Новый рассвет. Часть 5
«Ну, тогда слушай, - и, слегка прикрыв ее крылом, я начал. - Давным-давно, еще до начала времен, случился сильный звездопад, и одна из звезд так спешила за своими сестрами, что не удержалась на своей узенькой тропинке и упала на землю. А, скажу тебе честно, хоть звезды и кажутся нам маленькими и холодными, ведь они совсем не греют нас ночью, но на самом деле каждая звезда – это очень, очень горячая искра небесного пламени, и, если только она упадет на землю, то сожжет собой весь мир! Но у нашего мира – нашелся защитник. Это был самый первый наш Предок, тогда еще не названный Огнекрылым – ведь его крылья были темны, как сама ночь, и сам он казался всего лишь клоком тьмы… Он увидел падающую звезду из своего гнезда, в котором высиживала птенцов его подруга, и понял, что, если он что-нибудь не сделает, то его семья и весь мир погибнут, сгорев в пламени заплутавшей звезды… Подруга умоляла его остаться, но он знал, что поступает правильно – и, расправив свои черные крылья, он воспарил над землей, устремившись навстречу падающему огню. Он летел, и с каждым взмахом крылья его словно наливались холодом, становясь все тяжелее и тяжелее... Звезда приближалась, протягивая свои тонкие лучики к обреченному миру, а он, уже посиневший от чудовищного мороза, царившего на вершине небес, все тянулся ей навстречу, заслоняя собой тех, кого любил… пока, наконец, широко раскрыв пасть, не схватил ее, точно жука, и не проглотил. Огненная капля проскользнула по его горлу, и хотя никак не могла она уже вырваться наружу, жар ее был так силен, что тело Предка не выдержало – вспыхнуло, точно жаркий лесной пожар, и рухнуло на землю, подобно сгоревшему листку. Его кровь усмирила небесную искру, но и сам он погиб в ту далекую ночь. Когда его нашли, его крылья все еще тлели, и лишь гребни на голове да кончики хвоста, совсем заледеневшие от холода, светились слабым синим цветом, словно неся память о том страшном морозе, что пришлось ему преодолеть… - я вздохнул. - Вот с тех пор-то, малышка, все наше племя несет на себе память о подвиге нашего прародителя. Крылья цвета пламени – и холодные синие гребни, которых не удалось согреть даже жару упавшей звезды… Во всяком случае, так мне говорили. Ну, как тебе история?»«Плохая», - Звездочка наморщила носик.
«Почему?» - удивился я, ведь в детстве это была моя любимая история!
«Просто… плохая. Почему он бросил свою семью»?
«Ну… как же… - я даже немного растерялся. - Просто… всем была нужна его помощь! Он же не мог просто так отказаться».
«Мог, - буркнула она. - Если бы захотел… Он не должен был оставлять своих детей! Быть без папы… это… плохо! Ну и что, что у них стали огненные крылья! Да я бы лучше прожила всю жизнь с черными, только бы… папа… - и он, громко хлюпнув, отвернулась. - Плохая история. Неужели он так хотел стать героем?!»
«Ну что ты… - я осторожно погладил ее кончиком крыла. - Он очень любил своих малышей, и их маму тоже любил, но… понимаешь, Звездочка, иногда нам приходится делать не то, что нам хочется, а то, что необходимо».
«Я не понимаю…»
«Поймешь когда-нибудь, - я зевнул. - Ну, ладно… Думаю, нам с тобой уже давно пора спать. Что скажешь?»
«Тогда ты должен спеть мне колыбельную», - заявила она.
«Вот как? – не знаю, почему, но требование меня насмешило. - Почему?»
«Потому, что ты меня расстроил! – и она довольно чувствительно щипнула меня за кончик крыла. - Поэтому ты должен спеть. Давай уже!»
«Ну… малышка… я не умею петь!»
«А ты попробуй, - и она сердито нахохлилась, так, что из-под моего крыла наружу торчал только самый кончик на редкость обиженного носа. - Иначе я… я… я с тобой разговаривать не буду, вот!»
Весомая угроза… Я вовсе не смеялся – возможность потерять единственного собеседника я воспринимал весьма серьезно. Проблема была в другом – я совершенно не умел петь. Вот совсем. Мама шутила, что, когда я был птенцом, то от моих «концертов» у нас в гнезде даже блохи не заводились, и, признаюсь, в чем-то она была даже права. Во всяком случае, музыкальный талант у меня отсутствовал напрочь, и потому требование Звездочки меня, мягко говоря, смутило. Вот только малышка явно была настроена решительно… В конце концов я просто сдался под ее обвиняющим взглядом и, поплотнее прижав ее к своему теплому боку, замурлыкал старую-престарую колыбельную, которую мне пела перед сном мама, а до нее пела ей ее мать… ну, и так далее. Смысла ее я не помнил, однако мелодия накрепко врезалась в память, и даже в моем корявом исполнении, по-моему, звучала вполне мило. Во всяком случае, Звездочка не отшатнулась в ужасе при первых же звуках, а, наоборот, еще крепче прижалась ко мне, прикрыв глазки, и, глядя на нее, я и сам расслабился – моя песня зазвучала еще мягче, и впрямь став похожей на колыбельную. Это была незамысловатая песенка о теплых ночах и уютных гнездышках, о звездах в небесах и добром Ночном Великане, неторопливо плывущем среди облаков, а еще – о маленьких смешных детенышах, мирно спящих в своих гнездах под крыльями родителей… Я и сам не заметил, как мои веки начали медленно-медленно закрываться, а песня становилась все тише и тише, как вдруг моей шеи что-то осторожно коснулось, и, оглянувшись, я увидел… Рара! Малыш стоял рядом, глядя на меня во все глаза, и я чуть не поперхнулся – столько невероятной, неизъяснимой тоски светилось в этом, обычно таком бессмысленном, взгляде! И пока я молча пялился на него, совершенно не представляя, что мне нужно сказать или сделать… Рар сам сделал решающий шаг и протянул ко мне одно из своих щупалец. Белые отростки чуть соприкоснулись, и мы оба вздрогнули – такими непохожими оказались наши сознания. Для меня разум Рара был подобен мрачному черному кокону, покрывшему с головой его некогда светлое, доброе, как у всякого ребенка, сердце, и я невольно напрягся, вглядываясь в это густое переплетение болезненных воспоминаний, каждое из которых было похоже на длинного скользкого червяка, покрытого множеством острых шипов. И сквозь это густое сплетение, точно маленькая мушка, попавшая в ловчие силки, пробивалась одна-единственная мысль, одно-единственное слово: «Пой!» Пой… Я послушно запел снова, и при первых же звуках я просто-таки физически почувствовал невероятное облегчение, что окатило Рара, подобно светлой волне, заставив черных червяков испуганно съежиться и ослабить свое плетение, а в прорехах между ними – я готов был в этом поклясться! – я увидел тонкие лучики света… Это сулило надежду, и я запел как можно ласковее, как можно мягче, эту старую песню без слов, что появилась еще в те далекие времена, когда ни одному существу в этом мире и не нужны были слова, чтобы донести свои мысли и чувства до остальных… Рар опускался все ниже и ниже, пока не лег прямо на голый камень, опустив головку, и… я увидел слезы в его глазах. Слезы! Моя песня обволакивала его «кокон», точно полупрозрачная паутинка, и черви, не вынося ее, испуганно отползали прочь, а я, кружа вокруг него, одного за другим снимал с его тела этих отвратительных тварей, что так долго, так упорно мучили его по ночам… Я чувствовал тихую радость Рара, избавляющегося от боли, и по мере того, как «кокон» распадался на кусочки, сквозь него начал проглядывать… сам Рар. Но не несуразный, покрытый грязным пухом уродец, чей разум так и не сумел вырасти вслед за телом, а вполне себе обычный детеныш огнекрылого, с пестрой черно-желто-красной шкуркой и маленькими голубыми гребешками, что, впрочем уже начинали медленно наливаться синью… Он словно спал, завернувшись в крылья, но время от времени его тельце слегка вздрагивало, и острый коготок скреб по плечу или перепонке крыла, пытаясь избавиться от особенно жирного червя, ползшего по его коже или присосавшегося к ней и медленно, пульсирующими толчками, засасывающего в себя живой и теплый свет, которым светился маленький огнекрылый. Едва не зарычав от ярости, я протянул коготь к его телу, чтобы помочь ему избавиться от этих тварей… но, как я ни старался, я никак не мог до него дотронуться.
Новость отредактировал tajatokareva1988 - 8-12-2013, 01:21
Ключевые слова: Колыбельная легенда кокон