Записки санитара. Случай четвертый. Гроза
Случай четвертый. Гроза.Люблю грозу в начале мая,
Когда весенний, первый гром,
Как бы резвяся и играя,
Грохочет в небе голубом.
Вот даже сейчас написал и вздрогнул, казалось столько лет прошло, должно все забыться. А нет, страх так и норовит дернуть за нутро. Даже когда первый раз с парашютом прыгал, эмоций было меньше. В тот злосчастный вечер первого мая, это четверостишье Тютчева набатом звучала в наших ушах. Но давайте по порядку.
День не задался с самого начала. У меня болела голова и когда-то сломанная лодыжка. Если второе можно было списать на смену погоды, к обеду небо затянуло тучами, насыщенного свинцового цвета. То в первом случае, даже лекарства не помогали. Мне бы тогда домой пойти, но нет гордость и чувства долга не отпустили. Вы скажите идиотизм, пусть так.
Обколов успокоительными всех пациентов, кого можно, мы приступили к ночному дежурству. То есть согнали десять оставшихся больных из тех, кого нельзя было успокоить медикаментозным способом, в общей зал (да не по протоколу, но кого тогда интересовали такие мелочи). И сами засели рядом в смотровой, то бишь я, Алла нянечка и Владимир Санов - дежурный врач. Ночь предстояла трудная, сами понимаете, весна, плюс сильная гроза, а люди с неустойчивой психикой всегда реагирует на такое непредсказуемым образом. Первый удар грома пришел внезапно, без вестового виде молнии. Стекла зазвенели, показалось, что даже здание вздрогнуло, мы повскакивали, но больные вели себя на удивление смирно, да дрожали, да поскуливали, но не буянили. Вот тогда, по-моему, Владимир Санов и произнес:
- Люблю грозу в начале мая. Когда весенний первый гром...
И продекламировал его целиком, и даже с неким воодушевлением в голосе.
- Не ожидала, Владимир Николаевич, - с нескрываемым удивлением проговорила Алла - эффектная женщина с двумя разводами, и вредной привычкой знакомиться с неправильными мужчинами, - ваше любимое?
- Нет. Сам не понял, откуда вылезло, - растеряно отозвался врач.
Молния озарила помещение, мы внутренне напряглись в ожидании нового разряда с небес. И он не заставил себя ждать, ударило так, что показалось стекла вылетят вместе с рамами. Даже мне стало как-то не уютно, а пациенты как впали в некую прострацию, так в ней и находились.
Свет отрубился на седьмом ударе грома, что в принципе никого не удивило, при таких ураганах электричество пропадало регулярно. Развесили ручные фонари по стенам, ну и на руки каждый из персонала получил по одной штуке. Конечно электрогенератор имелся, и даже исправный, но вот дизтопливо к нему отсутствовало как факт. Мне кажется его воровали и продавали еще на стадии оформления бумаг. Что взять с людей, их пьянила мнимая свобода середины девяностых.
Ближе к двенадцати по полуночи, Алла стала как заведённая проговаривать первую строчку Тютчевского творения. Меня это раздражало, и я пересел подальше. Владимир уже без затей глушил подаренный коньяк. Нервы у нас были натянуты, извините за банальность, словно струны, дерни зазвенят и лопнут. И что самое странное, не было столь уж явной причины для такого раздрайва, не гроза же тому виной в самом деле. Я от предложенного коньяка отказался, Алла пригубила одну рюмку и только.
После очередного обхода Алла подошла ко мне, луч ее фонаря скользнул по лицу, и я едва сдержал гримасу раздражения.
- Вань, - не естественно грудным голосом проговорила женщина, - сколько мы сюда привели больных?
- Десять, - буркнул я.
- Вааань, - протянула она встревожено, - их больше.
- Чего? - я машинально пробежался лучом фонаря по пациентам, пересчитывая их, - 1, 2,3 ... 10, 11. Опа, откуда еще один?
- Вот и я не знаю. Пойдем посчитаем, - она потрясла листком бумаги, - я имена внесу.
Посчитали всех еще раз, внесли имена, лишним по нашему разумению оказался Илья Тук-тук. У него был целый букет заболеваний, одно из которых патологическое желание играть в прятки. Так что, как минимум раз в неделю, нам приходилось выковыривать его из разных мест, начиная с подкроватных пространств различных коек, заканчивая сушилкой для белья. Так что его внезапному появлению мы не сильно удивились, а вот слова его заставили вздрогнуть:
- Люблю грозу в начале мая, - голосом заправского умалишённого проговорил он.
- Чего? - взвился я.
- Когда весенний, первой гром, - уже абсолютно спокойным голосом продолжил он.
Алла пискнула и прижалась ко мне своим немалым бюстом.
Обескураженные и взволнованные, мы вернулись на свои места. К тому моменту Владимир и лыка не вязал, амёбой растекаясь по стулу.
- Ваня, Вань, - через полчаса запищала Алла, - их двенадцать.
Я глухо выругался и снова пробежался по помещению лучом света, так и есть двенадцать, три раза пересчитывал.
- Пошли записывать, - рыкнул я, страх ржавым гвоздем во всю ковырял мою душу, лишнему пациенту взяться было просто не откуда.
Под конец этой процедуры, меня прошиб холодный пот, а внутренности скрутило узлом. Людей двенадцать, а имен в списке одиннадцать. Вот такой абсурд. Как мы не считали, но так и не смогли понять, кто двенадцатый. И все это под завывания ветра, блеск молнии и чудовищный грохот грома, и как общий фон стих Тютчева. Каждый пациент говорил свои строки, невпопад, сбиваясь, но упорно твердя слова поэта. И знаете, если вслушиваться и проговаривать слова за ними, то всё понятно: Люблю… Гремят раскаты… Гам лесной… Кормя… но вот стоит чуть ослабить внимание, как стих превращался в некий чудовищный речитатив, подходящей стереотипным демона поклонникам.
В какой-то момент, я потерял из виду Аллу, а после обнаружил как двое больных, запихивают ее под стол. Вырвав из рук сумасшедших женщину, оттащил ее в смотровую, к пьяному Владимиру. Выпрямился и проскрипел зубами от увиденной картины. Больные плотной цепочкой стояли возле стеклянной ограды. И как я не силился не смог увидеть их лица, луч фонаря просто тонул во мраке. А редкие всполохи молнии высвечивали одномастные лица.
Пока я пытался во всем этом разобраться, Алла куда-то пропала. Как ей это удалось до сих пор не понимаю. Я хотел было кинуться на ее поиски, но иррациональный страх гвоздил ноги к полу.
Через полчаса пациенты начали заниматься неким одним им понятным делом, осмысленным, ведущим к какому-то логическому концу, но полностью непонятному для меня как зрителя. Неправильность происходящего ввергала мой мозг в первобытный ужас, и еще я понимал, стоит мне понять их замысел, как это уничтожит мою личность, превратив ее в лохмотья. Мне бы уйти в незабытые как Владимиру, но я просто физически не мог оторваться от созерцания коллективного помешательства. И спустя некое количество времени, я понял, что эти одиннадцать подчинены двенадцатому неизвестному. И вот тогда какой-то древний инстинкт самосохранения отключил мое сознание.
Как я потом узнал, гроза закончилась с первыми лучами солнца.
Меня нашли без сознания утром, за что немедленно влепили строгий выговор. Да и плевать, я через неделю написал заявление об уходе.
Вы будете смеяться, но я физически больше не мог находиться с теми странными пациентами, меня корежило при одном их виде. И еще у меня развилась необычная фобия, как только я возвращаюсь воспоминаниями к той злосчастной ночи, меня постепенно охватывала паническая атака. Этот текст я смог допечатать только с тринадцатой попытки, и то только из-за врождённого упрямства.
А теперь коснусь самых неприятных моментов.
В ту ночь пропали Владимир Николаевич и Алла. Врача нашли через месяц, когда тело стало разлагаться. Его буквально утрамбовали в старую тумбочку, что стояла в подвале. Тогда с криминалистикой было плохо, особенно в провинции, но говорят, что на нем кроме отпечатков пальцев Аллы, никаких других не было. Я думаю, просто еще одна страшилка Психлечебницы. (Меня к слову, год мурыжили следователи, по поводу его смерти).
А сама Алла пропала с концами, следователи склоняются, что она тоже мертва.
Но вот, что я вам скажу, видел я ее по телеку в обществе, скажем так, совсем не бедных людей. И готов поклясться жизнью своего сына, она прямо через экран подмигнула мне и после показала язык. Я после нашел запись этой передачи и более ничего подобного не увидел.
Тех десятерых, даже Тук-тука после полугода лечения, признали абсолютно здоровыми. Это мне жена рассказала, она там еще работала какое-то время.
А больница через год, после майского пожара была закрыта на реконструкцию, с тех пор так и стоит пугающим обывателей силуэтом.
Случай пятый. Палочник.
Хотя, стоп. Хватит пока. И так рассказал больше, чем хотел. Остальные случаи не столь интересные и, если можно так выразиться, более сильно притянуты за уши к мистике. Правда есть еще пяток других историй, что рассказывали друзья и приятели. Но там не про больницу.
P.S. Спасибо, что потратили время на чтения моих записей.
Новость отредактировал Kiria - 26-03-2021, 15:09
Ключевые слова: Психиатрическая клиника гроза стих смерть авторская история