Боги земли
Сегодня казнили Сэма Тоушера. Точнее, должны были казнить, ведь никто не был уверен в успехе этого предприятия с тех пор, как лет пятнадцать назад такая попытка была принята впервые. В тот раз казнь вынуждены были отменить из-за страшной бури и ливня, угрожавших даже обрушением здания тюрьмы. Вскоре Тоушер был переведён вместе с другими заключенными из аварийного здания в новое в областном центре. Однако приговор снова не был приведен в исполнение: ГЭС, расположенная выше по течению, была разрушена чудовищными волнами неизвестного происхождения, факт появления которых до сих пор ставил в тупик все научное сообщество штата, а потому скрывался. Естественно, электрический стул оказался бесполезен, как, впрочем, и любые другие способы казни, что подтвердилось впоследствии: Сэма пытались расстрелять, вводили ему смертельные инъекции, травили газом - все без толку. Каждый раз Тоушер выживал вследствие странных, порой пугающих событий. Последний из палачей, как говорили, в процессе казни с дикими криками вдруг схватился за голову руками и не отрывал их от лица до тех пор, пока Тоушер не был снова возвращен в камеру. Когда же лицо несчастного открыли, присутствующим явилось жуткое зрелище: палач был бледен, как гипсовое изваяние, из носа и уголков рта сочилась тонкими ниточками кровь из разорвавшихся от внезапного чрезвычайно сильного сокращения сосудов, а глаза... Глаза бедняги были вдавлены вглубь черепа, вероятно, в попытках скрыть от взгляда этого, казалось бы, закаленного и ожесточенного службой человека что-то чудовищное, чего не в силах вынести человеческий рассудок. К сожалению, а может, и к счастью, увиденное палачом в тот день осталось навеки неизвестным общественности: несчастный скончался в больнице от внезапного кровоизлияния в мозг. Хирург клялся, что кровь пациента в какой-то момент будто вскипела в артериях и венах по всему телу, после чего почти сразу же наступила смерть, однако, под действием полиции эти разговоры скоро сошли на нет.Итак, сегодня должны были казнить Сэма Тоушера. Убийцу среди убийц, лодочника с Сен-Айленда. Его боялись даже закоренелые головорезы, утверждавшие, что его взгляд заставляет их дрожать и порождает в мозгу ужасные видения. Таким образом, Тоушер был заключен в отдельную камеру, полностью предоставленную в его распоряжение. Его судили и приговорили к смертной казни через электрический стул, позднее приговор изменили, за убийство 18 человек, при этом общее число жертв так и осталось неизвестным, лишь те, чьи трупы, что были найдены на дне реки за чертой города на расстоянии в сто метров один от другого, официально считались жертвами убийцы-лодочника. Их могло бы быть больше, но, хотя Тоушер подтверждал сведения об ещё как минимум тридцати людях, убитых и расчлененных им в разное время в разных городах, их костей или же вещей найти не удалось.
***
Тюремный священник Эгидо Сандерс устало наблюдал за тем, как убийцу вели через пыльный двор к высокому, казавшемуся гротескно огромным помосту виселицы. Очевидно, ведомый впал в подобие транса, в процессе которого издавал хаотический поток фраз и отдельных слов, сливавшихся в нечто зловещее и необъяснимо цельное.
Эгидо не отошёл ещё от беседы, что по закону штата должна была быть проведена с приговоренным к смерти перед смертью. В случае с Тоушером никто не сомневался, что ничего путного из этого не выйдет, Сандерса даже отговаривали от исполнения этой обязанности, особенно напирая на его молодость и неопытность. Однако священник все же настоял на своем, и в назначенный час Тоушер был приведен в специальное здание, не до конца даже оштукатуренное и стоявшее на отшибе. В его крыше находилось круглое окно, свет из которого равно падал в обе половины разделенного перегородкой помещения.
Разговор упорно не начинался, Эгидо не мог почему-то издать и звука из-за сковавшего его странного холода, а убийца по ту сторону тонкой, в полкирпича стенки молчал, и его ровное, ритмичное дыхание не прерывалось ни на секунду. Затем, наконец, словно выждав некое установленное время, Тоушер начал говорить. Его речь была продолжительна, но продвигалась как бы рывками; ее содержание с уверенностью можно было бы назвать бредом, если бы только говоривший не был так уверен в истинности того, о чем рассказывал.
- Что вы, святой отец, знаете о мире, в котором живёте и проповедуете? - хрипло шептал голос убийцы через выемку в стене. - Какую часть этого мира можете вы увидеть, погрязнув в рамках своей обыденной реальности? Задумывались ли вы хоть раз о том, что скрывается в бездне океанов, в глухих лесах Сибири, в толще льдов Арктики и Антарктики? Представляете ли себе, какая древняя первородная тьма прячется в катакомбах египетских гробниц, кто обитает в истоках рек и под подошвой гор?
Чем-то неосознанно испуганный и напряженный, Сандерс, торопливо вздохнув и выдохнув, отрицательно мотнул головой: от чего-то он был уверен, что этот его жест был очень хорошо заметен Тоушеру, чья половина помещения была по неизвестной причине погружена в кромешную и, кажется, осязаемую темноту.
Из этой темноты послышался зловещий смешок и шепот продолжился:
- Вот именно, святой отец! Вы слепы в своем неведении, слепы, ибо не видите, как Великие боги увядшего мира бродят по земле рядом с вами, как от их шагов меркнут огни на небе и на земле и содрогаются стены домов. Они касаются вас своими когтями, что чертили письмена на поверхности земли ещё в те времена, когда она была лишь раскаленным комком пыли. Но боги стары и не вполне уже могут менять этот мир - им нужна пища, много пищи... И для того, чтобы питать себя, они послали нас, убийц, потрошителей, мясников, чтобы насытить бездонные чрева богов свежей кровью и костями...
Так говорил в тесной кирпичной комнатушке маньяк Сэм Тоушер, говорил долго и до ужаса правдоподобно. Сандерс слушал его с неясной доверчивостью, и, чем больше слов слышал он, тем больший страх обволакивал его сердце. Из темноты за стеной слышались зловещие истории о том, как в безлунные ночи древние боги заглядывают в окна домов, о том, как шаманы на Чукотке и на островах Океании пробуждают из-под земли бесчисленных демонических тварей и приносят им жертвы, порой даже человеческие. Говорил Тоушер и о тех чудовищах, что существуют в самом сердце людской цивилизации, прячась в темных, потаенных уголках городов, притворяясь ветром, и камнями, и... людьми.
- Они тоже нужны, чтобы насыщать богов, - хрипел Сэм, - они воруют по ночам детей через незатворенные окна и скармливают их души тем божествам, что не могут подняться на поверхность из мрачных коридоров подземного Тартара.
Пока произносились эти слова, у священника создавалось четкое впечатление, что за стеной Тоушер был не один, и что в данный момент говорил с ним вовсе не человек, но нечто другое, куда как более древнее и жуткое.
В этот момент убийца за стеной перешёл в стадию завершения повествования и, очевидно, был близок к экстазу: с шипением, кашлем и хрипом он скорее лаял, чем говорил о том, как когда выйдет срок и придёт должное время, Великие боги станут достаточно сильны для того, чтобы явить себя миру, для того, чтобы подняться из своих катакомб и спуститься с заоблачных вершин к людям и пожрать их без числа, высосав всю жизнь из земли, как они сделали это с сотнями и тысячами миров прежде. Дыхание Тоушера стало прерывистым, он закричал вдруг пронзительно и протяжно, так, что даже окно в крыше задребезжало и чуть не раскололось. Этот крик привлек дежурных, находившихся снаружи, и, пока отпиралась дверь и преступника отстегивали от цепей, прикрепленных к полу, в отверстие в стене успела просунуться узкая костлявая, вся покрытая татуировками ладонь Тоушера и начала выцарапывать чудовищно удлинившимися ногтями что-то на кирпичах перегородки. В оцепенении Сандерс смотрел на это зрелище и ещё некоторое время после, пока слышался рев Сэма и треск электрошокеров охраны, не мог вникнуть в суть изображения.
Лишь через несколько минут священник наконец понял: на двух узких красных кирпичах был схематично изображен промежуток между основным корпусом тюрьмы и тем зданием, где только что находился убийца. Через этот промежуток двигалась фигура человека - очевидно, самого Тоушера. Но странной в рисунке была одна деталь: над фигурой человека шла, сгибаясь под неведомой тяжестью и касаясь длинными пальцами земли, огромная скелетообразная фигура, особенно тщательно прорисованная и снабженная подписью "бог". Каким образом преступник успел за столь короткий срок создать это изображение вслепую, Сандерс не знал и, признаться, не слишком хотел узнать.
***
Было ветрено, и солнце клонилось к закату. Западный угол неба алел, переливаясь багрянисто-черными полосами облаков, огненный шар солнца нехотя спускался в их круговерть, посылая прощальные волны жара на сухую, стоптанную землю. Бормотание ведомого конвоирами Тоушера становилось невыносимым, его пронзительные вопли уже довольно долго разносились по тюремному двору, и можно было заметить припавшие к черным решеткам раздраженные и злобно-любопытные лица заключенных, следивших за медленным продвижением приговоренного через двор к виселице. Было безветренно, хотя рыжая, как песок во дворе, роба Тоушера и колыхалась будто под порывами ветра, что-то переливалось под ней, и конвоиры с видимой неприязнью старались, насколько возможно, отстраниться от своего подопечного.
- Пора кончать с ним! - негромко сказал один из стоявших на возвышении рядом с Эгидо. Остальные согласно кивнули. - Вы бы шли в корпус, святой отец, - обратился тот же к священнику, - негоже вам смотреть на такое, да и видок у вас... Не очень, в общем.
Сандерс действительно был бледен, его пугало происходящее, однако, он с твёрдой уверенностью решил дождаться окончания казни, дабы убедиться, что человек, столь испугавший его, исчезнет. Эти мысли плохо укладывались в мораль той религии, что он проповедовал, однако, поделать с ними решительно ничего было нельзя.
К этому времени Тоушер оказался уже на помосте и палач надевал на него петлю, как вдруг произошло нечто странное. Бормотание и вой убийцы вдруг сменились чёткой и громкой речью, все окружающие звуки будто полностью исчезли, и в наступившей тишине зазвучали слова:
- О, Великие, крадущиеся во мраке и спящие под поверхностью вод, о, живущие в камнях и таящиеся в листве, услышьте мой зов!
Эти слова, по сути, не имевшие особого смысла, вдруг вселили в людей, окружавших преступника, странное смятение. Палач в ужасе отпрянул от него, конвоиры, окружавшие помост, зажимая уши руками, словно в эпилептическом припадке катались по земле. В воздухе нарастал тихий гул, словно огромные рои ос и пчел отчаянно кружили где-то за границей зрения. Оглядываясь, Тоушер с полуулыбкой продолжил говорить:
- Боги Райхлана и Цхендера, настало мое время, верёвка виселицы сжимает мое горло. Алой и черной кровью я заклинаю вас, боги, явите себя! Заберите меня в свои чертоги Тартара, где вечно текут кровь и жидкий огонь, и где вечно в безумном хаосе пляшут Древние! Услышьте меня, жестокие боги Земли!
Повисла зловещая пауза, убийца чего-то ждал, раскинув руки и запрокинув голову, люди в тюремном дворе замерли, словно в предвкушении какого-то чуда... И в этот миг небо вдруг задрожало, словно под волнами чудовищного жара, солнце стремительно почернело и перекочевало в зенит, а облака застыли, искривленными багровыми спиралями. А затем показались они - сотни, тысячи, миллиарды существ, от крохотных, не больше комара, до огромных, выше самых высоких домов. Все они двигались куда-то, полупрозрачные, колеблющиеся, но устремленные к неведомой цели. Иные напоминали рыб и моллюсков, их силуэты скользили высоко в небе, рассекая воздух с лёгким шелестом. Формы других были больше схожи с геометрическими фигурами, они перекатывались и переваливались всюду, целые стаи их покрывали стены, и окна тюремных корпусов, и даже землю, от них исходил неясный гул и шепот.
Но не они прежде других приковали к себе внимание Сандерса, нет... Где-то вдалеке, у линии горизонта, медленным шагом плелись громадные тени, схожие в контурах с людьми, но искаженные. Они были огромной высоты, чрезвычайно худощавые, словно истощенные продолжительным голодом. Их тела были матово-черные, и свет такого же черного солнца и блеклых звезд как бы проходил их насквозь. Огромными шагами, волоча длинные, с узловатыми пальцами руки по земле, эти чудовища двигались, как огромная волна, к белеющему тюремному корпусу. "Неужели это и есть боги Земли?" - с ужасом подумал Сандерс, глядя, как чудовища, оставляя за собой длинный угольный след, пожирая взглядом круглых, в пол-лица глаз все окружающее их, все приближались и приближались. Священник хотел кричать остальным, застывшим в оцепенении, чтобы они спасались, но голос не слушался его, и из пересохшего горла вырвался лишь жалкий хрип. Он хотел молиться, однако, слова не шли на ум, а пальцы не складывались для крестного знамения.
Фигуры богов приближались, можно было уже различить вкрапления чешуек на их пыльном буроватом теле. Однако контуры, очерчивавшие общие его очертания, оставались размытыми. Ребра, острые и гораздо более многочисленные, чем у человека, грозились прорвать тонкую кожу и с еле различимым скрипом колыхались в такт дыханию. Пасти - зубастые, черные, бездонные, щерились угловатым оскалом и испускали подобие чёрного дыма.
Тоушер явно тоже видел происходящее, причём явно не в первый раз. Он смеялся с жуткой ухмылкой, с пеной у рта, но абсолютно беззвучно. Его лицо лишь сильнее исказилось от смеха, когда один из богов направился быстрыми шагами прямо к нему. Рыжая роба начала прорываться на спине, и Сандерс с трепетом увидел, как между лопаток приговоренного прорезаются, брызжа кровью, два фактически рудиментарных, до ужаса костлявых и уродливых крыла. Смех Тоушера, наконец, прекратился, уступая место словам на странном наречии:
- Р'нах ацра ире ка цей! Сейма к'цоран аль кидрах! - завопил убийца, расправляя крылья и размахивая руками... Вопль его оборвался, когда длинная черная рука с узловатыми когтистыми пальцами подхватила его с земли, смяла, изломала и изорвала его тело легким колебанием и отправила в бездонную пасть, полную непрерывно движущихся зубов. Тонкая струя крови неровно потекла по плоскому лицу и выпирающим ребрам жующего божества, капая на рыжий песок тюремного двора.
- Надоел..., - прошелестело в воздухе с почти материальной злобой.
Ещё несколько секунд продолжалось это жуткое действо, и Сандерс бездумно смотрел в огромные, пусто желтеющие глаза чудовища, пожирающего своего подданного, затем все подернулось стеклянистой плёнкой, почернело, ссохлось и вдруг взорвалось мириадами радужно-серых лент, переливающихся и змеящихся в пространстве...
***
- Святой отец, очнитесь, святой отец..., - безуспешно трясли и звали Сандерса надзиратели и прочий персонал тюрьмы. Позвали врача, но тот лишь засвидетельствовал полуобморочное бессознательное состояние священника. С закатившимися глазами, бледный, как мел, седой и весь трясущийся, Эгидо Сандерс указывал своим тонким пальцем куда-то в воздух и бормотал нечто невразумительное. Позднее из его болтовни разобрали лишь что-то об огромных чудищах, пришедших из-за горизонта, которые якобы сожрали маньяка Тоушера, однако, это никак не объяснило прибывшим экспертам ни исчезновения приговоренного с эшафота, ни внезапной потери сознания у большинства присутствовавших на казни, ни огромных следов и лужи крови, оставшихся посреди тюремного двора. Тайна эта, как впрочем, и многие ей подобные, появляющиеся каждый день по всему миру, осталась навеки таковой, и до сих пор никому из живущих людей неизвестно доподлинно и до конца о существовании древних богов Земли.
Ключевые слова: Земля боги казнь страх ужас священник странность авторская история избранное