Вятские байки. Тужинская сторона. Часть - 2
Ночной гостьБыл я в гостях у одного своего приятеля. Немножко выпивали, много говорили. А потом он стал угощать меня травяным чаем.
- Меня мама научила правильно сушить травы для чая. Нас в детстве всему учили наши мамы – у многих моих сверстников отцы не пришли с войны, а у кого пришли, им некогда было, всё работали в поле: пахали, сеяли, убирали. А мы, ребятня, с мамой и на ферму, и дома по хозяйству. Мама меня и читать научила, и корову доить. Послушай вот историю, которую мне мама рассказала. Мы тогда жили в Теремешках, на берегу озера. Пошла мама на озеро белье полоскать, выполоскала и идет обратно. Видит: в низине, на берегу, какой-то мужик траву косит. Вот те раз, до Петрова дня, ой, как далеко, рановато бы косить. Подошла поближе посмотреть – мужик незнакомый, в отбеленных льняных портах и рубахе, бородатый, лет 50. Поздоровалась – молчит, не ответил. Закончил прокос, остановился, вытер травой косу, достал из подсумка брусок, косу подправил и пошел в начало участка. Прошел рядом с мамой, едва не задев ее. Он ее будто не видел! Она следом за ним.
«Ты хоть чей будешь?», - спросила мама этого мужика, а он, опять же не взглянув на нее и ничего не сказав, начал новый прокос. На что мама внимание обратила – накошено уже изрядно, солнце высоко, жарко, а у мужика рубаха сухонькая, беленькая. Бывало, пройдешь только один прокос, а рубаха уже темная от пота, можно выжимать ее. Подобрала мама корзину с бельем и домой. Свекор был дома, рассказала все ему. Тот, конечно, не поверил, но согласился сходить с ней к озеру – недалеко ведь. Пришли, а там никого нет! И больше того – нигде не кошено! Вот корзина ее стояла – трава примята, а скошенного нет. Посмеялся свекор над невесткой, либо, говорит, хватанула ты пару ковшиков медовухи. Моя мама никогда, даже по великим праздникам, крепче чая ничего не пивала. Рассказывая эту историю, даже перекрестилась на икону. Вот ты грамотный, скажи, что это было?
- Не знаю. Фантом? Призрак? Мираж?
- Это что. А ты сходи к моим соседкам, мать с дочерью живут, пусть они тебе свою историю расскажут. Вот где тихие ужасы!
К соседкам я пришел уже на следующий день. Постучался, открыл дверь и с порога сразу спросил: «Где тут рассказывают про тихие ужасы?»
За столом сидели две старушки, похожие друг на дружку, - я даже не сразу сообразил, которая из них мать, которая дочь. Поговорили о житейском, а потом перешли к главному. В основном рассказывала «младшая старушка», но и мать ее иногда что-то добавляла, уточняла. Вот их коллективный рассказ.
- Во время войны Настасья (младшая сестра старушки – матери) получила извещение, что ее муж, Степан, пропал без вести. Поревела баба вволю, а что делать – надо детей поднимать. Год прошел, другой, вот и война закончилась. И однажды ночью Настя услышала, как кто-то осторожно стучит в окно ее дома. Может, на ферме что случилось? Взяла она лампу, поднесла поближе к окну и видит: Степан! Боже мой! Побежала, распахнула скорее дверь и бросилась обнимать своего родного человека! А потом говорили и говорили, спать легли и опять все говорили. Где-то ближе к утру вдруг Степан сказал ей, что ему надо уходить, и что он на следующую ночь опять к ней придет. И правда, быстро собрался и ушел.
Весь день Настя была сама не своя. Значит, дезертир, прячется. Как горько ей было это осознавать! Подожди, а почему он был в той одежде, в которой из дома тогда ушел? До фронта не доехал? Это ее-то Степан войны испугался? И еще что-то очень важное вертелось у нее в голове. Да! Он ни разу не спросил ее о детях! Бывало, придет с работы и давай обнимать всех ребятишек, а уж младшенькую Танюшку целует, целует и отпускать не хочет.
На следующую ночь все повторилось: постучал в окошко, обнимались и опять о чем-то долго шептались. Но на этот раз Настя совсем-то голову не теряла.
- А ты почему, Степан, о детях ничего не спросишь?
- А где они?
- Спят на полатях.
- Пусть спят. Не надо им пока видеть меня.
И все. Опять на утре собрался и ушел.
Поспав пару часиков, Настя сходила на ферму, потом детей кормила и все опять думала. Почему ребятишки ночью так крепко спят? Обычно то одному, то другому что-нибудь надо, просыпаются. И еще одна стыдливая мысль появилась у нее в голове – раньше Степан и приласкает ее, и словечко заветное шепнет, а сейчас у него только какая-то ненасытность. «Может, соскучился так за войну?», - сама же себе объясняла Настя, но в этот же день она пошла и рассказала все своей старшей сестре Дарье. Сначала обе вместе поревели, потом Дарья предложила, чтобы Настя узнала у Степана, где он прячется днем. «На сеновале у кума», - не сразу, но ответил ночной гость. Одна Настя не решилась, а вместе с сестрой они осмотрели днем сеновал кума и не нашли никаких следов ночлега. И тогда Дарья объявила: «Это не Степан, не знаю кто, но он убьет тебя! И детей погубит!»
Пошли сестры к бабушке Аксинье попросить у нее икону, спасенную ею из храма, который еще до войны разрушили безбожники. Храм ломали, иконы жгли во дворе, а бабушка взяла эту икону Божией Матери «Утоли моя печали», прижала к себе и, как ни глумились над ней ироды, из рук ее не выпустила, а унесла к себе. Аксинья с двух слов все поняла, не стала никакие подробности выспрашивать, молча показала на бесценную святыню: «Потом вернете».
Уже вечером, когда дети забрались спать на полати, Настя перекрестила дверь, окна, детей, сама перекрестилась и поставила икону на видное место, свечку зажгла, а сама рядом села ждать. В дверь постучали ближе к полуночи:
- Открой дверь!
- А дверь не заперта, заходи.
- Не могу. Ты выйди, проводи меня в дом.
- Мой Степа сам в дом входил, ему провожатых не надо было.
Потом постучали в окно. Настя поставила лампу на подоконник, чтобы лучше все разглядеть, взяла икону в руки и перекрестила иконой того, кто смотрел в окно. Мелькнул страшный звериный оскал, огромные глазищи полыхнули зеленым огнем, и кто-то взвизгнул и взвыл со злобой и ненавистью. И тишина. Всё! Женщина поставила икону на стол, рядом с кроватью, разделась и легла, не гася лампу. Тут Танюшка подала голос:
- Мама, можно к тебе?
- Можно.
- А чего вы не спите? - старшие свесили головы с полатей.
- Спим. И вы спите, сыночки! Храни вас Бог!
Утром к Насте пришла Аксинья.
- Икону оставь у себя, храни ее. Будет у нас храм, туда передашь. А я уже стара, пора и на покой.
По ночам к Насте больше никто не приходил.
… Шел от бабушек, и слезы у меня закипали, и душа стонала. Вот историки всё спорят, сколько миллионов наших людей погибло в годы войны. Миллионов! А за каждым одним убитым или пропавшим без вести сколько еще раздавленных судеб их родственников! Если все это осознать, сердце разорвется от боли!
Потом я сходил в нашу новую церковь. Подвел меня батюшка к той иконе Божией Матери «Утоли моя печали». Небольшая, простенькая, без дорогого оклада. Богородица держит на коленях маленького Иисуса Христа. Правой рукой бережно поддерживает своего ребенка, а ладонь левой руки прижата к щеке. Уже знает Пресвятая Богородица, какая трагическая судьба уготована ее сыну. Печаль и неизбежность в ее глазах. Я стоял и смотрел, стоял и смотрел – и боль моя утихала.
Батюшка проводил меня до дверей.
- Ты, добрый человек, заходи в храм. Истинно говорю, вера, только вера спасет мир!
Белый оборотень
У нас в селе коров пасли сами хозяева поочередно. Пришлось мне однажды пасти с Сергеем, мужиком мне мало знакомым и, я думал, малоразговорчивым и не очень интересным. Пасли мы на клеверище, травы для животных было достаточно, рядом река – воды вволю, и все равно некоторые рогатые твари предпринимали попытки убежать домой. Приходилось вставать с кучи соломы и возвращать беглянок.
- Смотри, волк бежит! – вдруг показал в поле мой напарник.
- Нет, это Туман, собака моего соседа. Мы с Туманом дружим, вот он и нашел меня.
Туман, западносибирская лайка, действительно похожий на волка, подбежав, блаженно растянулся на соломе у моих ног. В это время две коровы, заметив наше невнимание, решительно направились в сторону села. Тут Туман и объяснил всему рогатому поголовью, что, пока он здесь, делать этого не стоит – он со звериным рыком догнал этих коровенок, развернул их и вернул в стадо. Потом он опять улегся на солому, поглядев на меня, мол, ты отдыхай, я и сам тут управлюсь.
- Вот это да! – сказал Сергей с восхищением. – Теперь можно лежать до самого вечера? А похож, похож на волка.
- Ты только не придумай его погладить, цапнет. А ты волков видел?
- А как же, много раз. Сразу после войны их много было. А в школу мы ходили за пять километров. Соберемся все ребятишки, человек нас 15, у крайнего дома, и идем все вместе. Зимой из деревни выходили еще затемно. Так чего мы придумали! Находили банки жестяные, делали в них дыры, проволоку прикручивали, чтобы держать удобно – получались такие светильники, мы их кадилами называли. В эти кадилы мы накладывали угли из печки – дорогу так освещали. Но самое главное, дальше слушай, начнет светать – кое-что можно по сторонам разглядеть. «Волк! Волк!», – кто-то вдруг разглядит зверюгу на обочине. Самый смелый выскакивает вперед, раскручивает свое кадило, чтобы угли поярче разгорелись, и как запустит все это в волчару. Визг, крики, а волк щелкнет зубами и дёру от нас. Тут уж смех всех нас разбирает. Так и ходили в школу. А однажды… То ли во втором, то ли в третьем классе учился – опоздал я. Ждал эти угли из печки и опоздал – ушли ребята. Мне бы вернуться домой, а я один пошел. Сначала, шел, темно было, а потом светать стало – и оказалось, одному страшновато идти: все в кустах что-то мерещится. А вперед поглядел, вижу: сидит волк на бровке, у самой дороги. Здоровый такой! Сидит неподвижно, не убегает. Чего ему одного меня бояться? Домой вернуться? А сам иду и иду к волку. Подошел уже близко – фу, черт! Льняной сноп! Мужики вчера лен возили, уронили и не подняли. Стало мне сразу веселее, и по сторонам я уже не смотрел.
Вон еще снопы валяются, наверное, мужики пьяными были. Иду смело и вижу: «снопы» зашевелились! Волки! И не один, а пять штук! Уже совсем светло, поэтому я их хорошо вижу. Метров двести до них! Вот звери встали и трусцой побежали в мою сторону! Я и про кадило забыл, стою ни живой, ни мертвый. Вдруг хищники разом развернулись и уже не трусцой, а рысью рванули к лесу. Оглянулся, кто меня спас? Позади меня, метрах в пятидесяти, на дороге сидит на заднице, как собаки сидят, огромный волчище! Те волки были темными, а этот светлый какой-то, чуть не белый. Пошел я вперед, оглянусь: волк сидит, потом он лег. А я побежал. Бежал и бежал, не оглядываясь, до самого села. А ты спрашиваешь, видел ли я волков.
- Так что это за волк такой был?
- Ты дальше слушай. Рассказал я ребятам, как меня белый волк спас, а они мне: «Это был не волк, а оборотень, Яшка Угрюмый из Вороничей». Угрюмый – это прозвище. Про Угрюмого я знал – живет такой мужик в Вороничах, на самой окраине. Про него много чего рассказывали: в тюрьме он 20 лет сидел за убийство, советскую власть он не признает, и еще он - оборотень – по ночам превращается в волка, рыщет по всем деревням и селам, собак рвет на части и не только собак. Видел я его только один раз издали, летом он был в валенках и зимней шапке – конечно, оборотень, кто же еще летом так ходит.
Уже весной, накануне Пасхи, мама мне говорит:
- Сбегай в Вороничи и отнеси Якову десяток яиц. Да смотри, не разбей по дороге.
- Какому Якову?
- Да его все Угрюмым называют. Он наш родственник.
Ослушаться нашу маму было страшнее, чем сходить к оборотню. Вот и поплелся я в Вороничи. Через Немдеж я перешел вброд, разулся и перешел босой, поднялся на крутой берег – и вот он, неказистый домик Яшки Угрюмого. Открыл калитку из прутьев лозы, постучал в дверь (а как же, в школе учился, культуре обучен) и, с замиранием сердца, вошел в дом. Вот он, оборотень! Длинные седые волосы, белая борода! Угрюмый стоял у стола и огромными волосатыми ручищами разминал рыжую собачью шкуру! Я, наверное, бросился бы вон из дома, но страх пригвоздил меня к полу, а тут еще этот упырь захохотал во все горло.
- Испужался? А чего пришел?
- Мама яйца к Пасхе прислала.
- Ладно. Но больше ничего не приноси, пусть мамка тебя лучше кормит, а то бегаешь плохо.
Эта страхолюдина с усмешкой посмотрела на меня.
- А ты, правда, человека убил?
- Нет, оболгали.
- А чего в шапке летом ходишь?
- Комары не прокусывают.
Яков опять усмехнулся и спросил:
- Ты свистеть умеешь? В два пальца.
Я тут же попробовал, но ничего кроме шипения у меня не получилось.
- Пальцы не суй так далеко и губы сильнее сжимай. Научись. Увидишь волка, не визжи, не кричи, кадилом не бросайся, свистни в два пальца что есть силы – волк сразу убежит.
Свистеть в два пальца я научился в этот же день, пока шел домой. Потом научил всех ребят. Оказалось, это действовало – волки, как ошпаренные, удирали от нас.
А волка-оборотня я однажды еще раз увидел. Сено ворошил на лесной поляне, вижу: белый волчище эту поляну, не спеша, пересекает. Заметил меня, не заметил, не знаю. Свистеть я не стал, вдруг это наш родственник.
- А Яков чего?
- Он уехал куда-то потом, к брату что ли. Да, забыл сказать – у него густые волосы даже на пальцах росли. Я это заметил, потому что на одном пальце было толстенное такое золотое кольцо. Может, и не золотое, но здорово блестело.
…Уже было далеко за полдень. Я достал свой обед, но есть на жаре не хотелось, и я отдал хлеб и колбасу Туману. Сергей, следуя моему примеру, свой обед тоже предложил нашему помощнику. Туман вопросительно посмотрел на меня.
- Ешь, ешь, Туман, не сомневайся.
Потом мы прилегли отдохнуть. Проспали с небольшими перерывами до вечера, а Туман до самого вечера честно отрабатывал наше угощение.
Огненный змий
Осенью, поздним вечером возвращались мы с Петровичем с утиной тяги. Были мы тогда молоды – шли быстро, весело. По левую руку виднелось убранное хлебное поле, справа за кустами - Немдеж, за которым в темноте угадывались очертания марийской деревни Масленской.
- А здесь живет Огненный змий, - на ходу знакомил меня Петрович, на правах старожила, с местными достопримечательностями. Он, не останавливаясь, показал рукой на какие-то заросли кустов в низине, где была уже особенно густая темень.
- А вдруг он сейчас выскочит?
- А мы ему мелкой дробью по одному месту, - не сбавляя ходу, пошутил мой приятель.
Конечно, потом я расспросил всех, кого мог, про этого Огненного змия. Узнал, что на этом месте, на правом берегу Немдежа, напротив Масленской, когда-то было топкое болото. Ходить сюда люди опасались: многие видели по вечерам, как из этого болота поднимались огненные шары или шары медленно опускались куда-то в болотные заросли. Чаще всего огненные шары видели одинокие масленские женщины.
В 1950 – е годы решено было болото осушить. Мощные трактора прокапывали глубокие каналы, сталкивали торф в высокие бурты. Работа кипела.
Однажды, один тракторист, командированный из Яранска, занимаясь корчевкой пней, припозднился. Все уже уехали отдыхать, а он все работал. Вдруг из-под ножа бульдозера вырвался огромный огненный шар, он на секунду завис в воздухе и ударился в лобовое стекло. Мелькнуло разгневанное лицо с глазами, наполненными злобой и ненавистью. И еще трактористу показалось, что «река поднялась и пошла на него». Мотор бульдозера заглох, а сам водитель потерял сознание.
Потом работа, по осушению болота, конечно, продолжилась, но этот тракторист работать наотрез отказался, уехал и, говорят, вскоре умер.
- Сейчас обогнем эти кусты, - сказал Петрович, - перейдем Немдеж вброд, а там Старая база, бывшая колхозная заправка, и мы дома.
Кусты обогнули – перед нами густая пелена тумана. Мой товарищ впереди, я за ним, смело вошли в туман и, действительно, вскоре вышли к реке. По мелководью перешли речку и направились в сторону Старой базы. Что за черт? Перед нами опять была река!
Петрович уже не был таким решительным, но предположил:
- Наверное, мы промахнулись, далеко прошли, за устье. Сначала перебрались через Немдеж, а теперь перед нами Маслинка. Ну, что ж! Перейдем ее, возьмем вправо, вот и выйдем как раз к заправке.
Мы двинулись по откорректированному маршруту и через две–три минуты остановились, пораженные – перед нами была река! Мы стояли, окруженные густым, плотным туманом, не зная, в каком направлении нам двигаться.
- Давай послушаем! – предложил я. – Мы блуждаем все равно где-то близко от села. Должны ведь собаки залаять, машина проехать.
Сколько мы ни прислушивались – ни звука! Не тишина, а мертвое беззвучие! Я снял ружье с плеча, поднял вверх и выстрелил. Ружье 12 калибра издало такой жалкий звук, что нам обоим стало как-то не по себе.
И тут меня осенило!
- Мы над Огненным змием поглумились, вот и мстит он нам, не отпускает! Змиюшка, прости нас!
- Мы больше не будем! – добавил Петрович. – Аминь!
Почти сразу же мы услышали собачий лай, потом увидели, что стоим как раз перед Старой базой. А туман уже медленно уплывал в сторону масленского болота. Вот такие чудеса!
…Спустя несколько лет я отправился по Немдежу в сторону Масленской на рыбалку. Был летний тихий солнечный день. Щуки не клевали, и я больше любовался природой и, глядя на другой берег, где когда-то в болоте жил Огненный змий, вспомнил историю нашего с Петровичем блуждания.
- Где ты, чудо–юдо? Дай о себе знать!
И тут заметил, что со стороны деревни Махни, в моем направлении движется маленькая, но какая-то странная тучка. Движется стремительно, словно живая! Она быстро росла и быстро темнела. От солнечного дня ничего не осталось! Внезапно налетел ветер, пошел сильнейший дождь. Над бывшим болотом несколько раз сверкнули молнии, такой гром ударил, словно небо и землю хотел расколоть пополам! Но все это по ту сторону реки! Ветер, конечно, и меня трепал, но ни одна капля дождя меня не задела. Я сидел на другом берегу реки и наблюдал все это буйство природы. Через минут десять все прекратилось. От разбушевавшейся стихии ничего не осталось. Снова светило солнце, было тихо, ничто не напоминало случившееся.
…А еще уже много лет спустя мы с дочерью, тоже где-то в начале лета, поплыли на лодке снимать на видеокамеру «великую русскую реку» Немдеж.
- А вот здесь, - говорю я Владимировне, - живет Огненный змий. Я с ним дружу, хотя любит он иногда подшутить надо мной, попугать. Надо же ему напомнить о себе и показать, кто здесь хозяин.
Мы уже развернулись и поплыли обратно, как внезапно – пошел снег! Вот сюрприз! Лето, трава зеленая, цветы на берегу – и снег идет! Ветер подул, и началась настоящая метель! Я продолжал работать веслом, а дочь все это снимала на камеру. В кроссовках, шортах и футболках мы себя не очень уютно чувствовали в такую погоду. Но когда лодка пристала к берегу, снова было лето.
… Сейчас масленское болото и не болото вовсе, а торфяник. Мы до сих пор ездим сюда за торфом, чтобы подкормить им наши скудные почвы на огородах. Бывшее болото заросло иван-чаем, осокой, ольхой. Глубокие каналы сохранились, в них кое-где есть вода, и рыбаки даже иногда тут ловят линей, абсолютно черных по цвету.
Приезжая сюда, я всегда вежливо приветствую хозяина этих земель, извиняюсь за причиненное ему беспокойство и даже стараюсь чем-то угостить его. Считаю, друг все-таки, да и чем черт не шутит!
Автор - Рассказы Владимира Щеглова.
Источник.
Новость отредактировал Estellan - 5-07-2020, 21:54
Ключевые слова: Кировская область Вятка деревенские байки нечистая сила деревенское колдовство фольклор аномальные места