Малыш
Я всегда был забывчивым человеком. И проклинаю себя за личную ограниченность и постепенную деградацию. Ну, ничего удивительного, с такой работой просто не удается выкроить времени на чтение книг или журналов. Но сегодня, в средине отпускной недели, недели отдыха от едкого токсичного дыма, бесконечного звона метала и ядовитого мегаполиса, - от памяти зависит моя жизнь.Фу, смотреть тошно, как этот мерзкий уродец чавкает и хлюпает через свои отверстия. За что мне такое наказание? Почему они выбрали меня? Ладно. Догадками делу не поможешь. Так или иначе, сегодня последний день моих мучений. Третий день. Сегодня эти дьяволы заберут свое чадо и оставят меня в покое, доживать свой заслуженный отпуск. Но, черт побери! Кормил ли я эту тварь? На часах без двадцати три. Сорок минут от начала и чуть больше двух часов до завершения периода кормления. Думай, Пауль, думай... Нужно глянуть, сколько цветков было в сумке в первый день?
Почему они оставили целый долбаный мешок? Три дня - три цветка, но почему здесь целый мешок этого вонидла? Видимо, они играют со мной в какую-то игру. Оставили целый мешок, чтобы я травился запахом тухлятины и не мог определить точного количества. Смешно, не правда ли? Мои настенные часы показывают ровно три. Два часа до завершения цикла. Еще и этот урод как по расписанию принялся выть и биться в истерике.
На часах половина четвертого, и я по-прежнему не могу вспомнить, кормил я его или нет?! Проклятье. А-а-а! Пауль, приди в себя! Не время для паники. Как там, три глубоких вдоха, три выдоха. Нужно вспомнить любой ценой.
Уже без двадцати. Лежу на диване, поглаживая пульсирующие виски. Еще и это зловоние из мешка... Одно радует - наконец заткнулся этот мерзопакостный дьяволенок. Но от этого не намного легче. Острая головная боль истощает, не дает сфокусироваться. Впервые за прошедшие полгода вспоминаю про Анжелику... Как же мне тебя не хватает... Что за мысли, соберись, Пауль, соберись!
Без пяти. Стук в двери. Помню правило - не пускать в дом посторонних, пока не завершится полный трехдневный цикл. Кого там принесло, зачем так неистово тарабанить? Нужно найти в себе силы, чтобы встать с дивана и посмотреть... Так, спускаю на пол правую ногу. Движение сопровождается оглушительным приступом боли в висках. Левую. Теперь, можно сесть. Не спеша, так... Теперь встать... Хорошо, потихоньку... Получилось. Теперь подойти к двери и взглянуть на внезапного гостя.
Рита. Мутный глазок и темный, тускло освещенный коридор, дают неясный силуэт, но ошибки быть не может. Это Рита - молодая соседка снизу, в своем длинном коричневом платье. Как же гудит голова.
- Пауль, привет! - ее звонкий радостный фальцет тяжким эхом отзывается в моем воспаленном сознании.
- Привет...
- Слушай, ты там не занят? - спрашивает она, заглядывая в комнату через мое плечо.
- Немного, а что ты хотела?
Девушка запнулась, нахмурив ярко накрашенные брови - это уродец издал отвратительный булькающий звук.
- Может быть, впустишь или так и будем стоять у порога?
Прикрываю один глаз, так боль кажется чуточку слабее.
- Нет, Рит, мне правда нездоровится, - отвечаю, - ты насчет Фила?
Девушка откидывает свои роскошные русые волосы.
- Да, но... думаю, мне лучше зайти позже.
- Да, прости...
- Да все нормально, поправляйся, - она перебивает меня, подмигивает и отходит от двери.
Закрываю. Наконец-то тишина... Вот почему они выясняют свои отношения через меня? Нашли мать Терезу. Десять минут пятого. Ровно сорок минут до часа "X", назовем это так.
"Они" оставили мне своего сына или чем он там является утром в понедельник. Не знаю, проинформированы ли они о моем отпуске и о том, что у меня достаточно времени, дабы ухаживать за этим "малышом" - я сделал такой вывод не случайно, ведь повадки этой хреновины близки к повадкам новорожденного - или же из каких-либо иных соображений. Да и не суть важно. "Они" оставили мне мешок с этими мерзкими цветами, отдаленно похожими на тропические мухоловки, которые я неоднократно наблюдал по телевизору. Да и запах разлагающейся плоти точь-в-точь как по описаниям ведущего "Флоры и фауны тропических лесов Индонезии". Условия были таковы: я должен буду содержать непонятное нечто трое суток, давая ему один цветок в день, в период времени от двух до пяти часов. Если забуду - оно погибнет спустя три часа и отвергнет еду, предложенную позже пяти. Если же я покормлю его дважды, в течение ограниченного тремя часами периода времени - аналогично. Летательный исход. Как я об этом узнал? "Они" передавали свои мысли телепатически, прямо в голову... Сложно объяснить эти чувства. Но скажу так: было невероятно жутко. И да, ни в коем случае не пускать в дом посторонних. Ну, хоть тут просматривалась здравая логика. Заметь кто-либо такое, лавочку бы тут же прикрыли. Вот, собственно, и все.
Время - полпятого. Я запамятовал, и тянуть дальше - бесполезно. Будь что будет. Осталось взять один из омерзительных - язык не поворачивается назвать - цветов. Где мои рабочие... Так. От рук будет нести, даже если брать данную вонь в резиновых перчатках. Но другого выхода нет.
Я чувствую, как это премерзкое растение пульсирует, растекаясь меж пальцев. Словно маленькое сердце... Теплое и живое... Подхожу к детской кроватке - "они" приволокли ее с собой - засовываю палец в ротовую полость черного подергивающегося создания, обнажая его острые клыки, сокрытые под смолянистыми губами. Второй рукой пихаю туда цветок целиком. Бордовый бутон вываливается обратно, скатываясь по губе, ходящему вверх-вниз выпирающему кадыку, падая на его вздувшееся брюхо. Подавляя рвотные позывы и стараясь игнорировать трупный смрад, подбираю цветок. По нему тянется нитка слизи с тела этого чудища. На миг замираю, глядя в его янтарные глаза навыкате. Словно гипноз... Я почувствовал себя незадачливым мотыльком, заключенным в губительную липкую и медленно застывшую смолу. Отогнав наваждение, повторяю попытку и, слегка придерживая его нижнюю челюсть, наслаждаюсь методичным чавканьем и хрустом. Готово. Остается снять липкие осклизлые перчатки и бросить их в урну для мусора. И ждать...
На часах - ровно шесть. Это создание, проклятый отпрыск неведомых сил, неподдающихся определению для моего ограниченного сознания, вопит без устали, словно разрываясь изнутри. Агония или же норма? Такого еще не наблюдалось. Эти крики, видимо, подняли на уши всех жителей нашего распрекрасного дома, ибо в мою дверь уже в течение получаса неистово тарабанят, а до слуха доносятся крепкие ругательства. Если это еще не ад, то что может быть хуже? Ладно, Пауль, ты уже побывал в аду, когда потерял Анжелику...
Семь. Сгустились сумерки, завлекая комнату в свои мягкие объятия. Соседи успокоились, да и отпрыск, издав пугающий утробный звук, затих, раскачиваясь на своей скрипящей койке. Непереносимая острая боль и этот противный скрип разрезали меня, словно скальпелем, снаружи и изнутри. Я устал. Ужасное, утомительное ожидание неизвестности истощало, а окутанный мутной дымкой рассудок погрузился в сладкое забвение.
Завод. Такой знакомый и родной... Вот моя конвейерная дорожка, и по ней едут эти жуткие существа. Они вопят словно резаные, подхватываемые "ими". Длинные астенические руки берут этих тварей своими пальцами и пакуют в небольшие контейнеры, складываемые у стены. У одного их "них" на рабочем бейджике написано "Майкл Ли". Имя моего напарника. Но это был не он. Эти длинные уродливые пальцы, словно он страдает арахнодактилией, тонкий нос, бледные, практически не заметные на фоне сухого лица, губы и глаза... Не было жизни в этих глазах. Скорее два мутных желтоватых мазка, нанесенных на блеклое полотно.
Потом краски поплыли, стены начали стекать на пол, образуя смоляные лужицы и являя взору грязную неухоженную комнату. Я узнал... Это была комната семьи Фишеров. Семьи Анжелики... Ужасный, худший в моей жизни сон... Да, я понимаю - это сон. И я всем сердцем желаю проснуться...
И я проснулся. Хотелось кричать, но из глотки вырвался лишь тяжкий хрип. По спине текло нечто липкое и холодное. На часах было уже девять. Я проспал ровно два часа. Сев на кровати, я прислушался. Тишина. Пугающая, неестественная, сводящая с ума тишина. И только едкий трупный смрад напоминал о реальности всего происходящего. Я утратил всякую связь с реальностью, пребывая в какой-то прострации.
Приложив немалые усилия, нашел в себе силы подняться и подойти к койке. Там, в древней с облупившейся краской и кое-где проржавевшими прутьями кроватке, свернувшись клубком, лежало застывшее черное тело. Сухое, шершавое, утратившее свой слизистый покров, следами, которого, была запятнана вся наволочка. По всей видимости, оно было мертво. Я отпрянул от кроватки, ухватившись за стену. В глазах темнело, накатило тошнотворное головокружение. Перед глазами каким-то бешеным калейдоскопом, пронеслась вся моя жизнь, все взлеты и падения, все завтраки и обеды... Даже Анжелика... Моя первая и единственная любовь, с которой мы расстались два года назад...
Воспоминания об Анжелике на протяжение полугода были надежно сокрыты глубоко в застенках моего дырявого черепа и теперь они выплеснулись наружу, неподконтрольные, губительные... Они сжали мое сердце в тиски, наращивая давление до тех пор, пока не оборвалась та самая нить, которая не позволяла мне дать слабину и разрыдаться...
Мы познакомились в апреле позапрошлого года. Четвертого числа. Да, я по сей день помню ту дату и мерзкую осеннюю пору, когда над городом витала сырость от бесконечного ливня, отбивающего по моим окнам тяжелую барабанную дробь. И помню ту вечеринку, устроенную нашим общим другом Джонатаном. Тематическая - в стиле восьмидесятых. Я пришел туда в джинсовой куртке и джинсах-"бананах". Там-то и увидел ее... Высокая стройная, в пестрых леггинсах и тесной белой майке, подчеркивающей прелестную фигуру молодого белого тела, с обильным количеством различной бижутерии - от браслетов из пластмассы, до клипс и огромных серег-колец матового красного цвета. Заметив растерянного молодого парня, она опустила свои смешные зеленые очки и подмигнула, завлекая меня к бару. Я тут же нырнул в толпу следом, не отрывая взгляда от мерно раскачивающихся бедер в ритм популярной на дискотеках тех времен музыки...
Анджелика сделала из меня - застенчивого парняги - настоящего мужчину. Я впервые в жизни был по-настоящему жив, весел, счастлив. Она носила широкие шляпы на короткие белые волосы, облегающие наряды, изредка каблуки на платформе, но чаще - высокие красные кеды. Мы гуляли в парках, ходили во всевозможные кафе и рестораны, катались на колесе обозрения, и Анжелика, зная мою боязнь высоты, всячески подшучивала, то вылезая на спинку сидения, то подползая ко мне, судорожно сжимающему ручки сидения, поглаживая мои колени и расстегивая ширинку...
Но она никогда не приглашала меня к себе, не знакомила с предками. И однажды в один из серых осенних вечеров я понял, почему так.
Что мы подразумеваем под словом семья? С точки зрения психологии или логики - не важно. Все мы выросли в семьях. Это, прежде всего, прочность, доверие, взаимопонимание, любовь. Это люди, на которых можно положиться, ведь они родные, близкие, дорогие. Не сказать, что моя была так уж идеальна, ведь она была неполная. Мы жили с отцом, ибо мать ушла, когда мне было десять. Но, несмотря на все пьяные конфликты и ссоры, мы зависели и доверяли друг другу. Да, скорее, это было похоже на крепкую мужскую дружбу, но залитую прочным фундаментом, чего не было у Анджелики и в чем она нуждалась.
Когда я вошел в их дом, передо мной предстала ужасная картина: больная прикованная к кровати мать и скупой мелочный отец, пропахавший большую часть жизни среди ядовитых заводских выхлопов. Тощая, испражняющаяся под себя, подобная живому скелету, обтянутому морщинистой кожей старуха, забота о которой была возложена на плечи дочери, как сказал сам старик Вилман: "Самый дорогой мне человек. Я не могу позволить ей умереть. Саманта помогла мне стать тем, кем я являюсь по сей день. И моя вина, моя, а не ее, что у нас родилась бесплодная дочь". И вправду, тяжелый труд и яд предприятия оставили неизгладимый отпечаток на физическом и психическом здоровье Вилмана.
Дочь была ничем, пустым местом в этом доме. Прислугой за отцом и его супругой. Вилман, даже не считал ее за полноценную личность, противореча самому себе - виноват в этом я, а дочь все равно никто, ибо не сможет родить нам с матерью внуков.
Мы с Вилманом невзлюбили друг друга с первого дня. Вечные споры по поводу и без доводили Анжелику до слез. Она хватала свою красную кожаную куртку, которую я подарил ей на месяц наших отношений, и в истерике выбегала из дому. Тогда мы со стариком Вилманом, выпустив весь свой пыл, бежали на поиски, находя ее то в парке у озера, то у какого-нибудь бара или захудалой кафешки. И вот однажды случилось непоправимое. Я проклинаю чертового Вилмана! Этого грязного ублюдка и самого себя, пустоголового кретина, за тот трагический зимний вечер...
Мы с Вилманом сидели за столом и потягивали холодное пиво, обмениваясь ненавистными взглядами. Шла неделя с тех пор, как мы заключили "перемирие", чтобы не расстраивать Анжелику. Разговор не клеился, и я сорвался... Я попросил передать соль, и Вилман, оторвавшись от своей дурацкой газеты, с которой шастал по всей квартире, не расставаясь с ней на секунду даже в туалете, швырнул миску, которая пересыпалась на мои новые штаны. Вспыхнул новый скандал. Вилман орал, сотрясая могучими рабочими кулаками и брызгая на меня своими слюнями (еще один раздражающий фактор в этой поганой личности), и я не выдержал. Завязалась драка, в которой мы упали на пол, и я оказался сверху, сжимая руками его горло. Хотелось удавить эту погань, но я его отпустил. Я ослабил хватку, помогая тому встать. Старик напротив, залепил мне в глаз тяжелой кастрюлей. Я упал и просто лежал, содрогаясь от тяжелых ударов ногами, и тогда раздался крик... испуганный крик Анжелики. Мы переглянулись, и Вилман бросился в комнату, я поспешил за ним.
Анжелика сидела на коленях перед Самантой, из горла которой, торчала ложка. Видимо, Анжелика испугалась наших криков, когда кормила мать и ложка угодила той в глотку... Вилман рухнул на пол, схватившись за сердце. В один краткий миг, из наглого и властного сорвиголовы, он превратился в простого жалкого старика... Анжелика же влепила мне пощечину и выбежала из квартиры. Я не последовал за ней, равно как и Вилман. Я присел рядом с ним молча, глядя в никуда...
Через неделю после похорон, она уехала в Англию. Навсегда. Разбитый горем Вилман таял подобно свече. Я старался его утешить, как мог. Впервые в жизни мне было его искренне жаль...
Старик скончался спустя две недели от сердечного приступа. Я положил на могилу две красные розы. Вот так за месяц побывав на похоронах дважды.
Воспоминания и осознание случившегося сводили с ума. "Я сорвался на того вредного старика, я не удержал Анжелику и я не выполнил условия! Я перекормил эту мерзкую тварюгу. Будь она проклята! Но уж нет, я не дамся, пусть попробуют отобрать мою жизнь!" - с этими мыслями я бросился к шкафу с инструментами и взял там топор. Пусть попробуют вырвать его из моих заледенелых пальцев!
Ожидание... оно утомительно и просто невыносимо. Тем лучше. Я рад, что все закончится именно так. Очевидно, что меня убьют. Два года, два пустых года... Когда жизнь превращается в жалкое существование и стремление к саморазрушению - так долго продолжаться не может. Либо наступят положительные перемены, либо все оборвется... Как там... Воин попадает в Вальхаллу, если прощается с жизнью, храбро сражаясь... Бред. Какой с меня в задницу воин, я слабак, которого преследуют тени прошлого.
Уже час. Час как я вижу Анжелику. Вон, на стене, проступают ее черты.
Но что она говорит? Я не слышу слов, с ее уст не доносится ни звука.
Прошел еще час... еще один час... Ну, где же Вы? Почему не идете за своим отпрыском? Я, гляди, и не дождусь, спать лягу.
- Анжелика, как ты на это смотришь?
Я должен, я... Я так больше не могу... Простишь ли ты...
- Анжелика, да, я виноват. Я вспылил, я снова поддался эмоциям. Прости меня. Это я во всем виноват... ты простишь меня, Анжелика?
На часах - десять тридцать, и она пропала. Ее образ растворился... Я схожу с ума...
Как и в прошлый раз, они явились из ниоткуда. Два анорексика... Парят в нескольких сантиметрах над землей, излучая тусклое свечение. Смотрят на меня, склонив головы на бок. У меня нет сил, чтобы встать, не то чтобы противостоять им...
Один из них подплыл к детской кроватке и вернулся с черным тельцем на руках. "Цикл завершен, начинается новый цикл. Преображение", - прозвучало в моей голове. Нечто вроде искаженной имитации моего же голоса...
И они растворились в сумраке моей комнаты, оставив за собой нечто вроде парящих перьев, или...
Не знаю, сколько сейчас времени. Я не вижу часов. Комната погружена во тьму, и только эти перья, парящие повсюду. Их видно. И они постепенно приобретают формы, очертания...
Очертания Анжелики...
Источник.
Новость отредактировал femmka - 12-01-2016, 12:01
Ключевые слова: Уродец тварь гипноз авторская история