Записки Арчибальда Пигсингтона
Четыре дня назад моя дочь Элиза привезла ко мне деревянный ящик, плотно запечатанный гвоздями. На боку ящика красовался логотип местной почтовой службы, и в комплекте с ящиком шло письмо."Уважаемый мистер Пигсингтон.
Доводим до Вашего сведения, что к юго-восточному берегу Флориды прибило приливом судно "Полуденный принц", которое было затерянно в водах северной части Атлантического океана 30 лет тому назад.
Штурманом данного судна являлся ныне покойный мистер Арчибальд Пигсингтон, являющийся Вашим отцом.
На основании этого факта Вы, как прямой наследник господина Пигсингтона, получаете личные вещи штурмана. К сожалению, тело мистера Арчибальда Пигсингтона не было обнаружено на борту и мы не можем предоставить его Вам.
С наилучшими пожеланиями, администрация Джорджия Постс".
Не буду врать, для меня эта посылка стала весьма неожиданной. Отец любил море больше родной семьи и часто отправлялся в далёкие плавания, в которых находился месяцами. Для мамы не стало неожиданностью то, что однажды судно, на котором служил отец, так и не вернулось в порт. Арчибальд любил хвастаться передо мной тем, как ловко он обходил штормы и грозы, как плавал по неизученным водам, в которых его на каждому шагу подстерегали охочие до богатств пираты. Повзрослев, я понял, что все это были не более, чем сказки, а все его приключения заканчивались в объятиях кубинских девок.
Посему я совершенно не расстроился и не обрадовался пришедшей новости. Вскоре мне должно было исполнится пятьдесят пять, и мне было вовсе не интересно разгребать отцовский хлам. Но и оставлять громоздкий ящик в доме мне тоже не хотелось, поэтому, вооружившись ломиком, я вскрыл посылку и стал перебирать "сокровища" моего непутевого папаши.
Как я и ожидал, ничего симпатичного или ценного внутри не оказалось. Остановившиеся наручные часы с порванным ремешком, компас с ржавым корпусом, устаревшие морские карты, полные заметок, засаленная матросская форма.
Из всего этого мусора я извлёк лишь одну полезную вещь - дешёвый дневник, от которого невыносимо несло алкоголем и солью. В детстве я часто видел, как папа сидел в своём кабинете и с интересом заполнял жёлтые страницы своими каракулями. Он никому не позволял читать эту книгу, но сейчас отец вряд ли мог что-то сказать мне.
Я поудобнее устроился в кресле, попросил дочь помочь моей супруге с цветами, которыми она засадила почти весь задний двор, и открыл дневник, который одарил меня зловонием, скопившимся между страниц за столько лет. Некоторые листы бумаги развалились в труху от одного только прикосновения к ним. Дневник был крайне хрупким, будто его специально вымачивали в бочке с водой. На некоторых страницах чернила размылись, и прочитать текст на них не представлялось возможным. Те же записи, которые все же можно было разобрать, были скучны и безынтересны. Меня заинтересовали лишь последние пометки, которые, судя по всему, были сделаны в то самое роковое плавание, которое и сгубило старика. Я быстро нашёл начало этой истории и принялся читать то, что было возможно прочесть.
1 марта, 1894 год.
Я и наша ватага из тринадцати ребят собрались в новое путешествие! Мы собираемся пересечь Атлантический океан: от Нью-Йорка до Англии, и обратно. Капитан Эверт уже обо всем договорился заранее, нам лишь осталось выплыть. Плавание обещает быть веселым! Малыш Джим обещал взять пять ящиков самопального рома, который он с братом бодяжит в Бостоне. На вкус - как уксус, зато мозги прочищает как надо! Ребята будут довольны!
Мы договорились встретится в прибрежном кабаке "У Маршей", где проведем ночь, а утром поднимем якорь и отправимся в путь!
2 марта, 1894 год.
Ночка была весёлой. Хозяин кабака был заядлым рыбаком и слышал уйму небылиц, что плели загородные жители. Этими байками хозяин немало развлек нас, всего-то стоило плеснуть ему в кружку пойла Джима. Старик рассказал нам историю о том, как посреди атлантических вод есть остров, заселённый прекрасными на вид сиренами, рассказал и про морских левиафанах, и про густые туманы, откуда никто не возвращается.
Наслушавшись историй вдоволь, мы разошлись по своим комнатам, и, как было задумано, выплыли вместе с восходом.
6 марта, 1894 год.
Уже пять дней в пути. Себастьян захватил пиратский песенник, купленный в газетной лавке в порту, и стал горланить песни, несмотря на застуженное горло. Зима все ещё давала знать о своём уходе холодным ветром, так что на палубу мы поднимались нечасто. А нам и не надо! В нижних отсеках есть все, чтобы приятно провести плавание! Ещё Эверт связался со своими друзьями из Ливерпуля, которые сообщили примерную дату нашего прибытия - середина апреля. Но нам хоть апрель, хоть август. Ребята хорошо проводят время!
13 марта, 1894 год.
Сегодня произошло кое-что странное. Эдвард, Уильям и Конор валялись пьяные в стельку, остальные отсыпались от вчерашнего. Бодрствовали лишь я, капитан Эверт, наш кок Абрахам да рулевой Люк. Ветер наконец улягся, и мы плыли без всяких проблем. Но к трём часам дня на горизонте показалось судно. Спустя примерно сорок минут мы сблизились и увидели, что оно все обклеено водорослями, обшивка в некоторых местах оборвалась, а на наш зов никто не ответил.
- Шторм, - заявил Эверт. - Судно попало под шторм, и волны-убийцы порвали корабль, отчего все матросы эвакуировались на шлюпках.
Это предположение подкрепляло отсутствие шлюпок на судне. Мы решили разбудить пару парней и отправить их на борт корабля-призрака, на боку которого осталось всего несколько букв от общего названия - "...ук...г...т...у...р". Эверт приказал поискать выживших и привести сюда, если найдутся, а также вынести все стоящее, ибо нечего добру пропадать. И я был с ним полностью согласен. Парни не раздумывая согласились и резво забрались на борт. Не знаю уж, сколько их не было, но мы начинали волноваться. Только через два часа они вернулись на наше судно, не принеся с собой ничего ценного. Также они были очень бледными, будто сидели в трюме несколько недель, а на все вопросы отвечали неохотно, а то и вовсе не хотели на них отвечать. Капитан отпустил их в свои каюты и приказал побыстрее отплыть от жутковатого судна. Но даже когда силуэт корабля скрылся из виду, мне все равно было не по себе. Что-то неестественное было в той посудине, что-то... пугающее.
15 марта, 1894 год.
Сегодня все спали плохо. Один из матросов, что взошел на борт корабля-призрака, стал кричать посреди ночи и бешено махать руками. Его жутко лихорадило. Со вторым парнем было лучше, но и он совсем увял. К сожалению, лекаря в команде не было, но мы все сошлись во мнении, что двое матросов подхватили на заброшенной посудине какую-то болезнь и что их стоит изолировать. Пока я с Джимом переносил беднягу в лазарет, то что-то невнятно кричал. Он взывал к милости богов и умолял оставить его. Нам лишь оставалось уповать на то, что ему станет лучше, если он отоспится.
16 марта, 1894 год.
Лучше не стало. Парень ещё сильнее побледнел, а крики сменились на усталый шепот. Второй бедолага тоже стал жаловаться на галлюцинации и озноб. К этому списку прибавился Эдвард с Абрахамом. Абрахама отстранили от должности кока, дабы он не заразил еду, если эта болезнь вдруг заразна, и посадили в лазарет, к остальным. У парней были те же симптомы: бледность, усталость, галлюцинации. Страшно было подумать, что же будет на финальной стадии болезни.
20 марта, 1894 год.
Я не знаю, как это произошло. Ясно лишь одно - этой ночью мне не уснуть! Утром капитан приказал мне и Джиму принести больным завтрак, оставив его перед дверью. Когда мы открыли дверь, то перед нами предстала картина, которую мы вряд ли забудем. Тот парень, что лежал с жаром, теперь сидел в кровати и истерично пытался вытащить нечто густое и склизкое, что тянулось у него изо рта. Эта омерзительная субстанция не была похожа ни на что, что есть на Земле. Оно было заляпано рвотой бедного паренька, которая струилась из щелей во рту. Все находящиеся в комнате с ужасом следили, как матрос безуспешно скреб ногтями отвратительную субстанцию, которая заняла всю глотку. Лишь Джим побежал на помощь товарищу, обхватив темно-зеленую лиану из слизи и рвоты руками и потянув на себя. В итоге полутораметровую мерзость удалось вытащить и, таким образом, спасти парня.
Когда эта новость дошла до капитана, он впал в ужас. После недолгих раздумий он отдал приказ запереть всех заражённых, считая Джима, в трюме и ни в коем случае их не выпускать. Этот приказ был просто дикостью, но Эверт был дьявольски напуган и не желал слышать отказа. Мне и оставшимся здоровыми членам экипажа пришлось проводить бедолаг в трюм.
24 марта, 1894 год.
Господи, что же это такое творится! Господи, почему ты допускаешь такое... такое нечестивое действо, Господи! Мне так страшно. Я боюсь выходить из своей каюты, это выше моих сил! Мы все здесь сгинем!
Эверт окончательно свихнулся! Сегодня за обедом он увидел, как Конор побледнел и ссутулился. Капитан стал кричать, чтобы мы отошли от этого нечестивца, и чтобы он проваливал к своим дружкам-монстрам! Испуганный Конор стал умолять оставить его, говорил, что он запрется в своей каюте и будет сидеть там до конца пути, но Эверт не слушал. Он вытащил револьвер и стал кричать, что убьет моряка, если тот ослушается приказа, но безумец выстрелил в беднягу, не дождавшись ответа. После этого он вывел всех на палубу и под страхом смерти стал спрашивать, кто трогал Конора этим днём. Сначала все молчали, в результате чего Эверт выстрелил в голову Люка. После этого безумного акта насилия ещё четверо моряков признались, что играли сегодня утром с покойником в бридж. Им пришлось отправится в трюм, откуда смердело фекалиями и чем-то ещё более отвратным. В итоге остались лишь я, Эверт и Уильям.
Я просто не могу поверить, что капитан Итан Эверт так жестоко и хладнокровно избавился от двух людей, которых так долго знал. И я отлично понимаю, что и сам могу пасть жертвой его безумия. И я чувствую, что осталось недолго.
30 марта, 1894 год.
Я заражен. Ещё вчера я увидел, как кожа бледнеет, а в горле накатывается зловонный ком. Последние несколько дней я не выходил из каюты, питался копченой рыбой, которую беру с собой в морские путешествия. Я слышу, как кто-то... или что-то зовёт меня. Вижу через иллюминатор какие-то тени. Я хочу пойти на зов, но капитан пристрелит меня на месте, если увидит.
Я слышал крик Эверта. Я думал, что он хочет убить меня и Уильяма, но почему-то я даже не думал, что он сам может стать тем, чего так боялся. Капитан исхудал. Кожа стала бледно-зеленой, а пиджак был заляпан отвратной жижей вперемешку с рвотой. Уильям был не лучше. На судне не осталось здоровых людей. Нас всех ждала смерть. Эверт не хотел видеть, что сам стал худощавым монстром. Он осмотрел нас и без предупреждения выстрелил в Уильяма, после чего стал целиться в меня. Инстинкт выживания переборол усталость, и я побежал прочь, однако пуля все же прошла навылет через правый бок. Но даже адская боль не могла меня остановить. Капитан погнался за мной, брызжа слюной и жижей. Он не издавал членораздельных звуков, а ревел, как бешеное животное. Удивительно, но даже в столь отчаянной ситуации разум подсказал, куда мне бежать. На всем корабле было лишь одно место, куда бы Эверт не осмелился сунуться. Это был трюм корабля.
И вот я здесь. Я умираю, захлебываясь от слез и зелёной субстанции. Все, что я видел до этого, не идёт ни в какое сравнение с тем, что я вижу и слышу сейчас. Единственное, что сейчас важно - это описать этот кошмар. Чистый ужас.
Когда я спрыгнул в трюм и захлопнул крышку, то оказался в абсолютной тьме. Благо, я бывал тут раньше и знал, где можно взять электрический фонарик. Но, честное слово, лучше бы я его не нашёл. Весь трюм, стены, пол, потолок, все! Все было обклеено толстым слоем отвратной жижи, которая расползалась, словно лоза. Но самое страшное было не это. Все пленные матросы были обвязаны этой мерзостью! Слой за слоем она обволакивала их, превращая в гигантские зелёные опухоли. И чем раньше был заражен человек, тем больше слизи на нем было. Лишь один человек был в живых. Жижа ещё не заклеила его рот, и он... он мог дышать. И он что-то шептал. Я затаил дыхание, чтобы услышать его дрожащий способ. В итоге я услышал, что он говорит. И это, вместе с душераздирающим криком Эверта наверху, заставили меня отчаянно упасть на склизкий пол. Он говорил одно слово. Одно единственное слово. Последнее слово в моей жизни.
- Коконы, - шептал он. - Коконы...
После этого слова я и увидел, что одна из опухолей была раскрыта, и в её сердцевине можно было обнаружить остатки костей и органов матроса. А Эверт все продолжал кричать, разрываемый недавним жильцом этой опухоли. Господи, помоги мне, Господи! Молю тебя! Дай мне умереть до того, как жижа поглотит меня! Пусть я умру от ранения. Пожалуйста, Господи.
На этом дневник заканчивался. Я просто не мог пошевелиться. Ужас овладел мною полностью. Мозг отказывался понимать этот кошмар. А особенно он не хотел осознавать факт того, что я держал в руках предмет, который принадлежал зараженному.
Новость отредактировал Lynx - 11-04-2018, 15:25
Причина: Авторская стилистика сохранена
Ключевые слова: Корабль дневник опухоль кокон заражение авторская история