Радиосон
Тугодумов был поэт. Родни у него не было, и сам Тугодумов утверждал, что он никогда и не рождался, да и что не человек он вовсе. Все, что только могло быть в этом мире, все что было в нем и все, что когда-либо будет, Тугодумов обратил в ямб с хореем.Так, как-то раз приснился ему сон, в котором Тугодумов обратился невероятным великаном и стал ногами на крошечную Землю; и было все вокруг немым, и гудел космос свою бессловесную песню. Подхватил ее Тугодумов, и сложил в буквы…
Заслышав Тугодумовский стих, слетела с орбиты Земля. Она понеслась задорным синим мячиком куда-то в бескрайние сияния, сбросив Тугодумова с себя к чертовой матери, как балласт.
Долго летел Тугодумов – год летел, два, три… Двадцать лет несся сквозь немую черноту с редкими мелькающими звездами. Из черноты ему улыбалось – то с одной звезды, то с другой – круглое лицо девочки, пущенной на фарш на далеком сером заводе.
Эта девочка была галлюцинацией, порожденной алкогольной абстиненцией Тугодумова одним тихим летним вечером. Она, почему-то полуседая, впорхнула в окно глухонемой квартиры на втором этаже; ее силуэтик проступал сквозь сизый табачный дым, пускаемый Тугодумовым.
- Что такое любовь? – спросила она Тугодумова, улыбаясь ему, как покойница.
Тот лишь опустело уставился на нее, продолжая курить. Затем включил радиоприёмник и долго слушал его шипение. При этом серые глазки Тугодумова бегали туда-сюда, а сам он мычал что-то, мало похожее на слова, и счастливо улыбался куда-то ввысь, словно улыбался кому-то незримому…
Девочку звали Ульяна. Что же делала она? Скупой желтый свет лампы ложился на бледный пух ее голубых косичек, а сама она, отыскав в углу грустного пластмассового Буратино, уселась с ним играть у загаженной каким-то хламом печки. Косынка у Буратино была ситцевая, белая, в мелкие бледно-красные цветочки, как у душевнобольного. Ульяне казалось, что Буратино плачет, и она долго-долго укачивала его на руках. А потом заплакала сама:
- Ты знаешь, Буратино умер.
- Значит, нужно его похоронить... – улыбнулся Тугодумов.
Вечером, часов в шесть, они забрели в глухой, желтый дворик с покосившимся деревцем. Здесь было решено похоронить пластмассовую куклу в косынке. Тугодумов рыл могилку и насвистывал под нос какую-то задорную песенку. Косынка Буратино скользнула в размытую дождем землю.
- А теперь и я хочу умереть! – расхохоталась Ульяна, когда они ехали в тихом, пустом трамвае с Тугодумовым.
- Зачем умирать, Ульяночка? – отвечал он, тряхнув медными кудрями.
Ульяна, долго не думая, выдала: «Чтобы жить!», и в тот же миг распахнулись трамвайные двери, впуская духоту с улиц.
На закате Тугодумов отвел Ульяну за ручку на завод, где их встретили статуи хмурых, тяжелых быков; казалось, что сейчас ярость разорвет им ноздри. Махнув Тугодумову на прощание рукой, Ульяна тихо и незаметно для всех шагнула в мясорубку…
Тугодумов, как и прежде, спит на старой советской кровати, освещенный скупым вечерним синим светом, и мягкий лунный свет гладит его лицо. Морщины его разгладились от дуновений легкого, счастливого сна, в котором синеволосая Ульяна в белом платьице и Буратино в шапочке идиота сидели на тусклой, крошечной звезде…
Тугодумову еще предстоит проснуться, выглянуть в окно, включить радиоприемник. Окинуть взглядом солнечный летний микрорайон, короба желтых домов и небо, изрезанное линиями электропередач. Включить радиоприёмник, и, усевшись на пол, слушать его несмолкающий треск…
«У этой земли края нет.
Матерь меня не родила.
Мне не держать перед гробом ответ –
Небо мне дом и могила».
Эти слова напишет грубой рукой Тугодумов в свою синюю тетрадочку, и больше никто не будет смотреть в окно. Останется лишь белый шум, и останется лето, в котором всегда будут Тугодумов, Ульяна и тихий пустой трамвай.
Новость отредактировал Dr. Kripke - 26-03-2015, 07:23
Ключевые слова: Трамвай поэт девочка буратино радио галлюцинации авторская история