Божий день
Б О Ж И Й Д Е Н ЬНаспех проглоченный завтрак шумно переваривался в его желудке, и, время от времени, он поглядывал на пассажиров в вагоне метро, надеясь, что кто-нибудь отреагирует на звуки, которые было невозможно не услышать. Похоже, что ему нужна была чья-то улыбка, чей-то ироничный смешок, пусть даже неодобрительный взгляд - любое участие сгодилось бы в это холодное и невесёлое утро, чтобы отвлечься хоть на секунду от страха перед очередным опозданием на работу.
За всю последнюю неделю ему не удалось попасть к открытию своей конторы больше трёх раз. Ничего не мог поделать он с неодолимой, но вполне объяснимой жаждой поспать чуть подольше, задержаться немного в тёплой, пусть и одинокой постели, оттянуть слегка то жестокое время дня, когда, наконец, наступала необходимость принять вертикальное положение, с болезненным чувством, что жив только наполовину, стягивать с себя паутину ночной застылости и вылезать наружу к толпе смутноликих, недовольных, некрасиво суетящихся человечков.
С недавних пор, после пробуждения его не покидало чувство, что какая-то часть его существа, быть может, лучшая и наиболее значимая, оставалась принадлежать только что умершей ночи.
На подходе к платформам метро людская масса распадалась на две почти равные части, обе которые втекали пульсирующими потоками в поезда, уносящиеся один за другим в противоположные дыры тоннелей. Безрадостные, штрихообразные, словно выписанные чьей-то неумелой рукой, картины утренней суеты, как правило, предвосхищали такой же серый и унылый день, что и оправдывалось за редким исключением. «Божий день, как я тебя ненавижу!», - выкрикнул он про себя.
«Безысходность, ощущаемая в самом начале дня, есть худшая безысходность...», -подумалось ему. Он ускорил шаг и через мгновение стал теперь уже полностью крохотным придатком толпы, волоском на теле гигантского насекомого, стремящегося в неуклюжем неистовстве раздвинуть стены подземной темницы.
Через три четверти часа он привычно займёт своё место за столиком у окна на восемь невероятно долгих часов и, отыграв небольшую роль статиста в абсурдистском спектакле, которому нет конца, он снова на три четверти часа потеряет себя в безликой и усталой толпе.
Поезд, который только что подошёл к платформе, был, как обычно, переполнен, и выходившие пассажиры сталкивались с входившими, едва успевая выскочить на своей станции, а те рвались вовнутрь, стараясь избежать перспективы ожидания следующего поезда.
***********************************
... как я не пытался угадать расположение вагонных дверей, чтобы занять позицию точно напротив, я почти всегда ошибался и оказывался на приличном расстоянии от входа, что уменьшало мои шансы войти в числе первых в остановившийся вагон, и я должен был ждать прибытия следующего поезда. Они сменялись довольно быстро в час пик, так что это не было проблемой. Просто я пробовал свою удачу и убеждался снова, что даже такая ерунда, и то не в мою пользу. Чаще всего мне приходилось замыкать массивную толпу пассажиров, забивающихся до отказа в вагонное чрево. То же самое и произошло теперь. Даже хуже - двери стали закрываться передо мной, вагон был переполнен и, опаздывая, я решил испытать свою удачу ещё раз и, выдвинув оба локтя, стал отчаянно проталкиваться во всё ещё не полностью закрывшиеся половинки дверей, сдерживаемых теснотой человеческих тел изнутри. Я ухватился за край чьего-то пальто, почти втиснул себя в сужающееся пространство между дверьми, и вдруг понял, что вовнутрь мне никак не попасть, потому что обе руки мои по локоть зажало между сомкнувшимися, наконец, половинками дверей, а поезд задвигался, медленно набирая скорость, и какая-то дама в глубине вагона стала что-то кричать, и к её крику присоединились несколько других пассажиров, кто-то отчаянно молотил по стенке вагона, и я с надеждой подумал о стоп-кране, о том, что поезд остановится уже в следующее мгновение, и я, под неодобрительными взглядами пассажиров, уйду на самый конец платформы, чтобы ешё раз, только теперь вслух и громко произнести: «Свет божий, как я тебя ненавижу!»
Ощущение беды пришло как откровение, меня дернуло внезапной догадкой о том, что сейчас произойдёт нечто очень необычное, что-то совершенно отличное от обычных событий хмурого и ненавистного утра. Мгновенная и глубокая тоска захватила меня, и я возжелал, чтобы это утро началось сначала. Я приготовился к боли, затем рванулся назад, глупо надеясь, что, быть может, мне удастся замедлить нормальное течение времени, оттянуть неизбежную развязку.
... Попытка вырвать руки из сомкнувшихся дверей была естественной, но оказалась роковой - всё его тело оттянулось назад на мгновение, когда набиравший скорость поезд вошел в полумрак тоннеля. Он успел услышать громкий хлопок, ничего уже не видя, ничего не ощущая. И затем - чернота. И холод...
Похоже, я упал с поезда, ударившись о какой-то металлический выступ на стене тоннеля... и потерял сознание? Надолго ли? Я не могу оставаться здесь больше, лежа на спине и в полном одиночестве. Кто-то должен прийти и помочь мне. Может, я истекаю кровью... Теперь я могу приподнять голову и осмотреть себя. Я не вижу ран, крови тоже не видно. Не сплю ли я и вижу один из своих странных снов, когда я застреваю где-то на полпути к пробуждению? Мне сильно захотелось проснуться опять в моей, теперь уже остывшей, постели и, не тратя времени на вытяжку затёкших ног и рук, помчаться на кухню, чтобы поставить чайник с водой на плиту. Стало еще тоскливее и... холоднее. Знакомый запах нагретого металла возвращал меня к реальности. Я хотел встать и пойти. И я не мог. Я опять опоздал на работу. Меня выгонят, наконец, и у меня будет уйма времени, чтобы нормально прожёвывать мои завтраки, не давясь со спешки. И прожевать всё остальное, из чего будет состоять моя жизнь.
Скорее всего я не буду завтракать по утрам всю первую неделю, вволю отсыпаясь, а затем мне придётся искать другую работу.
... Усилием воли я заставил приподняться себя на локтях. Боли не было. Но я почти не чувствовал своего тела. Оно было словно воздушным шаром, внутри которого находилось немного воздуха. Или пустота. И этой пустотой был я. Я встал и задвигался неуклюже, как будто только научился ходить. Я услышал голоса впереди. Во мраке тоннеля появились точечки света. Становилось светлее, и громче были слышны отдалённые человеческие голоса. Я сделал несколько шагов вперёд, и вот, я вижу себя, стоящим на рельсах, а неподалёку - группу людей со включенными фонарями. Они негромко переговаривались и стояли вокруг какого-то предмета на земле, покрытого куском плотной ткани. Я подошел поближе. Я был в смятении, я не знал, что я должен делать теперь, куда направить свои ноги. Я был очень близко к тому, чтобы заплакать. Это болезненное ощущение полной растерянности и безысходности продолжалось до тех пор, пока я не приблизился к одному из группы и не спросил как выйти на поверхность. Тощий и небритый мужчина, как и все остальные вокруг, был в униформе рабочего подземки. Он повернулся ко мне вполоборота, глянул странно, как бы не видя, мимо меня и ничего не ответил.
Непроизвольно я перевел взгляд с его озабоченного лица на кусок серого полотнища, накрывавший какой-то продолговатый предмет, и только теперь разглядел в отсветах фонарей огромные кровавые пятна на ткани.
В ситуации, когда тебя полностью игнорируют, единственный способ привлечь к себе внимание, это выкинуть что-нибудь понахальнее... В момент, когда я протягивал руку, чтобы приподнять край покрывала, я был почти уверен, что сделаю открытие, которое сильно ударит меня по нервам. И впрямь, я увидел исковерканное окровавленное тело мужчины, похоже, угодившего под колёса поезда. Мгновением позже, мой взгляд упал на лицо жертвы, которое было сплошным месивом из обрывков кожи и сгустков почерневшей крови. Разумеется, меня чуть не стошнило. Люди в группе продолжали игнорировать меня, как и прежде, словно меня и не было здесь вовсе. Только после того как я импульсивно отбросил конец полотна от себя, накрывая труп, я увидел, что жертва была одета примерно так же как и я. Черные брюки на трупе каким-то образом остались почти незапятнанными кровью, хотя и были изорваны вдоль и поперек. Они казались такого же цвета, что и те, которые я надел сегодня утром. В большей степени меня удивило, что рукав куртки, свисавшей с почти отделённой от тела руки, был такого же светло серого цвета, что и моя куртка, выцветшая от долгого ношения. Я всегда знал, что скудное содержимое моего гардероба не отличалось ни качеством, ни оригинальностью.
Неприятное совпадение, однако. Зайди на поминки случайно к незнакомым людям и узнай вдруг, что покойный жил под тем же именем, что и ты. Тоска и смятение вернулись ко мне опять в это холодное и странное утро... Постояв ещё несколько секунд, пытаясь прийти в себя от короткого, но сильного потрясения, я зашагал прочь от группы рабочих, которые негромко переговариваясь, стали удаляться в глубину тоннеля. Я шёл, с трудом подавляя желание оглянуться на оставшийся в полном одиночестве труп человека, который ещё каких-то пару часов назад, подобно мне и тысячам других, пытался втолкнуть себя в переполненный вагон подземки, не рассчитывая на столь скорую и неожиданную встречу с судьбой... Не исключено, что наши тела пришли тогда в прикосновение на миг, столкнувшись у вагонных дверей...
Платформа на станции, до которой я, наконец, добрался, была на поверхности, людей здесь было гораздо меньше, и никому, я думаю, не показалось странным, что из глубины тоннеля вышагивает человек, пересекает рельсы, карабкается на платформу, вполне рискуя угодить под прибывающий поезд. Здесь я всерьёз подумал о такой жуткой перспективе, вспомнилось недавнее падение на рельсы. Во второй раз может и не повезти. И вот, я в полной безопасности стою на краю платформы, в ожидании поезда идущего в нужном мне направлении.
Мне не удастся прибыть на работу вовремя и сегодня. Я знаю, что меня, наконец, уволят. Мне будет недоставать утренней толчеи в подземке. Особенно, если до новой работы придётся добираться автобусом. Конечно же, придётся искать другую работу - до чего же безрадостная перспектива...
Подошёл поезд, и толпа задвигалась к вагонам, почти мгновенно смешавшись с выходящими пассажирами. Не повторяются только лучшие мгновения нашей жизни. Всё остальное повторяется снова и снова, до тошноты. И опять я оказался в стороне от вагонных дверей, грубо оттиснутый чьими-то локтями. Тем не менее, я сумел протиснуться вперёд и чуть ли не вбросил двоих мужиков в закрывавший свои двери вагон. Было похоже, я мог оказаться удачливее в этот раз - вот только еще одно усилие, только выставить плечо и поднажать... Поезд двинулся с места, машинист, по-видимому, был уверен, что все двери сошлись за пассажирами, спрессованными внутри вагонов, и - проклятие - я опять застрял между дверьми, но на этот раз обе мои руки торчали снаружи, нижняя половина моего тела была намертво стиснута между половинками дверей, и я не мог сделать ничего, чтобы высвободить себя и отпрыгнуть назад на платформу. Инстинкт и память подсказали мне, что произойдёт в ближайшие секунды. В ужасе, глядя на лица пассажиров за стеклом, я не увидел ни на одном из них какой-либо реакции на то, что происходило со мной, никто не пытался кричать в панике или просто помочь мне - попытаться втянуть меня в салон вагона, как это было в первый раз. Значит, то же самое происходит во второй раз? Теперь может и не повезти - успел я подумать за мгновение до того, как ощутил глухой и сильный удар в спину.
Всё существо моё разбилось, словно стеклянный шар, на тысячи кусков, а сознание ушло от меня вслед за поездом, во тьму тоннеля, потерявшись в его глубине.
Я знал, теперь у меня не было сердца. И я был кем-то другим.
*************************
Когда он открыл глаза, над ним, лежавшим навзничь между рельсами, зависала непроницаемая тишина. Он не чувствовал боли, но чьё-то постороннее присутствие было ощутимо так сильно, что он приподнял голову и вгляделся в темноту. Он увидел своих отца и мать, склонившихся над его телом. Выражение нескончаемого горя в их глазах, смотревших куда-то в сторону от него, окончательно сломило его. И тогда появилась боль. Нестерпимая, неожиданно жестокая боль. Со смертельным ужасом он наблюдал, как агонизируют его члены, как трясётся в конвульсиях его вконец обессиленное тело. И даже в эти минуты он не мог не заметить, как старо выглядят его родители. Он хотел обратить на себя их внимание, чтобы сказать ложь о том, что ему совсем не так больно как это может показаться со стороны, что он умирает спокойно и безмятежно, что он, быть может, уже мёртв, как будто всё это могло уменьшить их страдания, и они легче смирились бы, подобно ему, что уже ничего нельзя изменить в его или их судьбе, что уже ничего больше не произойдёт здесь в тоннеле, кроме короткого и беззвучного расставания.
Но они как будто не замечали его усилий, они продолжали смотреть мимо него, и они казались полуживыми и совершенно раздавленными своим несчастьем.
Невозможность обменяться с ними взглядом в самый последний раз, усилила его боль многократно, но это была уже какая-то другая боль.
Его исковерканное тело было замечено одним из дорожных рабочих сразу же после отхода поезда с платформы. Стало известно, что один из пассажиров за несколько секунд до происшествия рванул ручку стоп-крана, но было уже поздно.
Подошли другие рабочие, склонились над трупом, сочувственно покачивая головами, накрыли его полотнищем, связались по радио с оператором следующего поезда, чтобы задержать его на станции, дали знать властям. Толпы пассажиров продолжали прибывать к платформам, и опоздания на работу теперь для многих казались неизбежными в это холодное божье утро.
Новость отредактировал Estellan - 12-02-2020, 11:37
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Метро поезд опоздание авторская история