Зеркало
Он улыбался. Приветливо и добродушно. Как улыбаются старому другу или просто давнему знакомому, с которым вроде и общаешься нечасто, но всегда рад его видеть. Давно мне так никто не улыбался. Это даже настораживало. Обычно улыбающихся людей стоило бояться куда больше, чем угрюмых. Всегда думал, что если у человека лицо понурое, значит его жизнь помотала изрядно, нет у него сил что-то плохое делать другим. Побитая собака может только скулить и полезет драться, только если самому на нее напасть. А я не нападал. Я всегда старался держаться подальше ото всех. Потому ко мне с улыбкой подходили либо те, кто хочет меня использовать, либо больные. И тех и других стоило сторониться. До добра они точно не доведут, а сделать свою улыбку шире за счет чужой боли и чужого горя они всегда рады.Тем более меня настораживал тот факт, что это был я – мое отражение в зеркале. Не совсем я, конечно, я сам и забыл каково это – улыбаться добродушно. Если какая-то шальная улыбка и кривила мое лицо, то только злорадная, когда еще одна скотина не могла ничего поиметь за мой счет. Нет, улыбающимся человеком был не я, а кто-то другой. Либо другой я, альтернативный, если можно так выразиться, либо кто-то, нацепивший мое лицо, чтобы помучить меня лишний раз, показать какого человека я в себе потерял и кем мог бы стать, если бы всё пошло иначе.
О том, что это был кто-то другой, кричали мелкие детали, они бросались в глаза, неприятно их резали. Я, конечно, узнавал себя: та же одежда, те же черты лица, но всё было другое. Не было старого шрама на щеке, морщин от постоянного стресса, преждевременной седины на висках. И взгляд. Он был совсем другой. Казалось бы, эти маленькие, глубоко посаженные, стального цвета глаза просто созданы для того, чтобы зло глядеть исподлобья, спрятавшись под большой надбровной дугой, что они не способны на добрый взгляд, но его взгляд был другим. От него веяло теплом и доброжелательностью и, что самое отвратительное – сочувствием. Он смотрел на меня как успешный человек смотрит на непутевого младшего брата: дурня, идиота, но всё же своего, родного.
Он и выглядел куда успешнее меня. На мне была помятая майка-алкоголичка с жирными пятнами от еды. Его – была чистая и выглаженная. Вместо неухоженной колючей щетины было гладко выбритое лицо. Вместо сальных, уже долгое время не знавших расчески волос, была аккуратная прическа. Всё это раздражало и выводило из себя.
Я процедил сквозь зубы: «Да как ты, паскуда такая, смеешь улыбаться, когда Я страдаю?! Как ты, гниль проклятая, смеешь быть таким беззаботным и безмятежным, когда Я жопу рву, чтобы просто выжить?! Как ты, мразь, смеешь выглядеть таким жизнерадостным, когда Я сам давно бы вздернулся, но мне духу не хватает? Как ты смеешь? Как ты смеешь?!»
Прокричав последний вопрос, я со всего размаху ударил по зеркалу, висевшему над раковиной. От удара оно пошло трещинами, но устояло. Крепления выдержали. Паутина трещин на зеркале создавала еще больше отражений. И со всех них на меня смотрели те же самые добрые глаза и со всех них мне улыбались той же самой добродушной улыбкой.
В глазах помутнело от гнева и чистой, незамутненной ярости. Как. Ты. Смеешь. Как. Ты. Смеешь. Я сопровождал каждое свое слово новым ударом по зеркалу, совершенно не обращая внимания на дикую боль в руке. В кулак впивались мелкие осколки. Темно-алая кровь стекала вниз по трещинам.
Немного отдышавшись, я еще раз взглянул на зеркало, точнее на то, что от него осталось. В его центре уже ничего нельзя было разобрать, была только каша из стекла и моей крови. Но по краям еще можно было разглядеть отражения. Он улыбался. Но его улыбка уже не была такой добродушной, нет. Она была искренней. Она была кровожадной. Так улыбался бы я, если бы видел боль и унижение своего врага. Другой я был другим снаружи, но таким же внутри. Похоже, что несмотря на то, что он был куда счастливее, он оставался той же самой тварью. Той тварью, которых я боялся больше всего. Счастливой тварью. Тварью с развязанными руками, тварью которой никто и ничто не мешал творить зло. Тварью, которая ежедневно смешивала других с дерьмом лишь потому, что она могла это сделать. И делала она это, получая безграничное удовольствие, и она становилась еще счастливее, еще веселей и радостнее, как будто она высасывала жизнь из своих жертв.
И когда другому мне надоели все остальные игрушки, он решил сломать жизнь мне, другому себе. Я не знаю, каким образом он смог попасть в мой мир, меня это особо не интересовало. Меня это могло бы интересовать, если бы я хотел ему ответить или отомстить, но я не такой. Я тоже тварь, но тварь куда более безобидная. Хилая, больная и слабая бродяжная псина, которую каждый день пинают подростки. Что я мог ему сделать в ответ? Поскулить? Всё, что я могу сделать, это сбежать.
Пропыхтев с полчаса над креплениями зеркала, стараясь не смотреть в него, чтобы вновь не увидеть этой улыбки, я сгреб его остатки в мешок. Быстро оделся и выкинул мешок на помойку. Придя домой, я без сил свалился у двери. В голове крутилась одна и та же мысль:
«БОЛЬШЕ НИКАКИХ ЗЕРКАЛ».
Новость отредактировал Elfin - 21-09-2020, 07:27
Ключевые слова: Зеркало тварь отражение собака кровь улыбка авторская история