Слепое пятно. Часть первая
Семен очнулся. Сознание, плававшее в темной хмари безвременья, пробудилось резкой и яркой вспышкой. Это и насторожило. Он лежал навзничь, чувствуя сквозь ткань защитного костюма ровную жесткую поверхность, и не подавал виду. Осязание и слух "включились" моментально, миновав привычную стадию полуяви-полусна. Неважно спал ли человек мирным сном или отрубился, обессиленный от потери крови.Легкий сквозняк коснулся лица, и Семен едва сумел подавить непроизвольную судорогу - он только сейчас сообразил, что противогаза на нем нет.
А это значит - все, конец путешествию и вообще конец всему.
В конце концов, совершенно сбитый с толку неведомыми ощущениями и совершенно непонятной ситуацией он открыл глаза.
Небольшая комната. На стенах порванные, покрытые разводами грязи и плесени обои, рисунок которых уже невозможно рассмотреть. В углу рассохшийся деревянный стол, на погнутую столешницу вездесущий ветер нанес целый ворох разнообразного мусора. Остатки полусгнившего ковра на полу. На потолке трех-рожковая люстра, щедро увитая паутиной, но, к удивлению, с единственной сохранившейся лампочкой. Желтый луч солнечного света, падавший в комнату через разбитое окно, играл на ней тусклым бликом. Обыкновенная комната - коих в разрушенной два десятилетия назад ядерным ураганом Москве миллионы. Только вот Семен не помнил, чтобы заходил сюда.
Лавина воспоминаний вдруг обрушилась на него, как из опрокинутого корыта, как будто кто-то невидимый до этого сдерживал их, жалея неокрепшее сознание. Он выбрался на поверхность из вентиляционной шахты, что в перегоне на Боровицкую. Разрушенный город встретил его привычными сумерками. Семен не помнил, бывали ли здесь ясные солнечные дни. Словно природа, исковерканная десятилетия назад ядерным безумием, сознательно отказалась от ярких красок.
Открывшийся пейзаж навевал тоску. Мрачные клубящиеся облака висели низкой тяжелой пеленой, цепляясь за серые угловатые остовы высоток. Порывами дул ветер, выдавая тоскливый атональный мотив в руинах того, что некогда было многомиллионным мегаполисом.
Он, словно бы бестелесное живое существо – старое, усталое и изуродованное ядерным безумием непомерных человеческих амбиций, выводил печальный минорный аккорд, проносясь по опустевшим и разрушенным офисам, заваленным мусором лестничным клеткам и лифтовым шахтам. Хаос и запустенье царили вокруг. Некогда оживленный проспект сейчас представлял собой унылое зрелище. Цепочка проржавевших и искореженных автомобилей - последнее напоминание о роскоши уничтожившей саму себя цивилизации - протянулась на пару кварталов. Кислотные дожди и разгул стихии, бушевавший здесь в первые недели после ядерного урагана, мало что оставили от сверкающего лоска этого некогда неизменного атрибута ушедшей навсегда жизни. Теперь они больше напоминали обглоданные временем скелеты мифических чудовищ, скалившиеся жуткой ухмылкой выбитых стекол.
Семен никак не мог отделаться от чувства вины всякий раз, когда выбирался на поверхность. Это чувство было абсолютно беспричинно и иррационально - ему было всего лишь десять лет, когда всё сжигающая вспышка ядерного апокалипсиса поставила жирный крест на всем человечестве. Однако... Он чувствовал, что виноват, может, потому, что выжил, а может только из-за того, что остался человеком. Не скатился в темную бездну безумия и регресса, а сохранил частичку души, продолжая жить и надеяться.
Правда, сам не зная на что. Наверное, именно эта надежда - непонятная, неопределенная, но зовущая - толкала его на поверхность в мертвый брошенный город, шепча в уголке подсознания, что, может быть, здесь ты найдешь ответы на незаданные еще вопросы. В раскрывшейся его взору картине всеобщего апокалипсиса была какая-то мрачная притягательность. Казалось бы, что чарующего в темных полуразрушенных громадах многоэтажек, проржавевших остовах автомобилей и дикой, буйно разросшейся и мутировавшей растительности?
Семен даже повернул голову, осматривая мрачно-урбанистический пейзаж, словно бы ища ответ на риторический вопрос. Печать всеобщей гибели и нового зарождения лежала сейчас везде - в растрескавшемся асфальте, сквозь который пробивался ярко-зеленый росток, в тёмных небесах, готовых вот-вот разродиться мелкой хмарью дождя, и в далеком тоскливом крике неведомой птицы.
"Смерти нет. Есть лишь вечное обновление", - казалось, это шепнул ветер, неожиданно сильным порывом толкнувший в спину. Семен поудобней перехватил старенькую "Сайгу", скинул предохранитель и медленно двинулся по проспекту туда, где темными провалами выбитых окон выглядывало трехэтажное здание бывшего торгового центра. Старательно обходя кучи мусора, он вышел на перекресток, где остовы машин образовывали целое механическое кладбище. Сваленные в громадную кучу, среди которой серо-белыми пятнами виднелись человеческие кости, они немо свидетельствовали о разыгравшейся здесь десятилетия назад трагедии. Расположившись за опрокинутым на бок измятым корпусом маршрутки, некогда выкрашенной в ярко-желтый цвет, Семен огляделся.
Обглоданное временем здание торгового центра располагалось в пятидесяти шагах. Некогда блиставшее вычурной роскошью, сейчас оно ничем не выделялось из общей картины запустения и упадка. В просторном фойе свободно гулял ветер, наметя сквозь широкие проемы выбитых панорамных окон косые сугробы песка и пыли. Прошедшие в свое время кислотные дожди, видимо, изрядно попортили металл несущих конструкций, отчего некогда покатая крыша фойе частично провалилась внутрь. Вокруг было пустынно и тихо.
Семен клацнул затвором, досылая патрон в патронник, и шагнул в здание. Он прекрасно знал, что расплодившееся мутировавшее зверье всегда выбирало подобные места. В основном внутри здания сухое свободное пространство, а укрытия от осадков делали их почти идеальным местом для логова. Природа, словно получив в свое время радиоактивный допинг, теперь щедро выдавала огромное разнообразие немыслимых жизненных форм, сбросив со счетов эволюции человека как такового. А люди, замкнувшись в бетонном саркофаге подземной Москвы, так и не смогли за прошедшие десятилетия стать самодостаточной структурой. С каждым годом всё глубже погружаясь в пучину стагнации и регресса, они с каждым разом все более нуждались в "осколках прошлого" снаружи, отправляя за ними тех, для которых адреналин в крови был сродни глотку чистого воздуха. Но эти самые "осколки" зачастую брали слишком дорогую цену...
Сумрак, царивший на улице и в полуразрушенном фойе, превращался в густой вязкий мрак. Включив фонарь, Семен рубанул тьму световым клинком. Мусор, остатки полусгнившей мебели, заросли неведомых растений, по расположению которых еще можно было догадаться, что под ними скрыты творения человеческих рук. Полутемный коридор уводил в глубь здания. Пол устилало хрусткое крошево битого стекла и пыли, перемешиваясь с превратившимся в труху бытовым хламом. Пятна тусклого света, падавшие из соседних помещений, лежали на полу светлыми бликами, внося в пейзаж всеобщего запустения игру серо-белых тонов.
Семен осторожно двинулся внутрь. Когда-то тут располагались модные бутики. Несколько раз луч фонаря выхватывал из сумрака потемневшие от времени и грязи манекены с лохмотьями истлевшей одежды и провалившиеся внутрь витрины. Около одного из помещений Семен остановился. Луч фонаря, к его удивлению, не наткнулся здесь на ставшую уже привычной картину всеобщего разрушения - покатая витрина, покрытая сантиметровым слоем пыли, была цела. Подойдя вплотную, он смахнул ладонью прах. В луче фонаря веселым желтым блеском засияли разложенные на бархатных подставках цепочки и колье, с десяток массивных перстней отозвались искристым блеском драгоценных камней. Семен на минуту невольно залюбовался этим великолепием.
Это было словно усмешка из прошлого. Яркий отблеск канувшей в лету человеческой цивилизации. То, ради чего жили и умирали, чем мерили благосостояние, роскошь и порой человеческую жизнь, лежало теперь под пыльным колпаком из бронестекла, покинутое и забытое всеми. Мрачная философия жизни - мир, уничтоживший сам себя, унес с собой и градацию материальных ценностей, собственно, и приведших к случившейся катастрофе. Нет, само золото не было повинно в том, что его так любили люди. Оно было далекой причиной возникновения непомерных амбиций и откровенного безумия тех, кто сделал роковой шаг. Теперь же за эти символы, некогда безграничной власти, нельзя было купить даже куска паршиво пахнущего мыла.
Семен постоял еще немного, созерцая красивый игристый блеск сокровищ, а затем повернулся и сделал шаг к выходу - но только шаг. Воздух перед ним будто уплотнился, загустел и стал приобретать объем и глубину. Существо, кошмарная смесь собаки и ящерицы, вынырнуло откуда-то сбоку. Оно сидело там уже очень давно, слушая тишину. Сейчас, когда добыча была уже совсем рядом, глаза существа вспыхнули в полумраке будто крупные сапфиры; цвет покрытой жестким ворсом шкуры медленно мимикрировал, меняя окраску и словно выталкивая существо из незримой реальности. Поджав короткие лапы, оно с тихим рыком рванулось вперед и вверх, нанося смертельный удар когтистой конечностью.
Семен, задохнувшись от ужаса, инстинктивно отпрянул в сторону, нажимая на спуск "Сайги". Выстрел крупной картечи оказался неприцельным, ударив в стену; острые, как бритва, когти зацепили фильтрующий бачок противогаза, вырвав его из узла крепления маски. Семену показалось, что захрустели шейные позвонки, когда голова мотнулась в сторону от чудовищного удара. Не удержавшись на ногах, он тяжело рухнул на спину.
Существо заревело, скаля клыкастую пасть и роняя на пол тягучую слюну. Картечь рикошетом зацепила голову твари, застряв в мышцах и причиняя мучительную боль.
Семен, чувствуя, как дрожат от переизбытка адреналина мышцы, вскочил на ноги. Тварь, словно в ответ на его движение, с несвойственной грациозностью вдруг поднялась на задние лапы, пытаясь сделать еще один бросок, но тугой заряд картечи, ударивший ей в подреберье, не позволил завершить движение.
Дикий рев разорвал стылую тишину. Существо, обезумев от дикой боли и совершенно не замечая рваных ран, сочившихся бурой жидкостью, метнулось вперед. Семен, едва сам не подвывая от ужаса, нажал на спусковой крючок - раз, другой, третий... Грохот выстрелов в тесном помещении заложил уши иссушающим звоном легкой контузии.
Тварь, тело которой было изорвано выстрелами в клочья, брызгая потоком бурой крови, ударила его всем своим стокилограммовым весом, полоснув когтями по ребрам. Семен закричал, заваливаясь навзничь. Помутневшим взглядом, словно в каком-то кошмарном замедленном кино, он увидел, как его последний выстрел золотистым выхлопом снес твари половину черепа, разбрызгав серо-красное содержимое широким веером...
Боли не было, лишь странное неестественное тепло разливалось по телу. Порванный противогаз съехал на бок. Семен захрипел, чувствуя, как жаркая волна подкатила к горлу, и не в силах сдержать тошнотворный спазм, сплюнул внутрь противогазной маски кровавый сгусток. Мир словно бы окрасился в багровые тона - кровь растеклась на окулярах противогаза красным узором. Последний яркий штрих угасающей жизни. И тут пришла запоздалая боль - накатила удушливой волной и разорвалась в мозгу тугим нестерпимым шаром, отправляя измученное сознание в темное небытие...
...Семен судорожно вздрогнул, захрипел, лихорадочно расстегивая порванный, в бурых разводах, защитный костюм. Армейский камуфляж под ним превратился от засохшей крови в заскорузлый кокон. С противным хрустом разорвав его, он замер, не веря собственным глазам.
- Да как же такое может быть! - пробормотал Семен.
Там, где должна быть рваная рана, протянулись лишь несколько длинных красных рубцов. Он коснулся их дрожащими пальцами, не веря в происходящее. Легкая эйфория от сказочного спасения вместе с полным непониманием накатила теплой волной.
"Нет, такого не бывает. Наверное, я все еще лежу там, а мозг, измученный кровопотерей и кислородным голоданием, выдает эти эфемерные грезы за реальность", - вдруг подумал Семен.
В полном недоумении он обвел глазами комнату, словно ища ответа на вопрос, и вдруг увидел, что теперь он в ней не один. Это было настолько неожиданно, что Семен непроизвольно вздрогнул и судорожно отполз назад, упершись спиной в стену. Он мог бы поклясться, чем угодно, что минуту назад комната была пуста - ни единый шорох не возвещал о приходе нежданного гостя. И, тем не менее, он был тут - сидел в пяти шагах от него в продавленном рассохшемся от времени кресле.
Семен нервно облизнул пересохшие губы и уставился на неожиданного визитера, словно это была бомба, готовая вот-вот взорваться. Высокий - кресло явно для него низкое - одетый в черную потертую кожаную куртку, выцветшие джинсы и армейские ботинки. Короткие волосы аккуратно зачесаны назад, лицо смуглое и худое. Гость молча смотрел через выбитое окно на руины соседнего здания. Солнечный свет, косыми лучами падавший на хрусткую россыпь битого стекла на широком подоконнике, заставлял осколки искриться разноцветным радужным блеском. Видимо, это по-своему забавляло незнакомца, и порой он улыбался краешком губ.
Новость отредактировал Qusto - 7-07-2015, 22:30
Ключевые слова: Тварь Семён гость рана существо авторская история