. Мы привыкли играть в довольно захолустных местах, среди засиженных мухами столиков, толстомясых официанток и неразговорчивых барменов. Публика редко когда обращала на нас внимание – мы были своего рода живым музыкальным автоматом. Иногда какой-нибудь пожилой негр просил сыграть ему что-нибудь особенное, как-то раз такой господин даже взобрался на сцену и пел вместе со мной несколько песен. Но не более того.
«Miracle», очевидно, был не просто баром или клубом. Это было место скопления джазистов со всех окрестных городков. И как только Брайану удалось пристроить нас сюда! Стоило нам троим появиться на сцене, как раздались аплодисменты, визги, крики, свист – никогда еще нас так не приветствовала публика. Ричи сиял, как медный таз, мы с Джорджем, конечно, тоже были приятно удивлены такой реакцией зрителей.
И с самого первого номера начался аншлаг. Мы играли и играли и играли, впервые получая от собственной музыки настоящий кайф. Никто – даже Джордж – не хотел идти на перерыв. И не удивительно. Впервые в жизни зал отвечал на каждую ноту, каждое соло, каждый жест – за нами действительно следили все эти десятки пар глаз, посылая к нам на сцену заряд энергии – такой мощный, что казалось, еще чуть-чуть и собьет с ног. Ричи впился губами в сакс, выдувая соло на самом краю сцены и рискуя свалиться в толпу (что-то мне подсказывает, что его подхватили бы, как рок-звезду, если бы это все же случилось), Джордж со своей гитарой пустился в совсем уж безумный шаманский танец, а я второй раз в жизни не узнавал собственных пальцев, прытко скачущих по клавишам.
Огни бара, гремящая в голове музыка, гомон публики, звон бокалов, хлопки вылетающих пробок, цокот каблуков, смех, клубы дыма… все эти впечатления и краски смешались в один невероятный калейдоскоп, и несколько часов спустя, покинув сцену, я снова уже не видел границы между сном и явью, снова реальность стала казаться галлюцинацией.
Эстафету у нас переняла другая группа – струнный секстет. Публика приветствовала их так же радостно, веселье продолжалось, только мы были уже по другую сторону сцены.
Несколько минут мы трое с прибалдевшими улыбками сидели за стойкой, почти не глядя ни друг на друга, ни по сторонам.
- Ух, - наконец, вздохнул Ричи. – Это было великолепно, а?
- Черт возьми, да! Мы просто красавцы! – рассмеялся Джордж. Я продолжал молча улыбаться, хотя одна неприятная мысль уже закопошилась у меня в голове.
- Что молчишь, Джонни? – потормошил меня Ричи.
- Я думаю… то, что сегодня было… это на нас как-то не похоже, правда? Мы ведь обычно не так играем…
Лица друзей слегка потемнели.
- В смысле – не так хорошо? – спросил Ричи чуть ли не угрожающим тоном.
- Нет… не знаю. Просто, до… до Хэллоуина я себя так не чувствовал на сцене… как будто этот Дэйв…
- Что Дэйв? – фыркнул Ричи. Я уже понимал, что он не в настроении говорить об этом, но и попытаться замять тему уже не выйдет.
- Что он как будто бы… заразил нас… харизмой, - пробормотал я, жалея, что вообще раскрыл рот. Ричи и Джордж не засмеялись, как я от них ожидал, а только мрачно переглянулись, как будто они уже успели это друг с другом обсудить.
- Почему тебе всегда надо все портить?
- Что – все? Что я испортил?
- Как минимум – мое настроение, - ответил Ричи таким тоном, словно уличил меня в смертном грехе.
- Ой, прости, пожалуйста, - буркнул я в ответ без тени раскаяния. Ричи обиженно замолчал, отвернувшись к стойке, я тоже занял позу немого укора. Бедный Джордж переводил взгляд с Ричи на меня, не зная, надо ли ему занимать чью-то позицию. Впрочем, особых позиций у нас, вроде как, и не было. Так, размолвка на пустом месте. Через полчаса помиримся, подумал я, как обычно. Однако все сегодня шло не по моим планам.
- Здорово. Вы же «Bird’s sons»? – раздался у нас за спиной незнакомый голос. Мы обернулись на говорившего. Это был колоритный парень в сверкающем пиджаке, шляпе с гитарой за спиной. Рядом с ним топтались еще трое: улыбчивый длинноволосый негр, смешной рыжий парень с косичкой и галстуком-бабочкой и какой-то модник в цветастой одежде, сильно напоминавшей женскую и зализанными в кок черными волосами.
- Да, привет, - ответил Ричи, пристально разглядывая компанию. Вдруг его брови стремительно поползли вверх: - Погодите, вы случайно не «Twins»?
- Так и есть, - улыбнулся рыжий. – Забавно, что вы нас знаете. Вы же тут в первый раз?
- Да. Но я был на вашем выступлении, - воодушевленно вещал Ричи. - Только… разве вы не квинтет?
- Похоже, что это в прошлом, - вздохнул парень в шляпе. – Тони ушел, мы в поисках нового саксофониста. Вот бывают же уроды! Нам в турне ехать через месяц, а он надумал сваливать! Мы должны были играть сегодня… но вместо нас играли вы.
- Нет, это он не к тому, что мы в обиде! – перебил его негр. – Наоборот! Мы подошли, чтобы… как его… высказать свое восхищение. Шикарно отыграли, ребята, вы нам фору дали, чтоб я сдох!
- Спасибо, - улыбнулся Ричи. – Да вы присаживайтесь, что ли…
Двумя группами мы перебрались за столик. Парень в шляпе представился Фредом, рыжий назвался Твигом, негра звали Эдди, а модника – Мартин. Ричи очень быстро нашел общий язык с каждым, даже с Мартином, который первые полчаса только томно молчал. Фред расспрашивал про жизнь на острове. Оказалось, его отец там родился, но переехал на материк еще подростком. Ричи даже сделал вид, что вспомнил его отца якобы на какой-то фотографии… в общем, Ричи весь вечер нес всякий бред сначала про наш остров, потом про нашу группу… В конце концов, они договорились до того, что Ричи согласился отыграть с ними несколько выступлений в ближайший месяц.
- Может, если мы найдем постоянного саксофониста, вы сможете поехать с нами в турне? Это же через всю Америку, только представьте! – заливался соловьем Твиг, не подозревая, что давит Ричи на любимую мозоль.
- Было бы круто, но эти двое не хотят отдирать свои задницы с насиженных мест, - ответил он, скользнув по нам с Джорджем холодным взглядом. И тогда Джордж пошел на предательство.
- Нет, я не против прокатиться, - заявил он. – Никогда никуда не уезжал, было бы здорово, а, Рич?
- Ты это серьезно? Мальчик мой! Да я расцеловать тебя готов за такие слова! – воскликнул Ричи. Джордж рассмеялся, и эта парочка принялась с каким-то фанатичным сладострастием строить планы на гастроли, которых им еще никто не обещал.
Рука ныла с тех пор, как мы сошли со сцены, а теперь пульсировала уже почти так же, как тогда, в доме, когда Джордж только вытащил занозу. Хочется верить, что раздражение от их пустой болтовни смешалось с тем, что вызывала эта ноющая боль – отсюда моя – такая неожиданная – вспышка агрессии. Если бы им хватило ума не трогать меня, не спрашивать ни о чем, я бы просто молча досидел этот вечер за столом, все так же глушил бы пиво хоть до утра. Но нет.
- А ты что думаешь, Джонни?
- О чем?
- О гастролях.
- О гастролях! Вон оно что! Мальчики решили прокатиться! Я думаю о гастролях то же, что и всегда: к черту ваши сраные гастроли, ясно? Если собираетесь куда-то тащиться – валяйте, только без меня. Благословляю вас на все четыре стороны!
Ответом мне было удивленное молчание. Даже Twinsы, наконец, заткнулись, уперев в меня свои округлившиеся взгляды. Джордж и Ричи, как и положено, многозначительно переглядывались. Могли бы и вслух высказать все свои претензии, знают же прекрасно, что я вижу насквозь обоих, и их переглядывания от меня не укроются!
- Чего? - спросил я вылупивших шары Twinsов, но те продолжали молча таращиться на меня. Ну еще бы вы что-то сказали, недоумки! Только вас не хватало – соваться в наши дела!
- Джон, ты чего завелся-то? – попробовал угомонить меня Джорджи. Как всегда – мать Тереза и дипломат в одном флаконе! Пошел ты к черту со своими увещеваниями!
- Отвали.
- Как мне надоел этот мудак! – возвел глаза к небу Ричи. Ну да, куда ж без этого! Теперь я мудак, а ты – как обычно – ясно солнышко, отец-благодетель!
- А ты как мне надоел! – ответил я. – Черт, да ежу же понятно, что ты намылился к ним саксофонистом на постоянку! Чего ты с нами кокетничаешь? На хрен тебе уже не нужна наша группа! Мы ж для тебя бесперспективны!
- Заткнись, Джон.
- Нет, я не заткнусь. Вы вечно затыкаете мне рот – оба! Ты уже хрен знает сколько времени сматываешь потихоньку от нас удочки! Ты, наверное, уже и квартирку себе подыскал на материке? Хотел кинуть нас? Ну так мы знали об этом, мог бы не притворяться, теперь уж точно можешь играть в открытую!
- Что ты несешь? – завопил Ричи, вскочив на ноги. – Что с тобой вообще, Джон? Ты ведешь себя как…
- Как кто?!
- Как Дэйв! – выпалил Ричи, но я едва услышал его слова – рука взорвалась такой нестерпимой болью, что я ослеп и оглох одновременно. Как будто все, что было во мне, я сам – стал одной только кистью руки, я не мог думать ни о чем, кроме режущей, рвущейся изнутри боли. Я даже не помню, взвыл ли я, не помню даже, ухватился ли одной рукой за другую, упал со стула или остался сидеть. Глаза заволокло туманом – то ли это были слезы, то ли пришло то полуобморочное состояние, когда предметы утрачивают свои очертания.
Я очнулся, когда боль отступила – так же резко, как появилась. Я лежал на полу, прижимая все еще пульсирующую и неестественно горячую ладонь к груди. Я чувствовал исходящий от нее жар сквозь бинты и рубашку – как будто руку начинили раскаленным углем. Джордж стоял возле меня на коленях, бледный, как полотно. Ричи сидел, держась за голову, Twinsы курили неподалеку, то и дело поглядывая на меня с суеверным беспокойством.
- Ты как? – спросил Джордж. – Что такое? Рука так болит?
- Черт… ужасно болит, - ответил я и не узнал свой голос. – Ричи… Я такого дерьма наговорил…
Это, конечно, не совсем «прости меня», но все-таки мы оба понимали, что я пытаюсь выразить раскаяние. Но Ричи оставался глухим и неумолимым.
- Отвали, - буркнул он, потягивая пиво.
Я беспомощно уставился на Джорджа. Тот вильнул бровями, что значило, примерно «забей, скоро он забудет».
- Ты как – получше? – спросил он.
- Немного, - соврал я. Мне казалось, очень удобно прикрыть своей болезненной немочью ту невменяемую хрень, которую я нес весь вечер. Чего, в самом деле, я разозлился?
- Встать-то сможешь? – Джордж по-матерински заботливо поддержал меня за локти, когда я, покачиваясь, как пьяница, поднимался с пола. – Врача найти?
- Спокойно, Джордж. Сейчас ночь – какой, на фиг, врач? Завтра схожу в больницу. Наверное, занес какую-то заразу в этом доме.
- Может, тебе снять бинт? Я посмотрю…
- Ты медик? – опять ни с того ни с сего фыркнул я. Меньше всего мне хотелось сейчас избавляться от бинта. Я помню то подгнившее состояние кожи вокруг ранки, что было сегодня утром. Не стоит пугать этим Джорджа – я сам напуган до чертиков.
- Нет, просто я… - промямлил он в ответ и замолчал.
- Еще пиво! – крикнул Ричи официанту так громко, что мы с Джорджем оба вздрогнули.
- Ричи, слушай… - снова заговорил я, не представляя, что собираюсь говорить после этого «слушай».
- Отойди от меня, сатана, - буркнул тот, не поворачиваясь. – Я все понял, что ты мне хотел сказать, не надо тут ничего пояснять, я довольно смышленый парень.
- Черт возьми, Ричи…
- Заткнись, а? - Ричи рывком вскрыл бутылку, и пена полилась через край. - К чертям…
Он вытер пальцы о скатерть и отодвинул пиво подальше, как будто вообще отдумав его пить. – Официант! Дайте ром.
Мы с Джорджем молча наблюдали за тем, как Ричи заказывает ром – пожалуй, единственный напиток, который он всегда отказывался пить.
- Знаешь, Джонни… иногда мне так хочется, чтобы тебя вообще не было… - сказал он и опрокинул в себя стакан. Его слова прозвучали почти как тост. Тост за то, чтобы меня вообще не было?
Джон, это ты? Я не могу понять, это ты или это кто-то другой…
- Заткнись, - вдруг сказал Джордж, и столько презрения в его голосе я, по-моему, вообще никогда не слышал. – Заткнулся бы ты лучше! Сам ведь знаешь, что ты так не думаешь!
- Наверное, мне видней, что я думаю, а что нет, а? – огрызнулся Ричи и заказал второй ром.
- Мы еще успеваем на паром? – спросил я Джорджа. Мне вдруг так остро захотелось домой, к Френчи, что даже на Ричи и его вселенскую обиду стало наплевать.
- Ребят, штормовое предупреждение было, паром не пойдет, - ответил мне официант, выставив перед Ричи очередной стакан.
- Какое предупреждение? – в голос переспросили мы с Джорджем. Официант смерил нас снисходительно-удивленным взглядом.
- Штормовое предупреждение, - повторил он. – Нет, если вам охота рискнуть жизнью, вы можете снять лодку и переплыть сами, но я бы не советовал. Вы слишком хорошо играете, чтобы так глупо помирать.
- Спасибо, - пробормотал Джордж. – А надолго этот шторм?
- Нет, обещали, что завтра все уже будет нормально, в пять утра первый паром…
- Это мы знаем, спасибо, - перебил его я. – А где мы можем остановиться на ночь? Тут поблизости есть что-нибудь…
- Мотель за углом. От клуба направо. Повернете – увидите вывеску. Там недорого и довольно прилично. Во всяком случае, на одну ночь сойдет.
- Большое спасибо, - расплылся в благодарной улыбке Джордж. Официант раскланялся с нами и побежал к стойке. Обернувшись к нашему столику, я увидел, что Twinsы снова к нам присоединились, и Ричи уже опять трепался с Фредом вполне весело и задорно.
- Ричи, ты… это… - замялся Джордж. – Какие планы?
- Да вот мы думаем сыграться, - ответил Ричи, кивнув на Twinsов. – Я вас с собой не приглашаю, если что. Идите в мотель или куда вы там собрались.
- Ладно, Рич. Счастливо, - кивнул Джордж. – Пока, ребята. Приятно было познакомиться.
Мы с Джорджем потрясли по очереди руки каждого из Twins и направились к выходу клуба Miracle. Теперь он уже не казался мне таким чудесным.
8
Ветер поднялся действительно зверский. Идти приходилось, согнувшись в три погибели. Ни луны, ни звезд на небе видно не было. Наверное, на острове сейчас темно – хоть глаз выколи. Наверняка электричество уже вырубилось, как обычно бывает во время шторма – все спасаются генераторами. Бедная Френчи… оставлять ее одну в такую ночь… свинство с моей стороны, но что я могу поделать? Я снова и снова становлюсь жертвой обстоятельств, такова, похоже, моя горькая доля.
- Куда он сказал – направо? – спросил Джордж, перекрикивая завывания ветра. Развевающиеся полы плаща делали его похожим на сказочного вампира. Кажется, он и наряжался вампиром на какой-то Хэллоуин в детстве. Все еще смеялись над его гримом – он делал его похожим на девочку, нас это смущало, а друзей, которые могли бы заступиться, у него еще не было – его семья приехала на остров, когда ему было одиннадцать лет, наверное, все без исключения над ним хоть чуть-чуть да издевались. Даже мы с Ричи.
- Джон! Ты в порядке?
- Да, а что?
- Ты не ответил на мой вопрос.
- Ты же сам знаешь, что направо! – отмахнулся я. Джордж улыбнулся и зашагал дальше, как будто углубляясь в бурю – впереди не было видно толком ничего, кроме мельтешащего снега. Неоновая вывеска мотеля выскочила на нас из темноты неожиданно близко.
Мы остановились в двухместном номере, который оказался действительно не так уж плох, как можно было ожидать. Конечно, ни телевизора, ни даже радио здесь не было, но нам и не нужно было ни то, ни другое. Не думаю, что кто-то из нас был в состоянии смотреть сериал «Друзья» или магазин на диване.
- Жрать хочу… - пробормотал Джордж, потирая впалый живот. – Можно тут заказать пиццу?
- Попробуй. Только сначала я позвоню Френчи, скажу, что я жив и все такое.
- Конечно, - кивнул Джордж, но как всегда, при упоминании Френчи, слегка помрачнел. Может, он из-за этого хотел повеситься? Из-за неразделенной любви к моей невесте? Да ну, бред какой-то.
- Чего? – спросил Джордж, и я только тут обнаружил, что задумчиво разглядываю его, вместо того, чтобы звонить.
- А, загоняюсь что-то, - пробормотал я и набрал свой домашний номер. Френчи сняла трубку сразу, что не было хорошим знаком.
- Да?
- Френчи, это я.
- Где тебя носит?!
- Спокойно! Тут поднялась буря…
- Да уж я знаю, что буря! Ты мог пораньше позвонить?!
Нет, не представляю, что этой стерве еще надо? Я же звоню, нет? Вот если бы я совсем не позвонил, тогда еще куда ни шло, но ведь вот он я – на проводе! Зачем теперь-то на меня орать?
- Скажи спасибо, что вообще позвонил, - сорвалось у меня с языка раньше, чем я смог подумать. – Я жив, вернусь завтра утром. Спи.
И, бросив трубку, в прострации смотрю на телефон. Мне кажется, или я уже перестаю контролировать собственную речь? Я перевел взгляд с телефона на Джорджа, у которого одна бровь уже уползла под челку.
- Чего это ты?
- Сам не знаю. Черт возьми… Со мной какая-то херня творится… с тех пор, как…
- Ну да.
- Да… Я просто струсил из-за руки, и спать не могу… и теперь иногда я вообще как будто не я, а кто-то другой, - я замолчал, не решаясь задать вопрос. – Слушай… ты правда думаешь, что этот Дэйв был дьявол?
Джордж посмотрел на меня так, что я понял, что спросил об этом напрасно. Мы оба молчали, уставившись друг на друга. Наконец, я не выдержал его взгляд и снова уткнул глаза в телефон.
- Дай я закажу нам пиццу, окэй? – спросил Джордж. Я согласно кивнул и протянул ему телефон. Может, он и прав. Может, так оно и лучше – закажем пиццу, потреплемся полночи о каких-нибудь неважных вещах, о какой-нибудь ерунде. Перемоем кости Ричи, перескажем последние сплетни, поговорим о бейсболе и о новом альбоме Depeche mode, обругаем политиков, в конце концов. В кои-то веки будем просто нормальными. Среднестатистическими. Как будто нет ни Дэйва… да ничего нет. И никакого джаза.
Руку тихонько покалывало, но это было не больно, даже немного приятно – так бывает, когда рука затекает, а потом начинает отходить. Мама говорила, что это по ней ежики забегали. Я всегда представлял, что у меня под кожей носится толпа крохотных ежей – размером с муравьев, и своими маленькими иголочками слегка царапает мне кожу. Интересно, многое сюрреалисты черпают из собственных детских фантазий?
Джордж заказал две здоровенные пиццы, пиво и картофельные чипсы. Мы оба с удовольствием набросились на все это. Как только в комнатке запахло едой, я понял, что тоже жутко голоден. Все шло хорошо, почти по моему плану – мы уже полчаса болтали о том, о сем, выясняли, почему нам так нравится британский рок и так не нравится американский.
- Мы слишком деятельны. Англичане сдержанней, они умеют делать музыку как-то тоньше, как-то не так, как у нас, у них это получается. Наверное, все дело тут в менталитете, - рассуждал я.
- Да ладно тебе, у нас тоже есть команды хоть куда, - возразил Джордж.
- Я знаю, о ком ты! Твои Дорзы красавцы, конечно, в плане музыки, но… Я серьезно не понимаю, как можно слушать песню, в которой после каждой строчки – слово «детка» или какое-нибудь придурочное «хэй-хэй».
- Но, черт возьми, это же рок-н-ролл! – воскликнул Джордж, на слове «рок-н-ролл» попытавшись изобразить гроулинг. Получилось довольно паршиво.
- Связки сорвешь, - рассмеялся я.
- Все-таки ты ничего не понимаешь в рок-н-ролле.
- Мне хватит Моцарта и Паркера, знаешь ли.
- Никогда не понимал, почему вы оба так боготворите Паркера. По-моему, есть джазисты лучше него.
Я уже готов был порвать Джорджа на клочки за такие слова, когда он протестующее замахал на меня руками.
- Тихо-тихо, не психуй, люби своего Паркера на здоровье! Просто, наверное, джаз вообще не мое, - как-то грустно улыбнулся Джордж.
- Не твое? Я сейчас тебя удивлю, но ты играешь в джаз-бенде, приятель.
- Да, я играю в джаз-бенде. Только потому, что вы с Ричи хотели джаз-бенд. Нет, я не имею в виду, что вы меня заставили, или что-то такое, - сказал он, взглянув на меня. – Просто… не знаю.
- Что?
- Ладно, что-то я загоняться начинаю, давай не будем…
- Нет, говори! – потребовал я. Мне показалось, Джордж готов вот-вот выйти на откровение о своем неудавшемся самоубийстве. И мне было любопытно. Это прозвучит странно, но любопытство было, пожалуй, самым сильным чувством, которое я испытывал по этому поводу.
- Просто я заметил, что все, что я делаю… что это не мое. И этот остров… нет, мне нравилось тут жить в детстве, но теперь я просто не знаю, что мне делать, чем заниматься…
- Но чего тогда ты не поехал в колледж? Родители ведь хотели послать тебя в колледж, - спросил я. Глаза у Джорджа забегали, а на скулах проступил румянец – он снова был похож на двенадцатилетнюю школьницу. Не выношу, когда он так выглядит, меня это смущает. Вот и теперь я отошел к столу, чтобы взять еще пиво – на самом деле просто чтобы на него не смотреть.
- Я не хотел уезжать.
Я не удержался от усмешки.
- Так ты хочешь уезжать или не хочешь уезжать? – спросил я, не оборачиваясь, воюя с крышкой бутылки, которая никак не хотела отвинчиваться. - Ты уж определись как-нибудь. Мне кажется, ты просто никак не можешь определиться, то ли тебе нравится рок, то ли ты играешь в джаз-бенде, то ли ты живешь на острове, то ли ты учишься в колледже…
- Да нет, я, вроде, определился, - его голос прозвучал прямо у меня над ухом, и я резко обернулся: лицо Джорджа оказалось так близко, как не позволяли никакие этические нормы.
Секунду мы смотрели друг на друга. Я успел только подумать, что глаза у него какие-то непомерно большие и опять слегка светятся, как тогда, в саду перед домом Комптона – а в следующую секунду его руки легли мне на шею, и он поцеловал меня в губы, то есть по-настоящему поцеловал, как женщину.
Поцелуй был, пожалуй, даже приятен, и все-таки я не настолько двинулся, чтобы отдаться ощущениям и забыть, что все это - Джордж. Джордж, мой детский друг, парень, которого я знаю с одиннадцати лет, почти названый брат. Так какого же хренова черта мы делаем?!
Слегка прикусив мне губу, Джордж принялся целовать мне шею, а я еще несколько секунд не мог вымолвить не слова от парализовавшего меня шока.
- Джордж, какого хрена? Отвали от меня! Ты соображаешь, что делаешь? – воскликнул я, и руку резко свело судорогой – я почти не обратил на нее внимания – надо было прояснить всю эту тему с Джорджем, мне было не до нее. Я буквально отлепил его от себя и толкнул в грудь – довольно грубо, особенно для человека, который только что тебя целовал.
- Джордж! Очнись! Что ты делаешь? – завопил я изрядно истеричным тоном. Джордж снова покрылся девчачьим румянцем, но теперь это не заставит меня выпустить его из поля зрения.
- Люблю тебя, - пробормотал он, опустив взгляд в пол.
- Чего? – протянул я. Секунды две я действительно надеялся, что мне послышалось.
- Я люблю тебя, - громче и увереннее повторил он. – Поэтому я играю в твоем джаз-бенде, поэтому я не поехал учиться в колледж, поэтому я терпеть не могу твою Френчи, и поэтому, черт возьми, я хотел покончить с собой! Теперь тебе все ясно? Ты ведь об этом хотел узнать?
Да, когда-то пару тысячелетий назад я жевал пиццу, пил пиво и действительно хотел узнать, почему Джордж чуть не покончил с собой. Но это время уже принадлежит другой эпохе – эпохе безмятежности, эпохе блаженного неведения. Срань господня! Разве так бывает? Джордж… наш маленький дурацкий Джордж… Джордж-девчонка, Джордж, с которым я за эти пятнадцать лет сотню раз спал в одной кровати, Джордж, с которым я мылся в душе в средней школе, Джордж, с которым я напивался вдрызг и оставался ночевать в его квартире – с ним вдвоем, без Ричи. И вдруг этот Джордж – гей?
- Ты что, разводишь меня? – удачная идея, все объясняет. Как же она раньше не подвернулась?
Но Джордж только истерично рассмеялся, встряхнув длинными кудрями.
- Тебя еще раз засосать, чтоб ты мне поверил?
И правда. Розыгрыш розыгрышем, а целоваться с мужиком… нет, на это даже Ричи бы не пошел, а уж он-то любит хорошую шутку.
- Срань господня, Джордж… и… как долго?
- Долго, - его веселость сразу как рукой сняло. – С тех пор, как мы знакомы.
Эй, стоп, тут какая-то нестыковочка.
- С тех пор, как знакомы?.. Джордж… но нам ведь было одиннадцать лет! – воскликнул я.
- Ну да, - кивнул Джордж, снова уткнув взгляд в пол. – Уже пятнадцать лет.
Вид у него был такой скорбный, что на секунду мне даже стало жаль его. В руке снова стал полыхать пожар, но теперь было ощущение, что боль копится в ране, как гной, и ждет своего часа, чтобы вырваться на волю. Я смотрел на Джорджа и не узнавал. Еще полчаса назад это был мой лучший друг. Сейчас передо мной стоял женоподобный – женоподобный, теперь уже можно не закрывать глаза на это – извращенец. Ну да и бог бы с ним со всем, он мог бы быть моим лучшим другом – просто женоподобный извращенец. Но нет. Моим лучшим другом априори не может быть человек, который пятнадцать лет парил мне мозги. Господи, ну конечно ему не нужна на фиг моя Френчи! И эта его заботливость, чуткость, которые так меня умиляли – вот, оказывается, как все это легко и просто объясняется!
- Прости, Джон. Я не должен быть тебе это говорить, - промямлил Джордж, все еще не поднимая взгляда.
- Чего? Да ты… ты что, собирался до смерти трахать мне мозги? Таскаться за мной всюду, изображая лучшего друга?
Джордж поднял на меня громадные круглые глаза, а в ладони будто разорвалась петарда.
- О чем ты говоришь…
- О том, что ты все это время врал! Вся твоя жизнь – куча дерьмового вранья и больше ничего! Ты не поехал в колледж, ты слушаешь музыку, которая нравится мне, ты играешь со мной в одной группе, живешь в городе, в котором нравится жить мне – не тебе. Мне. Может, ты уже говоришь то, что я хочу слышать? Или думаешь то, что я хотел бы, чтобы ты думал? Что скажешь? Это же идиотизм! Ты хоть раз подумал, что мне не нужны от тебя эти жертвы? Что было бы гораздо лучше, если бы ты свалил куда подальше и нашел там себе какого-нибудь такого же…
- Мне не нужны другие!
- Но меня ты не получишь!
- Вот я и хотел повеситься!
- Срань господня! Ну и вешался бы уже по-нормальному! У тебя что, даже повеситься толку нет?!
Я выпалил это и зарычал от боли, снова впившейся в ладонь. Джордж даже не дернулся в мою сторону, как обычно, когда я, покрывшись холодным потом, сполз на пол, но на этот раз не потерял сознания. Боль начала отпускать, а вместе с ней и ярость стала проходить. И снова осталось только это гадливое чувство, какое бывает утром, когда не помнишь, какую именно хрень ты вытворял на попойке накануне.
- Знаешь, Джон… теперь я понимаю, что хотел сказать Ричи.
- Что?
- Теперь мне тоже хочется, чтобы тебя вообще никогда не было.
9
Пятичасовой паром привез нас на остров – меня, Джорджа и Ричи. Я знал, что они едут вместе со мной, но не видел ни того, ни другого. Я мало мог увидеть от слепящей боли в руке, а эту парочку мне к тому же видеть совсем не хотелось.
Еще не рассвело. Подойдя к дому, я опять заметил в окне кухни свет. Это уже начинает бесить. Она что, разучилась спать без меня? Или так проявляется ее принципиальность? Может, Ричи был прав, говоря, что все итальянки чокнутые?
- Френчи? – позвал я, шагнув за порог и стараясь унять свое раздражение. Жжение в руке сменилось тупой, ноющей болью.
Я не сразу заметил ее темный силуэт, появившийся на пороге спальни. Как и положено – в зубах сигарета, руки скрещены на груди – поза немого укора.
- Что?
- Очень мило, что ты сподобился вернуться.
Руку неожиданно кольнуло так, словно я занозил ее снова. Я взглянул на нее: сквозь бинт проступила какая-то желтоватая жидкость.
- Френчи, у меня что-то… давай потом поговорим! – я попытался метнуться в ванную, но она преградила мне дорогу.
- Что с твоей рукой? Ты поранился?
И снова здравствуйте. Теперь она изображает курицу-наседку.
- Я сам разберусь, не надо…
- Давай я обработаю! – Френчи резво подхватила меня под руку и повела на кухню.
- Нет, я сам, не надо!
- Но почему, Джонни? Я умею… - стрекотала она. Вот же надоедливая сука!
- Да отвяжись ты наконец! – я вырвался из ее хватки и через полминуты уже закрылся в ванной. Френчи заняла позицию под дверью.
- Ты теперь всегда так будешь со мной разговаривать?
Я ничего не отвечал, разматывая бинт. Он присох к коже, и тоже теперь причинял боль. Мне кажется, сейчас рука достигла уже такой чувствительности, что будет больно, даже если просто подышу на нее. Наконец, последний слой отодрался от раны.
- Джон! Джон, ты там в порядке?
Джон не был в порядке. Джон был в панике. На месте разросшейся и почерневшей ранки теперь оказался некий морщинистый бугорок, слой кожи, с одной стороны опушенный жесткой щетинкой. Проведя по нему пальцем (температура вполне нормальная, но на ощупь немного склизкий), я обнаружил, что кожа движется, открывая…
Слово «блядство» застряло в горле: в центре ладони у меня был теперь вполне симпатичный голубой глаз. Веко моргнуло, снова… зрачок глаза сузился на свету, немного повертелся и уставился прямо на меня.
Как человек со средними способностями, я не смогу описать свои ощущения… я продолжал видеть то, что видел раньше – своими двумя глазами, и в то же время я видел самого себя – этим третьим глазом, появившимся на руке. И я не особенно себе нравился. Дело тут было совсем не в угле зрения, просто этот глаз… у него было свое собственно видение, тот угол преломления, под которым все вокруг представало чуждым, в критическом свете. Меня глаз видел не особенно приятным бледным и нервным типом, мои – человеческие – черты представали какими-то несуразными, как на детском рисунке. Такое отторжение происходит, например, когда видишь какое-то диковинное экзотическое и не слишком симпатичное животное. Глаз завертелся в «глазнице», озирая ванную, в которой тоже теперь все располагалось несколько нелогично, не так, как положено.
- Джон, что там с тобой?
Я обнаружил, что уже некоторое время издаю истеричное хихиканье. Глаз дернулся в сторону двери, и я увидел – сквозь нее – Френчи. Нелепая фигура, лицо, глаза… все такое же… но такое неправильное! Подправить, что ли?..
Наверняка многие родину бы продали за возможность видеть мир с точки зрения кого-то другого, но меня она вовсе не привлекала. Я как попало намотал бинт обратно. Глаз беспокойно заворочался под веком, задергался – но ничего не мог сделать. Руку снова начало жечь, но я не собирался поддаваться на провокацию. Френчи уже колотилась в дверь ванной. Пора было выходить.
- Успокойся, - сказал я, открыв дверь. Френчи выглядела уставшей, даже измученной, ужасно напуганной и, увидев меня, попятилась к стене. – Что с тобой?
- Ничего, - ответила она, едва не заикаясь. – Ты в порядке?
- Да, - кивнул я. Руку снова то дергало судорогой, то жгло огнем, то биллионы уже не ежиков – дикобразов – носились под кожей.
Я смотрел на Френчи и молчал. Почему-то теперь, увидев ее глазом на руке, я не мог воспринимать ее так, как раньше, не узнавал, не любовался, как обычно, ее чертами… да и не любил.
- Что случилось? – спросила она своим несуразно высоким голосом.
- Ничего.
- Что с твоей рукой?
- Ничего.
- Можно я посмотрю?
- Нет.
- Джон…
Джон… это мое имя? Каким это слово звучит далеким, непонятным и незнакомым. Я так хотел сюда когда-то… почему же теперь я не узнаю стен, мебели, лестницы… почему так тошнотворно ворочается желудок при взгляде на фотографии?
- Почему ты не спишь? – чужой голос, не мой, чей угодно, только не мой.
- Мне опять снился тот кошмар… помнишь, я рассказывала?
Что-то смутно припоминаю… черт возьми, когда это было? Впрочем, какая разница, мне ведь все равно наплевать, почему она не спит.
- Помнишь, Джон? Тот сон…
- Сон! Радуйся, что ты вообще можешь спать! – выпалил я. Сердце тяжело билось в груди, в виски ударила тупая боль. Я представлял, как кровь медленно и вязко перекатывается в венах… чего ради? – Как тебе совести хватает жаловаться на сны мне?! Мне – человеку, который не спал уже неделю!
- Тебе надо к врачу… - пропищала она едва слышно.
- Что ты знаешь о кошмарах?! Что ты можешь знать о снах! Они у тебя всегда под рукой – только глазки закрыла – и баю-бай!
- Джон, я тебя не узнаю… Джон, это как будто… не ты…
- Да ты что?! Может, ты, сука, еще и хочешь, чтобы меня вообще никогда не было?! Давайте, ребятки, объединяйтесь! У вас будет что-то вроде клуба!
- Что ты… о чем ты, Джон?
- Все заботитесь обо мне? Будто я и дня не протяну без вашей заботы. Любишь меня? – ну и подавись!
Я сам не заметил, как стал наступать на нее. Она пятилась от меня к дверям комнаты… кажется, спальни. Черт возьми, до чего же отвратителен ее рот… пухлые, влажные губы… и их я мог когда-то целовать?
- Но Джон… я ведь тебя люблю…
А сама глазами ищет уже, куда бы сбежать или чем бы огреть меня по башке – потяжелее.
- Хочешь знать, что я называю любовью?
- Джон, что у тебя с рукой?
- Что у меня с рукой? А, на, подавись, сука! На, смотри! На! На! – сорвать бинт во второй раз оказалось значительно легче. Я выставил руку ладонью вперед – прямо на нее, как будто приветствуя Гитлера. Глаз снова несколько раз моргнул – и мое личное зрение враз отказало.
Глаз уставился в упор на Френчи. Увидел ее искривившееся в испуге лицо – воспоминание о красоте. Она, попятившись назад, запнулась за порог спальни и опрокинулась навзничь. Глазу она была отвратительна. Мои колени согнулись, опуская меня к ней. Она, боясь пошевелиться, полулежала на пороге спальни.
- Джон… не надо… - прошептала она, а, может, и прокричала – какая разница?
Правая рука потянулась к ее лицу – глаз в упор уставился в ее глаза. Ладонь отражалась в ее глазах гладким, кожистым деревом.
Я услышал звук рвущейся ткани, почувствовал тепло ее дыхания, ее крика – у себя на шее, запах ее тела... Глаз увидел широко распахнутые мокрые глаза, слипшиеся ресницы, раззявленный губастый рот...
Я очнулся уже на кухне – от неожиданности пробуждения пальцы, державшие что-то, разжались – чайник с грохотом покатился по полу, залив мне ноги кипятком. Но плевать. Единственное, что меня волновало – рука. Глаз был закрыт, но немного шевелился под веком. Так выглядит глаз человека, когда он видит сон. Выходит, глаз уснул? Погодите, а что же тогда…
Я метнулся в спальню, где на пороге все еще лежала Френчи. Одного взгляда на нее мне хватило, чтобы понять, что с ней сделали… что с ней сделал я. Или все-таки это был глаз? «Ну да, приятель. Твою девушку изнасиловал глаз. Браво!»
- Френчи! – воскликнул я, шагнув к ней. Она в ужасе смотрела на меня и пыталась подняться, но у нее ничего не выходило. Она, подтягиваясь на руках, отползала в спальню. Кажется, даже кричать она не могла. Вместо крика у нее получалось какое-то сдавленное мычание. – Френчи… постой, я помогу. Прости меня. Это… это же был не я… Френчи, милая… Боже мой, прости меня!
Я мямлил какие-то извинения, понятия не имея, как теперь ей помочь. Она выглядела как человек на пороге смерти. Френчи, кажется, поняла, что я имею в виду и остановилась, хотя слезы все еще катились по опухшему лицу. Я увидел, что все ее губы искусаны. Я это сделал, или она сама их кусала?
- Давай я положу тебя на кровать.
Я поднял ее на руки – она теперь весила меньше, чем когда я делал это в последний раз. Ее тело было слишком горячим, влажным, волосы пропитались потом и спутались в колтун.
- Что мне сделать, Френчи?
Она ничего не отвечала, только продолжала плакать, отвернувшись к стене и обняв себя руками. Я постоял немного возле кровати и вернулся на кухню – поставить чайник. Сейчас у меня была стойкая уверенность, что еще одним человеком, который хотел бы, чтоб меня не было, на свете стало больше.
Пока глаз спит, надо бы снова стреножить его бинтом… а стоит ли? Он и забинтованным неплохо справляется со мной. Что это? Шизофрения? Мутация? Еще какая-то неведомая хрень?
- Срань господня, - ответил я сам себе. – Вот, что это такое.
Я налил себе чаю, отрезал дольку лимона, бросил в чашку и раздавил ложкой, выпуская из нее сок. Какие привычные жесты… и как легко они мне даются, несмотря на все, что я сделал. Выходит, я буду все так же существовать? Все так же пить чай, курить, есть… все так же играть на органе, петь и сочинять музыку. Все будет так же? Черт, нет. Нет, ни в коем случае… Даже мысль о том, чтобы жить по-прежнему, внушала омерзение. Что тогда? Метод Джорджа? Мыло + веревка? Тоже не вариант. Глаз не даст мне сделать это. Глаз вообще ничего не позволит мне делать. Что тогда? Выколоть его, к чертовой матери? Ну так он вырастет снова – в этом я не сомневался. Тогда что? Отрезать руку? Можно попробовать, вот только есть же еще одна рука. Да и потом, что мешает глазу появиться где-нибудь на груди, на лице, на шее?
Сколько проблем, сколько неразрешимых вопросов… еще неделю назад у меня были лучшие друзья, работа, музыка, невеста, планы на будущее. А теперь… кто-то просто взял мою жизнь, встряхнул и перевернул все вверх дном. Воланд был прав… как человек может считать себя хозяином своей жизни, если не может составить точный план хотя бы на пару дней? Ведь если бы в Хэллоуин меня спросили, что будет через три дня, я в полной уверенности ответил бы, что все будет по-прежнему… а теперь все никогда уже не будет по-прежнему…
Я добавил сахар в чай, и, бултыхая ложкой, вспомнил вдруг, что я пью чай без сахара. Впрочем, кто я такой, чтобы решать, нужен мне сахар или не нужен?
- Джон… - я будто со стороны услышал свой смертельно уставший голос. – Как было бы здорово, если бы тебя вообще никогда не было… Как было бы прекрасно…
10
- Ты думаешь, нам придется искать нового органиста? – спросил Джордж. Ричи утвердительно кивнул.
- Обязательно. Петь, в общем-то, можешь и ты, но без нового органиста нам не обойтись, а я не думаю, что он вернется.
- Кто вернется? – раздался у них за спиной бодрый, знакомый голос. Оба разом оглянулись, сурово глядя на Джона. Он не появлялся на репетициях уже три дня. Сейчас он выглядел на удивление довольным жизнью, исчезли следы бессонницы под глазами, цвет лица стал ровнее, исчезла трупная бледность последних дней, синяк, оставленный Френчи, совсем сошел.
- Вообще, ты, - ответил Ричи. – Мы думали, что ты самоустранился.
Джон рассмеялся как-то совсем не по-джоновски. У него всегда был довольно глупый смех, а этот звучал красиво, переливчато.
- Я тоже о многом успел подумать, - улыбаясь, сказал он. – И передумать.
- Передумать насчет чего? – спросил Ричи. Джордж вообще отвернулся к стене, ему неловко было смотреть на Джона.
- Насчет гастролей, например. Я поговорил с Френчи. Очень серьезно с ней поговорил, - сказал Джон и сделал интригующую паузу. – И теперь я готов ехать на все четыре стороны. Более того, я уже почти все устроил.
- Что?! Каким образом?! – воскликнул Ричи, вскочив с места. – Объясняй, живо!
- Спокойно, Ричард, - опять рассмеялся Джон. – Твой Брайан Люк хороший парень, но… посредственность, самая что ни на есть. Я нашел нам другого продюсера. С независимого лейбла, который готов записать с нами альбом и соорудить нам турне по Америке, а может, и Европу зацепим – это получше того, в которое поехали твои Twinsы, - Джон подмигнул уронившему челюсть Ричи и посмотрел на часы. – Он скоро придет, я вас представлю, и, может быть, сегодня и подпишем контракт. Я убежден, он вам понравится.
- Надо же, какая перемена! – воскликнул Ричи. – А мы думали, ты вовсе нас кинул к чертовой матери! Джонни, парень, да ты красавчик!
- Да, Ричи. Но это еще не все, о чем я успел подумать, - сказал Джон, подойдя к Джорджу, который все еще в углу делал вид, что настраивает гитару. – Джорджи…
Он не поворачивался, и Джон, обойдя усилитель, встал перед ним.
- Джорджи… - он нежно провел рукой по его волосам, поднял к себе его лицо за подбородок и поцеловал – к великому изумлению Ричи. – Я передумал, - шепнул Джон так, чтобы слышал только Джордж.
- С чего бы вдруг?
- Ни с чего. Может человек передумать?
- Так, ребят, я в этом месте вообще не понял! – воскликнул Ричи. – Вы типа вместе теперь или как? Ты разве на Френчи через месяц не женишься?
- Женюсь. Еще как женюсь. Теперь – тем более.
- Что значит «тем более»?
- Она беременна. Но это ничего не значит, - добавил он уже Джорджу.
- Я что-то не понимаю… - пробормотал он, все еще недоверчиво вглядываясь в Джона.
- Вы хотели, чтобы меня не было. Меня нет! Это теперь другой я. Надеюсь, таким я вам понравлюсь больше! – сказал Джон и рассмеялся, давая понять, что все сказанное – шутка. Ричи и Джордж неуверенно засмеялись в ответ. Их смех прервал стук в дверь. Джон летящей походкой метнулся к ней, и посторонился, пропуская статного рыжеволосого мужчину в темных очках, скрывающих половину лица.
- А вот и он! Тревор Хаксли, прошу любить и жаловать!
20 октября – 12 ноября 2011г.
Ключевые слова: Джаз музыка The Beatles дьвол