Цветы зла (часть третья)
Иллюстрация -
Цветы зла (by Damian Blackfall)
Средь чудищ лающих, рыкающих, свистящих
Средь обезьян, пантер, голодных псов и змей,
Средь хищных коршунов, в зверинце всех страстей
Одно ужасней всех: в нем жестов нет грозящих
Нет криков яростных, но странно слиты в нем
Все исступления, безумства, искушенья;
Оно весь мир отдаст, смеясь, на разрушенье.
Оно поглотит мир одним своим зевком!
То - Скука! - облаком своей houka одета
Она, тоскуя, ждет, чтоб эшафот возник.
Скажи, читатель-лжец, мой брат и мой двойник
Ты знал чудовище утонченное это?!
Шарль Бодлер
Часть третья
Холод. Дикий холод пронимал душу изнутри, ледяными зубами разрывая реальность на части, которые тут же растворялись в омуте сна. Холод заставлял измученное сознание встряхнуться, прийти в себя, а тело - продолжать двигаться дальше. Оливер с удивлением обнаружил себя в некоем пространстве, которому нельзя было дать ни названия, ни обозначения - столь ирреальным и аморфным оно было. Тело парня было абсолютно целым - ни порезов, ни ссадин, ни царапины даже. Оливер с удивлением рассматривал ногу, где не было и следа от зубов капкана. Вместо оранжевой тюремной робы он был облачен в странную накидку серого цвета из мягкой ткани. В целом бывший осужденный чувствовал себя вполне комфортно, если бы не было так холодно. Переминаясь с ноги на ногу, парень с удивлением обнаружил, что на его ногах отсутствуют ботинки, а сам он по щиколотку стоит в холодной жидкости ярко-красного цвета, напоминающего кровь. Да, именно в крови парень сейчас стоял, переминаясь с ноги на ногу от нестерпимого холода, но ничего сверхъестественного в этом не видел. Кровь и кровь, но все же самым странным явлением были... розы. Да, именно розы, свободно, как лотосы в водах Нила, плавающие на поверхности. Оливер осторожно, словно солдат по минному полю, пошел вперед, стараясь не задеть ни один из цветков. Продвигаясь все дальше и дальше в этом странном месте, он внезапно услышал некий посторонний звук. Звук, напоминающий плач ребенка, которому одиноко и страшно, которого все бросили здесь, забыв, наверное, навсегда. Парень готов был поклясться, что слышал в этом плаче слова, которые гулким эхом звучали под сводами его подсознания, резонируя с неспокойными мыслями, засевшими там еще давно. Слова хороводом кружились в голове Оливера, становясь все громче и громче: "ПОМОГИ. СТРАШНО. ХОЛОДНО. БОЛИТ. МАМА. ЗА ЧТО? МАМА, ГДЕ ТЫ? ХОЧУ К МАМЕ!" Последние слова острым ножом резанули по барабанным перепонкам Оливера, который лежал ничком, среди кровавых роз, заткнув уши пальцами, лишь бы не слышать всего этого.
Оливер проснулся от жуткого холода, от которого ныло все тело. Ну хоть было не так холодно, как в том кошмарном сне. Хотя стоп, а сейчас он где? Окинув туманным взглядом все вокруг, парень понял, что находится в клетке. Старой, ржавой клетке, с навешенным на дверь, не менее старым, ржавым замком. Все пространство подвала, в котором находилась клетка с парнем, пропахло причудливым ароматом сырости, старой пыли и тлена. Старая каменная кладка стен буквально сочилась влагой, и была покрыта толстым слоем мха и плесени, белесые пятна которой слабо светились в темноте, куда не попадал свет нескольких толстых парафиновых свеч, стоящих на специальном выступе. Оглядев себя, Оливер понял, что бредовый сон был лишь сном, пусть и столь реалистичным. Парень был, все так же, одет в оранжевую тюремную робу, больше напоминавшую теперь старую половую тряпку, рыжевато-бурого цвета, изодранную, покрытую грязью и засохшими пятнами крови. Все ссадины и порезы отчаянно болели, а когда парень бросил взгляд на поврежденную капканом ногу, то чуть не упал в обморок - его нога теперь превратилась в уродливую культю, отрезанную выше колена и старательно забинтованную серыми от старости бинтами. Культя, впрочем, не болела, было ощущение того, что ее просто заменили куском резины. Находясь в состоянии прострации, парень не заметил, как в подвал вошли. Подняв голову, он увидел старую бабку, одетую в одежды минимум девятнадцатого века, которую, впрочем, дополняли побитые молью кружевной фартук и чепчик. В руках старуха держала миску с чем-то дымящимся.
- Вы кто, на хрен, такая? - прохрипел парень. Видимо, сорванный в лесу голос все еще не желал восстанавливаться.
- Юноша, - старуха рассмеялась. Ее смех напоминал карканье вороны, сидящей на могильной плите. - Разве вас в детстве не предупреждали, что старшим грубить плохо?
- Не до того было. - Сплюнул Оливер. Плевок получился вялым и вязким. - Вы будете отвечать, или нет?
- Что ж, юноша, - рассмеялась та вновь. - Вы потешили меня, поэтому заслуживаете того, чтобы узнать правду. Меня зовут Элизабет Вандейл, и дело в том, что я - ведьма. Да-да, самая настоящая ведьма, а не те жалкие выдумки, которыми наивные, словно дети, фантазеры пичкают умы окружающих при помощи баек, книг, фильмов и другого непотребства. Я живу на этом месте вот уж более двухсот лет, и вы сейчас в моем доме. Дело в том, что наивные жители маленького городка Стоункасл возомнили себя невесть кем, и вздумали сжечь меня, за то, что я всего лишь занималась разведением цветов! Правда, в качестве удобрений я использовала их детей, но ведь разговор сейчас не о том, правда? Жители Стоункасла слишком погрязли в грехе, за что и были наказаны ураганом, разнесшим их дома в труху. Как видите, на месте их города сейчас только лес. А я все еще здесь живу. Правда, с годами растить цветы стало труднее, но мне в этом помогают чудные призраки маленьких детей, заманивая сюда неосторожных путников. Ну и еще, со временем, я поняла, что могу получить кровь для полива своих любимых цветов при помощи этих ваших... как их? А, банков крови. Молодые люди, пребывающие в состоянии наркотической зависимости, охотно приносят мне кровь оттуда, взамен на грибы и растения, которые я собираю в лесу. Выражаются они при этом так чудно, знаете... Как-то... Ах да, "вставляет покруче героина", вот. Но последний курьер так и не дошел ко мне, поэтому я с радостью воспользуюсь вашим телом и кровью. Уверена, с их помощью вырастут отличные цветы...
- ВЫПУСТИ МЕНЯ ОТСЮДА, БОЛЬНАЯ ТВАРЬ! - заорал Оливер, сотрясая прутья. - Ногу мне откромсала, так еще и убить хочешь!
- Ну что вы так грубо, юноша? - удивилась ведьма. - Вы имели неосторожность попасться в один из моих капканов, которые я расставляю, чтобы добыть себе или своим цветам пропитание. А так как в этот капкан уже давно никто не попадал, и я о нем забыла, он заржавел. Если бы вовремя не ампутировала вам ногу, у вас бы началась гангрена, и тогда бы вы пришли в полную непригодность для моих цветочков. А так, я вам спасла жизнь, вообще-то.
- Да можешь в задницу себе засунуть свое спасение! - Выкрикнул парень. - Выпусти меня отсюда, или я разнесу здесь все к чертям.
- Что ж, юноша, я хотела вас немного покормить, но раз уж вы так неучтиво отнеслись к моему гостеприимству, то побудьте без еды пока пару-тройку дней. Может быть, присмиреете и поймете, что так для вас будет лучше, - склонившись над клеткой с парнем, Элизабет подмигнула ему. Оливер плюнул ей в лицо, но не попал, и его плевок остался на прутьях клетки - вязкий и густой как клей. Ведьма ушла, и Оливер, обессилено откинувшись на истлевшее тряпье в углу клетки, начал взглядом обыскивать пространство своей небольшой тюрьмы, чтобы найти возможный путь к спасению. Внезапно его взор наткнулся на небольшой предмет, лежащий на полу прямо возле клетки. Бросившись к нему, парень обнаружил розовый бутон. Тот самый, который он видел у призраков детей и в своем бредовом кошмаре. Парень схватил его обеими руками, словно бабочку, и отполз в угол клетки. Там он смог разглядеть цветок получше. Роза была действительно неимоверно красива: ее тонкие, словно кожа девушки, лепестки переливались, в неровном свете импровизированного источника освещения, всеми оттенками красного, очаровывая взор и пленяя душу невероятным зрелищем. Забыв обо всем на свете, Оливер любовался, наверное, самым красивым явлением из тех, которые он мог видеть в своей небогатой на красоту жизни. А лепестки цветка излучали легкое красноватое свечение, постепенно, по крупице, отбирая жизнь у зачарованного парня, который, не обращая на это внимания, проваливался в бездну чередующихся видений...
Все покрыто легкой дымкой, очертания и силуэты на заднем фоне едва различимы, но некоторые детали можно угадать, домыслить. Вот Оливер - двухлетний розовощекий веселый карапуз, на коленях у своего папы - высокого брюнета с веселой искоркой в глазах. У папы в руках дешевый пластмассовый самолетик, он изображает то, как самолетик взлетает, делает в воздухе мертвые петли и перевороты. Малыш зачарованно следит за действиями отца, в его глазах живой интерес. Они оба весело смеются. Вот немного подросший, но все еще карапуз, Оливер гуляет с мамой и папой по осеннему парку. Оливер на плечах у папы, мама обнимает папу, все трое радостные и счастливые. Папа осторожно спускает малыша на землю, и тот, делая неуверенные шажки, с веселым визгом пинает огромную кучу красных, желтых, оранжевых опавших листьев. Листья разлетаются во все стороны, родители смотрят на забаву Оливера с улыбками на лицах, все они счастливы. До поры. Вот Оливеру шесть лет. Оливер уже совсем большой, и знает, почему мама так часто плачет по ночам, придя поздно домой с тяжелой работы. Мама плачет, потому что папа ушел и не возвращается. Оливер знает, почему бывает так, почему им с мамой теперь часто приходится ложиться спать голодными - потому что маму уволили с работы, и теперь у нее очень часто нету денег, даже на то, чтобы накормить Оливера, не говоря уже о себе. Оливер спрашивает, где папа, на что мама лишь горько улыбается и вновь, обняв голову руками, содрогается в припадке истерического плача. Вот восьмилетний Оливер, веселый, радостный, вбегает в квартиру после занятий. Оливеру не терпится похвастаться маме, что сегодня на уроке рисования учитель похвалил его работу перед всем классом. На рисунке Оливера изображена его семя - мама, папа и он, радостные, улыбающиеся и веселые. Может быть, взглянув на рисунок, мама перестанет плакать, они вместе отправятся искать папу, и все будет как раньше? Но в тесной квартире не слышно ни звука, лишь капает вода из протекающего умывальника в ванной. Где же мама? Может быть, она решила поиграть с Оливером в прятки? Обшарив всю квартиру, Оливер заходит в ванную, и там его взгляду открывается страшная картина - мама, его самый любимый в мире человек, висит на бельевой веревке, переброшенной через трубу отопления, и медленно раскачиваясь, словно ужасный маятник... Маятник в часах Смерти... Рисунок выпадает из маленьких рук Оливера, попадая в лужу грязной воды посреди ванной. Изображения на рисунке расплываются, становятся лишь воспоминаниями в душе маленького ребенка, которому одиноко и страшно, которого все бросили здесь, забыв, наверное, навсегда... Слышен лишь крик, который с каждой минутой становится все громче и громче, нарастая и заполняя собой все пространство, лопающееся по швам от переполняющих Оливера боли и отчаяния: "СТРАШНО. ХОЛОДНО. БОЛИТ. МАМА. ЗА ЧТО? ХОЧУ К МАМЕ!"...
Оливер вынырнул из омута воспоминаний о прошлом. Точнее, его выдернул звук, раздающийся со входа в подвал. Это, наверное, та ведьма. Посчитала, что уже прошло достаточно времени, наверное. А сколько же прошло времени? Два дня, неделя? Месяц, или, может быть, год? Оливеру все равно. Несмотря на чудовищную слабость в теле, парень был спокоен.
- Вот и я, юноша, - рассмеялась все тем же хохотом старая карга. - Я думаю, отведенного вам времени было достаточно, чтобы вы поняли, наконец, что не убежите от своей судьбы. О, да вы так ослабли, что даже головы не можете повернуть? Что ж, так даже лучше. Чем меньше сопротивления с вашей стороны, тем меньше я боли причиню вам в ответ. - Ведьма склонилась над безвольно лежащим телом. В ее руке блеснул холодом серебра изогнутый нож. - Сейчас... Я вашу кровь аккуратненько спущу, и все хорошо будет. Уснете, вечным сном. Под землей... - бормотала старуха, переворачивая изможденное тело на спину. - А что это у вас там, в руке, юноша? А? АХ ТЫ, МЕРЗАВЕЦ! - Лицо ведьмы искривилось от лютой злобы. Но промедление было ее последней ошибкой, ведь в то же мгновение Оливер бросился на ведьму, словно дикий зверь, собрав воедино последние жизненные силы. Громкий крик ведьмы сменился визгом, а затем хрипом, ведь челюсти Оливера сомкнулись на ее шее мертвой хваткой, и не размыкались, даже когда обезумевшая от боли старуха всадила парню в бок серебряное острие. А Оливер, между тем, чувствуя, что силы покидают как ведьму, так и его, все глубже вгрызался в ее глотку, не замечая ни отвратительного вкуса старого мяса, ни соленых потоков крови, заливавшей ему лицо и грудь. На полу уже образовалась приличная лужа, и туда, словно камень, брошенный в реку мальчишками, шлепнулся округлый предмет. То была ведьмина голова, заляпанная кровью, с ужасающими глазами навыкате и зловещим полуоскалом-полуулыбкой, который навсегда отпечатается в душе парня. Оливер медленно, не спеша, вытер с лица чужую кровь. Затем, слизнув с подбородка последние капли вязкой бордовой жидкости, припал к кровавой луже и начал жадно пить живительную влагу, так причмокивая при этом, словно в его глотку лился ледяной "J&B". Утолив жажду, парень, наконец, понял, что причиной боли в боку является торчащий оттуда серебряный нож. Достав его оттуда, и лишь поморщившись при этом, Оливер понял, что теперь ему ужасно хочется есть. Он взглянул на лежащее неподвижно тело, затем на нож. То же самое мясо, что и в магазине, но старовато, правда. "Ничего, в такой ситуации выбирать не приходится",- мелькнуло в затуманенном мозгу парня. Он опустился перед трупом ведьмы. Через минуту под острым лезвием клинка уже сворачивалась в изящную спираль тонкая полоска буроватого мяса.
Оливер уползал прочь от горящего ведьминого дома. Последнего осколка того, что когда-то было городом и носило гордое название «Стоункасл», несмотря на свои скромные размеры. После страшного ужина разум парня, наконец, прояснился, и его вырвало прямо на останки бывшей хозяйки этих мест. Парень снова впал в прострацию от своего ужасного поступка. Правда, его разум размыто напоминал ему, что те вещи, которые ведьма хотела сделать с ним, были куда более ужасными, но парень отказывался верить даже своему разуму. После того, как Оливер сумел выбраться из подвала, он уснул прямо на старинном ковре, не раздеваясь и не читая молитвы на ночь. Проснувшись от косых солнечных лучей, заботливо выжигающих его сетчатку сквозь закрытые веки, парень понял, что оставаться здесь больше нельзя. Найдя большую трехлитровую бутыль со спиртом, парень разлил остро пахнущую жидкость практически по всему дому, после чего, взяв коробок охотничьих спичек, выполз из дому. С третьей попытки ему удалось зажечь спичку и забросить ее внутрь. Веселый яркий огонь немедленно разгорелся, с чавканьем пожирая мебель, пол, стены, потолок.
Старое дерево дома неохотно, но все же горело.
- And it burns, burns, burns, the ring of fire, - хриплым голосом пропел Оливер, улыбаясь и наблюдая за бушующей стихией. - Гори погань, вместе со своими розами. Он начал движение, думая только об одном - добраться бы до проезжей части. А там уже полиция, суд, тюрьма - неважно, лишь бы подальше от этих Богом проклятых мест. Бледнеющие в отблесках пламени призраки детей наблюдали за Оливером, растворяясь один за другим. Видно, со смертью ведьмы, рассеивались и ее чары, заставляющие неупокоенные души несчастных быть приманками в этих местах уже много лет. Оливер уползал прочь от горящего ведьминого дома, а в его руке была нежно и в то же время крепко зажата роза. Последняя роза из догорающего цветника Зла...
- Генри! Эй, Генри, ты видишь столб дыма вон там, за деревьями? - рука патрульного недоеденным пончиком указывала на верхушки дальних сосен.
- Да, Эд, вижу, - недовольно буркнул Генри, отрываясь от горячего кофе и пончиков. - Ты у нас стажер, ты глянь, чего там творится. А я пока пожарных предупрежу, пусть в курсе будут.
- Окей, старшой, - уныло кивнул, проявивший инициативу, стажер. - Я пистолет захвачу, вдруг что..
- Да оставь ты его, не притон же брать идем. Дуй уже, не заставляй меня ждать. - Зачавкал очередным пончиком Генри. Эд выбрался из патрульной машины и уныло поплелся в сторону дымящихся сосен. Невольно его внимание привлекло оранжевое пятно, движущееся в зарослях на обочине. Стажер настороженно остановился, достал пистолет. Прицелившись, он увидел невероятное зрелище. Из кустов выполз молодой парень. Ну точнее тот, кто когда-то им был. Эд остолбенел, разглядывая его изорванную оранжевую робу, запачканную грязью и засохшей кровью. Окончательно добившей Эда деталью было отсутствие левой ноги у парня. Вместо нее у того торчала обмотанная грязными бинтами культя.
- Помогиитеее... - прохрипел парень сквозь силу.
- Генри! - Крикнул стажер. - У меня тут парень какой-то! Выглядит дичайшим образом. Что с ним делать?
- В машину! - Отозвался напарник, безуспешно пытающийся достать рацию рукой, в которой был зажат пончик. Парень, тем временем, откинулся на спину и закрыл глаза. Его тело сотрясала крупная дрожь, после чего он, наконец, затих. В его руке был зажат какой-то предмет. Эд осторожно, словно гранату, достал предмет. На ладони стажера оказалась невероятной красоты роза. Ее тонкие, словно кожа девушки, лепестки переливались в лучах рассвета всеми оттенками красного, очаровывая взор и пленяя душу невероятным зрелищем. Мозг стажера как будто заволокла тонкая дымка блаженства. Пошатываясь, словно зомби, он побрел назад к машине. - Эд! Эд, мать твою, что ты там возишься, мародер недоделанный? - недовольно спросил Генри и вдруг замолк. - Эд, что ты.. ЭЭЭД! - единственное, что успел сказать старший патрульной группы перед тем, как в его голову вошла пуля сорок четвертого калибра, разворотив затылок и заляпав приборную доску, салон и недоеденные пончики с остывающим кофе, отвратительным месивом из крови, мозгов и осколков черепа.
Эд стоял над трупом напарника, и улыбался цветку, заполнявшему его разум полностью. Его рука с дымящимся пистолетом пришла в движение.
- Mama said that pistol is the Devil`s right hand...- слова бессмертной песни Джонни Кэша утонули в звуке выстрела, распугавшем стаю, пролетающих над автострадой, птиц. Восходящее солнце осветило картину человеческого безумия, играя отблесками света на пронзительно-красных лепестках розы, лежащей в луже быстро прибывающей крови...
Новость отредактировал Elfin - 27-07-2013, 13:06
Ключевые слова: Капкан видения детство розы ведьма заточение авторская история