Помоги мне
На здоровье я никогда не жаловался, не обидела природа. С самого детства крепышом был и редко болел. Совсем избежать контактов с медициной невозможно, если ты, конечно, не в лесу глухом живёшь. Вырезали у меня однажды аппендицит; недели две в стационаре райцентра пролежал. Три дня подготовка какая-то к операции, оставшиеся одиннадцать дней – восстановление, потому что домой не так близко ехать.Помню, только стал от наркоза в себя приходить, как суета в палате началась, возня. Принесли санитары мужчину на носилках, как мешок с картошкой, бросили на свободную кровать и ушли. Успел приметить лишь то, что истощён он был, и торс бинтами перевязан. Очень скоро я потерял интерес к новому соседу по палате, совсем не до него: вместе с возвращением к реальности после наркоза вернулась и боль в прооперированном месте. Язык заплетался, вместо слов получалось лишь невнятное бормотание. Привлечь внимание не удалось; к счастью, терпеть пришлось недолго: я погрузился в крепкий, исцеляющий сон.
Проснулся на следующий день, около двенадцати утра, когда лучи жаркого июльского солнца прогрели больничную палату. Осмотревшись, я обнаружил, что четыре из шести коек свободны – постельного белья нет, матрасы скручены рулетом. А ведь до операции имелось лишь одно свободное место. Никто, из занимавших эти койки, не должен был выписываться так рано. Может, перевели?
Новый сосед, которого привезли вчера, лежал на койке напротив, сложив руки на груди, и отсутствующим взглядом буровил одну точку в потолке. Им оказался худой (скорее стремительно похудевший от чего-то) смуглый человек лет пятидесяти с рыжевато-седыми усами. Бесцветно-голубые глаза никак не реагировали на моё пробуждение и скрип кровати. Наверно, мысли его были далеко.
Я сделал попытку встать с кровати. Встать удалось, только едва я успел распрямиться во весь рост, как пришлось тут же согнуться: колющая боль внизу живота вынудила. Потренировавшись, я определил то положение тела, при котором можно было безболезненно передвигаться. Подобно каракатице, вышел я из палаты и направился в туалет. Умывшись и сделав свои дела, стал возвращаться обратно. Проходя мимо двух беседующих медсестер, решил подслушать, замаскировав остановку под интерес к содержимому одного из книжных шкафов. Дело в том, что предметом их обсуждения был «тот новый из седьмой». Седьмая – номер моей палаты. Новых больных в палате не было, да и вообще, никого не было, кроме меня и этого человека. Ясно, о ком речь.
Из разговора полушёпотом я узнал, что сосед мой попал сюда с ножевыми ранениями. Раны эти он нанёс сам себе - неловкая попытка самоубийства. В отделении психиатрии ремонт, потому распределяются такие «клиенты» по прочим свободным. И, что интересно, сразу двое потребовали перевести их в другую палату спустя час после подселения неудавшегося самоубийцы. Оставшиеся потребовали перевести их ночью, как раз после его попытки завершить начатое. Попытка снова не удалась. Я же, понятно, ничего и не мог требовать.
Только по возвращению в палату я понял, с чем связано отсутствие двигательной активности у соседа: он крепко привязан к кровати, практически обездвижен. Видимо, это сделали для его же блага.
На некоторое время я даже забыл, что в палате, кроме меня, ещё кто-то есть. Несчастный всё время смотрел в потолок, не двигаясь совершенно. Ближе к вечеру он напомнил о своём существовании, обратившись ко мне со словами:
– Помоги мне…
От неожиданности я даже слегка вздрогнул. Голос прозвучал сипло, будто на изломе. Сосед, повернув голову, умоляюще смотрел на меня.
– Чем я могу помочь? Вам плохо, нужно позвать врача?
– Не надо звать, но ты должен мне помочь, – затухающим голосом ответил он.
Мне не доводилось до того момента слышать подобный голос. Лишенный характерных особенностей, он звучал будто на последнем издыхании. Человек этот явно истощен физически и морально, а голос и отсутствующее выражение глаз подтверждают это.
Не дожидаясь, когда я повторю вопрос, он продолжил говорить, с трудом, прерываясь на полуслове:
– Понимаешь, мне лучше умереть. Я не могу больше терпеть, я расскажу. Обещай, что поможешь мне.
– Я не могу этого обещать Вам.
– Сейчас просто выслушай, не перебивай и не задавай вопросов. Есть у меня в деревне недруг один, смолоду соперничаем и воюем: кто в учёбе лучше, кто по работе чего добился, у кого жена красивее. Уж не знаю, когда это началось и почему. Теперь старость на дворе, жизнь почти прожита, уже понятно. Ясно и мне, и всем, что у него всё лучше, чем у меня, проиграл я. И вот сцепились мы с ним на людях. Мало того, что побил меня, так ещё и словесно отходил при всех, все мои больные места и неудачи припомнил. Обиду страшную нанёс мне. Домой я пришёл, напился. Водка меня и погнала суд творить. Дом ему спалить задумал. Незамеченный никем я прокрался, поджёг, вернулся домой спать. Так тебе и надо, гад, думаю. Наутро проснулся, и страшная новость дошла до меня. Сгорел дом, но не у него, а у соседа, - дома рядом, да и похожие. Ошибся я спьяна, значит. В доме том семья жила, у них трое детей. Муж и жена в гости ушли, избу заперли. А дети остались, когда пожар начался, выбраться не смогли, живьём сгорели…
– То есть они живьём сгорели? – дрожа от негодования, прервал я рассказчика.
– Да. И дети эти мне во снах видятся. По ночам, в то время, как я дом их поджёг. Сегодня третий день, чувствую, что наяву придут.
– Я ничем не могу помочь – отрезал я.
– Я боюсь. Ты не знаешь, как это страшно, даже во сне. Маленькие, обугленные, сквозь обуглившуюся кожу красноту видно, мясо… Лица обезображенные, оплывшие. Глаза огромные, навыкате, серые, будто дым наполненные. Я виноват, знаю. И не прошу жалости. Просто до часу ночи меня развяжи и оставь ненадолго – на этот раз я закончу.
На этих словах он замолчал и умоляюще посмотрел мне в глаза.
Помогать убийце? А если он и не убивал никого, а просто помешанный? Ничего я делать не буду, решил я тогда. Молча собрал свои вещи, сложил в мешок и вышел из палаты. Он лишь молча наблюдал.
Найти новую палату оказалось несложно, в ней я и заночевал. Долго уснуть не мог, всё думал, правду ли рассказал этот человек, или я выслушал бред сумасшедшего. Если правда, то нужно бы сообщить об этом. А если нет, на смех поднимут. Хотя, поднимут да поднимут. Засыпая, решил, что завтра найду главного врача и с ним поговорю.
Утром, направляясь по коридору в умывальню, издали заметил какую-то суету и беготню возле палаты, которую покинул вечером. Поравнявшись с входной дверью, я остановился и заглянул внутрь. Зрелище не для слабонервных. На койке лежал бывший сосед, совершенно седой, полностью седыми стали даже усы. Конечности скрючились, тело изогнулось, будто его разбил внезапный паралич. Как ребёнок, он пускал слюни и делал из них пузыри. Он лежал, прислонившись к стене; на простыне явно выделялось обширное жёлтое пятно.
Казалось, что медсестры и недоумевающий врач совершенно не обращали внимания на то, что мне практически сразу же бросилось в глаза. Я имею в виду, что на полу и, местами, на стенах, видел маленькие чёрные следы, оставленные будто сажей или углём. Они отчётливо выделялись на фоне жёлтого линолеума и стены, крашеной белой краской. Бедолага заметил меня и улыбнулся слюнявым ртом. Едва его челюсть начала движение, как я услышал вчерашнее: «Помоги мне».
Новость отредактировал LjoljaBastet - 4-08-2016, 15:10
Ключевые слова: Больница сосед пожар дети месть авторская история