Песня третья. В гостях у карлика
Перескакивая с валуна на валун, от замка удалялась пыльная фигура, все время раздраженно отплевываясь. Этот день снова не принес удачи. Вот уже который десяток лет Бард странствовал из уголка в уголок, в надежде найти что-то, чего не было в предыдущем пристанище. Но в этом одинаковом мире менялись только лица и качество выпивки… Куда бы он не приходил, везде встречали песенника одобрительным гомоном, везде угощали вином и везде просили сыграть. Последнее он делал с огромным удовольствием и еще ни разу не повторился в мотивах и тексте. Да, каждый раз он привносил что-то новое, а ему отвечали приевшимся старым и становилось, откровенно говоря, скучно… А когда есть скука - и работа не идет должным образом. Вскоре юношу с головой накрыл шум улицы – под свои мрачные мысли он успел спуститься в прилежащую к замку деревню. В само строение его не пустили и даже осмеяли. Желание снова сделать по-своему кипело в бессмертной груди, но почему-то Бард решил не растрачиваться на досадный пустяк. Где-то в глубине было чувство, что скоро его пустят туда добровольно.Сегодняшний день явно отличался для окружающих от всех других, и он вскоре понял чем. На рыночную площадь прибыл караван, торгующий рабами. Наспех сколоченная деревянная сцена умещала на себе около семидесяти невольных всех полов и возрастов. Интерес вскоре совсем отогнал тягость на душе и Бард уже стоял одним из первых у постамента. Работорговцы носили одинаковые камзолы в лиловые и желтые полосы, одинаковые шляпы с разноцветными перьями и одинаковые козлиные бородки. Даже ненависти к «низшим» людям в них накопилось одинаково. Бард с явным интересом всматривался в них и все впитывал, впитывал, впитывал… Все таки решение о скуке было слишком поспешным. Тут на край сцены вывели юную невольницу лет семнадцати, она была совершенно нагая, с длинными спутанными волосами, за которыми было не разглядеть опущенного к груди пристыженного лица. За девчушку тут же начали торг. Каждый раз, когда меняли цену, рабыня вздрагивала и, казалось, сжималась еще больше. Один лишь Бард стоял в беснующей толпе крикунов, пожирая ее взглядом. Работорговцы явно были довольны вскоре заплаченной за девушку суммой – они и не надеялись получить столько за «эту грязную тварь». Человек с мягким добрым лицом, купивший ее, был ласков с социальной пленницей и та даже вскоре просияла. Бард все так же безмолвно проводил их взглядом и повернулся к следующему кону…
Когда аукцион кончился, был уже глубокий вечер. Торговцы были очень довольны сегодняшним уловом – еще бы, удалось продать почти всех рабов! А Бард тут же в задумчивости отправился в ближайшую таверну. Вечер прошел, как и многие другие, хотя Зеро (так он себя называл публике последние пятнадцать лет) пел и пил меньше обычного – так он был задумчив. Юноша решил не ночевать и отправиться в следующую деревню вслед за караваном. Покинув приветливую обстановку через черный ход, он наткнулся на прелестнейшую картину на заднем дворе: какой-то почтенный лорд в окружении восьми охранников домогался дочки булочника. Та уже лежала на наваленных мешках полуголой, с разорванным верхом платья:
- Не благородное это дело, трогать невинное дитя. – Бард вырос словно из ниоткуда, загородив своею рукой всхлипывающую девушку. – Особенно такой знатной особе.
Лорд был явно выпившим и, судя по непроницаемым лицам охраны, подобное поведение было делом обычным:
- Проваливай, крысеныш, и не лезь не в свое дело. – Прошипел господин, хватаясь за лежащую в ножнах шпагу. – Эта деревня принадлежит моему брату, значит, и мне тоже. А она живет в этой деревне. Она моя собственность, ясно?
- В законах нигде не прописано, чтобы свободный человек был чьей-либо собственностью. Свободные люди платят налоги своему господину и не более. – Невозмутимо ответил Зеро. – Дитя. Скажи, твой отец исправно платит налоги? – Девушка испуганно закивала. – Ну вот видите. Иди, девочка, скорее домой. Темнота не время для одиноких прогулок.
И знатный лорд, и его спутники опешили от такой внезапной наглости, но девушке хватило этого краткого замешательства, чтобы сбежать.
- Да как ты посмел помешать мне! – Зеро с насмешкой наблюдал, как тот пытается вынуть шпагу из заржавевших ножен, которых она уже давно не покидала. - Да я тебя… - Не вытерпев, лорд замахнулся на него бесполезной железкой, словно это была дубинка, и тут же отлетел прямо на руки своей охране от оглушительной пощечины, - Схватить его!! – заверещал пьяный, в ярости размахивая руками и ногами, - Схватить и бросить в темницу!!
Бард поначалу думал сопротивляться, но потом решил, что это будет интересным приключением, и играючи позволил страже связать его.
Всего полчаса волочения по пыльным дорогам, и его передали из рук в руки заведующему камерами и его помощнику. Те взяли Барда под руки и повели вниз по винтовой каменной лестнице, скупо освещенной светом факелов. В подвалах замка томилось множество пленников, а в воздухе так и висели их стоны и крики. Подземная стража сидела за обшарпанным столом и рубилась в карты:
- Кто ты и как звать тебя? – со смешком спросил один из них, перетасовывая колоду.
- Я Король! – Гордо воскликнул Зеро с едва уловимой улыбкой и шагнул вперед. Это вызвало неминуемый хохот у собравшихся.
- Король? Интересно только, чего?
- Я Царь умов человеческих, господа. – Его улыбка стала еще шире, а хохот еще громче.
- Посадите его в клетку к карлику. Пусть тешутся там друг с другом, сумасшедшие быстро находят общий язык!
Сказано – сделано. Когда Зеро впихнули в тесную камеру, то он был уже без кинжала, небольшой сумы и, что самое горькое, лютни. Но чем черт не шутит? Только вот Бард не шутил, решив остаться на милость терпению и времени. В первую минуту показалось, что камера пуста, пока из темного угла не раздался всхлип, и куча грузного тряпья не покатилась к полоске света за спиной юноши. Бард обернулся и увидел мерцающие средь ожившего хлама глаза. Тряпье снова ухнуло и, дернувшись, встало в полный, хоть и невеликий, рост… Эта хламида заключала в себе карлика, который, потирая прижатые к телу ручки, дрожал на крысиный манер и все время водил взглядом:
- Кто ты и как посмел явиться в мои владения? – пропищал он и наконец-то остановил свой взгляд на лице Зеро.
- Прошу простить меня, господин. – Совершенно серьезно вторил Бард и учтиво поклонился, - Я совсем не хотел тревожить ваш покой. Но я ищу приюта.
- Приюта? – Глазки карлика снова забегали. – А ты уверен, что хочешь сыскать его именно здесь? Не боишься ли быть проклятым или убитым собственными руками?
- Не боюсь, сэр, ибо я был отмечен самою смертью, и мне незачем ее бояться, ибо после этого мы с ней добрые друзья. Разрешите же мне скрасить ваше одиночество, вызванное у простых людей животным страхом.
Карлик, кажется, успокоился и стал чувствовать себя более расслабленно:
- Тогда проходи, смелый путник, - величественно произнес он и поманил рукой с длинными скрюченными пальцами, - и знай, что как ты помазанник смерти, так и я сын гнева Господня. Меня зовут Борис. Я Царь подземного королевства, из которого был призван Божеской дланью и ей же повержен в эту каменную утробу, покуда не поймаю сбежавшую по моей оплошности Тень!
- Я такой же король, как и вы. – Бард вежливо кивнул, признавая равного своему «королевскому величеству», - Только моя доля править умами!
- О! Оо! Так ты послан мне самим проведением! – Борис забегал по тесной камере, выметая то тут, то там тряпья, чтобы соорудить своему гостю седалище, - Садитесь же, почтенный господин. – Бард с учтивым кивком принял почести, - Но где же ваш скипетр? – еще больше взволновался карлик, осматривая своего «спасителя», - Без него вам нет власти!
- Увы, - с искренней грустью ответил Зеро, - по воле судьбы он был забран непросвещенным. Но вот увидите, что, стоит немного подождать, и он снова вернется в мои страждущие руки.
Борис то ли в гневе, то ли в восхищении вскрикнул и даже слегка подпрыгнул.
- Эй, там, чего расшумелись? – Пришел заспанный тюремщик и сунул две миски с каким то варевом под решетки, - Вот жрачка. Только ешьте ее молча.
- Да ладно тебе, чего с психов то возьмешь? – донеслось откуда-то из-за угла, - Они живут своими понятиями.
- Психи-не психи, а спать то охота… - Тюремщик широко зевнул, - И чтобы не звука тут мне, ясно?
Как только стражник ушел, Борис с неистовым восторгом бросился к тюремному пайку. Бард неумолимым жестом отказался от еды (на радость недоедающему карлику) и, соорудив себе ложе поудобнее, лег спать.
Шли недели, и Бард уже успел хорошо изучить своего сокамерника. У Бориса были две стадии, которые делились на день и ночь (хотя в подземелье было и незаметно, что чем сменялось). По ночам карлик был приветливым и учтивым Царем подземного царства, а днем превращался в жутчайшим образом стонущую живую рухлядь. Он забивался по углам и выцарапывал гвоздем на стенах кресты, причем, видимо, занимался этим настолько давно, что в камне были настоящие вертикальные рвы. При этом Борис что-то все время бубнил себе под нос на своем языке – то ли заклинания, то ли призывы пропавшей тени. Зеро даже подумывал уже пожалеть о своей идее побыть в заключении, ведь у него забрали лютню, а значит и весь смысл дальше жить. Но вскоре он совсем прогнал мысли прочь и лишь насвистывал под нос новые мелодии.
Тут у одного из стражников случился день рождения – накрыли поляну, шумели и веселились. Бард долго тянулся на шум и запах вина, пока не пришло время кормежки. Юноша потянул служащего за рукав и с невинной улыбкой спросил:
- А лютня моя у вас?
- Ну а как же. Все там, в подсобке. – ответил молодой человек, уже явно не думавший о грустном обороте жизни, ибо изрядно выпил.
- Дайте мне ее, пожалуйста, - в глазах безумца блеснул странный огонек, - я вам сыграю. У вашего друга ведь день рождения.
- Музыкант что ли?... Ну, ладно… Эй, Генри! – окликнул он кого-то из празднующих, - Тащи эту сюда… Балалайку заморскую. Он нам сыграет.
Когда Барду подали лютню, то его руки затряслись от возбуждения, а рот слегка приоткрылся и исказился в ломаную линию. Юноша прижимал к себе инструмент и ласково гладил его, словно любимого ребенка. Но как только воцарилась тишина, он коснулся струн. По темницам разнесся мягкий перебор и полилась песня:
Ах Марья-Марьяна, всегда весела,
С широкой улыбкой все ходит она,
Уж лето остыло, прошла и зима,
А дева все так же добра и мила.
Росой земляника укрылась в лесах,
И косы уснули на белых плечах,
В руках коробок, и вот в лес босиком
Ушла, не вернувшись в отеческий дом.
Жила Мэри-Сью – еще та уж кокетка,
Но все ж лучших качеств вобрала букеты,
Добра, весела, как ручья перезвон,
Легка и певуча, как девичий сон.
Но вот солнца луч осветил вдруг листочки –
В лесу проросли земляники росточки,
Уж красным налились и сладким вином,
В росе окаймленные как серебром.
Скорей поспешила к поляне одна,
Но не вернулась уж вскоре она…
Была Натали, как весною туманы –
Загадочна, странна и с долькой дурмана.
И в черных глазах не найти уж покоя,
Там плещется бурею черное море.
На тонких губах не мелькнет вскользь улыбки,
А тонкие пальцы блуждают по скрипке.
Но как-то в лесу погулять довелось,
На мягких травах так сладко спалось,
А земляника была так вкусна!
И так же домой не вернулась она.
Наташа игралась с котенком в сенях,
Играли сережки в погасших лучах,
Тиха и спокойна, но добрая дева –
Уже земляника в июле поспела…
Передник потуже – скорее, бегом!
Но не нашлось вскорь дороги ей в дом…
Сладкая ягода тоже не прочь
С кем-то свести эту темную ночь,
Самую мякоть к себе увела,
Всю красоту для себя забрала.
Долго еще шли легенды о них,
О духах пропавших среди земляник.
На лице Зеро играло чистое блаженство, стражники одобрительно переглядывались и хлопали друг друга по плечам:
- Налейте ему, налейте ему вина!
И лишь Борис в восхищении шептал:
- Ты настоящий повелитель умов…
Так и понеслось дальше: Бард играл, а стражники приносили ему что-то помимо дежурного пайка. Не редко эти песни даже сбывались. Вскоре слухи о том, какие концерты устраиваются в подземельях, дошли и до герцога этого замка, и ему самому стало интересно поглядеть на этого музыканта-предсказателя. И вот уже Зеро предстал перед самим лордом на званом обеде. Не смотря на то, что он был пленником, с юношей обращались почти как со святым – настолько сильно было раболепство всех, когда-либо слышавших его пение.
- Сыграй нам, - снисходительно произнес лорд, - и будешь отпущен. – все присутствующие знали о слухах и о том, что песни сбывались, и потому затаили дыхание.
Бард непринужденно откинул волосы со лба, выпил из чьего-то кубка и начал…
Я чувствую запах измены,
Изрядно дымится костром,
И эти когда-то надежные стены
Давно уж не каменный дом.
Уже пора начать бояться
И видеть тени по углам,
Услышь – они начнут шептаться,
В презренье к господам.
Покуда столько мрачной силы
Взойдет из глубины –
Не избежать тебе могилы,
Мой непокорный сир…
- Хватит! Замолкни! – герцог в ярости стукнул по столу и крикнул солдатам, - На виселицу его! Живо!
Но никто даже не пошевелился, потому что зал был пуст. В нем не было ни одного прислужника, и лишь щелкнул засов за дверью, сквозь щель в помещение повалил дым…
Поначалу все вельможи замерли в страхе, а затем началась паника. Скреблись во все щели, пытались выломать дверь, стучали в нее с криками выпустить. В окно было не выпрыгнуть, ибо зала находилась на четвертом этаже (любимое число лорда). А Бард все это время стоял на месте и, улыбаясь, наблюдал за происходящим. Герцог был потерян, раздавлен, разбит… И единственным виновником на этот момент ему показался певчий.
- Ты!! – взвыл он и, схватив со стола нож, двинулся к стоявшему в клубах дыма юноше, - Это все ты!!
Но Бард, ловко увернувшись и залихватски поправив шляпу, выпрыгнул в окно:
- Встретимся в аду, лорд Герцог!
В этот день в землях, принадлежащих лорду, наступил покой. И лишь только сажа еще долго не смывалась со стен замка.
- Всепоглощающий… - отметил Борис под мягкие шаги спутника.
Ключевые слова: Бард Герцог Замок Пожар