Владыки Смерти: Кукла. Часть 1
В моей жизни была одна ночь, когда всё изменилось. До нее я не верил во всю эту потустороннюю ерунду, которую показывают в дешевых ужастиках и обсуждают тетки на скамейках. Но той ночью случилось кое-что, что изменило мои убеждения, а заодно лишило спокойного сна на долгое время. В сущности, эта ночь изменила всю мою жизнь.
Меня зовут Кирилл Ратников, в то время мне было всего девятнадцать лет, я учился на журфаке и жил на съемной квартире. Собственно, я мог бы жить и у родителей в четырехкомнатном доме в пригороде, да и предки настаивали, чтобы я был поблизости, но я не захотел. Мои родители – люди очень интеллигентные: папа – профессор на кафедре химии в институте, мама – зам по лечебной работе в НИИ глазных болезней. А я у них – единственное чадо, вокруг которого они всегда разводили много шума и беготни.
Помню, когда я упал с забора в пятом классе и вывихнул лодыжку, меня хотели повезти в Германию, чтобы лечить. Наши врачи насилу уговорили остаться. А когда я задержался на вечеринке в гостях у однокашника в девятом, мама успела поднять на ноги всех родных и близких. Впрочем, нельзя сказать, чтобы меня баловали. Этикет в нашем доме всегда выполнялся на сто процентов. Бегать и орать было ни в коем случае нельзя, так что я отводил душу во дворе. Каждый вечер я должен был пересказывать прочитанное за день и по возможности вступать в интеллектуальную дискуссию с папой или мамой. Драться также не поощрялось, родители были категорически против, когда я изъявил желание записаться на курсы самбо. Зато поощрялось изучение языков, истории античного мира и посещение бассейна. В итоге я окончил школу плечистым от плаванья полиглотом, почти свободно изъяснявшемся на английском, немецком и французском языках, очень воспитанным и слабовольным.
Иногда, довольно редко, у меня случались приступы упрямства, когда я шел против воли родителей, и даже одерживал победу. Первая победа была, когда я отказался поступать в Московский гуманитарный университет, а пошел на местный факультет журналистики. Мне больше нравилось писать статьи, чем заниматься всякой гуманитарной ерундой в шумной и наглой столице. Вторая победа, собственно, и привела меня в съемную квартиру подальше от чересчур внимательных родителей. Мама никак не хотела понимать, зачем мне жить отдельно. Мне ведь придется готовить себе, стирать и вообще жить самостоятельно! В конце концов вмешался отец – сказал, что молодому человеку нужно пространство для маневров с женским полом. Мама чуть не прослезилась, когда осознала, что ее ребенок вырос в мужчину и хочет встречаться с девушками. Я сказал, что мне будет трудно каждый день ездить в универ из пригорода. Мама возразила, что отец может меня отвозить на учебу, потом ехать в свой институт. Но институт находился очень далеко от журфака, так что папа поддержал идею самостоятельного проживания. И я со вздохом облегчения на время избавился от любящего диктата.
После того, как я заселился в маленькую, но уютную квартирку на третьем этаже, родители стали настаивать, чтобы я звонил им каждый вечер. Я с большим трудом уговорил их сократить количество отчетов до трех в неделю. Со временем я надеялся уменьшить их до двух, а позже и до одного. Не всё же сразу!
И вот я стал жить самостоятельно. Сначала было непривычно, но я быстро освоился. Готовить я научился еще раньше, вещи стирала автоматическая машинка, а убираться пару раз в неделю в одной комнате и кухоньке не такая уж проблема. За аренду платили родители, деньги-то не были для них проблемой, я получал повышенную стипендию за успеваемость, так что на карманные расходы хватало. До журфака было три квартала, и мне даже не приходилось пользоваться общественным транспортом.
Хозяйка квартиры, Лидия Анатольевна, была женщиной в возрасте, мощной комплекции, с громовым хохотом и зачесанными вверх волосами, которые образовывали прическу размером с Эльбрус. В далекие девяностые она купила в этом доме несколько квартир практически за бесценок и сейчас жила на доходы от аренды. На нашей лестничной площадке ей принадлежала еще одна квартира, пока незанятая и пустующая. Лидия Анатольевна предпочитала сдавать квартиры на продолжительное время. В третьей квартире жила одинокая бабулька лет восьмидесяти по имени Галина, приземистая, кругленькая, с добрым морщинистым лицом и волосами, напоминавшими паутину.
Баба Галя была не по годам энергичная. Как-то мы разговорились с ней во дворе.
– Лучше одной жить, – сообщила мне она, и по всему было видно, что она сама верит в эти слова. – Был у меня муж, так умер одиннадцать лет назад, Царствие ему небесное. Потом Витек ко мне посватался, это дед из соседнего дома был такой. Вдовец тоже. Через три года удар его хватил, лежал он, парализованный, все дела под себя делал… Я с ним еще три года промучилась, ухаживала… Ох горе-горе! Нет, лучше одной жить.
– А дети? – робко спросил я и спохватился. Вдруг и они умерли? Мой вопрос будет нетактичным.
– Уехали кто куда, – бабка махнула рукой. – Сын во Владивостоке, дочь замуж за испанца вышла, в Мадриде живет.
Я не стал допытываться, почему бы кому-нибудь из них не взять престарелую мать к себе. Но – как говорится, в каждой избушке свои игрушки. Мало ли какие у них отношения между собой? После этого разговора я долго думал, что даже дети и супруг или супруга – не гарантия защиты от одиночества.
Разговор этот состоялся на второй день после моего переезда. А через неделю я обратил внимание, что Галина больше не сидит на скамейке и вообще не высовывает носа из квартиры. Я подумал было, что бабка отправилась вслед за мужьями, но как-то поздно вечером возвращался с универа и увидел свет в окнах ее квартиры. На фоне закрытых штор двигалась тень. Не знаю, что меня насторожило в этой тени, но я остановился и некоторое время таращился в окна на третьем этаже. Тень двигалась как-то странно, дергано, будто куклу дергали за ниточки. Может, заболела наша баба Галя? Живет-то она одна, даже позаботиться некому.
Я подумал и, поднявшись на третий этаж, позвонил ей в дверь – спросить, всё ли в порядке, и предложить, если надо, помощь. В глубине квартиры задребезжал звонок, через глазок лился желтоватый свет из прихожей. Не успел я убрать руку с кнопки звонка, как глазок потемнел. Бабка то ли была поблизости, то ли очень быстро подскочила. Нет, подумал я, скорее всего она не болеет.
Прошло несколько секунд, но дверь и не собиралась открываться. Глазок по-прежнему был темный. Наверное, не может разглядеть, кто это, а открыть сразу боится.
– Баба Галя, это я, Кирилл, сосед ваш! – крикнул я.
Никакой реакции не последовало. Глазок словно бы таращился на меня. Я представил, как старуха стоит за дверью и глядит на меня, и по спине пробежал холодок.
И тут случилось нечто жутковатое, отчего меня передернуло. За дверью послышалось шипение. Я не сразу понял, что это человеческий шепот – свистящий, зловещий.
– Уходи… Уходи.
Меня будто откинуло от этой страшной двери. Я юркнул в свою квартиры, запер дверь и долго стоял в прихожей, прислушиваясь к тишине.
Когда первый испуг прошел, на меня накатила досада. Я сидел в своей кухоньке и думал: надо же, здоровый мужик испугался шепота дряхлой старухи из-за двери! Ну, заболела бабка, да и не в себе от маразма, отсюда грубость. Чего так пугаться-то?
В общем, я убедил себя, что всё в порядке. И даже выкинул происшедшее из головы на время. А через пару дней снова вспомнил. В тот вечер я гулял с подружкой, Дашей Комиссаровой – она училась в моей группе, и у нас вроде бы начинались отношения. Я ее проводил до остановки и потопал домой. Сумерки уже сгустились, шел противный осенний дождик, фонари горели через один, и их тусклый свет разбивался каплями дождя на миллионы точек. Пахло сыростью и автомобильными выхлопами.
Я уже подходил к своему подъезду, когда возле кустов кто-то зашлепал по луже. В сумерках видно было плохо, со стороны двора фонарей не было, темноту рассеивали лишь светящиеся окна. Еле различил приземистую фигуру, которая, прихрамывая, шагала ко мне. Свет из окна квартиры на первом этаже осветил знакомый клетчатый платок, и я узнал бабу Галю.
Выглядела она необычно. Платок заматывал всё ее голову с лицом, оставалась только щелочка для глаз. Старуха напялила на себя кучу одежды, так что и не разберешь, где перед, а где зад. И тащила она довольно объемную сумку, но уставшей не выглядела. Шла быстро, но какими-то дергаными движениями, и шагала прямо по лужам, словно не замечая их.
– Теть Галя, вам помочь?
Чудная бабка, напрочь меня проигнорировав, вошла в подъезд и захлопнула дверь. Я пожал плечами и последовал за ней. Добрался до площадки третьего этажа и на минутку приблизился к бабкиной двери, навострив уши. Что же всё-таки с ней такое? Болеет? Обострение маразма?
В глубине бабкиной квартиры затопало, потом бухнуло – будто кинули на пол что-то тяжелое. Наверняка теть Галя бросила свою сумку. И что она там притащила на ночь глядя? Затем послышался непонятный звук, вроде кошачьего мяуканья. Он тут же оборвался. Внезапно глазок потемнел. Я не слышал, как она подошла к двери! Пришлось отскакивать от чужой двери и скрываться за собственной.
Весь вечер я изнывал от любопытства, пытался подслушать, что творится у соседки, с помощью стакана, но в итоге мне стало так стыдно за свое недостойное поведение, за праздное любопытство, что я убрал стакан и сказал себе, что больше никогда не буду подслушивать. Но в моем любопытстве была и легкая примесь страха. Видимо, уже тогда какое-то шестое чувство подсказывало, с каким кошмаром мне предстоит столкнуться…
Время шло, бабку Галю я больше не встречал. Учеба, общение с одногруппниками и в особенности с Дашей, лекции, приезжавшие в гости родители – всё это меня закрутило, завертело, и я совсем забыл о странной соседке.
Больше всего, конечно, в те времена мои мысли занимала Даша. Да и как о ней было не думать? Она очень красивая и стройная девушка, с твердым характером и почти болезненной любовью к экстриму. Когда-то она каталась на лыжах, потом на коньках, еще потом – на скейте. Она обожает риск, а адреналин ей важнее воздуха. Я и понятия не имел, что она нашла во мне – скучном интеллигенте, который даже и материться-то не умеет.
Из-за занятий опасными видами спорта у нее на белой шейке видны шрамы, но только тогда, когда она откидывает густые каштановые волосы за спину. Частенько я гадал, сколько и где еще у нее шрамов на теле, и когда мне удастся их все изучить…
Пока же до создания атласа ее шрамов было далеко. Вот уже месяц мы топтались даже не на уровне «конфетно-буфетного» периода, потому что Даша не любит ни конфеты, ни цветы, – или говорит, что не любит, – а еще хуже – невнятно-приятельского. Я всерьез боялся, что попаду в трясину френдзоны, откуда выхода уже не будет.
Все мои попытки как-то прояснить ситуацию разбивались о ее насмешливую – и прекрасную! – улыбку и уклончивые ответы. Когда я, отчаянно краснея, лез целовать ее в губы, она поворачивала голову, подставляя щеку. Стоило мне надуться на это, она быстро, одними губами, касалась моих губ и отодвигалась, заговаривая о чем-нибудь совершенно неромантичном.
В то же время она всегда соглашалась встречаться за пределами универа. Парни из нашей группы откровенно мне завидовали, отпускали соленые шуточки, из которых становилось понятно, что все уверены: мы давно спим вместе. Я делал многозначительную мину, не опровергая это заблуждение, а в глубине душе меня прямо-таки корежило от стыда.
Иногда я злился и на нее, и на себя. На нее – потому что она откровенно издевается надо мной. На себя – потому что не могу ни добиться своего, ни порвать с ней. Еще я злился на родителей, за то, что сделали из меня проклятого рафинированного интеллигента, который не может поставить девчонку на место.
Где-то через недельку после встречи с бабой Галей на улице я решил поставить вопрос наших с Дашей отношений ребром. Приготовил целую речь, репетировал весь вечер накануне. И после окончания последней лекции, под грохот скамеек и шарканье студентов в аудитории, устремился к Даше, словно камикадзе на Перл-Харбор.
Даша собирала ручки и тетради в сумку, рядом вертелись две ее подружки, Оля и Таня. Увидев меня, заулыбались этак ехидненько. У меня упало сердце: наверняка Даша им что-то обо мне рассказала, и наверняка ничего хорошего…
– О, Кирюша, привет! – сказала Даша. Я терпеть не мог, когда меня называли Кирюшей, но Даша продолжала это делать, хоть я ее и просил. Она повернулась к подружкам. – Пока, девочки! Меня не ждите!
У Оли и Тани, приготовившихся слушать наш диалог, вытянулись мордашки. У меня сразу улучшилось настроение.
– Даша, нам надо поговорить… – начал я проговаривать заранее заготовленный текст. Но Даша меня перебила:
– О, классно! Давай поговорим чуточку позже? Я хочу пригласить тебя на свидание! Можно?
Я залепетал что-то маловразумительное. Во-первых, разговор пошел не по сценарию. Во-вторых… Свидание???
– Ну что ты на меня вытаращился, Ратников? – фыркнула Даша, забрасывая тетради в сумку. – У нас в стране половое равенство. Могу я сама пригласить на свидание? Или ты против?
Естественно, я закивал так усердно, что чуть голова не оторвалась. И весь заготовленный текст из этой головы благополучно вылетел.
Как выяснилось, Даша не шутила и не издевалась. Она и правда пригласила меня на свидание в городской парк, где проходили сегодня соревнования скейтеров. Сама она не участвовала, хотя болела очень шумно и эмоционально, то и дело вскакивая и выкрикивая слова ободрения. Я сидел рядом, наблюдая за скейтерами, что выделывали разные трюки на специальных горках, и тихо млел от счастья. В этот день даже погода выдалась солнечная и теплая. После соревнований мы пошли по парку прогуляться. Было еще не поздно, солнце еще не закатилось за высотки на западе. Мы остановились у рекламной тумбы на пересечении парковых аллей. На тумбе висел большой лист с фото ребенка – девочки лет четырех, и надписью «Разыскивается».
– Уже второе исчезновение, и опять ребенок, – тихо, изменившимся голосом сказала Даша. – Люди говорят, у нас объявился маньяк. Видишь, мусоров сколько шастает?
Я поморщился на слово «мусоров» и поглядел вдоль аллеи, где сгрудилось трое полицейских. В последние дни действительно их стало больше в округе.
– Надеюсь, скоро его поймают, – сказал я.
– Теперь тебе придется провожать меня до дома, – сказала Даша с серьезным видом. – Вдруг меня похитит маньяк!
Лицо у меня вспыхнуло от удовольствия.
– Ты не ребенок, – проворчал я. – Да и постоять за себя умеешь.
– То есть провожать меня до дома ты не будешь?
Я кинул на нее торопливый взгляд. Но нет, она вовсе не обиделась, глаза у нее были насмешливые, а уголки губ слегка дрожали – вот-вот улыбнется. Прямо Мона Лиза из двадцать первого века.
Я забормотал какую-то чушь, что нет, конечно, буду провожать, я не то хотел сказать и так далее. Даша рассмеялась и по своему обыкновению перевела тему.
Возвращаясь после этого – язык не поворачивается сказать – свидания, я обнаружил, что пустующая квартира по соседству обрела хозяина. Двери были распахнуты настежь, в проеме стояла, занимая его целиком, Лидия Анатольевна. Ее зычный голос эхом отзывался по всей лестнице, в руках звенела мощная связка ключей.
Новый жилец притулился в прихожей. Это был высокий худощавый молодой человек, примерно мой ровесник, с черными взлохмаченными волосами, худым бледным лицом и черными глазами. Он был одет в фиолетовую куртку с капюшоном, старые джинсы и кроссовки, больше похожие на башмаки крестьянина эпохи раннего Средневековья. На одном плече новый сосед придерживал рюкзак, в свободной руке держал за ручку металлический чемодан.
Когда я нарисовался на горизонте, новичок впился в меня своими черными глазами, потом снова потупился. Я подумал, что доверия он не вызывает. Похож то ли на наркомана, то ли на другого какого фрика.
– Здравствуйте, Лидия Анатольевна! – сказал я.
– А, Кирилл! Это еще один мой жилец, – объяснила она новому жильцу. – Очень, между прочим, порядочный. Не пьет, не курит. И девочек не водит… Пока…
Лидия Анатольевна по-девичьи хихикнула и подмигнула мне. Новый сосед стоял в той же позе, не улыбаясь и не поднимая глаз.
– Знакомься, Кирилл, это Дмитрий… э-э-э…
– Гор, – подсказал новый сосед тихим, очень спокойным голосом. – Дмитрий Гор.
Я протянул ему руку, и она неожиданно очутилась в стальном зажиме. Хватка у Дмитрия Гора была неслабая, я едва сдержался, чтоб не вскрикнуть.
– Я – программист, – пояснил Гор неизвестно для чего. Зато я сразу расслабился: программисты тоже фрики. То есть гики. Главное, чтоб не был торчком.
– А я студент, – парировал я. – Учусь на журфаке.
Гор кивнул, по-прежнему избегая смотреть в глаза. Потом кивнул в сторону третьей двери на лестничной площадке.
– А кто живет в этой квартире? – спросил он.
– Тут Галя живет, – ответила Лидия Анатольевна. – То есть для вас тетя Галя… Или даже баба Галя… Отчество не помню… Кстати, чего-то давно ее не видать. Ты ее видел, Кирилл?
Я кивнул, помедлив. Хотелось поделиться хоть с кем-то своими наблюдениями насчет бабы Гали, но что сказать-то? Что меня пугает странно изменившаяся бабка и ее маразм? На смех поднимут.
– А где остальные вещи? Это всё, что ли? – спросила Лидия Анатольевна у Дмитрия-программиста, указывая на его рюкзак и металлический чемодан.
– Остальное привезу позже, – бесцветным голосом сообщил тот. И отвернулся.
– Как угодно! – воскликнула Лидия Анатольевна. – Для человека, который оплатил три месяца вперед, всякий почет и респект!
Она оглушительно захохотала и пошла вниз по лестнице. Гор зыркнул на меня и захлопнул дверь.
Той ночью я долго не мог уснуть. А когда уснул, мне снились тяжелые, вязкие сны, в которых какие-то чудища гнались за мной по лабиринту заброшенных коридоров с сырыми и заплесневелыми стенами. Среди ночи я проснулся и никак не мог уснуть. Иногда такое со мной случалось. Я схватил смартфон, лежавший на полу возле кровати. На ярко вспыхнувшем посреди темноты экране вспыхнули цифры: 2.15. Когда-то я читал в одном романе, что это ночное время называется «часом быка» по восточному гороскопу, и в это время человек чаще всего попадает в плен кошмаров.
Повалявшись еще некоторое время без сна, я понял, что так просто не усну. Надо было что-то сделать, например, подышать свежим воздухом на балконе. Тихонько, будто боясь кого-то разбудить, я встал и, не зажигая свет, вышел на лоджию. Когда раскрыл окно, в лицо ударил легкий морозец и сырость, а в уши вонзился гул города.
В нашем дворе, на который выходили окна моей лоджии, царили тишина, темнота и покой. Почти все окна слепо пялились в ночной мрак, свет нигде не горел. Но абсолютной тьмы не было: где-то за кронами полысевших деревьев светил фонарь и отбрасывал на темный асфальт пеструю тень.
Я стоял возле открытого окна, вдыхая холодный ночной воздух, пока не начал замерзать. Решив, что хватит, уже собрался было закрывать окно, но тут во дворе затопали.
Кому это не спиться? Я выглянул в окно и со смешанным чувством удивления и страха увидел знакомую скособоченную фигуру, замотанную в тряпки. Баба Галя! Чего это она разгуливает посреди ночи?
Стараясь не дышать, я пронаблюдал, как странная бабка, прихрамывая, дошла до нашего подъезда. С собой тащила огромный баул, как в тот раз. Возле самого подъезда рукав старухи зацепился за ветку клена. Рукав задрался, и в свете далекого фонаря вместо кисти блеснул узкий стержень…
Я отпрянул от окна и усиленно заморгал, стоя в темноте лоджии. Нет, мне не померещилось – вместо руки у старухи был какой-то протез в виде узкой трубки! Внизу давно хлопнула входная дверь, затем шаги послышались на лестнице, лифт у нас не работал лет сто, потом мягко защелкнулась дверь моей зловещей соседки, а я всё никак не мог прийти в себя.
Я не ошибся, а зрение меня не подвело. Вместо руки у нее был протез! Насколько помню, у бабы Гали все конечности были на месте!
Я не сразу сообразил, что слева от меня засияло окно – новому соседку тоже не спалось. Никаких звуков с его стороны не доносилось, но свет мигал, и что-то искрило, как при сварке.
Что он там делает? Что случилось с бабой Галей? Что вообще творится вокруг? Или я схожу с ума?
Между тем похищения детей продолжались, и в городе потихоньку нарастала паника. О похищениях говорили везде: по телику, радио, в интернете, газетах и просто на улицах. Все пропавшие дети были от пяти до восьми лет, пропадали среди бела дня, и дураку было понятно, что в городе завелся маньяк. Если верить журналистам, были организованы мощные поисковые работы с привлечением добровольцев, но толку было ровно ноль. Никого из детей до сих пор не нашли.
У родителей развилась форменная паранойя. Как-то я зашел в магазин за продуктами, и ко мне подошла маленькая девочка. Не знаю, почему, но дети ко мне вечно липнут, хотя я и не проявляю к ним особого интереса. Девочка с непосредственностью шестилетки протянула мне шоколадный батончик – мол, разверни его для меня. Не успел я шелохнуться, как на малютку налетела растрепанная мать, оттащила прочь и, подозрительно поглядывая на меня, принялась ругать дочь за то, что «подходит к незнакомым дядям».
– Да не ругайте ее, – добродушно сказал я. – Мы же в общественном месте. Да и я не маньяк.
– А я откуда знаю?! – рявкнула мамаша, ошпарив меня бешеным взглядом.
Я ничего не ответил и, купив молоко и хлеб, убрался подобру-поздорову. Тем более что все посетители и продавцы уставились на меня, словно уже было доказано, что я – самый настоящий маньяк-педофил. Настроение у меня было испорчено на весь остаток дня. Удивительно просто, до чего может довести человека страх. Паника превращает их в зверей, которые руководствуются лишь инстинктом выживания. Всё-таки страх – более древнее и могучее чувство, чем, скажем, чувство такта.
Понять испуганных родителей можно. Но, как говорится, осадок остался.
Тем временем мой новый сосед выкинул номер, который заставил меня отнестись к нему с еще большим вниманием. Дней через пять после его заселения я встретил его возле подъезда. Он сидел на скамейке и сосредоточенно копался в потрепанном сотовом телефоне давно устаревшей марки. Одновременно со мной к скамейке подвалила выпившая компания молодых людей в спортивных костюмах и с физиономиями типичных гопников.
Я замедлил шаги, лихорадочно соображая, как бы разминуться с этой неприятной компанией. Но они не обращали на меня внимания, потому что нашли жертву в лице Дмитрия Гора, моего нового соседа. Переминаясь с ноги на ногу за раскидистой липой, я шевелил ушами и слушал, как самый низкорослый и самый наглый из четверки «гопников» попросил у Гора дать телефон, чтобы «по-быстрому позвонить в одно место».
– Тебе не нужно никуда звонить, – тихо и ровно произнес Гор, не соизволив даже посмотреть на гопников. – Ты просто хочешь отобрать у меня мобильник. Эта идея плохая, потому что мобильник у меня старый и дешевый. Ты не сможешь его даже продать.
Гопники переглянулись и перестали лыбиться. От такого необычного ответа они не то, чтобы обалдели, – Гор поставил их маленькие и тупые мозги в тупик. Но изумление долго не продлилось.
– Слышь, ты че, умный слишком или дерзкий? Дай быстро позвоню, че ты ноешь-то? – сказал низкорослый спикер.
На сей раз Гор его полностью проигнорировал. За весь разговор он ни разу не поднял глаз от своего потертого мобильника, и я был уверен, что он даже не представляет, сколько человек нависает сейчас над ним.
Спикер схватил Гор за плечо. И тогда я стал свидетелем необыкновенного зрелища. Гор, по-прежнему не поднимая головы, взялся пальцами левой руки за запястье спикера и сжал его. Мне почудилось, что я слышу хруст костей. Спикер скорчился и замычал от боли, его свободная рука тщетно пыталась оторвать пальцы Гор от своей кисти.
– Не дергайся, – тем же непробиваемо спокойным тоном сказал Гор. Он по-прежнему в свободной руке держал свой древний гаджет. – Будет еще больнее.
Я стоял за липой и не верил глазам: гопник во главе ему подобных корчится перед худощавым парнем, сидящим на скамейке, и не может выдернуть руку из стального захвата, а его дружки хлопают ушами и не пытаются ничего сделать!
Наконец Гор соизволил поднять голову и разжать пальцы. Спикер тут же отскочил, потирая руку; лицо у него было как у ребенка, которого только что отлупили по заднице.
– Уходите, от вас слишком много шума, – тем же раздражающе спокойным и тихим голосом произнес Гор.
Гопники переглянулись.
– Да ну на… - пошли отсюда, это псих какой-то! В дурке таких держать надо, под замком!
И компания, к моему величайшему изумлению, поспешила ретироваться. Честно говоря, я бы на их месте поступил бы так же: Гор производил впечатление настоящего психа, с которым лучше не иметь дела.
Я бы с радостью не попадался на пути этого психа, но мне надо было пройти к себе на квартиру. Гор заметил меня и, слабо улыбнувшись, проговорил:
– Здравствуй, сосед.
И протянул мне руку. Я замялся. Еще раздавит! Помнил его хватку, да и минуту назад стал свидетелем его способности сжимать пальцы.
– О! – понял Гор и слегка улыбнулся. Улыбка получилась вялая и сонная, как у обкуренных. – Ты видел эту некрасивую сцену. Я тренировал пальцы по методике цигун. Настоящая сила в современном бою – это сила пальцев и сила суставов, а вовсе не мышц. Помогает избавиться от субъектов вроде этих.
Он мотнул головой в сторону удаляющихся гопников.
Я покивал и поспешил удалиться. Мне рассказывали, что у шизофреников очень большая мускульная сила – из-за гормональных сбоев и отсутствия какого-то тормоза в мозгах. Пока Гор относится ко мне благодушно, не надо его провоцировать.
И всё-таки после этого случая я стал приглядываться к новому соседу. Мне пришла в голову мысль, достойная параноидального состояния горожан в то время – а вдруг Гор и есть тот самый маньяк? Чем не версия? Живет он один, выглядит, как торчок или псих, по ночам у него горит свет…
Было бы круто – и страшно, – если окажется, что по соседству со мной живет настоящий маньяк. Вот если бы мне удалось заглянуть к нему в квартиру, я мог бы найти орудия преступления или трофеи, которые коллекционируют маньяки…
В течение последующих нескольких дней я занимался весьма недостойным делом, от которого мне самому было очень стыдно. Я начал следить за моими соседями. При малейшем шорохе на лестничной площадке я бросался к дверному глазку. Чтобы снаружи не было видно, как темнеет глазок, я прикрывал его крышечкой от банки с энергетическим напитком, и когда было надо, убирал ее перед тем, как прильнуть к глазку.
Результаты слежки были небогатыми. Всё же большую часть дня я проводил на учебе, и мои подозрительные соседи были предоставлены самим себе. Тем не менее, я кое-что выяснил. Во-первых, что бабка выходит примерно раз в три дня поздно вечером, приходит ночью с баулом. Во-вторых, Гор тоже уходит каждый вечер примерно в 8 часов и приходит за полночь. В-третьих, у Гора есть автомобиль, который он ставил на платной стоянке за нашим домом. Автомобиль старый, марки «BMW», потрепанный, как мобила Гора и вся его одежда. В-четвертых, я никогда не замечал, чтобы к нему приходили гости. В-пятых, кажется, он больше не привез никаких личных вещей, помимо рюкзака и металлического чемодана.
Кроме того, я заметил, что от двери бабы Гали стало попахивать чем-то мерзким. У меня появилась мысль, что у соседки съехала крыша, и она начала таскать в дом всякий мусор, те есть заниматься собирательством. Я видел про это психическое заболевание по телику. В одной передаче показывали квартиру одного такого больного: она была забита мусором от пола до потолка, так что хозяину было трудно добраться из комнаты, скажем, в туалет.
Веселенькое дело! С соседями мне не повезло, это факт. Хотя особо жаловаться было не на что. Никто из них жить мне не мешал. Просто интуиция подсказывала, что дальше будет хуже. Я решил, что если станет совсем горячо, у меня есть возможность съехать с этой квартиры и переселиться в другую. Вот только этот переезд даст моим мнительным родителям нешуточный повод настоять на моем возвращении в родные пенаты.
Поэтому пока я приготовился ждать и следить за обстановкой. Может оказаться, что самый мнительный из нас всех как раз таки я. Возможно, Гор – обыкновенный гик-программист, любящий заниматься цигун, а моя соседка баба Галя бегает по ночам к какому-нибудь деду. Да и протез мне примерещился. Я ведь в тот раз только проснулся, освещение было плохим, а воображение богатым. Даже если Галина действительно заболела этим собирательством, не исключено, что ее начнут лечить или вообще госпитализируют.
Я убеждал себя, что всё в порядке, но идея заглянуть хоть одним глазком в квартиру Гора застряла в моей голове крепко. Если баба Галя представлялась мне старой маразматичкой, страдающей собирательством, то Гор очень уж смахивал на маньяка. По крайней мере, у него были все возможности для похищения детей: машина, квартира, в которой больше никого не бывает, и непонятный образ жизни.
Конечно, проще всего было напроситься в гости к Гору на правах соседа, заставить справлять новоселье, как это делают многие. Но, с одной стороны, квартиру потенциального маньяка лучше осматривать в отсутствие хозяина, с другой – у меня нет напора и наглости врываться незваным в гости и кричать, чтобы справляли новоселье.
Вскоре представился шанс провернуть это дело, причем с неожиданной стороны.
Однажды утром в воскресенье я проснулся, и до меня донеслось подозрительное журчание. Я пошел в ванную и с ужасом увидел, как из унитаза льется желто-коричневая жижа. Запашок в ванной стоял такой, что я сразу понял, каково было жертвам газовой атаки во Вторую Мировую. Сон слетел моментально, я схватил телефон, начал звонить Лидии Анатольевне. Она всегда говорила, что если возникнут какие-нибудь проблемы с квартирой, надо сразу извещать ее.
Когда приехала Лидия Анатольевна в сопровождении двух сантехников, я, весь в поту, собирал тряпкой второе ведро канализационного содержимого. Сантехники деловито осмотрелись, отсоединили трубу, отчего на кафельный пол полились реки дерьма, и сунули туда гибкий металлический трос. Один сантехник совал трос в канализационную трубу, а второй крутил ручку на конце этого троса.
Я впервые видел, как работают сантехники. Трос достал из недр канализационного стояка детский памперс, который от пребывания в трубе превратился в жуткий объект, похожий на полуразложившийся труп инопланетного эмбриона.
Лидия Анатольевна при виде пришельца разразилась громкими и забористыми ругательствами в адрес выше живущих соседей.
– Я знаю, кто это сделал! – вопила она, сотрясая прической. – Это Дёмины с пятого! У них есть ребенок, больше некому! Сволочи! Лень им на мусорку памперсы выбрасывать! Они что, думают, что унитаз – еще одно мусорное ведро? Ну я им устрою!
Она унеслась вверх по лестнице, сверху донеслись разгневанные голоса. В этот момент вышел Гор, поздоровался тихим голосом и ушел вниз. Через десять минут хозяйка вернулась, разгоряченная и удовлетворенная.
– Ладно, Кирилл… Мы пошли, а тебе придется тут убраться… Резиновые перчатки ведь у тебя есть? Вижу, что есть… Ну, давай, я побежала, дела есть. Если что, звони, как сегодня, хорошо? Вот и умничка.
С этими словами Лидия Анатольевна ушла вместе с сантехниками и тросом, а я остался наедине с ведром и вонючим озером в ванной. За час мне удалось привести ее в удовлетворительный вид, я побрызгал освежителем воздуха и проветрил квартиру.
И тут заметил на подставке для обуви знакомую связку ключей. Лидия Анатольевна забыла ключи! В связке есть ключи от квартиры Гора! И Гора сейчас нет дома! Сердце у меня застучало так сильно, будто я собирался прыгать с самолета без парашюта. А если вернется Гор, когда я буду в его квартире? А если вернется Лидия Анатольевна? А если меня застукают соседи?
От этих мыслей я аж вспотел, словно меня уже поймали на взломе и краже. Я помялся возле дверей, озираясь по сторонам. Было тихо, никого. Я уже было решил не забираться в квартиру Гора и позвонить Лидии Анатольевне, когда мне представилось лицо Даши – восхищенное и недоверчивое. «Кирюша, ты поймал маньяка?! Не могу поверить, сейчас во всех газетах про тебя пишут! Родители похищенных детей тебе подарки шлют! Ты не побоялся, я в тебе ошибалась, думала, ты слабовольный». Дальше воображаемая Даша говорила: «Возьми же меня, мой мужчина, я вся горю», - но рациональная часть моего воображения заявила, что это перебор. Но даже без этих последних слов, отношение Даши ко мне определенно измениться. Она ведь экстремал, и если я докажу ей, что такой же экстремал в душе, это сблизит нас как никогда…
В общем, Даша Комиссарова, сама этого не подозревая, подвигла меня на дело, совершенно мне не свойственное. Я сбежал вниз по лестнице и изучил обстановку. Ни Гора, ни его драндулета поблизости не наблюдалось. Эверестоподобной прически Лидии Анатольевны – тоже. Телефон мой молчал, значит, хозяйка еще не хватилась потери, а если и хватилась, то не поняла, где это произошло. Немного смущал глазок на двери бабы Гали, так и представлялось, как странная бабка смотрит в него. Ведь ее дверь и дверь Гора располагались друг напротив друга, и то, что я вхожу к Гору, из ее глазка было бы отлично видно.
На дворе стоял солнечный, пусть и прохладный, осенний день, было светло и не страшно, так что я решился на маленькую авантюру. Быстро подобрал ключ – он был похож на мой собственный – и открыл дверь квартиры Гора.
Как ни странно, когда я уже вошел в прихожку, сердце перестало трепыхаться. Я и раньше замечал, что трясусь и переживаю перед экзаменом, но когда экзамен уже начался, на меня снисходит олимпийское спокойствие.
Прикрыв дверь, я осмотрелся. Ничего особенного не было, квартира как квартира, две маленькие комнатушки, ванная, совмещенная с туалетом, кухня. Из мебели стояло то, что когда-то поставила Лидия Анатольевна: шкаф для одежды, кровать, кресло и тумбочка с телевизором.
Кровать была аккуратно заправлена. Такое ощущение, точно на ней и не спали. Телевизор не был включен в розетку, из чего можно заключить, что Гор его смотрит редко или не смотрит вовсе. В шкафу хоть шаром покати, лишь внизу лежит здоровенный рюкзак. В рюкзаке – туго свернутая одежда. Кухня была пустынна и печальна. Похоже, Гор ничего не готовил в ней, только заваривал чай в чайнике. И, наконец, под кроватью лежал массивный чемодан.
Короче, стало ясно то, что и без того было понятно: Гор – фрик в высшей степени. Я нигде не заметил компьютера или лэптопа, на котором бы работал программист. Возможно, он находился в чемодане, но открыть мне его не удалось – нужен был ключ.
Следов маниакальной деятельности не обнаруживалось. Разочарованный, я походил по квартире, наугад открыл шкафчик над газовой плитой. На полке стояло блюдечко, на котором лежали три заскорузлые картофелины. Я пригляделся и – в ужасе отскочил назад, чуть не свернув стол.
Картофелины оказались чем-то вроде маленьких, размером с апельсин, засушенных человеческих голов. Глаза и рты у них были зашиты грубыми нитками; редкие, но настоящие человеческие волосы свисали вдоль лиц, а у одной головы были даже заплетены косы. "Что это за хрень?" – вырвалось у меня. До меня вдруг дошло, что я уже долго нахожусь в этой странной квартире. Я подскочил к выходной двери, вспомнил, что не закрыл шкафчик, вернулся и захлопнул дверку. Потом выглянул в глазок – на площадке пустота. Я выскочил из квартиры, трясущимися руками запер дверь. Из груди вырвался вздох облегчения, когда я очутился у себя дома.
Впечатлений, казалось, хватало до конца жизни. Я долго бегал по комнате, думая о происшедшем и гадая, как поступить дальше. Что это за головы у Гора? Искусственные они или настоящие? А может быть, это детские головы?
Когда постучали в дверь, я подлетел до потолка – до того был напряжен. Это была Лидия Анатольевна. Она вспомнила, что забыла у меня ключи, и вернулась. Я с облегчением отдал ей связку.
После обеда позвонил Даше. Мне необходимо было выговориться, поделиться впечатлениями с кем-нибудь.
– Надо поговорить, – сказал я.
– Что-то случилось? – спросила Даша. – У тебя голос странный.
Я сглотнул.
– Ну… в общем да, случилось. Надо поговорить… не по телефону.
– Ясно, приходи в «Версаль». Я буду через четверть часа.
Разговор подействовал на меня благоприятно, я сразу расслабился. Даша, при всех ее недостатках, человек четкий и конкретный. Иногда я думаю, что она – больше мужик, чем я…
«Версаль» – уютная кофейня в двух кварталах от меня, возле универа. Даша тоже живет от кофейни поблизости. Там часто сидят студенты. Я оделся и вышел из квартиры. На лестнице мне попался Гор. То ли мне почудилось, то ли нет, но Гор окинул меня пристальным взглядом. Словно как-то узнал, что я побывал у него в гостях… Хотя откуда ему это знать? Он ничего не сказал.
В «Версаль» мы с Дашей пришли практически одновременно. Заняв столик у окна, из которого открывался вид на одну из главных улиц города, мы подробно обсудили мое сегодняшнее приключение.
– Ой, да глупости! – выслушав мои подозрения, воскликнула Даша. – Настоящий маньяк никогда не выглядит как маньяк! Твой сосед – просто чудик. Программисты – они такие. А головы – это типа оберегов или амулетов. Я слышала, есть такие… Как же они называются… Тсантса или как-то так. Твой Гор – обычный фрик, сейчас таких развелось выше крыши. Вот ты тоже живешь один, так значит и тебя подозревать в киднеппинге? Посмотри на себя со стороны. Живешь один, друзей почти нет. И девушки тоже.
– Как девушки нет? – вырвалось у меня.
Даша рассмеялась.
– Ну хорошо, не сердись. Есть у тебя девушка. Наверное.
Судя по жару, опаляющему мои щеки, физиономия у меня горела как галогеновая лампа. Я не мог выдавить ни слова.
Даша взялась за лацканы моей куртки и слегка притянула к себе через столик.
– Ну ладно, есть у тебя девушка. Какой ты все-таки забавный, Кирюша!
И она поцеловала в губы. Злость и растерянность как ветром сдуло. Если бы я не был зажат между столиком и диваном, воспарил бы над полом.
Остаток дня мы провели вместе. Правда, Даша больше никаких поцелуйно-обнимательных действий не совершала и не давала повода совершать их мне. Но мне все равно было очень приятно. Вечером мы сходили в кино, и домой я возвращался поздно.
Пока мы сидели в кинозале, погода по-осеннему быстро испортилась, полил дождь, похолодало, на тротуарах моментально скопились лужи. Накинув капюшон, я трусил по темному, мокрому двору к своему подъезду.
И почти возле подъезда встретил закутанную в тряпки бабу Галю. Хромая, она шла к дому, баула у нее с собой не было, зато под руку она вела мальчика лет шести. Мне бросилось в глаза, что ребенок идет в тонкой вязаной шапочке, мокрой от дождя, а лицо у него сонное и пустое, словно он под наркозом.
– Здравствуйте, баба Галя! – набравшись смелости, крикнул я.
Бабка, как и прежде замотанная в платок, резко затормозила. Ребенок тоже остановился, глаза у него были полуприкрыты.
– Здравствуй, молодой человек, – прошептала бабка. Говорила она, словно сильно простыла и потеряла голос. – А я с внучком гуляю.
– Погода-то не очень, для прогулок! – поражаясь собственному фамильярному тону, продолжил я беседу.
– Погода не очень, – согласилась бабка и повторила: – А я с внучком гуляю.
– Так ваши дети приехали? – поразился я. – Сын из Владивостока? Или дочь из Мадрида?
– Дети приехали, – покивала бабка.
– Ну это ж хорошо! – обрадовался я. Теперь будет кому приглядеть за полоумной одинокой женщиной.
Если бы не общение с Дашей и не ее внезапный поцелуй, я бы обратил внимание на странности. Бабка просто повторяла мои слова. Ребенок вел себя как обдолбанный торчок. Но в жилах у меня бурлили гормоны счастья, и мне было в тот вечер плевать на странных соседей и их проблемы.
Взбегая по лестнице, я неожиданно подумал, что, наверное, бабка Галя стала ведьмой и ведет домой очередного похищенного ребенка, чтобы сварить из него суп. Помнится, я даже улыбнулся при этой мысли. После всех сегодняшних событий я не сомневался, что никакой страшной загадки здесь не найдется. Просто у меня слишком богатая фантазия.
Бабка с ребенком зашла к себе через минуту, я слышал, как хлопнула дверь. Перед сном я почитал лекции и лег спать.
Среди ночи в полусне я услышал детский плач, который резко оборвался, словно его выключили. Я встал и побрел в туалет. Из вентиляционного окошка в ванной сочился жемчужный дымок, который, казалось, светился в темноте. Я включил свет, и дым пропал. «Померещилось», – подумал я и, спустив воду, вернулся на постель. Завтра понедельник, день тяжелый, надо выспаться.
В последующие дни все мои сомнения вернулись с удвоенной силой. Насколько я понял, к бабке никакие гости не приезжали; во всяком случае я ни разу не встретил на лестнице ни дочь из Мадрида, ни сына из Владивостока. Вообще никаких посторонних людей не видел. Ребенка я тоже больше не встречал. Бабка перестала выходить на улицу даже по ночам.
Другой мой странный сосед тоже не располагал к доверию. По ночам у него что-то жужжало, а с балкона было видно, как в комнате что-то искрит.
Я чувствовал себя между этими двумя чудиками зажатым среди безумцев. Был риск и самому слететь с катушек.
На занятиях я был невнимателен; одногруппники объясняли это бурным романом, но Даша понимала, что причина в другом. Я врал ей, что всё о`кей.
В конце концов, я пришел к самому нормальному и логичному выводу: рядом со мной твориться что-то ненормальное, и мой долг, как гражданина, заявить в полицию.
В пятницу я долго бродил вокруг полицейского участка, убеждая себя войти. Никак не мог заставить. Всё-таки нет к полиции доверия в нашей стране… Сейчас заявление заставят писать, а я ничего внятного написать-то и не смогу. Не признаваться же, что я тайком проник к соседу в квартиру? С бабкой же вообще одни догадки и мистика.
Я так и не решился войти в участок. Повернулся и побрел прочь, ненавидя себя за слабоволие.
Возле участка на скамейке сидел старичок, он задрал штанину и поправил деревянный протез. Пока он этим занимался, прислоненная к скамье трость упала.
– Подай-ка палочку, сынок, – обратился ко мне старичок.
Меня передернуло при виде протеза. Что это, боязнь протезов? Разве есть такая фобия?
Я подал трость, старичок поблагодарил меня, и я двинулся дальше. По спине бегали мурашки. Мне вспомнилась ночь, балкон и бабка в темном дворе… Вместо руки у нее была какая-то стальная трубка… Хотя нет, это мне показалось!
Кляня себя за нерешительность, я дошел до дома. Возле подъезда стоял Гор и, как выяснилось, ждал меня.
– Привет, сосед! – тихо сказал он и изобразил легкую улыбку. – Я вот тут подумал, мы почти ровесники, надо бы пообщаться. Заходи ко мне в гости.
В животе у меня что-то перевернулось, и в груди появилось зыбкое чувство, как бывает, когда смотришь вниз с большой высоты. Чего это он вдруг? Как-то пронюхал, что я забирался к нему домой? Но как?
Деревянными ногами я последовал за Гором в его квартиру. В ней ничего не изменилось – все та же пустота и минимализм, будто никто здесь и не живет.
– Можешь не разуваться, – сказал Гор, когда мы вошли в прихожую. – Видишь ли, Кирилл, я оставляю специальные ловушки на случай непрошеных посетителей. Смотри…
Я застыл в страхе. Гор наклонился и поднял с пола у двери тонкий волосок. Он продолжил ровным, равнодушным тоном:
– Такие же ловушки я ставлю на всех окнах, поэтому всегда в курсе, когда ко мне приходят без моего ведома.
Он впился в меня темными глазами. Меня даже затошнило от ужаса. В лучшем случае Гор сдаст меня ментам как грабителя, повесит на меня пропажу какой-нибудь ценной вещи… Я по телику видел такие штуки. В худшем – прибьет на месте. Он-то точно не простой человек. Простой человек не ставит ловушки на случай непрошенных гостей.
– Ты, конечно, думаешь, что я – тот самый маньяк, что похищает детей?
– А ты – не он? – уточнил я.
Гор рассмеялся. Удивительное дело, он ухитрялся смеяться беззвучно. Но веселился явно от души: лицо у него стало веселым, добрым, как у ребенка, получившего новую игрушку.
– Нет, я не он. Неужели ты думаешь, что настоящий маньяк тебе признается? Должен сказать, сосед, яйца у тебя есть, это факт. Не побоялся выяснить, что я из себя представляю, а теперь разговариваешь со мной в открытую. Но нет, я не маньяк. Скорее даже наоборот. Я за ним охочусь.
Я перевел дух. Нет, Гор не мог быть маньяком. И ведет себя вполне адекватно. Но и на охотника за преступниками не слишком походит. Я скептически поджал губы.
– Да ну? Получается, ты у нас тайный агент, что ли?
Гор не смутился.
– Нет, я – частное лицо. И не хочу, чтобы кто-то знал о моей деятельности. Но ты не оставил мне выбора – залез ко мне в квартиру, сегодня долго ходил возле полицейского участка… Пока ты не наделал дел, я решил тебе кое-что объяснить. Я занимаюсь расследованием похищений детей и думаю, что похититель живет рядом. И еще… Похититель не совсем человек.
Я усомнился. Как это «не совсем человек»? Но тут ожили все страхи, что мучили меня вот уже почти месяц. Гор был первым, кто озвучил то, что я чувствовал подсознательно.
Гор вытянул из заднего кармана джинсов фотографию ребенка. Я мгновенно узнал того мальчишку, которого под руку вела баба Галя. На меня снова напала дурнота.
– Так это она? Она детей похищает? Я видел, как баба Галя шла с ним…
– Она, – твердо сказал Гор. – По-другому быть не может. Я недавно убедился в этом окончательно. Ты, наверное, заметил, как она изменилась в последнее время? Стала другой? Странной и…
– Страшной, – шепотом договорил я. – Заметил, еще как! Думал, в маразме бабка.
– Она не в маразме. Она вообще уже давно мертва, если на то пошло.
Я уставился на Гора, а он – на меня. Наступила идиотская пауза, затем я захохотал высоким нервным смехом.
– А кто она, зомби, что ли?!! Что за херню ты несешь? У тебя шизофрения, это точно!
Я повернулся, чтобы уйти. Мозги у меня кипели, в груди булькал смех, но колени подгибались. Мне хотелось и смеяться, и рыдать одновременно. Это и есть истерика?
– Марионетка, – сказал Гор вслед. Он не сделал ни малейшей попытки меня остановить.
Но я остановился сам.
– Кто?
– Марионетка. Не зомби. Это другой вид нежити, который они создают.
– Кто «они»? И как создают?
Гор сделал приглашающий жест. Мол, зайдем в комнату. Я уже был не в том состоянии, чтобы критически мыслить. Как робот, повлекся за Гором, уселся на кровати. Гор примостился на краешке стула.
– Я понимаю, Кирилл, как это звучит. На твоем месте я бы тоже так реагировал. Но мне не повезло, мне пришлось столкнуться с нежитью в детстве, и тогда я потерял дорогих людей. Поэтому мне приходится верить во всю потустороннюю чепуху – хотя это не чепуха – и бороться с ней. Я поклялся сам себе еще десять лет назад, что посвящу жизнь борьбе с ними. И, надо сказать, кое-чему я научился.
Гор на секунду отвел взгляд своих пронизывающих глаз в сторону. Лицо у него стало грустным, почти плаксивым. Но это состояние долго не продлилось.
– Послушай, Кирилл, меня внимательно. Ты попал в эту скверную историю, потому что тебе не повезло поселиться рядом с марионеткой. Ну а еще ты сам виноват – полез ко мне. Так что у меня нет особого выбора: либо посвятить тебя в свои дела, либо убить.
– И что ты выбрал? – задал я наитупейший вопрос в своей жизни.
Гор снова беззвучно рассмеялся.
– С будущим покойником я бы не откровенничал, – сказал он. – И я не убийца. Я за тобой следил, между прочим. Ты следил за мной, а я – за тобой. Ты – человек зажатый, но в тебе есть крепкое ядро. Такие, как ты, становятся героями на войнах, но остаются размазнями в мирное время.
– Я не размазня, – буркнул я.
– Конечно, нет. – Гор, сидя на стуле, наклонился ближе ко мне, и я невольно повторил его движение. Теперь мы сидели, как пара заговорщиков. – Кирилл, я расскажу тебе кое-что, но и этого хватит, чтобы ты лишился сна на несколько ближайших дней. А покой ты потеряешь до конца жизни.
И тогда Гор рассказал мне вещи, которые звучали как бред сумасшедшего. Но подсознательно я понимал, что это не бред.
– Есть древние знания, – сказал Гор, – о том, как оживлять умершее или никогда не жившее. О третьем состоянии материи, не живом и не мертвом. Это состояние называют нежитью. Undead по-английски. Никто не знает, насколько древние эти знания и кто их открыл впервые. Ну, или почти никто не знает. А те, кто знает, не живет долго.
В детстве на меня и мою сестренку напала нежить. Это была химера, одна из разновидностей нежити. Сестренка погибла. Я ухитрился выжить. Представляешь, что я пережил? После этого год пролежал в психлечебнице. Никто мне не верил, даже родители. Но я всегда знал, что психика у меня в порядке. А потом мне довелось опять столкнуться с нежитью. Я победил. С тех пор занимаюсь охотой за нежитью и теми, кто ими управляет.
– А кто ими управляет?
– Одно тайное общество, если можно так выразиться. Они называют себя «Кукловодами». О них, к сожалению, я знаю мало. Знаю, что они похищают людей и как-то выделяют из них квинтэссенцию, которая и оживляет предметы и мертвецов. Квинтэссенция получается из человеческого тела, если человека убить мучительно, особым способом. Одно существо умирает, дав квинтэссенцию, другое воскрешается, получив квинтэссенцию, понял? С помощью этой квинтэссенции Кукловоды создают марионеток из умерших людей. Марионетки – это вроде киборгов, конгломерат мертвой плоти и искусственных частей.
– Искусственных частей? – шепотом спросил я. В ушах шумело. – Значит, баба Галя – марионетка? И у нее протезы вместо рук?
«Гор говорит правду, он не врет, всё правда!» – кричал истеричный голосок внутри меня.
– А сама баба Галя умерла? То, что я видел, было… было…
Меня замутило. Гор кивнул.
– К сожалению, да. Много людей умерло и много еще умрет. Те дети, что были похищены, уже мертвы. Жаль, я не успел вычислить марионетку раньше! Я подозревал, что марионетка живет где-то рядом, потому и поселился в этой же квартире, но точной уверенности у меня не было… И еще этот дурацкий детектор, который меня подвел… Сейчас в живых никого нет, у Кукловодов не бывает иначе.
Во мне что-то лопнуло. Я повалился на пол, меня начало трясти. Изо рта вырывалась икота и судорожный смех. Я осознавал, что бьюсь в истерике, но не мог ничего поделать. В какой-то момент смех перешел в рыдания, причем это случилось плавно и незаметно, будто так и надо.
Гор выглядел смущенным.
– Зря я тебе рассказал, – прозвучал его тихий и ровный голос.
Я неожиданно взял себя в руки. Вытирая лицо и кашляя, я умудрился подняться с пола и привалиться к кровати.
– Нет, не зря, – услышал я свой голос. – Если уж я оказался в фильме ужасов… по крайней мере, я не один… Чем я могу тебе помочь?
Гор не мигая смотрел на меня целую минуту. Потом кивнул, не мне – себе. Он словно что-то решил про себя.
– Ты можешь помочь. Мы должны захватить Кукловода, ведь это он виноват во всем, а не наша соседка… Сегодня ночью он должен явиться за квинтэссенцией. Они всегда так поступают. Пропало уже девять детей, а этого как раз достаточно для одной порции… Я уверен на девяносто пять процентов, что Кукловод припрется сегодня ночью. По времени всё совпадает.
Я не спросил, что совпадает по времени. Гору виднее. Он сразу собрался, изготовился, как змея перед броском, ноздри раздуваются, глаза горят.
– Сегодня он придет? – уточнил я.
– Да. Будем караулить по очереди. Я мог бы один, но вдвоем веселее. Тем более, завтра суббота, занятий у тебя нет. Других планов, надеюсь, тоже нет?
Я покачал головой.
Гор достал из кармана ключик и открыл металлический чемодан. Внутри были отделения. В одном лежал миниатюрный лэптоп, в другом – какой-то прибор, похожий на большую матовую лампочку, в третьем находились стальные штыри с крючьями на концах. Были еще какие-то предметы. Гор приподнял пластину, где все это лежало, и в чемодане открылось второе дно. Я увидел три пистолета вроде Макарова, с глушителями. И обоймы.
– Стрелять умеешь? – спросил Гор.
Я открыл рот, чтобы ответить, но Гор перебил:
– Шучу. Понятно же, что не умеешь. Там разрывные пули, так что я тебе их не дам, извини. Стрелять буду я, а твое дело – дежурить возле двери и детектора.
– Какого детектора?
Гор достал матовую лампу.
– Вот этого. Он среагирует на нежить. Во всяком случае, должен среагировать. Отвратительный прибор, работает из рук вон плохо. Я его каждую ночь включал, да так и не засек твою бабку…
– Так вот что искрило в твоей квартире!
– Заметил? Молодец. Детектор – дерьмо. Старая добрая тсантса лучше.
Слово показалось мне знакомым.
– Что – лучше?
– Тсантса, – повторил Гор. – Сушеные головы. Ты их видел. В кухонном шкафу. Там у меня тоже стоят ловушки, так что я в курсе, что ты туда заглядывал.
И я вспомнил: Даша говорила о тсантсе.
– Они настоящие, что ли? Зачем тебе сушеные головы?
– Настоящие. Приготовленные по специальному рецепту. Между прочим, это головы настоящих людей – представителей одного дикого племени. Я их купил у одного знакомого шамана. Они съеживаются в процессе обработки. Мне они нужны для работы. Когда поблизости вырабатывается квинтэссенция, они оживают, начинают скакать на тарелке. Что-то вроде детектора.
Меня в который раз замутило. Гор этого не заметил, выкладывая приборы из чемодана и думая вслух:
– Лучше использовать старую добрую тсантсу, чем эти бесполезные детекторы. Надо сказать Кривому, что его лампочка – полный отстой.
– У тебя есть помощники? – спросил я, справившись с дурнотой.
– Типа того. Вот только пользы от них маловато. – Гор поглядел на меня. – Надеюсь, от тебя будет больше, Кирилл.
Я тоже на это надеялся. Когда увидел всё это оборудование Гора, в особенности оружие, сомнения пропали начисто. Без сомнений, Гор занимается ловлей нежити, и без сомнения, эта нежить существует. Я не сошел с ума, слава богу, и Гор тоже нормален, насколько может быть нормален такой человек.
И вот потянулись долгие часы ожидания. Стемнело быстро: уже после шести вечера окна затянула синяя мгла, которая стремительно почернела. Гор закрыл шторы и включил настольную лампу на кухне. Ее не очень яркий свет разгонял темноту, в квартире воцарился зловещий полумрак.
Я сел на стул возле двери, в мои обязанности входило прислушиваться к звукам на лестничной площадке и в случае чего подскакивать к глазку. Обо всем сообщать Гору.
– А что мы будем делать с Кукловодом? – спросил я шепотом. Почему-то не хотелось говорить в полный голос в полутьме. Или я заразился от Гора привычкой говорить тихо. – Его вообще можно убить?
– Это такой же человек, как и мы, – так же тихо ответил Гор. – И я собираюсь задержать его, а не убить. Разрывные пули нужны для нежити, если она будет с ним.
У меня на голове зашевелились волосы. И не только на голове.
– С ним будет нежить?
– Не исключено. Кукловоды пользуются ими как телохранителями. Да и о самой бабке Гале не забывай. Она сейчас – кукла и подчиняется кукловоду. Если что, она из нас шиш-кебаб сделает за милую душу.
– А что мы скажем… Ну, потом? Если набегут соседи, менты…
– Придется врать, и врать виртуозно. Никакой мистики, все должно быть рационально и объяснимо, запомни это, Кирилл. Никакой мистики. Иначе запрут в дурдоме. Как меня когда-то.
Я поежился, представив себя в смирительной рубашке. Гор заварил чай и принес мне чашку и печенье на блюдце. Сам уселся на стуле. В какой-то момент выяснилось, что он спит сидя на этом стуле. Вот это нервы! Я негромко позвал его, и он тут же открыл глаза.
– Уже десять, – сообщил он, глянув на экран потрепанного мобильника. – Я тебя сменю. Можешь поспать на кровати.
Я думал, что не усну никогда. В голове крутились разные бредовые идеи. Что, если плюнуть на всё и уехать к родителям? Ну эту мистику к чертям! Что, если Гор – всё-таки шизофреник или параноик?
Но нет. Я видел бабку, ее страшную трансформацию, видел протез, видел ребенка. Да и дети просто так не исчезают. В этом есть смысл. Но мозг не желал принимать жуткие объяснения Гора!
Бабка мертва, но ходит по ночам, дети умирали в соседней квартире, – какие ужасы творились за стенкой, а я и не подозревал! Я то проваливался в сон, то выплывал из него. Иногда мне казалось, что в полутемной комнате кто-то ходит. Я подскакивал – никого не было.
Часа в три ночи я вышел в прихожку. Гор сидел на стуле, закинув одну ногу на другую, и протирал платочком пистолет.
– Я сменю, – сказал я.
Гор молча поднялся и ушел в спальню, не забыв прихватить пистолет. Я сел на стул, привалился к двери. Не прошло и получаса, как на лестнице впервые за долгое время послышались шаги. Я припал к глазку, надеясь, что это кто-то из соседей сверху. Дёмины, к примеру.
Но нет, это был незнакомый. Площадка слабо освещалась лампочкой над дверью бабы Гали, лестница тонула в темноте. И из этой темноты медленно поднимался человек. Он был в куртке с капюшоном, наброшенным на голову, нижняя часть лица закрыта полосатым шарфом. Руки в карманах. Прежде чем выйти на площадку, он оглядел все три двери.
Кукловод это или кто-то другой? Звать Гора или подождать?
Человек на лестнице постоял, затем вынул ключ и бесшумно открыл дверь бабы Гали. Меня подкинуло с места. Я бросился в спальню будить Гора, но столкнулся с ним в дверях.
– Тихо! – предупредил он. – Он? Зашел?
– Да!
– Ждем, пока выйдет, потом выскакиваем и бросаемся на него. Ты держись сзади. Я постараюсь ранить его в ногу, если что-то случится со мной, не мешкай! Бей его по голове!
Гор протянул мне телескопическую дубинку.
– А если он вооружен? А почему бы не взять его в квартире у бабки?
– Во-первых, он не ожидает нападения. Во-вторых, Кукловоды редко пользуются обычным оружием. Нежить – их оружие. Поэтому в квартиру нам лучше не соваться, там бабка-кукла, а с ней справиться будет сложнее. Пусть лучше сначала выйдет. Когда мы его оглушим, тащи его в эту комнату.
Я обливался потом. Но кивнул с готовностью. Гор одобрительно хмыкнул.
Продолжение следует....
Автор - Runny.
Источник.
Ключевые слова: Ночь шипение за дверью страх похищения детей маньяк труп инопланетного эмбриона