Погремушки пустоты

Каждого из живущих в этом мире настигают разочарования. Неважно, в каком направлении двигался человек. Какие он ставил цели, чего хотел и добивался. И даже откровенно признаваясь себе каждый раз в своих желаниях, и даже делая всякий раз именно того, чего бы он хотел, даже, что самое страшное, получая от мира именно тот ответ, что он ожидал, человек приходит к этому краю. Краю, с которого он вновь заглядывает в пропасть своей души, и пугаясь той глубины, которую там видит, чаще всего вновь бежит от края… лишь для того, чтобы снова к нему вернуться… позже.
Таково мое лирическое вступление, которое, возможно, не говорит ни о чём конкретном, но намекает на то ощущение, в котором произошла история.
Заранее добавлю, что всякий человек, который смутно догадывается или хоть отдалённо представляет ту пропасть, о которой я говорю, и не хочет о ней думать – должен завершить чтение этой истории прямо на этом месте. Добавлю, что по поводу неё некоторые люди говорят «не стоит об этом думать», «это философия» (недоступная для осмысления информация), «какая-то фигня», «бессмыслица» и т.п.

*************

Отчаяние стало фоном мира. С тем, что неясно копошилось на сердце, лучше всего сочетались ночь и тучи. Солнце ворошило ворох цветных мыслей, которые обесценились на фоне вселенского праздника безумного отчаяния, и отразившиеся блики раздражали взгляд. Такие чувства были во мне.
Способов бежать от своего состояния существует уйма, любой может предложить их целый ворох, и в нём найдётся даже пару более-менее сносных, чтобы поменять направление своих мыслей и чувств, я не воспользовался ни одним. Руководствуясь скорее интуицией, чем разумом, загнанным в тупик, я выбрал то, что по своей форме скорее напоминает безумие. По ночам я со спальным мешком стал уходить спать на заброшенное кладбище, что располагалось неподалеку от моего дома.
Могилки здесь были выцветшими и обшарпанными. Оградки покосились, повсюду щебетали птицы, даже водились мыши и ежи. Над землёй, выделенной людьми для смерти, торжествовала жизнь. Мрачность, что многие люди любят приплетать кладбищам в своих рассказах, была по моим ощущениям не более той, что бывает в ночном лесу или парке… Что-то сродни ощущению опасности. Я облюбовал себе могилку поприличнее, припрятал около нее старый туристический коврик и приходил туда каждый вечер со спальным мешком.

В первую ночь здесь я чувствовал себя особенно тревожно. Вокруг было много звуков, и я усиленно вслушивался в них, стараясь предугадать опасность. В какой-то момент мне показалось, что я слышу приглушенные шаги. Я стал вглядываться в темноту, стараясь увидеть что-то, и в причудливом переплетении теней и гипнотическом покачивании веток мне иногда мерещились какие-то фигуры. Я не мог уснуть всю ночь, напряжённо вглядываясь и вслушиваясь в темноту так, что под утро очень утомился от своего ночного напряжения и уснул, почувствовав облегчение от света, что принесло с собой солнце.
Мне приснился сон. В нем я ходил по небольшому городку, где все мне казалось знакомым. Я чувствовал, будто мне вскоре придётся уезжать отсюда. Присев на лавочке в зеленом летнем дворике, я увидел, как ко мне подошел пожилой мужичок. Он улыбался, присел со мной на скамейку и заговорил о погоде, об облаках и птицах. Я слушал его речь, и она гипнотически действовала на меня, я чувствовал себя расслабленным, кивая ему, когда он что-то спрашивал, и отвечая иногда короткими репликами. Он неожиданно странно на меня посмотрел и сказал: «Я рад, что ты снова зашел к нам, знаешь, мы всегда тебя ждем» - эта реплика так удивила меня, что я проснулся. Был уже день.

Следующая ночь на кладбище была такой же беспокойной, как и прошлая. В этот раз я захватил с собой свечу, надеясь, что огонь успокоит меня. Некоторое время он действительно меня успокаивал, однако вскоре я понял, что когда ты смотришь на огонь и привыкаешь к нему, темнота кажется ещё темнее, и разглядеть в ней что-то становится практически невозможно. Я начал думать, что кто-то может с лёгкостью видеть меня, освещенного огнём, я же его не увижу. Вскоре я уже отчетливо чувствовал взгляд. Как будто кто-то смотрел мне в спину из темноты. Я затушил свечу и начал оглядываться… впрочем, уснул в этот раз я быстрее, как только начало светать. В этот раз мне снилась река. Я шел вдоль неё по рыбацкой тропке и слушал журчание реки, пение птиц и шелест листьев. Затем я вышел на небольшой песчаный пляж, местами поросший травой. Там я увидел лежащего около реки человека. Его лицо было прикрыто панамой, мне показалось, что он не дышит. Я подошёл к нему и сдвинул панаму с его лица, однако вместо лица увидел череп, в глазницах которого копошились личинки мух. Я сразу проснулся и почувствовал, как что-то касается моего плеча, пульс мой мгновенно участился, я резко отдёрнулся, вскочил на ноги… и увидел пса, который с жалким и испуганным видом отбежал от меня. У меня с собой было немного еды, и я покормил его. Собирая вещи, я вновь почувствовал, что кто-то наблюдает за мной. Несколько раз внимательно оглядевшись, я все-таки выбрался с кладбища и отправился домой.

Как бы это ни звучало странно, но мои двухдневные похождения на кладбище подействовали на меня успокаивающе. Я начал замечать в своей жизни все больше приятных моментов, так что в третью ночь уже преспокойно ночевал дома. Единственное, под вечер мне начало казаться, что кто-то следит за мной. Сначала из окна, затем со спины… Я убедился, что дома никого не было, и уснул.

В этот раз сон был настолько реалистичен, что я был полностью уверен, что это реальность. Дело было днем, и я шел на кладбище… не помню зачем. Дойдя до той самой могилки, около которой я ночевал, я с удивлением увидел сидящего на туристическом коврике нагого мальчика. Он был повернут ко мне спиной и гладил себя. Я, нешуточно удивившись, стал обходить его, чтобы разглядеть, и он заговорил… точнее она. Это был голос девочки. «Стой!» Я остановился и спросил: «Что ты здесь делаешь?» Она откинула челку и повернулась ко мне лицом… Все-таки это была она. У неё были короткие темные волосы и маленькая несформировавшаяся еще грудь с большим оранжевым ореолом сосков. Её лицо было наклонено вниз так, что я не видел ее глаз. Она улыбнулась и ответила: «То же, что и всегда. Я ласкаю себя, чтобы мне было приятно и красиво», её улыбка была блаженной, на мой взгляд, но через некоторое время уголки ее губ поплыли вниз, и получившаяся гримаса выглядела весьма недовольно. «Но я замерзаю, мне холодно!» - требовательно сказала она, словно ожидая от меня чего-то. Я почему-то растерялся. Мне казалось, будто я просто обязан ей помочь, даже не просто обязан, а уже давно должен был сообразить, что ей тут на кладбище холодно сидеть, и прибежать как-то её согревать… в то же время это понимание казалось мне странным. «Ты хочешь, чтобы я тебя согрел?» Она ответила: «Я уже давно смотрю на тебя и жду, когда ты мне наконец поможешь! Когда?» и с этими словами она подняла голову. У нее не было глаз. Вместо них в глазницах был черный свет… да, именно черный свет, который светил изнутри, и то, куда он светил, становилось темнее и плохо различалось. Она посмотрела мне в глаза, и окружающая реальность начала рушиться… Ту картинку, которую я видел, как будто заливала чернота, выплескивающаяся из ее глаз, а звуки птиц и шелест листьев просто исчезли, и на их месте образовалась тишина… Звенящая тишина. Когда картинка исчезла и я словно утонул во тьме, единственным, за что цеплялось моё «оглушенное» сознание, был именно этот звон. Звон тишины. Я вслушивался в него некоторое время и разобрал в нем шепот, а затем я увидел в звуке (да-да, я именно «увидел» в звуке, как бы это странно ни звучало) танец. Танцевало нечто. Нечто с бесчисленным множеством привлекающих взор изгибов. Из изгибов иногда словно проявлялось лицо той девочки и нашептывало удивительную песню. Песню, от которой захватывало дух, от которой было невыносимо страшно, страшно, как будто ты завис над бездонной пропастью, в которую в следующую секунду упадешь… страшно и невыносимо красиво одновременно… Невыносимо – не только потому что страшно, а также и потому, что хотелось удержать эту красоту, заставить её замереть, хотя бы запомнить и понять, но все это было невозможно. Красота с каждой секундой изменяла свою форму и уже становилась совсем не той красотой, которой была вначале, однако сохраняла свою невыразимую и недосягаемую притягательность.

В какое-то время я забылся, а когда проснулся - попытался выразить все, что запомнил, пока это не покинуло меня совсем, и написал некое странное «произведение»:

Я твоя сестра, твоя дочь и твоя мать.
Я жена, я жажда, я вода, я день и ночь.
Видишь то, что переливается сквозь тебя,
Сокрыв твои мечты и твои страхи,
Они во мне живут, играя ту музыку,
Которой ты не услышишь вовек,
Беги от меня по моим волнам в мое чрево,
Где ты утонешь во мне и захлебнешься мною,
Будучи мною станешь мною и навсегда здесь
В непорочном вращении навечно застынешь,
Когда время станет мною, пройдя во мне,
Множество раз завершится мною,
Ты застынешь здесь и поймёшь кто я,
Найдя себя там, где никогда и ничего не было.

… Бред, даже и не знаю в каком стиле, однако он, как мне показалось, отливал отчасти тем чувством, которое я хотел передать. У меня тут же родилась какая-то странная гипотеза о мире. Я представил себе мир как маленькую неокрепшую девочку, похожую на подростка, которая, по сути, ничем не является, или является пустотой, и которая ласкает и гладит себя всем, чем возможно, по всему, что можно, чтобы только не мерзнуть в своей бесконечной холодной бездне… Мир, который не мог удовлетворить себя и ждал от созданий, которые в нем возникли, какой-то помощи… впрочем, вскоре я понял, что ошибся.

Я вышел во двор. Утро было ослепительно ярким. По городу шли люди… и тут я увидел. Люди не шли, они двигались. И двигала их она, наблюдая за каждым. Наблюдая даже не только за каждым человеком, но и вообще за всем, со всех сторон. Люди двигались и издавали шум, создавали какую-то картину на улице, создавали какое-то определенное настроение, быть может ауру, или какое-то поле… В целом я бы сказал, они издавали то, что для той самой девочки казалось нотами. Она ведь не была человеком, это я так сначала её увидел, по ошибке.
Она была более совершенной, она была музыкой, удивительной музыкой, проникающей везде. А люди, звери, природа и все вокруг – были лишь её инструментами… Люди походили скорее на погремушки. Это она брала их и трясла. Иногда плавно, иногда резко. Они двигались, повинуясь ей, и создавали собой музыку, которую слушала она… девочка по имени… «Пустота». И во всем этом удивительном оркестре чего-то не хватало.
Я посмотрел по сторонам и, наконец, понял, кто смотрит на меня. Я позволил ей взять меня и заиграл свою партию. Она улыбнулась мне и исчезла. Остался только я. Я и та партия, что мне предстояло сыграть.

Новость отредактировал Melford - 7-07-2014, 20:42

7-07-2014, 20:42 by SchtormungПросмотров: 1 833Комментарии: 1

Ключевые слова: Пустота шизофрения кладбище философия бессмысленность авторская история