Светотени
1. Урок.Насколько помню, для меня добраться до стены было целью, как и у большинства из живущих. Она разделяла, и оттого притягивала и объединяла в надежде. За стеной располагался удивительный островок мира, на котором никогда не было солнца, дождя, красок, но ,по преданиям идущих из минувших тысячелетий, в глубине сей земли покоилась желанная атмосфера непостижимой благодати. Предание пьянило, кружило голову, сводило с ума, закаляло, заставляло бороться, стремиться, верить.
Длительные скитания по диким и тёмным землям под аккомпанемент голосов и звуков разношерстных тварей и гадов, прежде чем достигнешь подножия грандиозного сооружения, нередко забирали жизни. Переход по земле в вечной темноте был опасен, но использовать огонь было куда опасней.
Стена была высока, из камня, побитого вереницей бесчисленных лет, с открытыми узкими подъёмами, ведущими на самый верх, где под ветхими навесами из древесины, соломы и сукна останавливались паломники.
Новые люди появлялись не каждый день, ведь помимо самого предания ходила молва, что решимость подняться на стену буквально затягивала, отрезая путь назад. Предположений, почему так происходило, выдвигалось довольно, и их действительно хватало.
Сознание менялось. Ещё при юности прадеда первый шаг от лестницы, вероятно, привёл бы к жестокому, порой неравному бою, оспаривающему собственную пригодность и веру, сейчас же моё появление просто привлекло внимание.
С подъёмом наверх неожиданно открылась пустынная равнина уходящая вдаль. С внутренней стороны спуск до земли оказался местами ниже человеческого роста, и если до стены растительный мир мог похвастать изобилием, то внутри всякая жизнь отсутствовала напрочь, лишь крохотные огороды и одинокие плодово-ягодные кусты с карликовыми деревьями росли на окультуренном каменном основании. Растениям полив не требовался, камень отдавал достаточно влаги, а вот для людей её не хватало, хотя чаши расположенные в редких понижениях каменной платформы исправно собирали напорную воду.
Некие никогда не гаснущие источники искусственного освещения, расположившиеся в нескольких местах, для покрытия наибольшей площади вновь прибывших ставили в тупик. Мало того, что свет в этих местах был диковин, так, в принципе, и нежелателен. Но вопросы о его необходимости отпадали сами собой и достаточно скоро.
Предыдущий опыт выживания спустя несколько минут понёс прочь от поселения в сторону равнины. Окружающая действительность не укладывалась в голове, показавшись безумием. Одно лишь присутствие в хорошо освещённом пространстве леденило неистово забарабанившее сердце. Уже собравшись прыгать на голую землю, был свален и коллективно связан. Жар внутри позволял смотреть лишь со злобой. Когда оттянули под один из навесов, услышал чьи-то слова:
- Потом благодарить будешь!
Проведя жизнь, либо значительную её часть, во тьме, здесь приходилось ломать привычки. Детей здесь не было, не было опасных наземных хищников и не было дичи, не было болот, бурных вод и дремучих лесов, практически отсутствовали всякого рода паразиты и гады, что исключало множество тревог и хлопот. Металл попадал сюда только принесённый с собой, одежды обычно тоже не хватало, бытовая утварь в своей массе - походная и, разумеется, в минимальном количестве. Тут всегда ощущался недостаток вещей. Образование, если и было, теряло ценность, хотя, впрочем, помогало для поддержания разнообразия в разговоре. Однако в ранг особой ценности вышли крепкие моральные принципы, трансформировавшиеся со временем в свод правил, которые в свою очередь сложились так давно, что безоговорочно воспринимались как непреложная составляющая настенного бытия.
Во второй раз никого не удерживали. Когда успокоился и спросил, зачем так поступили, ответили, что хорошо, раз задумался, но говорить о причине рано и предложили пожить пока, чтобы осмотрелся.
Я видел, как паломники в одиночку уходили на равнину, больше не возвращаясь. Это выглядело совершенно естественно. К этому и сам долго стремился. Всё выглядело естественно, и после очередного отдыха снова решил обсудить произошедшее.
Я узнал, что свет хоть и нёс дискомфорт, надежно оберегал от суеты внешнего мира и от преждевременного испытания внутреннего. Что на стене сейчас живёт максимум из возможного количества людей, поэтому, когда кто-то приходит, кто-то уходит на равнину. Чаще люди уходят одни, но бывает и группами, и мне не повезло увидеть массовое паломничество, ибо оно, вероятно, показало бы силу веры.
Однако это было не единственное откровение. Если паломник, которому приходил черёд последнего путешествия, отказывался от него, его могли принести в жертву. Другие требования так же то регулировали дисциплину, то одновременно создавали прецедент для корректировки численности поселения. В целом услышанное показалось приемлемым, а под иной склад характера требования, несомненно, целиком пришлись бы ко двору.
Я увидел разумное зерно в возможности ещё пожить на самой границе перед долгожданной целью, когда уже нет беспокойства в её достижении. Усиливалось и чувство, что это - даже дар за тернистый путь, доведший досюда.
Давненько так хорошо не отдыхал. Организм словно отпустило от постоянного напряжения. Появилось нечто особенное в настроении, и впервые за несколько сезонов я позволил себе просто быть тут и сейчас. О, это забытое чувство! Но природа никогда доселе не давала сполна насладиться сей привилегией, что сразу вспомнил, когда мысль соскользнула в подобные переживания прошлого. Она предпочитала взамен брать жестокостью и напором.
Окружность стены была велика, и некоторые участки когда-то были разрушены. Ошибочно полагать, что стена была средоточием мира. Напротив, она стояла последним бастионом, прославляющим искусство воинов. Так было не всегда, а результаты вспыхивавших противостояний напоминали до сих пор. Из уважения или от обречённости предпринимались попытки реставраций, правда, реальные возможности не способствовали этому. Помимо инструментов и материалов, не хватало знаний о функционировании сооружения. Однако любое занятие, которое позволяло отвлечься от праздности, невзирая на результат, несло пользу.
Так на глаза и попался весьма прыткий паренёк. Он старался так, будто хотел успеть, вот только рубеж отсутствовал. Некоторое время даже больше посматривал, как он рвал жилы, что разожгло уважение к нему. Тогда впервые пошёл на расчистку территории, и наверно ради этого задора ещё бы несколько раз с радостью уделил себя этому труду.
Пока работали, на стену поднялась новая группа. Сам находился здесь не долго, но смотреть со стороны на их реакции было не только любопытно. Можно утверждать, что таким как я, немного обжившимся, это виделось хорошим развлечением. Компания из пяти здоровяков, несомненно, способная действовать сообща, раз оказались тут, под режущим глаза светом на открытом пространстве испытывала дискомфорт. По себе судя, на них тяжёлым бременем обрушилось чувство абсолютной наготы, когда открыт, сбит с толку, почти беспомощен, а сам как на ладони у толпы, иначе говоря, как пить дать, лёгкая жертва. Возможная проблема заключалась в дальнейшей реакции. У меня хватило рассудка в проигрышном положении, в помутнении, не ринуться на готовых копейщиков, чтобы не быть сброшенным вниз, признаться, умиротворяла мысль о величественности достигнутой святыни.
- И вы туда же, - услышал голос справа от себя. Повернувшись, увидел того парнишку, посмотрев вопросительно.
- Вы не понимаете, что происходит? Ну, нет, конечно, - продолжил он и сразу запнулся на полуслове. Но только собрался уходить, как он схватил за руку, - Я заметил, как наблюдали за моими трудовыми подвигами. Думаете, что это ради них? – спросил он, поведя рукой в сторону остальных. - Это чтобы хоть что-то успеть сделать в жизни, хоть такую мелочь! Подумайте, это же не нормально, что на равнине ничего нет, от её вида кровь стынет! По крайней мере, у меня стынет. Её описание, знакомое с рождения совсем не передаёт ту дикую безысходность.
- Я вижу в этом лишь свободную землю, - ответил я ему.
Вздохнув, он опустил глаза.
- Похоже, я не зря в себе держал эти переживания. Прощайте.
Он сразу ушёл. Ещё потаскав камни, я направился к себе, озадаченный откровенностью собеседника. Казалось невозможным услышать подобное от того, кто недавно был исполнен веры и непреклонности в пути. Позже, выйдя к краю, я стоял и смотрел во тьму. Окунуться туда и уйти вперёд, как и прежде думая лишь о том, что ждёт впереди, ощущалось острой потребностью.
Становилось шумнее, люди собирались неподалёку. Хотелось ещё побыть в большей тишине. Оказалось, что провожали паломников, уходящих на равнину. Массовость была редкостью, поэтому мероприятие непременно привлекало внимание.
Вспомнив слова парнишки о пустой земле, смотрел вслед в уверенности, что теперь с ним всё хорошо. Самого же не покидало чувство, что именно там и моё место.
Отвлекла возня позади. Одного из прибывших, как меня ранее, пытались остановить, но тот оказался шибко упорным, да не в пример остальным, ловким малым. Освободившись, он наверно предположил, что я тоже преграда на пути и чуть не сшиб с ног. Ещё мгновение и его спина исчезла из виду.
Потом с той стороны послышались чуть различимые крики, и они приближались. Не знаю, что нашло, но выдернув верёвку у рядом стоящего, я бросился на пустошь. Я бежал. От длительного нахождения на свету глаза привыкали к темноте. Сориентировался по слуху, знакомый голос звучал совсем рядом. После последнего крика адресованного уже мне, увидел, как охваченного страхом одного из двух оставшихся бегущих толкнуло вперёд так, что тот перелетел за меня и так и не упав на землю, его стало приподнимать. Тело с одеждой и вещами в один миг, расщепившееся в массивную молекулярную массу, немедленно было поглощено преследователем.
Парнишка кричал:
- Назад! - продолжив бежать, как только мог. Тут верёвка и понадобилась. Когда я с ним поравнялся, сам уже обмотался. Сунув ему другой конец, только и сказал: - Быстро, - и он понял. До стены оставалось рукой подать, когда его бросило вперёд, но благодаря собственной инерции я сразу же его выдернул. Благо не завалился на спину. Схватив за шмотки, поднял парнишку на ноги и, пробежав немного, вперёд бросило уже меня с такой силой, что чуть шею не свернуло, а в глазах помутнело. В голове расходился шум, а тело будто начинало разрываться. Спину неимоверно жгло, когда я почувствовал новый толчок. Парнишка продолжил бег, хоть и его слегка подбросило. Теперь мы находились в поле света.
Всё обернулось мрачно. Крепко засела мысль о невидимом во тьме преследователе, бездонная ярость которого пожирала материю. Стража внутренней земли, от которого ограждал лишь искусственный свет над стеной. Попытка разговора с остальными привела к недоверию, а немного погодя, и к обвинениям. Выходило, что назад домой никак, путь вперёд невозможен, немного пожить в беспросветной нужде дальше при постоянном свете на каменной полосе в окружении основной массы искусно себя обманывающих претило.
Улучив редкий момент уединения, я снял с пояса старый охотничий полуторной заточки нож, с трудом оголив торс, сел на колени и, основываясь на знании анатомии, начиная с левого бока спины, стал планомерно пропарывать себя насквозь, не задевая жизненно важные органы, дважды слева, дважды справа. На четвёртый, видимо, при временной потере концентрации от боли и прорывающихся редкими импульсами приятных мыслей, порезал печень. Кровь хлынула наружу потоком, сам же я почувствовал леденящее прикосновение от давно тёплого лезвия, разошедшееся по всему телу судорогой с мурашками. Снова взялся за рукоять. Тяжёлый нож осторожно вынул, положил рядом, ощущая сквозь затруднённое дыхание как доволен собственной жизнью, как она была прекрасна, и как хотелось бы продолжения… Теперь, может, однажды.
18 сентября 2014.
Ключевые слова: Горы паломники кровь авторская история