Гиацинт
Kрасота этого лица поражала. От него захватило дух и как-то подбросило вверх сердце, и потом оно мягко и плавно опустилось на место в груди и расцвело розой, алой и любопытной, чтобы жадно разглядывать это сияющее чудо.Глаза у него были голубыми. Нет, это невозможно так. Просто сказать «голубые» невозможно. А серый? Серебристо-серый, изморозь? А туманный? А грозовая синева тянущейся тучи? А светлая бирюза, как вода в лагуне, когда она спокойно плещется под солнцем? Вот это всё соединить и прибавить чёрную бездну зрачка, неподвижной точкой застывшего посреди этого светового поля - вот тогда получится. Тогда получится. Солнце и лёд. Синее Солнце и сверкающий лёд Твоих глаз. И весь этот ад и падение в красоту прикрывают веки - нежные и белые, томные, чуть толстоватые, ленивые и снисходительные. Они говорят "я всё понимаю и прощаю, потому что, в сущности, это всё пустяки". Всё это пустяки перед лице мое, всё лишь возня истощённой желаниями плоти и иссохшего от непосильных дум человеческого разума, всё пустое… Проливай кровь и семя, режь ближнего - любое твоё деяние ничтожно, ты всё то же бессмысленное существо, и потому ты прощён. Прощён навечно.
Так ласково и безразлично говорил его взгляд.
Гиацинт…
Не сразу ... нет... Такая пытка должна длиться долго. Не сразу раскрывалась вся сущность этого лица. Оно не сразу становилось кошмаром. Но с каждой секундой визуального соприкосновения... с каждым ударом глупого любопытного сердца, я понимал и видел всё больше. Мир с медленным шорохом уплывал за горизонт событий. Оставался только Он ...
Что же ещё сказать? Что сказать о чёрных волнах его кудрей, что как змеи заползли в моё истерзанное сердце и свились там, в кровавом гнезде? Свились и обвили. Блестящими шёлковыми путами. Густыми и упругими, давящими и гладящими, щекочущими, лелеющими... всеохватными... на плечи его пали тёмные волны, в которых ветер и звёзды...
Смотреть больше было невозможно. Невыносимо.
Я опустил взгляд.
И чуть не вскрикнул от боли, увидев обычный пол. Пол! Он был обычным! Это была просто тусклая грязная поверхность. В нём не было ГЛУБИНЫ. Я огляделся и с ужасом, понял, что ГЛУБИНЫ нет ни в чём! Плоскими и тусклыми были все предметы, сам солнечный свет словно бы выцвел и припылился, хотя и сохранил что-то от настоящего сияния, но мало, как мало его было! Как он был слаб!.. Стены из грубого картона, шершавого и безжизненного, вазы, часы с позолотой - облезлые симулякры. Мои руки (я боялся взглянуть на них, сначала скользнул осторожно, потом уже осмелился задержать взгляд), мои руки были сероватые, как у зомби, с той же тоскливой печатью тления и смерти, что и у всех остальных вещей, но всё же, чуть пристальней вглядевшись, я заметил в них свет и биение жизни. Всё-таки я ещё не совсем мёртв.
Хотя, по сравнению с гиацинтом ...
Вот в ком была жизнь! Вот от кого в бесконечность уходила невидимая дорога, вот чья душа ярилась и пела! Он сиял в этом мире - неведомый, настоящий, полный силы... Сидел неподвижно, позволял на себя смотреть, хотя это и было опасно для глупого человека. Последняя мысль была настолько явно не моя, его, что я переспросил:
- На тебя можно смотреть?
- (Улыбка). Тебе пока можно.
Без слов я понял, что свет жизни, пусть слабый, но всё-таки сохраняет меня. Существу более грязному и деструктивному грозит немедленная смерть или злобное безумие. Это было так ясно, я точно увидел в его воспоминаниях череду тусклых однообразных уродов, разными способами запрещавших ему быть.
- Или оно просто не заметит меня - из чувства самосохранения. Ощутит внезапную тоску и захочет опьянения. Алкоголь, наркотики, звериная жестокость - обычно что-то из этого ... Добиться забвения.
- Вы, люди, когда хотите что-то забыть начинаете есть, пить... проталкиваете нежелательное.
- А тебе здесь не опасно находиться?
- Некомфортно (туманная полуулыбка, от которой хочется смеяться в ответ).
Он легко "стёк" со стула, одним движением - только что сидел на стуле, поджав ногу, и вот уже у камина - разглядывает уродливый симулякр вазы (вроде Сянган, Эпоха ЧенТао - Повсеместного Благоволения К Цветам - хотя вдруг ясно, что никакой не Сян, а просто ремесленник с Собачьей улицы крутил и разрисовывал трафарет по толстому фаянсу). Гиацинт ткнул её как-то по-детски, прямым указательным пальцем, и муравленый уродец качнулся. Я было вскинулся подхватить, но нет - ваза устояла и… Не только устояла. Когда она замерла, я увидел, как она изменилась. Чуть другими стали пропорции - форма её стала совершенна, изящна и осмыслена. Пыльный солнечный луч теперь просвечивал её едва не насквозь - так тонки и прозрачны стали её стенки, на боках распустились чудесные лепестки, в выблесках позолоты - всё к месту, лишь подчеркнуть общую гармонию, горестную линию орнамента и сладость медовых цветов. Бесценная... Она парила над окружающей убогостью. Обладать такой вещью - вот счастье! Обладать!.. Мой алчный восторг был прерван смехом. Влажные колокольчики катались на неведомом лугу, перезванивались. Он смеялся надо мной. Над моей вспыхнувшей жадностью, над моей страстью к красивым вещам. Он так легко, играючи это сделал, а я так тяжко, так привычно возжелал... как всегда, как мы все…
Его уже не было в комнате.
Я сидел ещё некоторое время, бездумно свесив руки между колен и глядя, как набухают кровью вены. Потом до меня дошло, что ваза - всего лишь объяснение насколько и как некомфортно. И как просто ему это исправить.
Новость отредактировал LjoljaBastet - 1-08-2016, 06:10
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Комната красота страсть авторская история