Городской Ангел. Часть 2
К концу вечера я уже мало что соображал. Легче мне не стало. Тосты кончились, теперь мы просто пили. Кафешка готовилась закрываться. Олечка принесла счет, извинилась и сообщила в вежливой форме, что пора выметаться.— Не вопрос, – Алексей достал несколько крупных купюр и, не глядя, сунул в кожаную книжку со счетом. – Давай, Колян, собирайся. Я пойду пока отолью.
Я натянул пальто. Сел за опустевшим столиком и с пьяной тоской принялся разглядывать загорелые бедра пляшущей на плоском экране певички. Звук отключили. Оно и к лучшему – не для того их на экраны выпускают, чтобы их слушали.
Я все еще думал, что делать дальше, когда Алексей вернулся и, накинув куртку, потащил меня на улицу.
Ветер подхватил подолы распахнутого пальто. Небо сыпало звездами, а редкие облака – снегом. Холодные комки таяли за воротником. Мне было все равно. Безразлично и отстраненно я пытался шагать рядом с новым знакомым. Ноги заплетались, то и дело проваливались в сугробы в стороне от протоптанной дороги.
— Сорвал я тебе охоту, - сказал я, - сейчас бы грелся с одной из тех брюнеточек.
— Ничего ты, Коля, не сорвал. Ты где живешь? – спросил Алексей.
— Ленина, три-восемнадцать, – сказал я на автомате, и только потом понял, что туда мне нельзя. Хрен его знает, где я теперь живу. Неделю перебирался по знакомым. Танька звонила, сказала, что Светика к матери своей отправила, чтобы я дома ночевал, она, мол, перетерпит, пока все не кончится. Перетерпит она, бл**ь…
Матери говорить было стыдно, но пришлось. Теперь осел у нее. Отец год как преставился, хоть он моего позора не застал.
— На Миры мне, - поправился я. – Проспект Мира, тринадцать. Первый подъезд. Четвертая квартира.
— Покамест такая точность ни к чему, для такси хватит и дома. К дочке, что ль, решил?
— Не в таком виде. У матери живу сейчас.
Я споткнулся. Алексей ухватил меня за рукав. Я вывалился из пальто и зарылся в снег.
Алексей ругнулся и помог мне подняться. Он обтряхнул снег, накинул и застегнул пальто.
— Да, к теще тебе сегодня лучше не соваться. Дочка-то у нее сейчас.
— Ага, - буркнул я.
— А теща где живет?
— Ты не поверишь, - продекламировал я, - на Каштановой.
— И что?
— Дом шесть, квартира шестьдесят шесть, вот что.
Алексей рассмеялся. А мне что-то было не очень смешно. Я смотрел на горящий в незнакомых окнах свет. Одежда промокла от подтаявшего снега. Пьяная дурь отпускала, становилось холодно. Я не хотел ничего, лишь бы быстрее добраться до кровати, стянуть мокрую одежду и зарыться в постель. И возможно, больше не проснуться.
Мы свернули в темную арку, и только тогда я понял, что не знаю, куда иду. Я пытался сориентироваться, но что там говорить, я и трезвый не шибко разбирался в анатомии города. Я знал названия главных улиц и остановок, мог передвигаться по венам закольцованных дорог, но легко терялся в переплетениях маленьких переулков и в бесхарактерных однотипных двориках. Неизменно сломанные качели и пустые песочницы – летом. Разваленные пьяными подростками снежные крепости и совокупляющиеся снеговики – зимой. Душные рюмочные и дешевые ларьки на каждом углу. Здесь не к чему было привязаться глазу.
— Куда мы идем?
— Вернем тебе любовь, - ответил Алексей.
— Чего?
Алексей прижал меня к обоссаной стене. Даже мороз и холодный ветер не в силах были проветрить загаженный проход.
— Сегодня отличный день для охоты, ты так не думаешь?
Алексей скинул куртку.
— Ты что, голубой?
— Нет, - лунный свет отразился на лезвии опасной бритвы, - я кроваво-красный.
Алексей закатал рукав. Руку покрывали десятки свежих и зарубцевавшихся шрамов. В одно мгновение к ним прибавилось еще несколько. Алексей встряхнул лезвие, и на снегу расцвели пурпурные цветы.
— С ума сошел?
— Два года назад, - ответил Алексей, - когда понял, что не могу умереть.
Я смотрел на растекающуюся по руке паутину крови.
Адреналин ударил в голову, подстегнул сердце и смягчил действие алкоголя.
Горячие струи потекли вспять. Раны на руке, казалось, дышали, вспучиваясь и опускаясь, они всасывали кровь. Искусственные губы сомкнулись, возвратив себе все без остатка, и только тонкие линии запекшейся крови остались на месте глубоких порезов.
— Видишь? – довольно прокомментировал Алексей. – Почти то же самое произошло в первый раз, когда я выпрыгнул из окна. С той лишь разницей, что тогда я еще чувствовал боль. Город научил меня жить после смерти. Он сам давно мертв.
Лезвие взметнулось в сторону арки, где за пределами переулка, в темноте внутреннего двора, горели окна.
— Посмотри на эти оранжевые трупные пятна. Посмотри на мерцающие телевизионным током болячки города. Что ты видишь?
Я молчал. Я едва понимал что происходит.
— Это следы болезни, - продолжил Алексей. - Недуг, имя которому – безразличие! Это город одиночек. Холодных теней, снующих по одним лишь им ведомым делам. Делам пустым, как сердца горожан. Здесь никому ни до кого нет дела. И это не станет для тебя откровением. Ты сам все прекрасно видишь. Все это видят. И принимают как должное. Но только не я.
- Ты сумасшедший!
- Лишь отчасти, - улыбнулся Алексей. – Ты прав, невозможно сохранить разум, питаясь с городом из одной миски. А когда начинаешь делить с ним дыхание – понимаешь, что пути назад нет, что не станешь прежним никогда.
Алексей продолжал говорить. Втирал ахинею о душе города, о пустоте, о еще каких-то эфемерных вещах. Я потерял внимание к безумным речам. Что это было – пьяная горячка, шизофрения, паранойя? Мне было все равно. Я понимал лишь одно – Алексей опасен. Мне срочно нужно было действовать. Я оттолкнул его, но безумец успел ухватить меня за запястье, и мы рухнули в притоптанный снег. Слишком поздно я понял, что не смогу справиться с Алексеем, и тот уложил меня на лопатки, а сам уселся сверху, прижав мои руки коленями. Лезвие опасной бритвы мелькнуло в темноте и зависло у меня перед лицом.
- А вот это лишнее, - упрекнул Алексей, - ты все равно меня выслушаешь. Придется.
Из глубины двора раздались звуки скрипящего снега. Кто-то шел. Я взмолился, чтобы ночной прохожий заглянул в арку. Алексей тоже услышал шаги и как-то странно заулыбался. Его зубы находились в ужасном состоянии. Гнилые, почерневшие, похожие на каменные огрызки. Все обаяние Алексея разом исчезло. Я словно находился в мороке, как мог я не замечать уродство собеседника раньше? Безумная ухмылка сделала Алексея отвратительным. Почему-то я вспомнил Чеширского кота из Алисы.
Алексей, похоже, перестал контролировать себя. Я видел, как по обветренным губам стекала слюна и капала мне на одежду. И еще мне показалась, что из его рта сочится тьма. Черные ленты теней, извивающиеся, словно черви - они покрыли его лицо и поползли вниз.
Прохожий свернул в арку. Это был плотный мужчина с густой бородой и усами. Я ожидал, что он замрет на мгновение, увидев нас, поймет, что происходит, и, в крайнем случае, хотя бы позовет на помощь. Но он даже не сбавил шаг. Он шел себе и шел, мимо лежащих в снегу людей, у одного из которых в руке сверкало лезвие. Когда бородатый проходил мимо, Алексей расхохотался.
- Совсем охренели, пе**ки! – сказал, бородатый и ускорил шаг.
- Ты видишь? – спросил Алексей. – Город хранит нас. Он укрыл нас там, куда вы все так боитесь заглянуть. Он окутал нас грязью, темнотой и пороком. Всем тем, чем вы так упорно его кормите. Смываете свое дерьмо в каменную глотку, лишь бы не видеть грязи самому.
Я продолжал смотреть в спину уходящему прохожему, все еще не веря, что тот просто пройдет мимо.
- Вижу ты, Коля, не можешь понять, почему он не обращает внимания? – спросил Алексей. – Ему плевать. Сейчас он занят совсем другими мыслями. Этот солидный с виду мужик думает о своей престарелой матери. Когда же она откинет концы, и он сможет переехать в ее квартиру. Свою двушку он уже решил продать и купить на эти деньги машину. Город провел его на поводке страха. Он не посмотрел на нас, потому что боялся, что его грязные мечты будут подслушаны. Город показал ему двух грязных бомжей, попихивающихся на морозе. Понятно, что он обошел нас стороной, ты бы не обошел?
Я рванулся под Алексеем. Безрезультатно.
- Что тебе нужно? – не выдержал я.
- Наконец-то. Вот это деловой разговор. А то я уж подумал, что просто теряю время. Ты так упорно не желаешь слушать. Самое время сделать это. Сейчас я буду говорить о вещах, которые бесповоротно изменят твою жизнь. Ты так хотел вернуть любовь, что я решил помочь тебе. Когда я все закончу, ты вновь обретешь ее. И это будет не просто слово, это будут настоящие чистые чувства, не подвластные забвению, а безразличие умрет в тебе навсегда.
Алексей громко шмыгнул носом и вытер губы тыльной стороной кулака, в котором держал опаску. Постепенно он возвращал себе облик того здравомыслящего приятного человека, что подсел сегодня ко мне за столик. Но меня он больше не мог обмануть, я увидел его нутро, и теперь никакая маска не заставит забыть об этом.
- Итак, ты хочешь, чтобы Таня вернулась к тебе?
Я не ответил. Я не желал оголять чувства перед полоумным.
- Опять начинается, – протянул Алексей, запрокинув голову к исписанному граффити потолку переулка.
Алексей шумно выдохнул.
- Значит так, - продолжил он. – Или ты отвечаешь на мои вопросы, или я кончаю тебя прямо сейчас и иду дальше по своим делам. Ты хочешь, чтобы Таня вернулась к тебе? Да или нет?
- Да, – буркнул я.
Нужно было что-то делать, сбросить Алексея у меня не получилось, слишком тяжелым кабаном тот оказался, к тому же узкое пальто не давало свободно действовать. Мне нужны были другие варианты, но голова отказывалась работать. В тот момент я был способен только заорать, но я понимал: когда к горлу приставлено лезвие – это не лучший вариант. Оказаться с перерезанной глоткой – слишком простой и сумбурный финал. Оставалось только выждать и понять, что за игру затеял псих.
- Отлично, - сказал Алексей. – У меня есть два предложения. Одно из них подразумевает, что Таня остается с тобой и духовно и физически. Второе – она останется с тобой, но только в твоем сердце и в глазах твоей дочери.
- Да о чем ты говоришь?
- Я говорю тебе: чтобы полюбить то, к чему остыл – нужно потерять это.
- Стой-стой-стой, - я, кажется, начинал понимать, что за безумие задумал Алексей. Весь этот интерес к адресам – жены, дочери – теперь становился понятным.
– Но я и так все потерял.
- О, нет. Здесь нужно не простое сожаление. Нужно раскаяние. Настоящее. Искреннее. Только представь, как сблизит вас потеря дочери. Или же вообрази всю гамму чувств, которую будешь испытывать к Свете, если не станет твоей жены. Такие эмоции не умирают. Они остаются навсегда, потому что в них появляется примесь боли. А боль не так просто убить. Это все равно, что сделать татуировку на душе. Тебе остается лишь выбрать рисунок, который я должен нанести.
- Я не собираюсь ничего выбирать!
- А придется.
Алексей провел бритвой по моей щеке. Тягучее тепло растеклось по щеке. Я задергался в яростном припадке, замотал головой, разбрызгивая кровь по всему лицу, но даже сейчас я не мог выбраться из-под мучителя.
- Успокойся, – Алексей посмотрел на бритву, стряхнул кровь, словно брадобрей, избавляющий инструмент от излишка пены. – Хватит притворяться. Прислушайся к себе. Ведь это совсем не больно.
С легкостью художника, наносящего мазок на холст, он разрезал мне вторую щеку. Я почти ничего не почувствовал. Мое лицо просто потеряло чувствительность на морозе, или это было нечто вроде гипноза?
- Удивлен?
Алексей заулыбался.
- Твоя плоть пуста, - продолжил он, - она не может болеть. Боль идет изнутри.
Он сделал еще один порез… Становилось все труднее дышать. Мысли порвались. Вместе с ними ушло ощущение реальности происходящего. Я почувствовал обреченность и смирение. Что еще мне ждать от жизни? Я уже потерял все. Желание умереть последнее время тяжелым туманом разъедало сердце… А теперь полностью овладело мной. Я сдался.
- Убей меня, - сказал я, - я все равно не буду выбирать.
Алексей почувствовал, как я расслабился под ним, обмяк, превратился в пустую куклу.
- Нет. Так не пойдет. Ты хороший человек. Чище многих в этом городе. Ты будешь жить.
Алексей вытер лезвие об мое пальто и сложил бритву.
- Хорошо, - сказал он таким тоном, как будто мы о чем-то договорились. – Я понимаю, это тяжелый выбор. Сложно вот так вот принять решение. Представь что я болезнь. СПИД. Мной больны твоя жена и дочь, но у тебя, в отличие от большинства, есть панацея. Есть возможность спасти одну из них.
- Я не могу, - простонал я. – Пожалуйста, оставь мою семью в покое, если и правда хочешь добра.
- Ну-ну, не раскисай.
Алексей похлопал меня по лицу, от чего его рука облачилась в кровавую перчатку.
- Если ты не выберешь, я убью их обоих. Давай, закрой глаза.
Он укрыл ладонью мое лицо. "Ну пожалуйста, - думал я, - перережь горло и дело с концом. Пусть все это закончится".
- Избавься от мыслей. Отдайся темноте.
Алексей наклонился и прошептал на ухо:
- Тебе не нужно думать. От мыслей одни сомнения, одни терзания. Забудь о всех, забудь обо всем, забудь обо мне, о себе, о том где ты и что происходит. Растворись в тишине, послушай, как бьется твое сердце.
Он продолжал говорить, и слова шипели в такт с биением сердца. Мягкость и непринужденность обняли меня заботливыми руками. В голове зазвенели тихие голоса. Мелкой дрожью раскатился внутри смех, замелькали мотыльки улыбок.
- Просто назови имя.
И я назвал. Сказал, улыбаясь, как идиот.
Алексей поднялся. Он покопался в кармане куртки, достал пачку сигарет, выудил одну, закурил и бросил сигареты на снег передо мной.
Он выглядел довольным.
- Я найду тебя, урод… - от осознания беспомощности собственных слов я расплакался.
- Покури. Побереги нервы, - Алексей выпустил в воздух плотное облако пара перемешанного с табачным дымом. – Ты даже имени моего не знаешь. Сегодня я Алексей, вчера был Виктором, завтра… Не знаю, может быть, Николаем. Я – городской ангел. Я дух и плоть города. Для одних я уродлив, для других – красив и величественен, одним я кажусь воплощением анархии, другим – оплотом тишины и уюта. Люди видят во мне то, что им нужно, не больше - не меньше. Я узнал, кто тебе дороже. И я обещаю – ты будешь с ней.
Алексей развернулся и пошел прочь. Я слишком поздно пришел в себя, поднялся с земли, раздавив рукой открытую сигаретную пачку, в тот самый миг Алексей вышел из переулка. Его фигура шагнула в темноту снежной ветряной ночи, и он исчез за нитями снега и ветра. Я услышал хлопок, похожий на взмах огромных крыльев, и все.
Я нашел в снегу сигарету. Поднялся, закурил и направился в ночь, сквозь незнакомые улицы. Мобильного у меня не было, он остался у Алексея, я только сейчас это заметил. Я не знал, что делать. Стучаться в случайную квартиру с исполосованным и красным от крови лицом? Искать опорный пункт? Что-то подсказывало мне, что город не даст мне помешать своему протеже.
Я брел через ночь, сдерживая отвращение и омерзение к самому себе, и среди вьющегося снега, через пелену слез мне мерещились знакомые улыбки – те, что останутся со мной навсегда.
Новость отредактировал Таис - 12-01-2014, 20:47
Ключевые слова: Ангел нож кровь выбор