Вий. Версии
1. Боевик.Хома Брут достал винчестер и передёрнул затвор.
– Вот мы и встретились, – его голос гулким эхом раздавался в пустой, погружённой в полумрак, церкви. – Оборотни. Упыри. Вурдалаки. Прочие отбросы. Знала бы ты, детка, как это утомляет. Меня зовут Хома. Хома Брут.
Бурсак вытащил изо рта замусоленную самокрутку и сплюнул горькую слюну на пол.
– Без пафосного появления никак? – скромно поинтересовалась Панночка, приподнявшись из гроба.
– Заткнись и лежи. Законы жанра.
– Понятно, – Панночка кивнула и легла.
Тяжелые шаги его сапог отсчитали ровно тринадцать. Хома поднял винчестер над головой и выпалил в витраж, который, жалобно звякнув, рассыпался в стеклянную пыль.
– Ты знаешь, а я ведь мог сейчас сидеть в грёбанном трактире до закрытия, пропустить пару грёбанных чарок горилки и заснуть сном грёбанного младенца, но нет: «Хома, помоги нам, мы не знаем, что делать с Ведьмой», – он подошёл к гробу, наклонился и пристально посмотрел Панночке в лицо. – Не такая уж ты и красивая, малышка. Если будешь себя вести хорошо, утром мы оба выйдем из этой церкви живыми.
– Я уже как бы мёртвая, – не выдержала Панночка, приоткрывая один глаз.
– Заткнись и лежи. Шаблонная реплика, – устало перебил Брут.
– А, – догадалась Панночка и затихла.
– Надеюсь, тебе хватило ума не притаскивать сюда своих дружков? – продолжал Брут, возобновляя хождение кругами и пальбу по витражам.
– Каких дружков? Вия? – снова не сдержалась Панночка, чем окончательно вывела семинариста из себя. В один прыжок он снова оказался возле гроба и приставил ко лбу Ведьмы винчестер.
– Повтори, что ты сказала.
– Вия, – в глазах Панночки вспыхнул знакомый Хоме огонёк. Тонкая бровь издевательски изогнулась.
– Детка, ты не сделаешь этого. Давай разберёмся сами.
– Вия!
– Детка, выслушай меня…
– Приведите мне Вия! – завизжала Панночка, не обращая внимания на дуло, находящееся в миллиметре от её лица.
За воротами церкви послышался шорох колёс. Взгляд Хомы упал на окно, оскалившееся осколками витража, и бурсак увидел, что к церкви подъезжают бронированные чёрные авто с логотипом в форме огромного глаза на капотах.
Неожиданно за спиной Брута раздался голос:
– Здравствуй, Хома.
– Халява, какого дьявола ты здесь забыл?!
– Мы подумали, что подыхать одному тебе будет скучно, – друг, как всегда, был в отличном настроении. – Тиберий тоже здесь.
– Я не мог пропустить такое веселье, – подтвердил ещё один бурсак.
– Вы же знаете, что я работаю один!
– Заткнись и соображай, как выпутаться из этого дерьма. Поблагодаришь потом, – сурово перебил Халява и с готовностью подкинул в руке гранату.
Ворота церкви распахнулись, и семинаристов на секунду ослепил яркий свет фар. В проёме стали видны два мужских силуэта, услужливо открывающих заднюю дверь лимузина.
На траву ступила нога в идеально-лакированном ботинке.
– Так, так, так, – раздался сиплый голос Вия, – Хома Брут. Неужели мама не учила тебя, что обижать девочек нехорошо?
Вий и группа парубков зашли внутрь. Их главарь выглядел совершенно непримечательно, лишь одна деталь показалась Хоме странной. Несмотря на тёмную южную ночь, глаза Вия были закрыты солнечными очками.
Хома бросил взгляд в сторону гроба. Панночка уже сидела, победно улыбалась и предвкушала начинающееся шоу.
– Вий. Приятно увидеться лично. Если хочешь убить меня – делай это сейчас. Ошибка всех злодеев: долго говорить, когда давно пора действовать, – процедил Хома сквозь стиснутые зубы и крепче сжал винчестер в руках.
– Заткнись и стой. Законы жанра, – парировала Панночка.
В ответ раздался хохот.
– Маленький, глупый мальчик, – снисходительно просипел Вий и едва заметно улыбнулся. – Ты даже не подозреваешь, с кем ты связался.
Хома почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Но вида он, конечно, не показал. Герой боевика всё-таки.
Один из банды подошёл к Вию и изящным жестом снял с него очки.
– Пригнись! – истошно закричал Тиберий, но Хома будто оцепенел, ноги не слушались, тело стало ватным. Он видел, как на неестественно-низкой скорости группа вокруг Вия бросается в рассыпную, как Халява достаёт из-за пазухи пистолет, как Панночка, почти не касаясь земли, выбегает в открытые ворота.
– Что-о-о это-о-о? – высохшими губами спросил он.
– Чё-о-ортов слоумо-о-оушен, – пояснил Халява.
Сквозь гул, возрастающий в ушах, Хома услышал автоматную очередь и грохот. Кто-то пытался схватить его и увести, что-то кричали друзья, громко матерились люди в чёрных костюмах, где-то там, за стеной, визгливо смеялась Панночка.
"С*-*-*-*ка-а-а", – в замедленном режиме подумал Хома и краем глаза заметил приближающегося Вия. Кто-то схватил семинариста за голову и силой развернул к главарю.
– Поднимите мне веки, – прошептал Вий, и всё погрузилось в темноту.
2. Подростковая мелодрама.
Он стоял над гробом любимой и отказывался верить, что эта ночь станет для них последней. Иссиня-чёрные локоны мягкой волной ложились ей на плечи и грудь. Сейчас она казалась ему бледной, хрупкой и уязвимой. В голове семинариста никак не укладывалось, что она, его нежная Панночка, навсегда останется здесь, в этой холодной, тёмной церкви.
Совершенно одна.
– Тебе очень идёт это платье, – шёпотом произнёс он и трепетно прикоснулся к её ледяным пальцам. От его прикосновения девушка вздрогнула.
– Ты вернулся? – спросила она, открывая глаза.
От её шоколадно-пьянящего взгляда, Хома на долю секунды перестал дышать.
– Как же ты прекрасна, – только и мог сказать семинарист, чувствуя, как его сердце разрывается на молекулы от любви к ней.
– Это мне? – девушка удивлённо взглянула на алые розы, которые Хома оставил возле гроба.
– Да, – от его густого, бархатного голоса по коже Панночки разбегались тысячи иголок.
– Четыре? – спросила она, пересчитав цветы.
– Ну ты же…
– А, ну да.
Она подняла на него глаза, в которых предательски скапливались слёзы, от чего её острые чёрные ресницы казались ещё длинней. Хома Брут отдал бы всё, чтобы никогда не видеть её слёз, её боли, отдал бы всё, чтобы сидеть с ней рядом до скончания века, но…
Её тонкие, почти прозрачные пальцы сжимали цветы, а взгляд умолял об одном.
– Ты – мой личный сорт формалина, – прошептала она, и Хома впился поцелуем в её губы. Семинаристу показалось, что в висках взорвался фейеверк. Он был пьян ей. Каждой секундой, проведённой рядом. В солнечном сплетении разливался горячий шёлк. Он запустил пальцы в её волосы и почти сошёл с ума от запаха ладана, воска и жженого сахара.
– Я люблю тебя, – прошептал он, чуть отстраняясь.
– Хома… – голос Панночки зазвучал тревожно-тихо.
– Я знаю, что всё очень запутано, но я готов на всё. Скажи одно слово, и я не уеду, я останусь тут, мы найдём способ видеться, я буду приходить к тебе, даже на кладбище, я…
– Я должна кое-что тебе сказать, – девушка перебила его, распахивая угольные глаза, в которых тлело сомнение.
– Всё, что хочешь.
– Я… мы не можем быть вместе.
– Я знаю, но…
– У меня есть другой.
Хоме показалось, что его оглушили. Четыре слова эхом гонга раздавались в ушах, сдавливали череп, были готовы вырваться наружу потоком слёз.
– Что?.. – только и смог произнести он.
– Прости, что не сказала раньше. Это всё очень сложно. Я всегда буду помнить тебя, Хома. Но я давно поклялась, что останусь с ним. Я не могу поступить иначе. Прости.
– Кто он?! – взревел семинарист не своим голосом, о чём тут же пожалел.
– Я, – грубый низкий голос за спиной вывел Хому из транса.
– Мы, – раздалось ещё несколько голосов.
Хома медленно повернулся. В церкви появилось с десяток незнакомых ему мужчин, которые презрительно улыбаясь смотрели на него. Один из них – высокий блондин с льдистыми глазами спокойно подошёл к Панночке и положил руку ей на плечо.
– Он должен был узнать.
– Нет, нет… Как ты могла?! Как? – закричал Брут и бросился вон и церкви. – Нет!
Обжигающие слёзы катились по щекам семинариста, каждый вдох казался ему болезненным. Хома чувствовал себя оголённым нервом, ощущал, что рассыпается на части с каждой секундой. Он попытался схватиться за выступ на стене храма, но тело подводило его и бурсак, рыдая, упал в росистую траву.
Откуда-то, со стороны спящего хутора, послышались унылые, разрывающие душу звуки бандуры.
– Нет! Я не хочу верить в это! Я не хочу видеть это! Опустите мне веки! Опустите мне веки! – кричал Хома в беззвёздную ночь, но она, как и вся Вселенная, оставалась к нему жестокой, пустой и безмолвной.
3. Мюзикл.
Хома Брут входит в церковь под воинственную музыку. Осматривается. Решительно очерчивает меловой круг, заходит в него.
Хома (поёт):
"Привет тебе, сотника дочь.
Вот и наша последняя ночь.
Как страшна ты при свете луны,
только ночи твои сочтены.
Только ночи твои сочтены".
Воинственная музыка меняется на лирическую.
Панночка (поднимается из гроба, поёт):
"Я здесь была совсем одна,
и лишь жестокая луна
смотрела в окна,
я ждала,
тебя я одного ждала,
и ты пришёл ко мне опять,
позволь с тобою станцевать.
Позволь с тобою станцевать".
Завороженный Хома выходит из круга.
Хома и Панночка (танцуют и поют вдвоём):
"Эта церковь сегодня открыта для нас,
и у нас остаётся решающий час.
Только ты, только я,
только цвет твоих глаз,
в этот грустный решающий час.
Хома отталкивает Панночку, снова запрыгивает в круг".
Хома (поёт):
"Дай мне силы, Господь, устоять перед ней.
С каждой ночью она всё сильней и сильней".
Голос из ниоткуда (говорит):
- Хома, ты должен быть сильным.
Флешбек из детства.
Хома (поёт):
"Я чувствую силу, я чувствую мощь.
Просто так ты меня не убьёшь, не убьёшь.
Я достану чеснок, обведу мелом круг,
не тяни ко мне рук,
своих ведьминых рук".
Панночка (поёт):
"Хома, ты был со мной жесток.
Я преподам тебе урок.
Ты сам испортил, всё что мог.
И не берёт меня чеснок,
какой чеснок,
какой чеснок,
я не вампир,
какой чеснок".
Хома и Панночка (поют):
"Эта церковь сегодня открыта для нас,
у тебя оставался единственный шанс.
Только ты, только я,
кто-то сдохнет сейчас
в этот грустный решающий час.
Панночка в танце возводит руки к потолку".
Хома (говорит):
- О нет, не делай этого!
Панночка (говорит):
- Поздно.
Панночка (поёт):
"Все тёмные силы сегодня со мной,
настала пора дать решающий бой.
Я вас призываю отмстить за меня!
Будь проклят, Хома,
Будь проклят, Хома!
Передайте всем монстрам и всем упырям:
пусть сходятся в богом оставленный храм.
И главного тоже с собой позовут.
Ты умрёшь, Хома Брут!
Ты умрёшь, Хома Брут".
Вурдалаки, упыри, монстры, призраки входят. Массовый танец-появление.
Хор вурдалаков (поёт):
"Мы вурда-вурда-лаки,
мы упы-упы-ри.
Мы злые как собаки,
смотри на нас, смотри.
Тебя мы растерзаем
и на обед съедим".
Хома хватает осиновый кол и делает резкий бросок к дверям.
Хома (поёт):
"Не на того напали!
Хома непобедим!"
Панночка (орёт):
- Вия, приведите мне Вия!
Хор вурдалаков (поёт и в танце разбегается):
"Вия, Вия, мы все идём за Вием!
Какая эйфория,
мы все идём за Вием".
Спецэффекты. Дым. Яркий контровой свет. Из-под земли поднимается Вий.
Вий (поёт):
"Я ничего не вижу,
ты подойди поближе.
Тебя я не обижу,
Ты подойди поближе".
Хома (тихо произносит):
- Я думал, что ты страшный.
Вий (поёт):
"Не говори, что ты не знал –
счастливый близится финал,
какой же мюзикл, шо... це –
без песен массовых в конце.
Без песен массовых в конце.
Рассвет. Массовый танец счастья".
Все (поют):
"Добро и зло сегодня вместе
поют вам дружно эту песню.
Пляши, Хома, не бойся нас!
Тебя сегодня жанр спас!
Не стали веки поднимать".
Николай Васильевич Гоголь поднимается из гроба, где раньше лежала Панночка:
Гоголь (в шоке):
"Что это было, твою мать?"
4 апреля, 2018.
Автор - Соня Капилевич.
Источник.
Новость отредактировал Qusto - 21-08-2018, 21:46
Ключевые слова: Гоголь вий панночка демоны черти