Юлечка. Долгая прогулка
Уже никогда не узнаю, кому из нас пришла в голову эта идея, ставшая ежегодным ритуалом. Долгая летняя прогулка. Обязательно в полнолуние. Как последний глоток южного воздуха перед наступающим осенним унынием. Кот Лимон, как обычно, оставался охранять дом и кормушку с котлетой. Теплая августовская ночь. Светит полная луна и фонари Французского бульвара. Пешком от Морвокзала до нашего домика на Фонтане. Вверх по еще теплым после дневного зноя плитам Потемкинской мимо скучающего Дюка. С другого конца бульвара часы играют «Белую акацию», намекая на полночь. А вот и желтый булыжник, которым вымощено начало мостовой. По Пушкинской до Куликова поля. Дальше по Канатной, переходящей в одну из самых длинных улиц в городе. Мы втроем идем, взявшись за руки. Если не спешить, часа за четыре можно дойти до самого дома. Лунный свет льется сквозь ветки каштанов. Резным узором падает на брусчатку мостовой. Сладкий, тягучий запах акаций, настоянный на звуках цикад и ленивых взмахах крыльев ночных бабочек. На рейде лениво бубнят корабли, рассыпая в воду искры отражающихся огней. В воздухе мелькают мохнатые тушки летучих мышей. У меня на шее любимый синий шарфик, доставшийся от бабушки. Мама говорит, это мой талисман. Я не знаю, кто такой Талисман, но в нашем городе часто встречаются похожие фамилии. Так что я не парюсь по этому поводу. На маме ее любимый белый свитер с бабочками, подаренный папой на первую годовщину свадьбы. У папы, как обычно, полные карманы конфет, на случай если я устану или мне станет грустно. Незаметно сладости перекочевывают из его карманов в мои. За разговором я не успеваю их уплетать.Третий час ночи. Только папа, мама и я. Время остановилось. Больше никого вокруг. Вспоминаем разные смешные случаи из жизни. Оказалось, все самое смешное у родителей связано со мной.
- А помнишь, Юлька положила тебе на стул канцелярскую кнопку и сказала, что это колючая копеечка ?
- А когда у нас прорвало трубу и воды было по щиколотку, Юлька вытащила таз с бельем на середину комнаты, уселась туда в твоей фуражке с биноклем и сказала, что она капитан. Лимона взяла с собой на борт юнгой.
- И после того, что ее посадили на диету, во дворе рядом остановилась соседка, начала что-то перекладывать в сумках с базара. Юлька повернулась к ней сердито, решив, что та хочет ее угостить чем-то вкусненьким, и сказала: "Мне нельзя конфеты и вообще ничего нельзя!" Та схватила сумки и, не оглядываясь, поспешила домой.
Эта прогулка стала нашим семейным праздником. Каждое лето. Август. Полнолуние. Я эту ночь ждала так же, как Новый год и как День рожденья. С некоторых пор мы стали гулять вдвоем – я и папа. Не спрашивайте почему. Я и сама не поняла, как это произошло. Только помню нарастающий сзади резкий звук, как будто стая механических шершней. А дальше - темнота, боль и тишина, сменяющиеся расплывчатыми сполохами и чужими голосами. Я ощущала только теплые папины руки. Они не могли отпустить. И не отпустили. Сейчас кажется, что это было не со мной. Просто приснилось.
И вот еще одно августовское полнолуние. Сколько их уже было? Пятнадцать? Или восемнадцать? А может, тридцать? Снова мы идем, взявшись за руки. Я так и не привыкла, что одна рука свободна. По привычке пытаюсь поймать мамину ладонь, но пальцы хватают воздух.
Папка, ты такой смешной. Стал почти совсем седой. Рассказываешь что-то про свои юношеские приключения, тут же вспоминаешь мои детские проделки. Иногда путаешь имена и места. Удивляешься, что я помню это лучше, чем ты, хотя на тот момент меня еще не было на свете. Наша прогулка подходит к концу. Скоро я буду дома. Вот уже и кованая чугунная решетка, скрипучие ворота. Старый служивый пес у ворот. При нашем появлении слегка вздрогнул хвост. Зевнул и посмотрел куда-то сквозь меня. Зарычал на папу. Я потрепала его между ушами. Потрогала нос. Все такой же влажный и шершавый, как и в прошлом году, как и много лет тому назад. Уже не чувствую папину ладонь. Он где-то за спиной. Плохо видит в темноте и боится оступиться. Он всегда здесь отстает. Только здесь я чувствую себя, как дома.
И вот, снова августовское полнолуние. Мы идем вдвоем. Вдалеке шум прибоя, свежий морской ветер. В ботаническом саду кричит ночная птица. Все, как всегда. Но что-то не так, как раньше. Мне кажется, что луна следит за нами. Что-то задумала и ей интересно, что будет дальше. Поворачиваем за угол. Ночной киоск скалится на нас приоткрытой форточкой. Оттуда едва пробивается дрожащий свет. От киоска отделяются четыре тени. Ждут, пока мы пройдем. Папа так увлечен моим рассказом про утренник в детском саду, что никого вокруг не замечает. У меня по спине бегут мурашки. Ситуация не входит в мои планы. Я отстаю от отца и разворачиваюсь назад. В момент все смолкает. Треск цикад, шум моря и шелест листьев перестает для меня существовать. Папин голос становится далеким и неразборчивым. Он тает, как мороженое на подоконнике. Тени не спеша идут за ним. В руке одной из них сверкнуло что-то, похожее на нож. У меня в горле пересохло. Подхожу к самому здоровому.
- Эй, ты, в кепке! Отвали от папы! Возьми конфету и успокойся. Или я тебе щас кадык отгрызу!
- Малая, ты совсем сдурела? Чё те надо? Топай живее отсюда.
- Нет! Там мой папа. Я не уйду без него. Берите конфеты и валите отсюда. Вот, забирайте всё. Только отстаньте от него!
Высыпала перед ними всё, что было в карманах. Оглянулась на отца. Он продолжал идти спотыкающимся шагом с чуть расставленными руками, как в ту самую первую ночь. Со стороны казалось, что он продолжает сжимать наши ладони. Мою и мамину.
- Дура малахольная! Валим отсюда. Папаша, походу, тоже не в себе.
- Слышь, Кнехт, ты там сам с собой бакланишь? Со шмалью завязывай, прёт тебя не по-детски.
- А вы, чё, малявку рыжую не видели только что? Она мне еще конфеты предлагала.
Друганы ржут над Кнехтом и скрываются в темноте. Я догоняю папу. Мы идем дальше. Он так ничего и не заметил.
Я вспоминаю, как мы втроем гуляли в парке, и мне захотелось покататься на качелях-лодочках. Вы меня долго отговаривали, потому что я еще маленькая и меня может укачать, и вообще я могу выпасть оттуда. И все-таки я вас уговорила. В результате укачало маму, папа ее очень жалел, и на карусели уже каталась я одна. Потом мы купили мороженое и зашли в комнату смеха. Я поперхнулась мороженым, а папа сказал: "Не проглоти палочку, а то тебя отсюда не выпустят." Я испугалась и чуть не заплакала. Представила, что родители меня навсегда оставят в этом королевстве кривых зеркал. Но папа с самым серьезным лицом на выходе предъявил билетерше свою палочку от мороженого и сказал, что у нас пропуск на всю семью. Мы с мамой долго смеялись. А потом мы спустились к морю и кормили чаек. Папа подбрасывал сухарики в воздух, а птицы наперегонки неслись, чтобы схватить их налету. Закончилось тем, что папе, в знак благодарности, одна из чаек уделала костюм. Несильно. Только воротник и плечо. Даже маме на сумочку попало. Мама сказала, что птичкам больше хватит, и мы можем остальное доесть сами. Потом мы катались вдоль берега на прогулочном катере. Было здорово. Мы с папой вышли на нос катера, и я просила его хоть разок ударить в колокол. Папа сказал, что это не колокол, а рында. И звонить в нее можно только по особым случаям. Я спросила
- Особый случай – это день рожденья капитана?
Папа ответил.
– Да, день рожденья капитана … Или когда кто-нибудь упадет за борт.
Всю дорогу до причала я смотрела в воду и надеялась, что кто-то упадет за борт, и я смогу ударить в рынду по этому поводу. В тот раз никто так и не упал, а маму снова укачало. Но по этому поводу бить в рынду не полагалось. Матрос из-за качки какое то время не мог забросить на пристань канат, а капитан из рубки на него ругался. Очень громко. Назвал его п*глазой креветкой и пожелал ему семь якорей в задницу. Мне было одновременно смешно и жалко дядю матроса. Наверное это очень больно, ну когда семь якорей… А папа сказал, что это образное выражение. И на катере всего два якоря. Я подумала, раз капитан так ругается, я бы не стала в честь его дня рождения звонить в рынду. И еще я подумала, где он возьмет еще пять якорей для задницы дяди-матроса. Наверное, ему их дадут такие же ругательные капитаны, как этот. Из вредности, чтоб обидеть дядю-матроса. Когда мы сходили с катера по шаткому мостику, матрос подал маме руку, папа нахмурился и посадил меня к себе на плечи. Папе руку матрос не подал. А я показала ему язык. Потом мы бродили по берегу, а я собирала в воде разноцветные камешки. Они высыхали у меня в руках и становились тусклыми и некрасивыми. Прямо, как наша соседка тетя Тамара. Мама говорит, она в молодости была очень красивой. Не знаю, что было в молодости, но, когда ее нашел жених, дядя Махмуд, она вскоре стала похожа на сушеную грушу, сморщенную и скучную.
Луна пристально наблюдает. Я чувствую её волнение. Она моя сообщница и давняя подруга, от которой нет секретов. Всё ждём знакомый звук. Треск механических насекомых. У каждого по два колеса. Они скорее летят, чем едут. Пахнут машинным маслом и бензином. Я жду их каждую прогулку. И обязательно из-за спины. Как тогда, когда мы были еще втроем. Жду уже много августовских ночей. Мне кажется, что в этот раз снова луна ухмыльнется над моей неудачей, глядя в спину моему отцу.
Вдруг прошибает холодный пот. Неужели! Да! Это они! Развязываю свой любимый шарфик на шее (ну тот, с одесской фамилией Талисман) и, дождавшись порыва ветра, разжимаю пальцы. Он, как перышко, взмывает вверх и приземляется посередине мостовой, готовый взмыть со следующим движением воздуха.
- Папуля! Мой шарфик! Он улетел!
- Стой тут! Сейчас я его поймаю.
Папин силуэт в свете фар отбрасывает на дорогу десятки теней. Треск мотоциклов становится оглушительным, огни ослепляют. Визг тормозов, скрежет металла, искры. Трещат шлемы, хрустят кости и рвутся сухожилия. В ночном воздухе повисает тонкий аромат боли и безысходности. Вижу краешек моего любимого шарфика, намотанного на мотоциклетную цепь. По мостовой рассыпаны конфеты. Луна не может сдержать восторг: Юлька, мы сделали это!
Я отряхнула папкин костюм. Меня не интересует чужая боль и печаль. Мне достаточно моей и нашей. Мы идем дальше. Вот уже скоро. Скрипит кованая калитка. Старый пёс не обратил на нас внимания. Папа на этот раз не отпустил руку. Наоборот, я почувствовала, как он крепче сжал мои пальцы. Я улыбнулась впервые за много лет. Вот мы и дома. Завтра на мраморной плите появится третье имя. И мы каждый год будем втроём радоваться августовскому полнолунию.
-Пап, мам, я так люблю вас…
P. S. Я тут вдруг про кота вспомнила. Как там Лимон без нас? Мама тоже волнуется. Я утром для него на трамвайные рельсы котлетку положила.
Новость отредактировал Eternity - 3-11-2013, 16:27
Ключевые слова: Смерть связь духи