Надежда
«Странные и грустные
В почете здесь не будут никогда».
Северный флот - Вперед и вверх.
В почете здесь не будут никогда».
Северный флот - Вперед и вверх.
Эля, сильно хлопнув входной дверью так, что штукатурка на обшарпанной стенке коммунальной квартиры с треском посыпалась на пол, стремглав выскочила на темную, залитую вечерним мраком, улицу.
Не разбирая дороги от слез, безостановочно заливавших глаза, она бежала, не глядя перед собой по пустынной улице; бежала между домами серого,
плавно погружающегося в ночь города.
Внезапно девочка споткнулась об незамеченный булыжник. Падая на землю, Эля сильно ударяется
головой. В миг её сознание помутилось, перед глазами промелькнули
фары проезжающей мимо машины, слух резанул визгливый звук торможения, после чего последовала абсолютная темнота.
Эля жила вдвоем с матерью вот уже шестой год. Отец ушел из семьи, когда девочке было пять. Вроде ребенок, а поняла всё сразу. Только внутри что-то не принимало этого, до последнего лелеяло надежду, что папа вернется, что этого быть не может, чтобы не вернулся, надо верить... Но чуда, так ожидаемого ребенком, не происходило.
Лишенная отцовской заботы, Эля росла замкнутым, отчужденным, нервным ребенком, погруженная вечно в свои мысли, в свой вымышленный мирок. Она жила лишь одной заветной мечтой: чтобы у нее была семья, прежняя семья.
С мамой отношения были сложными, и чем взрослее становилась Эля, тем больше росла пропасть между ними. Мать можно было понять, на её плечи взвалилась довольно трудная и серьезная ноша: растить ребенка в одиночку, вкалывать на заводе с утра до вечера. Денег вечно не хватало, приходилось подрабатывать, словом, некогда присесть, потому проводить время вместе с дочерью удавалось крайне редко и неумело. Эля это чувствовала и по-своему ограждалась от окружающего мира, что особенно выводило порой мать из себя, и она несправедливо срывалась на дочери, обзывала и наказывала за малейшую провинность.
Последней каплей стали события, произошедшие в этот вечер. Эля возвращалась со школы затемно, после шахматного кружка. Мать обычно встречала её, так как до дома от остановки идти ещё минут десять. И в этот раз мать вышла встречать Элю, как обычно, но подъезжающий в срок рейсовый автобус просто проехал мимо. В изумлении мать хотела было идти назад, а потом передумала, решила подождать. Мобильных телефонов в то время не было, никак не связаться, только ждать, что она и сделала, присев на лавочку у остановки.
Но прошло всего каких-то минут пять, как из-за углового дома, в конце улицы, показалась детская фигура. Мать больше догадалась, чем увидела, что это идет Эля. Девочка торопилась, подбежав к матери, начала сбивчиво пояснять:
- Представляешь, автобус проехал остановку нашу! Я кричала кондуктору, чтобы остановили, но было слишком много людей, ни водитель ни кондукторша не услышали и проехали, пришлось возвращаться с конечной.
Мать ничего не ответила на это, круто повернулась и пошла быстро в сторону дома. Эля, опустив голову и понимая, что ничем хорошим это молчание для неё не обернется, пошла, уныло склонив голову, следом.
Когда они вошли в дом, экзекуция продолжилась. Мать ледяным тоном задала вопрос:
- Где была? Зачем ты мне врешь?!
- Я не вру! - бросила с вызовом Эля.
- Врешь, гадина, где шлялась вместо занятий, говори? - просипев сквозь зубы, нездоровым блеском с глаз метала искры мать. - Сейчас ты мне всё скажешь...
- Нигде, в школе! В школе была! Слышишь? В школе! - выкрикивала Эля, уже прикрываясь руками от посыпавшихся ударов матери.
Но это только больше выводило из себя разгневанную родительницу. Она колотила дитя своё, по чему придется, а когда Эля упала на пол, то выкрикивая бранные слова, мать несколько раз достала дочку ногой по рукам, прикрывающим голову. Не сильно, но очень унизительно. Эля не заплакала. Её просто охватил дикий жар, выжигающий всё внутри.
И, когда мать, выпустив пыл, молча удалилась в другую комнату и преспокойно принялась смотреть телевизор, Эля, ничего не соображая, выскочила из дома. Бежала она, и не мог встречный ветер затушить тот огонь, который так больно жег изнутри.
Дальше, как смутно помнила потом Эля, было падение и провал в памяти.
Придя в сознание, Эля поняла, что находится в больничной палате. Голову туго стягивала повязка, а при попытке пошевелить головой в глазах темнело, в ушах противно гудело. Но девочка все-таки нашла в себе
силы приподняться на локтях и оглядеться. Вокруг ни души. Вряд ли в палате лежал кто-то еще, об этом свидетельствовали пустующие койки со скрученными матрацами и видавшими виды подушками на них. В
комнате стоял полумрак, и не ясно было, какое время суток в данный момент.
Эля бессильно опустила голову на подушку. Полезли в голову воспоминания последних событий. В этот момент хотелось провалиться куда-то сквозь землю, чтобы и следа не осталось...
Элины мысли прервал скрип двери, ведущей в палату. Она повернула голову на звук и увидела: из-за двери показалось бледное детское лицо, а затем и весь ребенок, уже смелее шагнувший в палату. С виду мальчик лет десяти. Он тихонько подошел к стоящей у окна Элиной койке и аккуратно присел на край постели.
- Привет. Ну, как ты? - заговорил первым ребенок. - Меня Надей зовут. А тебя?
У Эли от изумления широко открылись глаза. Она ведь считала, что перед ней сидел мальчик, весь облик ребенка говорил об этом: стриженые волосы под машинку, не по девчоночьи грубоватые черты лица, нос картошкой, да еще и вздернут. Из одежды на ребенке были серая, заношенная до дыр, не по размеру огромная и свисавшая едва не до колен майка да растянутые в коленях трикотажные штанишки, местами заштопанные вручную. На ногах были некогда симпатичные тапки с объемными мордочками собачат, расположенные на носках, только теперь они выглядели сильно затертыми, а на левом тапке мордочка болталась на одной нитке, на правом "квакала" отстающая от основания подошва.
Надя смотрела на Элю большими грустными серыми глазами, каким-то чрезвычайно проникновенным взглядом. Девочка улыбнулась и повторила вопрос:
- Так как твое имя? У тебя порядок, может, помощь нужна? Я тут уже давно, всё и всех знаю, говори смело, если что, - слова Нади вытащили Элю из замешательства, возникшего от внешнего вида сидящего напротив ребенка.
- Да, ой... Прости, я еще не до конца пришла в себя после травмы... И я, кажется, не могу вспомнить толком ничего... Меня Эля зовут... кажется… – произнесла, нарочно соврав, запинаясь и делая паузы после каждого сказанного предложения, Эля. - Нет, не нужно ничего, спасибо, - пробормотала она, явно не настроенная на общение, к тому же ощущающая жуткую боль в голове.
Скрестив руки на груди, она отвернула лицо к окну. Надя понимающе вздохнула, поднявшись с постели, сказала:
- Я тогда пойду, не буду мешать, ты отдыхай тут. Загляну к тебе позже, если ты не против... - Надя поглядела каким-то виноватым и сочувственным взглядом из-под густых, крутого залома, черных бровей, опустила руки в
карманы штанов, круто повернулась на месте и быстрым шагом отправилась к выходу. У самой двери обернулась и добавила:
- Не грусти, все будет хорошо.
- Спасибо, - сухо кинула Эля и отвернулась снова к окну.
Надя бесшумно покинула палату.
Эля сама не заметила, как уснула тяжелым беспокойным сном, то и дело ворочаясь и бормоча во сне что-то. Это бормотание застала вошедшая сделать инъекцию медсестра с ампулами и шприцами на подносе. Молодая располневшая женщина в белом халате склонилась над Элей и расслышала, что именно говорила девочка: «Ты мне не мать, не хочу знать тебя больше…Не вернусь домой ни за что...Забыть тебя навсегда хочу...Не мать… Не хочу…». И все в таком духе.
Медсестра резко переменилась в лице, излучая негодование. Набрав лекарство в шприц, она, приспустив штаны Элиной пижамы, резко всадила иглу в ягодичную мышцу. Девочка, выдернутая из сна, испуганно дернулась и обернулась на источник резкой боли.
- Лежи, не рыпайся, а то так и останешься с иглой в заду, – прошипела злобно медсестра.
- Что вы делаете? – дрожащим от ужаса голосом спросила Эля.
- Целительством занимаюсь, я тебя быстро исцелю от всех болезней. Глядишь, и память воротится, – медсестра неприятно, издевательски загоготала, глаза её горели нездоровым огоньком, из-под шапочки выбились пряди волос.
Эля сразу же представила себе Бабу Ягу, уж очень медсестра на нее в этот момент походила. Не давая девочке опомниться, ловко закончив кошмарную процедуру, медсестра поспешила удалиться из палаты, продолжая гоготать. Эля была в шоке от произошедшего и не знала, что ей делать.
Не успев прийти в себя, она увидела, как в дверях палаты показалось встревоженное лицо Нади.
- Можно к тебе? – тихонько спросила вошедшая девочка.
Эля кивнула головой. Она сидела бледная, ошарашенно хлопая ресницами.
- У тебя только что была медсестра? Кажется, она из твоей палаты вылетела как фурия. Судя по твоему лицу, у вас тут что-то произошло? - Надя внимательно глядела на Элю.
И тут Элю прорвало, слезы полились ручьем, она говорила, судорожно вздрагивая и всхлипывая, выдавая Наде всю свою историю от самого начала, что предшествовало попаданию в больницу и до инцидента с медсестрой. Надя серьезно смотрела на Элю, изредка ежившись как от озноба. Когда Эля договорила, у Нади на глазах появились слезы, она подошла и обняла бедную девочку.
Позволив Эле выплакаться, Надя снова отсела на край кровати. Помолчав еще с минуту, она заговорила:
- Ты знаешь, а со мной ведь произошла подобная история, – глядя в окно грустными глазами, произнесла Надя.
- Расскажешь? – спросила Эля тихонько.
- Расскажу, чего же. Выходит, не зря мы с тобой встретились. Моя история может послужить тебе уроком, который я усвоила, к сожалению, слишком поздно.
Надя хотела было начать свой рассказ, как в этот момент в палату вошел мужчина в белом халате. По всей видимости, врач.
Надя спрыгнула с кровати и почему-то шепотом сказала Эле: «Я зайду позднее». И беззвучно скрылась за дверью. Эля даже сказать ничего не успела, только открыла рот и застыла. А врач уже тем временем говорил с ней:
- Здравствуйте, девушка! – просиял врач с приятной улыбкой, задорными глазами.
Мужчина был невысокого роста, но коренастого телосложения, по лицу можно было сказать, что он уже довольно пожилой, о чем говорили многочисленные глубокие морщины и абсолютно седая шевелюра. Однако фигура была подтянутой, и веяло от него какой-то живостью, молодостью и энергией.
Эля ответила на приветствие доктора растерянное «здрасть». А доктор уже производил осмотр юной пациентки, попутно беседуя:
- Разрешите познакомиться? Меня Василий Иванович зовут, – весело говорил врач.
- Эля, – улыбнулась девочка на такое приветствие доктора.
- Очень и очень приятно! Надо же, точь-в-точь, как моя дочь! Вы, должно быть, уже знакомы. Элеонора Васильевна работает медсестрой у нас на отделении, – говорил Василий Иванович, заглядывая под повязку на голове Эли, глядя в глаза и светя в них карманным фонариком, прося то поднять и опустить руки, то дотронуться с закрытыми глазами поочередно указательным пальцем к носу, попутно уточняя подробности произошедшего с девочкой падения.
При слове «медсестра» Элю передернуло, глаза испуганно забегали, по телу пробежала дрожь, что не укрылось от взора врача.
- Вижу, вы уже знакомы, - произнес встревожено врач. – Ох, надеюсь, она не обидела тебя чем? Знаю, своенравная барышня наша Элеонора Васильевна, но очень славная, она только с виду с характером, жизнь у нее складывалась непросто, – при этих словах доктор тяжко вздохнул. - Я ее, сироту, удочерил после того, как нашел едва живой в сорокаградусный мороз у подземного перехода, где она просила милостыню. Мать девочки умерла, спилась, когда ей было тринадцать, отца она никогда не видела, а отчим попросту выставил на улицу лишний голодный рот. У меня своих детей-то нет, а так хоть подмога на старости лет будет. Но если будет перегибать – сразу мне скажешь, я ей ремня дам, – последнюю фразу Василий Иванович уже говорил шутя и Эля, удивившись столь откровенному рассказу врача, окончательно успокоившись, чуть улыбнулась.
- Спасибо, – ответила Эля.
- И ещё, как с твоей памятью? Ты поступила к нам без всяких опознавательных знаков, мы не смогли связаться с твоими родственниками. Улыбка сошла с лица девочки.
- Не могу вспомнить, откуда я, только имя помню и еще людей каких-то, я правда пытаюсь, но пока плохо получается, – отвернула к окну покрасневшее от стыда лицо Эля, ведь ей приходилось врать.
Врач, кажется, ничего не заметил.
- Очень важно: если вдруг ты что-то вспомнишь, сразу сообщи кому-то из персонала. Все будет хорошо, у тебя на самом деле ничего страшного, легкое сотрясение, недели через две можно выписывать. Но важно, чтобы память работала как следует. Так что желаю тебе скорейшего выздоровления, Эля, – с этими словами доктор поднялся, подмигнул девочке и направился к выходу.
- Спасибо, – бросила вслед доктору Эля.
Эля задумалась. Рассказ доктора о нелегкой судьбе его приемной дочери подействовал на нее, в ее разум начали закрадываться слабые сомнения на счет того, правильно ли она поступает, убегая от действительности. И уснула в этот вечер Эля с этими же мыслями.
Утром следующего дня к Эле, после прохождения нудных больничных процедур, пришла Надя. Как всегда, беззвучно приоткрыла дверь, вначале показалась ее улыбающаяся мордаха, а за тем, увидев, что Эля не спит, показалась вся Надя.
- Привет! – радостно воскликнула Надя, присаживаясь у края Элиной постели. – Как дела твои?
- Привет, – улыбнувшись, ответила Эля. – Я уже лучше. А ты как?
- Да я прекрасно просто! Рада слышать, что тебе лучше!
- Спасибо, – Эля, после небольшой паузы, добавила: - А помнишь, ты обещала вчера, что расскажешь мне свою историю?
Надя, сразу погрустнев, ответила:
- Расскажу, конечно. Тебе это может помочь, а мне, увы, уже ничего не поможет, да…
- Почему? – удивленно округлила свои серьезные глаза Эля.
- Ну, слушай тогда, – не отвечая на вопрос, Надя начала свой рассказ. - Была у меня когда-то, как и у тебя, семья: мама, папа. Жили мы счастливо до тех пор, пока в нашу жизнь не вмешалась мать моего отца, бабка моя. Никому не давала жития. Муж ее, дед мой, сам не всегда выдерживал дурного характера сварливой супруги да поколачивал ее время от времени в сердцах. Жила она в ненависти и жадности всю жизнь, все вокруг такие-рассякие, а она одна порядочная да мудрая. На каждого дурное словцо нароет, злобой своей упивалась. А меня вообще не признавала, говорила, что мать меня нагуляла, хотя это полный вздор, я как две капли воды похожа на папу. Ну, вот такой человек она была. Вбила себе в голову, да и не успокоилась, пока отец нас не бросил. Мне тогда шесть лет только исполнилось. Потом моя мать принялась искать замену отцу, не могла она без мужского внимания обходиться. Тяжко, оно и понятно, молодая же, да с обузой в виде меня. Обуза давала о себе знать. Однако маму это не слишком заботило, она оставляла меня на попечение бабушке, маминой маме, а сама в гульки. Ночные клубы, похождения по гостям с ночевкой, а вскоре и вовсе домой мужиков водить стала. Каждое такое похождение оборачивалось для меня настоящей истерикой со слезами и бессонными ночами. Я плакала и просила Бога, как умела, не зная молитв, чтобы мама была жива и поскорее возвращалась, когда она уходила на всю ночь. Мне всегда казалось, что с ней может что-то случиться. Плакала, обнимала ее вещи и так и засыпала под утро - в обнимку с этими вещами.
На мать мои истерики никак не влияли, только раздражали. Она молча оставляла меня дома или закрывалась в комнате с очередным ухажером, а меня били очередная истерика и отчаяние.
И вот, в один из таких вечеров, когда мои нервы были на грани, я стучала в закрытую беседку во дворе, где было весело, раздавался смех и шепот. Я просила маму возвращаться в дом, мне было страшно сидеть одной там. Но на мой плач, как всегда, мать ответила: «Марш в дом, я скоро приду». И отчаяние мое достигло максимального предела. В голове моей помутнело, меня накрыло так, как накрывает все перед грозой.
Я говорю маме:
- Если ты сейчас не вернешься, со мной случится беда.
Ответ был предсказуем:
- Вот я сейчас выйду, ремня всыплю, тогда будет тебе беда.
И я вдруг поняла, что достучаться невозможно, бесполезно. Что я не нужна никому, более того - мешаю только. Дальше все, как в самом кошмарном сне: старая яблоня во дворе, веревка от качели вокруг шеи, последние слова: «Прости меня, мамочка». И все, – Надя резко замолчала.
По щекам текли ручейки слез.Эля от потрясения даже не плакала, ее только пробивала мелкая дрожь, и она не сразу поняла, что Надя закончила свой рассказ. Она опомнилась только спустя несколько секунд и только потом кинулась обнять девочку, рассказавшую такую жуткую историю.
Успокоившись, Надя легонько отстранила Элю и сказала:
- Ну вот, а ты говоришь, что ничего нельзя исправить. Исправить можно все, пока ты жива, запомни это. Нельзя уходить от испытаний, они есть для того, чтобы сделать тебя сильнее и устойчивее к суровым реалиям жизни и научить наслаждаться простыми радостями этой самой жизни, которых тоже, впрочем, не так уж и мало, как я уже потом поняла. Думаю, ты должна вернуться домой, твоя пропажа уже преподнесла урок твоей матери, и не нужно ее бояться.
- Да ты не понимаешь, она убьет меня! – выкрикнула в сердцах Эля.
- Не думай так, я точно знаю, что мама тебя любит, просто у нее, как и у тебя свои слабости и трудности, когда ты вырастешь – ты поймешь. Прости ее и возвращайся домой, она ждет.
- Откуда тебе знать? Надя? Ты же сама ребенок, ты же сама страдала, – ревела Эля, растирая слезы по раскрасневшемуся лицу.
- Вот это мое наказание теперь, что я все знаю, а изменить ничего не могу. Нет больше моей мамы. Увидев меня висящую на дереве, она лишилась чувств и, падая, ударилась головой о кирпичную оградку клумбы во дворе. Смерть наступила мгновенно. А ухажер этот умом тронулся после. Все ждет, что милиция придет за ним, схватывается по ночам и плачет, в рыданиях все твердит: «Я не убивал, они сами». Ведь первым делом милиция проверяла версию убийства, и лишь в ходе расследования выяснилось, что к чему. Вот так.Потому и хочу уберечь тебя от самой большой ошибки в твоей жизни. Поверь, много еще будет хмурых дней, но и много будет солнечных.Возвращайся к маме, все будет хорошо.
Эля утерла слезы, еще раз обняла Надю и сказала:
- Мне очень жаль, что с тобой такое случалось, это настоящий кошмар. Так, выходит, тебя тогда спасли, что ли, раз ты сейчас здесь? Или… - Эля отпрянула и посмотрела теперь испуганно на Надю.
- Или. Ну, пора, - вздохнула Надя. - Мне уже здесь не место, моя задача выполнена, а дальше все от тебя зависит. Но я уверена, что ты поступишь правильно. Прощай, – улыбнулась она, поднявшись с больничной койки и направившись к выходу.
Эля так и застыла на кровати, поджав коленки к груди, глядя в след Наде перепуганным взглядом. А Надя, как всегда, тихонько, совсем беззвучно, скрылась за дверью палаты.
Шли дни Элиного восстановления и исцеления, как физического, так и духовного. Медсестра Элю больше не тревожила, так как Василий Иванович позаботился о том, чтобы Элеонора Васильевна пошла в небольшой отпуск, с ней случился нервный срыв, и доктор решил, что в таком состоянии ее к работе лучше не допускать. А еще Элеонора постоянно интересовалась Элей. Василий Иванович почувствовал, что состояние, в котором пребывала его дочь, как-то связано с этой девочкой, потому им лучше не пересекаться. И он подумал, что нужно бы с той девочкой поговорить снова, похоже, она что-то скрывает.
За день до предполагаемой выписки, после лечения и уймы обследований, Эля окончательно приняла твердое решение вернуться домой. В утренний обход она огорошила вошедшего в палату Василия Ивановича буквально с порога, что вспомнила все и очень хочет домой, к маме.
- Ого! – воскликнул от неожиданности доктор, хотя он был готов к такому признанию, просто не ожидал, что именно в этот момент, когда он только собирался сам с ней поговорить. – Сколько новостей хороших сегодня-то. Дочка моя поправилась, рвется завтра на работу выйти. И вы, барышня, на поправочку пошли. Целый праздник! – доктор сиял искренней улыбкой радости и задорно подмигнул девочке.
Эля тоже светилась, словно солнце после грозы.
В тот же день вызвали мать Эли в больницу. Она как услышала весть о дочери, свалилась в обморок, а когда очнулась, мгновенно помчалась по адресу больницы. Она искала Элю все это время, заявление в милицию написала, только, как известно, раньше трех суток спустя исчезновения никто не объявлял официально о пропаже девочки. А мать безуспешно обзванивала больницы да морги, называла фамилию, имя, описание ребенка, но всюду отрицали поступление такого человека - город-то большой, точно затерялся в нем ребенок. Поиски по друзьям, родственникам, знакомым тоже ничего не дали. Женщину уже совсем охватило отчаяние. Оставалось только молиться и верить в чудо. И вот, свершилось.
При встрече мама и дочка долго плакали, обнимая друг друга, и просили прощения одна у другой. А на следующий день Элю выписывали. Утром, во время последнего осмотра, доктор, славный человек этот, Василий Иванович, пожелал Эле быть осторожной и здоровой, попрощался и отправился лечить остальных пациентов. Зашла к Эле и дочка Василия Ивановича, медсестра Элеонора. В этот раз она была совершенно не злобная, а и вовсе вошла в палату с каким-то виноватым видом. Остановилась около двери и сказала:
- Здравствуй. Я очень рада, что ты выздоровела. Правда, – помолчала немного медсестра.
- Здравствуйте. Спасибо, – ровным, но теплым тоном ответила Эля.
- Прости меня, пожалуйста. Я вела себя ужасно. Была сама не своя, – жалобно посмотрела медсестра на Элю.
- Понимаю. А я вам благодарна, ведь вы действительно задали мне встряску, - улыбнулась Эля.
- Ох… - выдохнула медсестра и тоже улыбнулась. – Я сама от себя не ожидала, нашло же такое. Надо учиться держать себя в руках. А то если бы не Василий Иванович, мне бы влетело ого-го!
- Все будет хорошо, – сказала Эля.
И запнулась, точно еще хотела что-то добавить. Медсестра заметила это и спросила сама:
- Ты хотела что-то сказать еще?
- Ну, да. Да. Скажите, а в больницу поступала не так давно девочка по имени Надежда лет десяти с… удушением?
Медсестра вскинула брови в изумлении.
- А с чего ты это взяла? – сурово поглядела медсестра.
- Я с ней знакома была… Вспомнила, пока тут лежала, что она в этой же больнице была тогда, – соврала Эля, снова покраснев и решив, что врать ей ну никак больше нельзя, неприятно-то как, краснеть и обманывать.
- Да, была девочка с асфиксией, пролежала в реанимации несколько дней, но спасти так и не удалось. Да, видишь, как оно бывает… - протянула задумчиво медсестра, а потом встряхнула головой, точно отряхивая подкатившие воспоминания, и сказала: - Ты вот что, маму совою люби и никогда не бросай, она ведь самый близкий человек на свете. Взрослые иногда ведут себя хуже детей, а дети, наоборот – поступают порою так, как не каждый взрослый способен: ответственно, осознанно и достойно. Ты должна научиться быть именно таким ребенком. Девочка ты не глупая, верю, что справишься. Пусть тебе повезет, – после этих слов медсестра направилась к выходу. – Нужно идти работать. Прощай, – улыбнулась Элеонора Васильевна на выходе.
- Спасибо, и я вам желаю удачи. Прощайте! – с улыбкой и теплом в голосе сказала Эля.
В последнюю ночь в больнице Эле приснилась Надя. Она очутилась перед красивым благоухающим и цветущим садом, в котором пели дивными переливами невиданные прекрасные птицы, вокруг цветного ковра из каких-то чудных цветов, летали невероятной красоты огромные бабочки. Возле сада стояла Надя, улыбалась, махала весело рукой Эле, а потом крикнула: «Прощай», повернулась и скрылась в глуши сада. А Эля проснулась.
Было чудесное солнечное утро, в которое Эля отправилась вместе с мамой домой.
Новость отредактировал Lynx - 8-05-2018, 00:03
Причина: Авторская стилистика сохранена
Ключевые слова: Надежда больница призрак девочки авторская история