Загадка старого кладбища
http://www.gramotey.com/Алексей Атеев
Загадка старого кладбища
Если бы кто-нибудь рассказал Валентине Сергеевне Петуховой о том, в
какой водоворот таинственных и невероятных событий она будет вовлечена,
эта пожилая, но весьма энергичая дама только посмеялась бы. Ни во что
сверхъестественное она не верила. Мало того, она всю жизнь боролась с
религиозным мракобесием и была ярой атеисткой. Библиотека, которой
руководила Валентина Сергеевна, отличалась высоким уровнем
атеистической пропаганды. Здесь постоянно устраивались различные
выставки, развенчивающие неприглядную роль религии в современном
обществе. Другим ее увлечением были сбор и засолка грибов. Эти две,
казалось бы, противоположные страсти мирно уживались в кипучей душе
Петуховой.
Грибам, или микологии, как научно изъяснялась Валентина Сергеевна, она
посвящала многие часы и считала их лучшим отдыхом. Почти каждый свой
отпуск проводила она в глухих лесных деревушках, прочесывая березовые
рощи и сосновые боры в поисках грибных эльдорадо. Никогда не собирала
грибов в уже известных ей местах, постоянно выискивала все новые
неизвестные уголки.
И нынешний отпуск она решила провести в дотоле неизвестном месте.
Как-то, возвращаясь на электричке из очередного грибного похода, она
случайно подслушала разговор двух старушек. Из тихого разговора, не все
подробности которого она расслышала, удалось уяснить, что есть-де такая
деревушка Лиходеевка, так вот у этой деревушки белый гриб попадается в
таком изобилии, что хоть косой коси, однако нужно знать места. Да и с
самой Лиходеевкой не все в порядке, что-то в этой деревушке неладно.
- Нечисто там, - выразилась одна старушка.
"Видать, дебри непролазные, - подумала Петухова, - небось ни пройти, ни
проехать".
И вот наступил долгожданный отпуск. Август только начинался. Стояла
именно та погода, которую так любят грибники. Ночью сеял мелкий теплый
дождик, а с утра день был свеж и ясен. Для понимающего человека лучше
погоды не бывает. Валентина Сергеевна собралась в дорогу без
промедления. На удивление быстро нашла попутную машину и вскоре уже
тряслась в кабине грузовика. Шофер попался неразговорчивый. Он всю
дорогу молчал и, как казалось Валентине Сергеевне, был чем-то
рассержен. На нее он, казалось, не обращал внимания и на все ее попытки
заговорить с ним упорно отмалчивался. И только в самом конце пути,
услышав, что попутчица едет в Лиходеевку собирать грибы, внимательно
посмотрел на нее, отвлекшись на минуту от дороги. При этом машину
основательно тряхнуло.
- За грибами, значит? В Лиходеевку? - На лице его появилась гримаса
насмешливого сострадания. - Зря вы это затеяли, дамочка. Грибов сейчас
кругом много. Зачем же в эту Лиходеевку? Убежите вы оттуда без оглядки,
попомните мои слова.
На вопрос, что же там такого страшного, шофер хмыкнул, покосился на нее
и почему-то смущенно промолвил: "Комаров больно много": Машина съехала
с разбитого тракта и поехала лесом. Ветки берез то и дело ударяли по
кабине, обдавая Валентину Сергеевну дождевой влагой, и она поспешно
закрыла окно.
Вдруг лес расступился, и показалась деревня.
- Вот она, Лиходеевка, - сказал шофер и, притормозив, повернулся к
Валентине Сергеевне: - А может, дальше поедете, до Кутушева, там тоже
грибов тьма, а места не в пример спокойнее.
Но она отрицательно замотала головой и стала совать водителю деньги, от
которых тот решительно отказался.
- Назад повезу - рассчитаемся, - засмеялся он и махнул рукой на прощание.
Машина уехала, а Валентина Сергеевна остановилась у края дороги и
огляделась.
Сельцо, которое предстало перед изумленными глазами Валентины
Сергеевны, словно сошло с идиллического пейзажа девятнадцатого века.
Столетние липы и тополя обрамляли десятка три беленых хат, крытых чуть
ли не соломой. Не видно было даже привычных телеграфных столбов. И хотя
ярко светило солнце и все сверкало красками августовского дня, от этой
идиллии становилось почему-то печально и даже тревожно. Может, причиной
была абсолютная тишина, стоявшая вокруг. Не слышалось привычных звуков
деревенской жизни: кудахтанья кур, мычания скотины, собачьего лая.
"Вымерли здесь все, что ли?" - с тревогой подумала Валентина Сергеевна
и побрела по заросшей куриной слепотой тропинке к крайнему дому.
В огороде какая-то женщина полола картошку. Валентина Сергеевна
поздоровалась и поинтересовалась, нельзя ли где поселиться на время?
- А чего вам здесь? - спросила женщина, оказавшаяся при ближнем
рассмотрении совсем старой, с морщинистым, как печеное яблоко, лицом.
- Да отдохнуть хочу, - молвила Валентина Сергеевна, осматриваясь
вокруг. Ей понравилась аккуратная изба, чистота и порядок во дворе.
- Дачница, значит, - протянула старуха с сомнением. - Только дачникам у
нас делать нечего. Кругом болота да леса дремучие. Их у нас отродясь не
бывало. Пробовали некоторые, да долго не выдерживали. Муторно тут без
привычки.
Старуха перекрестилась.
- А грибы тут у вас есть? - полюбопытствовала Валентина Сергеевна.
- Грибов-то пропасть. Да не больно-то их собирают, в лесах этих проклятых.
- Так, может, пустите на постой? - продолжала гнуть свое Петухова.
- Да живи, жалко, что ли! Только долго ли ты проживешь?
- Недели две точно.
- Я не об этом. Ну да ладно, пошли в дом.
Внутри избы было очень чисто, но как-то сумрачно. Передний угол занимал
большой киот с иконами, теплился синенький огонек лампадки.
Они вошли в комнату поменьше. У стены, завешенной ярким ковриком, на
котором черкес целился из ружья в тигра, стояла большая никелированная
городская кровать. На подоконнике краснели горшки с геранью, мерно
тикали ходики на стене.
Непонятно, но в первые полчаса, проведенные в Лиходеевке, Петухова
чувствовала себя как-то неуверенно. И главное, причина этого
дискомфорта была ей неведома. Но комнатка, где предстояло жить,
настолько понравилась, что она повеселела.
- А почему ваша деревня Лиходеевкой называется? - поинтересовалась
Петухова.
- А потому, - насупилась старуха, - что дела в ней лихие творились, да
и сейчас случаются.
И она опять перекрестилась.
"Богомольная какая", - подумала Валентина Сергеевна. Но слова старухи
заставили ее насторожиться.
- Это какие же лихие дела?
- Долго рассказывать, да и не к ночи, - буркнула старуха. - Давайте-ка
лучше я самовар поставлю. Чай пить будем.
Пока закипал самовар да потом пили чай, и Валентина Сергеевна угощала
старуху (как оказалось, ее звали Агриппина Кузьминична) городскими
лакомствами, быстро стемнело. И внезапно на Петухову навалилась такая
усталость, что она едва добралась до никелированной кровати и
погрузилась в пуховик. Сонное сознание успело зафиксировать яркий свет
луны, пробивающийся сквозь заросли герани на окне, и тонкий комариный писк.
Когда она проснулась, было по-прежнему необыкновенно тихо. Солнечный
свет заливал комнату. Наконец на улице пискнула какая-то птаха.
Звякнула колодезная цепь. Валентина Сергеевна сладко потянулась и
встала с постели. Старухи не было видно... "Наверно, корову выгоняет",
- подумала дачница. Быстро умылась из старинного медного умывальника,
наскоро перекусила и отправилась на свою первую вылазку в лес. Но
сначала решила осмотреть деревню. Та оказалась совсем крохотной. На
единственной улице ей повстречался лишь благообразный старичок, гнавший
хворостиной козу. Он вежливо поздоровался и долго глядел вслед
Валентине Сергеевне.
Лес был чист и светел. Красные колонны сосен исчезали высоко в небе.
Валентина Сергеевна шла от дерева к дереву, внимательно вглядываясь в
засыпанную хвоей землю. Азарт захватил ее полностью. Наконец корзина
наполнилась. Пришлось поворачивать назад. Знакомой тропкой она вышла в
деревню. По-прежнему тихую и пустынную. Тишину нарушал лишь гусиный
выводок, плескавшийся в луже. Хозяйка равнодушно взглянула на корзину,
буркнула что-то в ответ на приветствие.
Валентина Сергеевна попыталась завести беседу, но старуха
отмалчивалась, и Валентина Сергеевна занялась своими грибами.
Дни стояли как на заказ. В небе ни облачка, только под вечер иногда
затянет низкими тучами, и всю ночь идет мелкий теплый дождик. И все же
приближение осени становилось отчетливей. На кустах, на ветвях деревьев
заблестели нити паутины, и в утренней прохладе чудился привкус будущих
морозов.
Ранехонько двинулась Валентина Сергеевна в путь. В руке корзина, за
плечами рюкзачок с нехитрой снедью. На этот раз решила она собирать
только отборный гриб. Поэтому без сожаления смахивала березовым
батажком многочисленные сыроежки и волнушки.
Наконец лес стал редеть, и показался край болотистой пустоши. Где-то
здесь, по словам старухи, и находились россыпи боровиков.
День, еще несколько минут назад светлый и ясный, вдруг потускнел,
сделался серым. Подул холодный ветерок. Затхлым сладковатым запашком
потянуло с болот. Валентина Сергеевна поежилась и повернула назад, в
лес. Но и лес стал какой-то не такой. Чем дальше она шла, тем меньше
становилось сосен, пошел березняк и осинник. Появились зеленые моховые
плешины, в которых нога утопала, как в дорогом ковре. Валентина
Сергеевна идти по мхам опасалась, помня рассказы хозяйки о бездонных
трясинах. Она пугливо тыкала в мох хворостиной, но пока страхи ее были
напрасны. Бессмысленное хождение стало надоедать, как вдруг она
наткнулась на изрядное семейство боровиков. Треть корзины сразу
наполнилась. Охотничий азарт охватил Петухову. Она заметалась по лесу,
сразу забыв про свои страхи. Грибов становилось все больше. Корзина уже
почти наполнилась, а их количество не уменьшалось. Никогда еще не
видела Валентина Сергеевна такого изобилия боровиков. Она решила
остановиться, передохнуть и рассортировать свою добычу. На ходу
перекусив, переложила грибы из корзины в освободившийся рюкзак и
повесила его на сучок огромной сосны, привязав к нему красный платок,
чтобы издали заметить на обратном пути.
Она шла от дерева к дереву, забыв про время, охваченная всепоглощающей
страстью. Внезапно грибное изобилие кончилось, как отрезало. И хотя
корзина снова была полной, Валентина Сергеевна почувствовала горькое
разочарование. Она глянула на свои часики - было далеко за полдень. Что
ж. Пора возвращаться. И только тут поняла, что не знает, куда идти.
Верный ориентир - болото - пропал. Она помнила, что шла на запад. Да в
какой стороне этот запад? Солнца не видно. Небо затянуло облаками.
Неужто заблудилась?
Валентине Сергеевне стало не по себе. Вспомнились таинственные намеки
старухи, а тут еще среди бела дня заухал филин. Вдруг лес расступился и
перед ее глазами открылась обширная поляна.
В первую минуту Петухова решила, что это околица села. Виднелись
какие-то изгороди, торчащие из земли колья. Приглядевшись, поняла, что
перед ней кладбище. Это ее обрадовало - раз кладбище рядом, то деревня
недалеко. Она подошла поближе.
Кладбище было старинное, и непохоже, чтобы на нем хоронили крестьян.
Попадались массивные гранитные и мраморные надгробья, большей частью
покосившиеся, а некоторые и вовсе валялись на земле. Едва читались
имена и даты, стертые временем. Некоторые памятники разбиты, у
мраморного ангела отбито крыло, а у статуи женщины, державшей, в одной
руке опущенный факел, вторая вообще отсутствовала. Было здесь и два-три
склепа - массивные приземистые строения из старинного кирпича с ржавыми
чугунными дверьми. Двери одного из склепов были распахнуты, и Валентина
Сергеевна почти пробежала мимо них, охваченная жутью. На стене другого
виднелась черная мраморная доска, из надписи на которой следовало, что
здесь покоятся представители славного рода Кокуевых. Забыв о грибах и о
времени, ходила храбрая библиотекарша среди старинных могил. Чем-то
стародавним, неведомым повеяло вдруг на нее.
"Видимо, это старинное дворянское кладбище", - решила она. А тем
временем начавшийся мелкий Дождик усилился и перешел в ливень.
Сверкнула молния, ударил гром, полилось как из ведра. В поисках укрытия
Петухова заметалась по кладбищу. Зайти в один из склепов было страшно.
На самом краю виднелось какое-то строение, видно, часовня. Валентина
Сергеевна устремилась туда. Здесь было относительно сухо. Струи дождя с
силой били по ржавой железной крыше, и звук гулко отдавался в пустом
помещении. И тут царило полное разорение. На щербатом каменном полу
валялся мусор, обломки кирпичей, гнилые доски. Стены изрисованы и
исписаны мелом и углем. Что написано на стенах, Валентина Сергеевна
из-за плохого освещения не разобрала. Попыталась прочитать одну из
надписей, приблизившись почти вплотную к стене и водя пальцем по буквам.
- Отче наш, иже еси на небеси... - читала она по складам и вспомнила,
что это молитва. Дальше читать не стала, а повернулась к окну,
белеющему на темной стене. За окном шел ливень. Сквозь струи виднелись
ближние надгробья, дальше все терялось в белесом тумане.
Быстро темнело. Дождь не прекращался, но стал слабее. "Надо идти", -
решила Валентина Сергеевна. Она храбро вышла из дверей часовни, но чуть
не упала. Ноги разъезжались на скользкой глинистой почве. Струйки воды
стекали по ее расстроенному лицу. Она неуверенно двинулась вперед, но,
пройдя несколько метров, остановилась.
Куда идти, в какую сторону? Одежда промокла, на легкие теннисные
тапочки налипли комья глины. Растерянность сменилась страхом. Она
обернулась назад, поглядела на распахнутые двери. Рассудок подсказывал,
что надо вернуться в часовню. Там хотя бы сухо. Страшно, конечно, но
ведь Валентина Сергеевна не верила во всякую чертовщину. Переждет дождь
и двинется в путь.
Внутри часовни стало еще сумрачней. Впотьмах, натыкаясь на острые
кирпичные обломки, Валентина Сергеевна подобрала несколько трухлявых
досок и соорудила из них подобие табурета. Села, привалившись мокрой
спиной к кирпичной стене, и. задумалась.
Конечно, неприятно. Видимо, придется ночевать в этой часовне. Сейчас бы
развести костер, но спичек не было. Может, перекусить? Она пошарила в
корзине, нашла мокрый газетный сверток с бутербродами. Пожевала без
аппетита.
Стало совсем темно. Мерный гул дождя усыплял, и Петухова задремала. Она
слышала стук капель по крыше, завывание ветра. Но одновременно видела
сон, даже не сон, а какие-то странные, ни на что не похожие образы
клубились, казалось, вокруг. Ее обступали бесплотные тени. Люди ли,
призраки?
Внезапно она проснулась. Дождь кончился. Стояла абсолютная тишина,
только иногда одинокая капля срывалась с крыши, и звук ее падения
казался громом. Стало тепло, даже душно.
Голова Валентины Сергеевны была свежей и ясной, как будто не дремала
она, привалившись к холодной, шершавой стене, а долго и крепко спала в
теплой и мягкой постели.
"Надо уходить", - подумала она, но мысль эта показалась настолько
нелепой, что ее тут же отбросила.
"Куда идти? Не проще ли дождаться утра?"
Все бы хорошо, но было очень страшно. Вдруг где-то далеко заухал,
захохотал филин. Мороз прошел по коже Валентины Сергеевны. Птица
успокоилась, снова наступила тишина. Однако ненадолго. Послышались
новые звуки. Вначале ей показалось, что где-то бьют в рельс. Но звук
был не резкий и гулкий, а, напротив, глухой и унылый. Валентина
Сергеевна поняла, что это колокол. Погребальный звон внезапно
прекратился и сменился нестройным жалобным пением, напоминающим вой.
Пели несколько человек, и не разобрать, мужчины или женщины. Голоса
приближались. Валентина Сергеевна сидела ни жива ни мертва. Ноги стали
как ватные. Сквозь хаос мыслей огненной нитью билась одна: бежать!
бежать! Но сил не было.
Внезапно страх отступил и на смену ему пришло жгучее любопытство. Хоть
одним глазком взглянуть, что там происходит!
Стараясь не шуметь, она поднялась с пола и выглянула в окно.
Вначале ничего не увидела. Тьма казалась абсолютной. Однако во тьме
просходило какое-то движение. Внезапно зажегся огонек, за ним - второй,
третий...
"Свечи", - поняла Валентина Сергеевна.
Тусклый свет вырвал из мрака силуэты в белом. Они приближались. По
огонькам свечей стало ясно, что их трое. Было так интересно, что она
перестала бояться. Внезапно силуэты остановились у могилы возле сильно
покосившегося надгробного камня. На камень поставили свечи, они
разгорелись, и стало видно, что это короткие толстые огарки зеленого цвета.
Тем временем таинственные силуэты что-то делали поодаль от могилы.
Сначала Валентина Сергеевна не поняла, что именно, но потом догадалась
- разводят костер. Видимо, дрова были принесены с собой, так как
костерок заполыхал в считанные секунды. В его свете Валентина Сергеевна
как следует рассмотрела женщин в длинных белых рубахах до пят, босых, с
распущенными волосами и, как ей показалось, необычайно бледных. Сначала
Валентина Сергеевна не могла определить их возраст. Они сбросили рубахи
и стали в кружок вокруг костра. Две из них были уже немолоды. Их
грузные тела с обвисшими грудями и животами рельефно вырисовывались на
фоне огненных языков. Третья же оказалась молодой женщиной со стройным
белым телом. Они в молчании постояли несколько минут у костра, затем
одна из них что-то бросила в огонь. Костер полыхнул зеленым цветом.
Женщины вновь запели тихими голосами заунывную песню. Слов Валентина
Сергеевна не разобрала. Она замерла у окна и смотрела во все глаза.
Никогда она не сталкивалась ни с чем подобным. В голове мелькали
обрывки мыслей: что за странный обряд? Шабаш ведьм? Какой-нибудь
древний языческий культ?
Внезапно костер загорелся чистым зеленым светом. Столб его поднялся
высоко вверх и осветил не только кладбище, но и опушку леса. Обнаженные
фигуры у огня медленно изгибались, как будто исполняли неведомый танец.
Заунывное пение не прекращалось. И тут Валентина Сергеевна с ужасом
заметила, что земля на могиле шевелится. Вот тут-то бедная
библиотекарша и узнала, что такое настоящий страх. Она часто читала,
что от ужаса на голове у людей шевелятся волосы. Теперь она отчетливо
почувствовала, как волосы шевелятся у нее самой. От страха вся
оцепенела. Только сердце гулко стучало в груди, и стук этот отдавался в
мозгу.
Между тем пение усилилось и стало походить на истерические вопли. Столб
зеленого света потемнел и как бы загустел. Петухову начало трясти,
когда она, увидела, что из земли вылезла рука отвратительного черного
цвета. Пальцы беспрестанно двигались, как будто хотели что-то схватить,
раздавить, изорвать в клочья.
Женщины упали на колени. Пение прекратилось, и в тишине слышался только
звук осыпающейся земли. Огонь внезапно исчез, а на его месте
нестерпимым малиновым светом заполыхали уголья. В их свете стало видно,
как из могилы пытается выбраться нечто огромное, невероятно страшное.
Валентина Сергеевна держалась из последних сил. Она стояла у окна на
самом виду, с ужасом взирая на происходящее. Из могилы показалась
голова. Вид ее был настолько чудовищен, что библиотекарша, забыв обо
всем, взвизгнула от ужаса. В ту же минуту заухал, захохотал филин,
женщины повернули головы в ее сторону - их лица были еще ужаснее личины
мертвеца. Они вскочили с земли и, завизжав, бросились к часовне. Костер
в ту же минуту погас, а Валентина Сергеевна, не чуя под собой ног,
грохнулась без чувств.
Разбудил ее щебет птиц. Стояло ясное свежее утро. Солнечные лучи,
проникая сквозь проемы окон, освещали мрачные внутренности часовни. Она
поднялась с пола. Все тело болело, кости ныли, словно вчера пришлось
делать непосильную работу.
Взглянув на часы, Валентина Сергеевна увидела, что почти восемь утра.
Она вышла из часовни и посмотрела в сторону надгробия, которое так ярко
запечатлелось во сне.
"Подойти, что ли?" - Она нерешительно шагнула в сторону могилы. Ночные
страхи все еще давали себя знать.
"А чего я, собственно, боюсь?" - Она медленно подошла к могиле. Где-то
здесь горел костер, если ночные видения - действительность, то должен
остаться след. Но никаких следов кострища не было.
- Конечно, сон, - успокоилась библиотекарша. Она приблизилась вплотную
к могиле, заросшей какой-то остролистной травой, посередине пламенел
кровавыми цветами куст чертополоха.
Памятник - продолговатая конусовидная плита черного мрамора - сильно
наклонился и как будто вот-вот должен рухнуть в заросли бурьяна.
Надписи на камне не разобрать. Проступали какие-то буквы, но они
оказались замазаны грязью. Библиотекарше стало нестерпимо любопытно:
кто же здесь похоронен? Она смочила в лужице ладошку.
"Не делай этого! - говорил ей внутренний голос. - Беги отсюда!" Но
мужественная дама не послушалась рассудка. Она провела мокрой рукой по
надписи. Та стала четче, рельефнее.
Теперь вполне можно было прочитать. Старинными витиеватыми буквами на
камне было написано:
"ПЕТУХОВА ВАЛЕНТИНА СЕРГЕЕВНА".
Ниже стояла дата рождения.
Это была ее дата рождения!
Вначале Петухова ничего не поняла.
"Что за странность, - подумала она, - однофамилица моя? Тоже Валентина
и тоже Сергеевна. И год рождения мой". Это не укладывалось в голове.
День внезапно померк. Казалось, ночные видения обступили ее вновь.
А когда же она умерла?
Надпись, свидетельствующая об этом, все еще скрывалась, грязью. Снова
дотрагиваться до камня было неприятно и даже страшно. Валентина
Сергеевна достала из кармана кофты носовой платок и намочила его в
луже. С мокрым платком в руке она в нерешительности стояла подле
памятника. Любопытство подталкивало ее, но страх не давал поднять руки.
Наконец любопытство пересилило. Она осторожно провела мокрой тканью по
едва проступавшим из грязи цифрам. Потом с внезапно появившейся
смелостью лихорадочно заработала платком. На камне четко и рельефно
проявились цифры. Нынешний год. Судя по дате, ей оставалось жить
тринадцать дней. Валентина Сергеевна нисколько не сомневалась, что
надпись напрямую связана с ней.
Не помня себя, схватила корзину с уже ненужными вчерашними грибами и
побежала куда глаза глядят...
Утром она расплатилась с хозяйкой, сухо распрощалась и двинулась к
проселку.
-. А грибы как же? - спросила бабка, кивнув на сушащиеся на солнце
низки боровиков и подберезовиков.
- Я их вам оставляю на память, - усмехнулась Валентина Сергеевна.
- Какая память... - молвила старуха. - Через день-другой снова увидимся.
Валентина Сергеевна приостановилась и удивленно глянула на старуху.
- Да, да, милая, вернешься ты вскоре, да не одна вернешься. Да вот не
знаю, к добру, к худу ли? Не сказала ты мне правды, покаешься вскоре. -
Сказав так, старуха ушла в дом. Через пятнадцать минут Валентина
Сергеевна тряслась в кабине молоковоза.
За окном показались городские окраины, и скоро Петухова была уже дома.
Здесь, в городских, стенах, вся мистика, случившаяся с ней, казалась
далеким дурным сном. От знакомых до мелочей вещей - абажура, добротного
кожаного дивана, шкафа с книгами - веяло покоем, устоявшимся бытом.
Здесь она была в полной безопасности.
А может, плюнуть на эту историю, и забыть ее? Мало ли что в жизни
случается... Но нет! Не такой человек Валентина Сергеевна Петухова. На
следующий день спозаранку она уже была в городском архиве.
Увидев Петухову, заведующий архивом Петр Петрович Забалуев ехидно
заулыбался и, картинно разведя руки, спросил насмешливым тоном, что
привело ее сюда в столь ранний час. Валентина Сергеевна ждала этого
вопроса и заявила, что готовит материалы по истории родного города для
публикации в местной газете.
- История вроде не ваша область? - удивился Забалуев. - А что конкретно
вас интересует?
Услыхав, что дама интересуется старинными дворянскими родами,
проживавшими на территории их уезда, еще более удивился. Задумчиво
закивал головой и спросил:
- Это что, новая мода такая пошла? Давненько о них не вспоминали.
Решили из гробов, из тлена на всеобщее обозрение вытащить?
Упоминание о гробах не понравилось Валентине Сергеевне, но она
смолчала. Наоборот, льстивым тоном начала превозносить заслуги Петра
Петровича как известного историка и краеведа.
- Вы это оставьте, - строго произнес он, - Говорите, зачем пришли.
- Тут неподалеку от города есть совсем крохотная деревушка -
Лиходеевка. Недавно я там отдыхала, места там замечательные. И вот,
гуляя по лесу, наткнулась на довольно необычное кладбище. Судя по
надгробиям, хоронили там местных дворян, но почему не на городском
кладбище, а в глуши, да еще посреди леса? Это-то меня и заинтересовало.
Словом, хочу произвести исторические изыскания, - высокопарно закончила
она.
- Лиходеевка, Лиходеевка... - Старик наморщил и без того морщинистый
лоб. - Что-то припоминается... Не могу вспомнить. Вы присаживайтесь,
Валентина Сергеевна, сейчас чайком угощу.
Петухова пила чай со свежими баранками, а Забалуев, судя по
отсутствующему взгляду, напряженно думал. Затем он убежал и через
несколько минут притащил огромную пыльную папку. Торопливо развязал
тесемки, начал перебирать документы. Петухова сидела, не зная, чем себя
занять. Она смотрела, как пальцы архивариуса перебирают ломкие
пожелтевшие листы, и в который уже раз думала, не зря ли затеяла все
это? Прошло с полчаса. Забалуев, казалось, совсем забыл про нее, он,
видимо, не нашел того, что искал, потому что захлопнул папку, подняв
столб пыли, и снова куда-то убежал.
От скуки Валентина Сергеевна принялась рассматривать многочисленные
схемы и диаграммы, висевшие по стенам. Здесь были и карты
дореволюционного уезда и всей губернии, и графики, свидетельствующие о
количестве пахотной земли в районе, и разные статистические таблицы.
Один из планов привлек внимание Петуховой. Он рассказывал, каким
помещикам и где принадлежала земля в уезде до отмены крепостного права
в 1861 году. План был большой и красочно выполненный. Земельные
владения помещиков были заштрихованы разноцветными линиями и,
представляли пеструю мозаику.
Валентина Сергеевна быстро нашла Лиходеевку. Та находилась в центре
почти правильного незаштрихованного кружка величиной с пятак, а вокруг
располагались помещичьи земли, сходившиеся к кружку острыми углами. Все
напоминало странной формы цветок с разноцветными лепестками. Петухова
насчитала шесть лепестков - значит, у Лиходеевки сходилось шесть
дворянских владений. Библиотекарша читала на плане фамилии владельцев
земли. Некоторые показались ей смутно знакомыми. Вот, например,
Кокуевы... Она вспомнила старое кладбище. Да ведь на мраморной плите,
украшавшей один из склепов, выбита именно эта фамилия!
Размышления Петуховой прервал вернувшийся архивариус. По его
удрученному виду она поняла, что поиски оказались напрасными. Он
досадливо морщился и кряхтел.
- К сожалению, - сказал архивариус, не глядя на Петухову, - ничем
помочь не могу. Во всяком случае, прямо сейчас. Хотя, - он вскинул
голову, - хотя я точно помню, что с Лиходеевкой связана какая-то
интересная, загадочная история. И не одна... Приходите-ка вы в архив
вечерком, никто отвлекать не будет. А я тем временем еще раз
внимательно покопаюсь в архиве да переговорю кое с кем. Так что, до вечера.
По дороге домой Валентина Сергеевна зашла в городской парк, села на
скамейку и задумалась, размышляя о случившемся, не замечая, что
происходит вокруг. А происходило следующее.
По аллее парка двигалась высокая, необычайно худая женщина
неопределенных лет. Одета она была в детское полупрозрачное розовое
платьице с воланами и лентами. Голову дамы украшали бантики, в руках
держала причудливо расшитую стеклярусом сумку. Но странность
заключалась не столько в ее одеянии, сколько в лице и всем облике.
Безобразно худая, она, казалось, состояла из одних костей, выпиравших
из-под игривого платьица. Лицо, покрытое толстым слоем пудры, казалось
оштукатуренным. В сочетании с кроваво-красными губами оно походило на
жуткую маску.
Существо медленно прошло мимо скамейки, на которой сидела Валентина
Сергеевна, и скрылось в глубине парка. Занятая своими мыслями, та не
обратила на странную гражданку внимания. Через несколько минут нелепая
фигура показалась снова. Поравнявшись со скамьей, в нерешительности
затопталась возле нее, а потом села на самый краешек.
Валентина Сергеевна подняла голову и увидела почти рядом с собой
странное лицо. От неожиданности она чуть не вскрикнула. Неизвестная
женщина смотрела на нее тусклым, мертвым взглядом и беззвучно шевелила
ярко накрашенными губами, затем отвернулась и тупо уставилась в
пространство.
Валентина Сергеевна хотела встать и уйти, но что-то не пускало ее. И
еще одно обстоятельство неприятно поразило библиотекаршу. От
непрошенной соседки шел тяжелый сладковатый запах, смесь ароматов
одеколона, пудры и еще чего-то, напоминающего запах свежевспаханного
жирного чернозема. "Благоухание" было настолько сильно, что хотелось
зажать нос и убежать.
Валентина Сергеевна решила так и сделать. Она встала, намереваясь уйти,
но незнакомка снова вперила в нее свой жуткий взгляд и сказала четко и
раздельно:
- Двенадцать дней тебе осталось.
Библиотекарша сначала ничего не поняла. "Какие двенадцать дней?",-
растерянно подумала она.
- Вы о чем, гражданка? - Она вопросительно поглядела на странную
соседку. Та, казалось, не замечала ее, уставившись в пустоту.
- Ой! - Валентина Сергеевна вспомнила вчерашнюю надпись на памятнике.
Ведь из нее следовало, что ей осталось жить тринадцать дней. Эта
ненормальная что-то знает. Библиотекарша приблизилась вплотную к
странному созданию.
- Скажите, - начала она как можно вежливей, хотя едва владела собой. -
Скажите, какие двенадцать дней?
Незнакомка молчала.
Валентина Сергеевна наклонилась и глянула ей в глаза... Они были
совершенно мертвые, белесые и тусклые.
- Да скажешь ты или нет! - закричала мужественная дама.
- Ты сама знаешь, - без всякого выражения сказала женщина.
Валентина Сергеевна, совершенно не владея собой, схватила незнакомку за
плечи и начала трясти, приговаривая:
- Что я знаю? Что я знаю? Отвечай, зараза!
Тут надо оговориться, что, несмотря на всю свою интеллигентность и
воспитание, Валентина Сергеевна знала довольно много крепких выражений
и, случалось, в минуты гнева употребляла некоторые из них. Она была
вполне современной дамой.
От тряски голова нелепого существа болталась, как у тряпичной куклы. Во
все стороны полетела пудра. Раздавался звук, напоминающий бряцанье
костей. Внезапно Валентине Сергеевне показалось, что на лице
пренеприятнейшего существа как бы лопнула кожа. Она присмотрелась:
действительно прямо на левой скуле болтался лоскут кожи, а из-под него
виднелась желтоватая кость черепа. В ужасе Валентина Сергеевна
выпустила свою жертву и бросилась бежать.
Последнее, что она услышала, были слова, произнесенные размеренно и
четко: "Осталось двенадцать дней".
Она мчалась не разбирая дороги, не видя перед собой ничего. Очнулась
только дома. Все плыло и вертелось перед глазами: деревья в парке,
жуткое существо, какие-то цветные полосы... Калейдоскоп кошмаров
крутился в ее воспаленном воображении.
Внезапно навалился сон. Тяжелый, без сновидений, как будто провалилась
она в черный бездонный колодец.
Когда Петухова проснулась, наступили сумерки. За окном чирикала птичья
мелочь. Слышались звуки духового оркестра, где-то плакал ребенок. На
душе было легко и спокойно. Она вспомнила о случившемся и засмеялась.
Какая ерунда! Духи, призраки... Да быть такого не может. Кругом
обычная, нормальная жизнь. Все так же действуют законы диалектики.
Материализм прет со всех сторон... Вон как младенец заливается...
Валентина Сергеевна вспомнила, что нужно идти в архив к Забалуеву. А
стоит ли? Не проще ли поужинать, напиться чаю, пойти погулять. А завтра
на работу. Хватит отдыхать. Работа - лучшее лекарство.
Нет. Сходить в архив все же надо. Ведь всю эту кутерьму сама затеяла. И
она стала поспешно одеваться.
В старом особняке ее уже ждали. Большой стол в кабинете Забалуева был
завален газетными подшивками, старинными изданиями, рукописями. Тут же
на краю стоял расписанный яркими цветами поднос, на котором громоздился
пузатый самовар, тарелка со свежими баранками, масленка, сахарница.
- Чайку не желаете ли? - предложил любезный Петр Петрович.
Петухова огляделась.
В углу сидел человек, которого она в первый момент не узнала, а узнав,
нисколько не обрадовалась.
Это был известный всему городу Дмитрий Воробьев, или попросту Митька
Воробей - как непочтительно называла его некоторая часть населения. А
известен он был своими неутолимыми краеведческими изысканиями, а еще
больше бесцеремонностью, нахрапистостью и даже наглостью, с какой
производил эти изыскания. Однажды Воробьев ворвался на заседание
городского исполкома, находившегося в старинном доме постройки
восемнадцатого века, и, ничуть не смущаясь ответственных товарищей,
стал разглядывать украшения камина, находившегося в зале заседаний.
Мало того, он вытащил откуда-то древний фотоаппарат и начал
фотографировать эти самые украшения. Разразился скандал.
Выходка имела для Воробьева печальные последствия. Его с треском
выгнали из городского музея, где Митя работал.
- Вы, Валентина Сергеевна, не стесняйтесь. - Забалуев подвинул ей стул.
- А если Митя вас смущает, - он кивнул на Воробьева, - так зря. Он для
нас самый полезный человек, он-то как раз и пролил свет на интересующий
вас вопрос. Садитесь, прошу вас. И все же, - Забалуев помедлил,
рассеянно перебирая бумаги на столе, - вы бы рассказали, что с вами на
самом деле произошло.
Валентина Сергеевна задумалась. Рассказать им все? А стоит ли? Ведь не
поверят. Решат, что чокнулась баба. Поднимут на смех. Разнесут по городу.
- Видите ли, - начала она осторожно, - то, что со мной случилось, не
совсем обычно.
- Ну, ну, - подбодрил архивариус.
- И если я расскажу подробно, то, боюсь, вы мне не поверите.
- Понимаю, вы боитесь огласки, - сказал Воробьев. - Боитесь, что мы
разболтаем всем... И мне вы не доверяете. Так вот, мы...
Но его перебил Забалуев:
- Валентина Сергеевна, мы торжественно клянемся молчать до гроба. - Он
шутливо приложил руки к груди.
"...до гроба, - отметила Петухова. - Двенадцать дней осталось... А,
была не была..."
И она, стараясь не пропустить мельчайших подробностей, поведала о своих
приключениях, не забыла и о сегодняшнем случае. Рассказ продолжался
довольно долго. В комнате совсем стемнело, но света не зажигали.
Собеседники напряженно слушали.
- Ну вот и все, - подытожила Петухова, - поверить мне, конечно, трудно.
Будь я на вашем месте, конечно бы, не поверила.
- Любопытные вещи мы тут услышали. - Забалуев включил настольную лампу.
Комната заполнилась мягким зеленоватым светом. Стало по-домашнему уютно.
- Ну что ж. - Архивариус внимательно посмотрел на Петухову. - Мы тут
тоже кое-что раскопали. Митя, собственно, помог. Вот пускай он и
рассказывает. Давай, Митя, начинай.
- Хорошо, Петр Петрович. Как-то попалась мне подшивка "Русской
старины". По-моему, за 1881 год. Там натолкнулся я на статью некоего
Остродумова - приват-доцента Московского университета. Статья, если я
не ошибаюсь, называлась "Тайные культы на Руси и их происхождение".
По сути, это полемика с каким-то французским этнографом, фамилию я
позабыл. Француз утверждал, что языческие обряды в Европе давным-давно
умерли, а если где и существуют, то являются скорее новообразованиями,
литературными реминисценциями, а не идущими из глубины веков
верованиями. По его мнению, настоящая черная магия до сих пор
существует у африканских народов или выходцев из Африки, например, на
Гаити. Видимо, француз бывал на этом острове, потому что в статье есть
ссылка на виденную им церемонию культа Вуду. Как известно, вудуистские
верования включают в себя и рассказы о зомби - оживших мертвецах.
Жрецы огуны якобы способны с помощью заклинаний оживлять мертвых и
использовать их в своих колдовских целях.
Остродумов, полемизируя с французом, доказывал, что колдовские культы и
обряды до сих пор сохраняются в России, хотя и тщательно скрываются их
приверженцами. Что касается гаитянских зомби, то их аналоги имеются и в
славянских поверьях. Скажем, упыри, вурдалаки и т. д. Мало того,
обряды, напоминающие гаитянские, встречаются до сих пор в России. Тут
он ссылался на записки отставного майора Кокуева - помещика нашего
уезда. Записки были опубликованы малым тиражом на средства автора и
назывались довольно странно: "Сонмище демонов черных и белых". По
словам Остродумова, он не только читал эти записки, но и был знаком с
их автором.
Так вот, этот самый Кокуев утверждал, что неподалеку от его поместья
существует деревня Лиходеевка, населенная с незапамятных времен
колдунами. И будто бы эти колдуны способны оживлять мертвецов, чему
столбовой дворянин Кокуев был свидетелем.
В статье, правда, довольно туманно говорится, что Кокуев сам
присутствовал на процедуре воскрешения и подтверждает своим дворянским
словом. Можно понять, что за всем этим скрывалась какая-то личная
драма. Кокуев также заявил, что лично знаком с колдунами и
чернокнижниками, но на просьбу Остродумова ознакомить с ними и его -
вежливо, но решительно отказал. Причем сказал, что так будет лучше для
самого же Остродумова.
Остродумов дальше рассказывает о Кокуеве, нелюдимом холостяке, некогда
участвовавшем в Крымской кампании. Отставной майор, видимо, сам
баловался черной магией, во всяком случае, с ее помощью пытался искать
клады. Но, как иронически замечает Остродумов: "Сатана так и не дал ему
богатства". Подробней о личности и деяниях Кокуева можно прочитать в
его труде "Сонмище демонов черных и белых".
Статья Остродумова крайне возбудила мое любопытство. Захотелось самому
познакомиться с записками отставного майора. Я перерыл все местные
библиотеки, делал запросы в крупнейшие книгохранилища страны, но все
безрезультатно.
Тогда я решил съездить в Лиходеевку, но сначала побольше разузнать о
самой деревне. Опять архивы... Сведений довольно мало, но каждый
попадавшийся документ был весьма любопытен. Вот, например. - Митя
кивнул на давешнюю дореволюционную карту уезда. - Почему Лиходеевка
стоит как бы в центре нескольких помещичьих владений, а сама никому не
принадлежит? Оказывается, дело в том, что населяли ее однодворцы,
довольно своеобразная группа русского свободного крестьянства. Некогда
их относили к низшему дворянству, но матушка Екатерина Вторая особым
указом перевела их в крестьяне. Однако однодворцы былых вольностей не
забыли и с простыми крепостными не больно-то якшались.
Было их в Лиходеевке, согласно ревизской сказке 1858 года, 48 душ
мужского пола. Еще более интересный документ - рукописный сборник
легенд и преданий нашей губернии, собранный и записанный семинаристом
Лаврентием Воздвиженским. Эта толстая амбарная книга в коленкоровом
переплете, исписанная каллиграфическим почерком, попалась мне среди
книг и документов бывшей Архангельской церкви. Архив церкви находится,
кстати, в вашей библиотеке, Валентина Сергеевна.
Так вот, там говорится, что при царе Федоре Иоанновиче, сыне Ивана
Грозного, в наш уезд было сослано несколько представителей знатных
дворянских семей, обвиненных в ереси и колдовстве. Лишены они были всех
своих земель и добра, но не сожжены, как полагалось, - нравы при Федоре
Иоанновиче стали помягче. Именно они и основали Лиходеевку. Видимо,
кое-какие средства у них остались, потому что поставили они себе
крепкие усадьбы и зажили на свой манер, тихо, но независимо.
Из той же книги следует, что Лиходеевка издавна пользовалась недоброй
славой среди окрестного населения.
"В божьем храме редко кто из них бывает, - пишет семинарист, - а в
самой деревне церкви нет". Хотя он оговаривается, что все жители
Лиходеевки крещены по православному обряду. Семинарист Лаврентий,
видимо, знал больше, чем написал в своем труде, но по каким-то причинам
об этом не распространялся.
Валентина Сергеевна слушала этот рассказ сначала с напряженным
интересом, но постепенно вся эта старина стала ей надоедать. За окном
давно, стояла теплая августовская ночь. С улицы налетели ночные бабочки
и кружились возле настольной лампы. Выло тихо и уютно, а все эти ужасы,
казалось, существовали только в воображении. Она поднялась и, взглянув
на часы, сказала:
- Ну что ж, товарищи, мне пора. Поздно уже. Спасибо за интересный
рассказ, но никакой ясности он не внес: колдуны, зомби - все это...
Но Воробьев не дал ей договорить.
- Сядьте! - сказал он властно. И Валентина Сергеевна невольно
подчинилась. - Вы, Валентина Сергеевна, и не подозреваете, в какой
переплет попали. Насколько это серьезно. Верите вы или не верите,
конечно, ваше дело, хотя после того, что с вами произошло, нужно быть
полным кретином, чтобы отрицать очевидное. Я еще не дорассказал всей
истории.
Напоминание об опасности подействовало на библиотекаршу, как ушат
холодной воды.
"Ладно, - решила она, - дослушаю, глупости до конца, раз уж сама
напросилась".
- Итак, продолжаю. - Митя потушил окурок в пепельнице и отхлебнул из
стакана холодного чаю. - После всех изысканий надо было ехать в
Лиходеевку. Мне очень хотелось это сделать, но что-то постоянно мешало.
То разные житейские заботы, то еще какие-то мелочи. Иногда мне
казалось, что некий внутренний голос шепчет: не езжай, Митя, не
езжай... Я человек не суеверный, однако, по правде сказать, было как-то
не по себе.
И тут случилось довольно странное происшествие.
Как-то в музей зашел пожилой гражданин странной наружности. В руках у
старика был сачок для ловли бабочек, еще один сачок болтался за спиной.
На боку висели жестяные коробки, какие-то морилки. Одет он был в
просторный парусиновый костюм. Дополняла наряд широкая, соломенная
панама. Когда потом мы шли по улице, ребятишки бежали за ним следом.
Диковинный человек представился профессором-энтомологом Викентием
Аркадьевичем Струмсом.
Наш бдительный директор перво-наперво потребовал у него документы. Они
оказались в полном порядке: командировочное удостоверение, паспорт, еще
какие-то бумаги. Были и рекомендательные письма из очень солидных
учреждений с просьбой оказывать В. А. Струмсу всяческую помощь. Пока
директор рассматривал бумаги, раздался звонок. И по почтительному тону
директора можно было понять, что на том конце провода кто-то из
начальства. Разговор, видимо, шел все о том же Струмсе, потому что,
положив трубку, директор рассыпался перед профессором мелким бесом.
Из разговора выяснилось, что наш новый знакомый - специалист по ночным
бабочкам. И что, как ему стало известно, в наших местах встречается
редчайший подвид - бабочка "мертвая голова".
- А где же водится этот подвид? - встрял в разговор я.
- Здесь, не очень далеко от города, есть деревня Лиходеевка, так, по
моим сведениям, где-то возле нее, - ответил Струмс.
Упоминание о Лиходеевке разожгло мой интерес невероятно.
- А откуда у вас эти сведения? - спросил я профессора.
- Да вот из этой книги, - И он достал из полевой сумки - что бы вы
думали - "Сонмище демонов черных и белых" отставного майора Кокуева.
Прочитав заглавие книги, оттиснутое золотом на черном переплете, я чуть
со стула не свалился.
- Вот видите, - профессор раскрыл книгу и показал рисунок гигантской
бабочки, - автор утверждает, что изображение в натуральную величину. И
я ему верю, да, верю! - Он запальчиво повысил голос. - Особенности
рисунка доказывают, что рисовал он с натуры. Подвид нигде пока не
описан, и я надеюсь...
Тут он остановился и перевел дух.
- Ну ладно, об этом потом. Одним словом, я прошу вашей помощи. - Он
посмотрел на директора. - Помогите мне добраться до Лиходеевки.
- Нет ничего проще, - сказал директор. - Даю в ваше распоряжение Митю
Воробьева. - Он кивнул в мою сторону. - Завтра же и отправляйтесь.
Я проводил профессора до гостиницы. Мы обо всем договорились. В конце
же я набрался смелости и попросил у него на одну ночь книгу, за которой
я так долго и безуспешно охотился. Струмс внимательно посмотрел на
меня, но книгу дал, попросив, как можно бережнее с ней обращаться. На
прощание еще раз внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, что
он совсем не тот, за кого себя выдает.
Схватив драгоценную книгу, я побежал к себе. И, надо сказать, она
действительно была необычной. Долго рассказывать обо всем, что там
написано. Сделана она была в виде дневника. Автор передавал читателю
все свои переживания, настроения и т. д. Кроме того, он увлекался
магией, и страницы переполняли различные мистические пассажи. Больше
всего на меня произвел впечатление один из фрагментов. По смыслу он был
кульминационным. У главного героя (или у автора) была возлюбленная, как
он пишет, "девица небесной чистоты". Называл он ее по-разному: то
Суламифь, то Изольда, то Женевьева. Однако в одном месте текста стоит
совершенно конкретное имя - Дарья Михайловна Сурина - дочь соседского
помещика. Так вот, можно понять, что Суламифь-Даша отставным майором не
интересовалась. Он же сгорал от любви. Просил ее руки у отца и получил
отказ: видимо, был незавидным женихом. Впрочем, обожание на расстоянии
нравилось Кркуеву, совпадало с его рыцарским идеалом.
Однако драма переросла в трагедию. Дарья Сурина внезапно заболела и
вскоре скончалась.
Потрясенный Кокуев чуть не лишился рассудка. Но задумал оригинальный
ход. У него были знакомства среди колдунов деревни Лиходеевка. Кстати,
о своих связях с нечистой силой майор пишет весьма осторожно, не
называя имен и не вдаваясь в подробности. Можно, однако, понять, что
вопросы волшебства, чародейства и магии интересовали его чрезвычайно и
что он не жалел на овладение ими ни времени, ни средств.
Одним словом, нечистая сила пошла навстречу несчастному. Тут-то и
начинается самое интересное. Церемония воскрешения Дарьи Михайловны
Суриной описана очень подробно.
Прошло четыре дня с момента погребения. Дело было летом, по-моему, в
августе. Кладбище находилось вдалеке от деревень и усадеб на ничейной
земле. Издавна хоронили там окрестных помещиков.
Кокуев был извещен заранее и пришел на кладбище еще засветло. Он долго
стоял у свежей могилы, где была похоронена его возлюбленная. Потом
присел поодаль и стал ждать.
До темноты никто не появлялся. Но как только стемнело, майор
почувствовал на кладбище какое-то движение. Постепенно он стал
различать невдалеке от свежей могилы темные силуэты. Вспыхнул костерок.
В его свете Кокуев увидел трех женщин и старика с длинными седыми
волосами и бородой. Женщины сбросили одежду.
Дальше следует описание ритуала, почти полностью совпадающее с
рассказом Валентины Сергеевны. И заклинания, и зеленый столб света...
Однако самое интересное случилось дальше. Земля, как пишет Кокуев,
расступилась, и появилась усопшая. Женщины упали на колени и запели
какую-то странную жалобную песню. Старик же подошел к майору, взял за
руку и подвел к ней. Кокуев на протяжении всей процедуры хотя и
испытывал сильнейшее потрясение, но сохранил присутствие духа. Теперь
же силы оставили его, он едва держался на ногах. Мертвая стояла, закрыв
глаза, и выглядела совершенно как при жизни, только была очень бледна.
От нее шел тяжелый запах свежей земли. Наконец она открыла глаза и
впилась безжизненным взглядом в майора. Тот окаменел, не мог двинуть ни
рукой, ни ногой. Внезапно мертвец поднял руки, точно хотел обнять
Кокуева. Этого отставной майор уже не вынес. Он потерял сознание. -
Воробьев приостановил свой рассказ и вновь закурил.
- А что было дальше? - с живейшим интересом воскликнула Валентина
Сергеевна.
- Вот видите, вы уже и увлеклись, - засмеялся Забалуев.
- А дальше... он пришел в себя в какой-то крестьянской избе. Утром. Тут
же находился и давешний седобородый старик. Он кратко объяснил Кокуеву,
что своим обмороком тот все испортил. И что возлюбленной больше никогда
не увидит. "А если бы ты не сомлел, - закончил старец, - то мог бы
обрести неслыханную радость". - Воробьев глубоко затянулся. - Было там
еще много чрезвычайно интересных мест, например, рассказ о том, как с
помощью волшебства майор пытался искать клады и как почти нашел один.
Словом, всего не перескажешь.
- Однако какое поразительное сходство с рассказом Валентины Сергеевны,
- заметил Забалуев.
- Да, сходство несомненное. - Митя потушил папиросу и посмотрел на
Петухову, - На следующее утро я уже возле гостиницы поджидаю Струмса.
Мы условились встретиться в восемь... И ровно в восемь выходит Викентий
Аркадьевич, а рядом с ним здоровенный малый, обвешанный сумками и
рюкзаками. Увидел Струмс меня, махнул этак небрежно рукой, подзывая, а
сам - к "Победе", что стояла у гостиницы. И детина с сумками за ним.
- Знакомьтесь, Митя, - говорит Струмс, - это мой ассистент Николай
Егорович Белов, можно просто Коля.
Коля молча сует мне руку, грузит вещи в "Победу", садится за руль, и мы
трогаемся. Вернул я ему книгу и вопрос задаю:
- А сами-то вы, Викентий Аркадьевич, что думаете обо всей этой истории?
- Что думаю? А ничего... Приедем на место, там и думать будем.
И вот мы в Лиходеевке. К моему удивлению, остановились не в деревне, а,
отъехав от нее с полкилометра, заехали в лес и расположились на
небольшой уютной поляне. Коля достал из багажника палатку, да какую-то
хитрую, какой я никогда не видел. Яркую, просторную, с тентом, матрацы
надувные. Словом, все иностранное. Быстренько, сноровисто все
установил. Загляденье.
- Поживем денек-другой на природе, - говорит Струмс. - Чем в душной
избе с тараканами да клопами, лучше на свежем воздухе, вон кругом какая
благодать.
Перекусили наскоро. А потом профессор с ассистентом в лес собрались.
Взяли свои сачки для ловли бабочек, снасть всякую.
Потом гляжу - у Коли какая-то штука вроде миноискателя, с наушниками,
только компактнее. "- А это что, - спрашиваю, - у вас такое?
- Это, - говорит Струмс, - прибор для определения геомагнитных полей.
- Так вы же не физики.
- Не физики, - подтверждает профессор, - но чтобы вы знали, молодой
человек, именно в местах геомагнитных аномалий и водится бабочка,
которую мы ищем. Такова особенность вида "мертвая голова".
Ну что ж, объяснили мне популярно, я и доволен. Перед уходом профессор
мне говорит:
- Вы, Митя, далеко от машины не уходите, мало ли что...
- А я, Викентий Аркадьевич, в деревню хотел сходить.
- Зачем это?
- Ну так, поговорить с местными жителями, поглядеть, что за Лиходеевка
такая.
- Вот что, Митя, - говорит профессор, - мы с вашим директором
договорились, что вы полностью поступаете в мое распоряжение. Так вот я
очень прошу, даже настаиваю, выполняйте то, что я вам сказал, без меня
никаких самостоятельных вылазок не предпринимайте.
- Да что за таинственность такая! - возмутился я.
- Я настаиваю, - тихо повторил профессор, и было что-то такое в его
тоне, что я замолчал.
Тут подошел ассистент Коля, молча, как-то сбоку посмотрел на меня,
точно примеривался, как бы половчее ударить.
- Вы не обижайтесь. - Профессор потрепал меня по плечу. - Вы нам скоро
понадобитесь и не пожалеете, что поехали.
Ушли они. "Эге, - думаю, - да они меня вместо сторожа взяли". Но делать
нечего. Походил по полянке, залез в палатку, повалялся на надувных
матрацах. Взял книжку, почитал...
Стемнело, тут и они появились. Профессор идет веселый. Напевает что-то.
Я с расспросами не лезу, тоже молчу. Разожгли костерок. Достал Коля
провизию, гляжу, коньячок появился. А вечер тихий, одним словом,
удовольствие полное.
- Ты бы, Митя, без лирики, - перебил рассказчика Забалуев, - время
позднее, Валентина Сергеевна устала.
- Нет, нет, Митя, рассказывайте все, что считаете нужным, - воскликнула
Валентина Сергеевна. Она настолько заинтересовалась, что забыла обо
всем на свете.
- Продолжаю. Так прошло два дня. Струмс и Коля с утра уходили в лес,
возвращались затемно, ничего определенного не рассказывали. Мне
чертовски надоело такое времяпрепровождение. Тем более ни одной живой
души за это время в лесу не встретил. Но я молчал.
На третье утро профессор приказал мне идти с ними. Конечно, не
приказал, а попросил, но все равно сказано это было человеком,
привыкшим повелевать. Я давно понял, что и Струмс, и Коля, конечно, не
энтомологи, но, кто они на самом деле, определить не мог.
Утром мы отправились в путь. На этот раз никаких сачков не взяли, а
кроме давешнего прибора, похожего на миноискатель, прихватили два
небольших ящика, наподобие тех, в которых носят геодезические
инструменты. Кроме того, из багажника "Победы" Коля достал две саперные
лопатки и тоже взял их с собой.
Идти пришлось довольно долго, примерно часа полтора. Мои попутчики
дорогу знали хорошо и уверенно шли через лес. Лето было в самом
разгаре, и среди травы и опавшей хвои мелькали кустики земляники со
спелыми сочными ягодами. Наконец лес поредел, и мы вышли на огромную
поляну. Я сразу понял, что перед нами кладбище, то самое, описанное в
"Сонмище демонов черных и белых". Да, да, Валентина Сергеевна, именно
на нем вы и были. Но только подошли к нему с другого края, со стороны
болота.
Итак, вот оно, таинственное кладбище, место жутких происшествий.
Признаюсь, я испытывал не совсем приятное чувство, ступая на его
территорию. Однако мои спутники никаких эмоций не выражали. Они молча
шагали среди могил и надгробий.
Я поотстал. Кругом было столько интересного. Ходил среди запустения,
пока не услышал окрик:
- Эй, Митя, давай сюда!
Мои товарищи стояли возле приземистого кирпичного строения,
оказавшегося склепом дворянского рода Кокуевых. Среди имен, высеченных
на черной мраморной доске, было и имя моего знакомца: "Иван Аполлонович
Кокуев - майор от инфантерии, герой Крымской кампании".
- Вот где похоронен отставной майор Кокуев, - сказал Струмс. - В месте
так любезном его меланхолической душе. А возлюбленная его, девица Дарья
Сурина, совсем недалеко лежит.
- Может, с нее и начнем, Викентий Аркадьевич? - спросил Коля.
- Пожалуй... - Профессор задумчиво посмотрел по сторонам.
- Что все-таки происходит? - не выдержал я. - Мы что, пришли ловить
сюда бабочек? Неужели именно здесь водится "мертвая голова"?
- Может, мертвая, а может, и не мертвая, - рассеянно сказал профессор,
- сейчас проверим.
- Викентий Аркадьевич, надо бы ему объяснить, - неожиданно сказал
молчун Коля.
- Конечно, конечно, - спохватился Струмс. - Так вот, товарищ Воробьев,
вы, конечно, догадывались, что мы не энтомологи, хотя, надо признаться,
бабочки - моя страсть. Работаем с Николаем Егоровичем, - он кивнул на
ассистента, - как бы вам сказать... в одном научно-исследовательском
учреждении, занимающемся некоторыми... ну, скажем, парапсихологическими
проблемами. Все легенды, поверья, считаем, имеют под собой вполне
реальную почву. Мы с товарищем Беловым с помощью приборов обнаружили на
этом кладбище семь мест, где по нашим предположениям могут находиться
так называемые биороботы. Конечно, слово "биоробот" в данном случае не
совсем точно передает суть явления, но, на мой взгляд, оно все же лучше
звучит, чем чуждое нашему слуху слово "зомби".
Итак, здесь под землей лежат объекты, чья жизнедеятельность замедлена
почти до нуля, но с помощью особых условий их можно реанимировать.
Условия нам неизвестны. Кто этим занимается, догадываемся.
Потрясенный услышанным, я не знал, что и сказать. Молча взял саперную
лопатку и поплелся за ними.
И вот мы стоим перед памятником девицы Суриной, покосившейся дорической
колонкой из белого мрамора. Мы с Николаем взялись за лопатки. Почва
оказалась песчаной, и работа двигалась быстро, однако прошло не меньше
двух часов, пока докопались до гроба. Наконец, вылезли из ямы,
закурили. Струмс, не принимавший участия в раскопках, сидел тут же на
чурбане.
- Ну что, будем вскрывать, Викентий Аркадьевич? - спросил Коля.
- А нельзя ли выволочь гроб наверх? - спросил Струмс.
- Нет, вряд ли, совсем трухлявый, да и не подцепишь.
- Ну тогда ломай крышку, Коля.
Коля взял небольшой ломик и снова спустился в могилу. Раздался хруст.
Мы сгрудились у края могилы и заглянули внутрь. Я, естественно, ожидал
увидеть скелет, но в первый момент увидел словно густую кисею,
закрывавшую верхнюю половину тела умершей. "Плесень", - наконец понял я.
- Коля, одень перчатки и респиратор! - крикнул профессор.
Было исполнено. Ассистент осторожно снял шапку плесени, и мы увидели
то, что некогда было лицом молодой красивой девушки.
Может быть, вы видели в археологических музеях мумии? Так вот лицо
трупа было лицом мумии. Видом и цветом оно напоминало большое печеное
яблоко. Но была в нем одна странность. Первой ее заметил Коля. С
воплем: "Она смотрит, она смотрит!" - он в ужасе выскочил из ямы.
Действительно, у мумии были широко раскрыты живые глаза.
- Спокойно, Коля! - закричал Струмс. Он тоже заметно побледнел, но
держался относительно спокойно.
Как выглядел я, сказать не могу, но, думаю, не лучше ассистента,
который был совершенно серый.
Струмс достал мощный фонарь и посветил в яму. Электрический свет
блеснул в широко раскрытых глазах. Мертвец смотрел на нас. Взгляд
пустой, и можно было подумать, что глаза сделаны из стекла.
В первую минуту у меня мелькнула такая мысль.
- Итак, - сказал Струмс, - предположения подтвердились. Перед нами
биоробот или зомби, выбирайте, что вам больше нравится. Хотя, конечно,
нужно проверить, вдруг это всего-навсего мумифицированный труп.
Давай-ка, Николай Егорович, измерим нашей красавице температуру.
Коля достал из ящика один из приборов и нерешительно встал у могилы.
- Боишься? - спросил Струмс.
- Да как-то не по себе.
- Ну, давай я. - Профессор неожиданно легко для своего возраста
спустился в яму.
Коля подал ему прибор. Шли минуты. Наконец профессор разочарованно
произнес:
- Температура тела соответствует температуре окружающей среды.
- А глаза, глаза?! - закричал Коля.
- Глаза на свет не реагируют, дай-ка мне зонд. Попробуем определить
температуру внутри тела. Так, похоже, разница есть. Незначительная, но
все же. Однако, возможно, это результат тления тканей.
- Какое тление, - Коля скептически хмыкнул, - трупу почти сто лет. Все
давным-давно должно рассыпаться в прах.
- Не торопись... - Профессор задумчиво склонился над трупом. - Дай-ка
мне биолокатор.
И в эту минуту рядом с нами раздался незнакомый голос:
- А чем вы, граждане, тут занимаетесь?
Признаюсь, от неожиданности я чуть не свалился в яму. Коля же с испугу
выронил из рук биолокатор.
Мы обернулись. Перед нами стоял обычный милиционер, в синей фуражке с
красным околышем, с полевой сумкой и кобурой на боку. На плечах его
были погоны старшины.
- Повторяю, граждане: что тут происходит? - сказал милиционер
официальным тоном. Вроде ничего особенного, обычный милиционер, однако
увидеть его здесь, посреди леса, вдали от населенных пунктов, мы никак
не ожидали. Мы с Колей стояли и смотрели, вытаращив глаза на
представителя власти.
Только профессор не растерялся. Он неторопливо вылез из ямы и подошел к
милиционеру.
- Мы работники Академии наук, - сказал Струмс спокойно. - Ведем здесь
раскопки. Коля, достань наши документы. Вот разрешение от
соответствующих ведомств, кстати, и от областного управления внутренних
дел, на проведение раскопок.
И он протянул документы милиционеру. Однако милиционер документы
почему-то не взял. Он стоял, переминаясь с ноги на ногу, и старательно
отводил взгляд в сторону.
Я обратил внимание на его лицо. Молодой парень лет двадцати - двадцати
двух, с веснушчатым загорелым лицом, из-под фуражки торчал рыжеватый
чуб, но вот глаза... Глаза были какие-то нехорошие. Старческие были
глаза, белесые и выцветшие, точно владелец глядел ими на белью свет
много-много лет.
Не обращая на нас внимания, он подошел к могиле, глянул вниз. Задумчиво
покачал головой.
- Ученые, значит. Дарью выкопали. Нехорошо.
Услыхав, что милиционер знает имя покойницы, мы переглянулись.
- А вы сами кто? - осторожно спросил Струмс.
- Я-то? Здешний участковый.
- А на документы ваши позвольте взглянуть.
- Документы мои... - Милиционер почему-то положил руку на кобуру.
Краем глаза я заметил, как Коля весь напружинился и сунул руку за пазуху.
- Документы мои, значит... - повторил милиционер. Он круто повернулся и
быстро пошел прочь. Потом вдруг остановился, оглянулся и, глядя в
сторону, сказал:
- А Дарья-то к вам сегодня в гости сама придет.
Ска
Новость отредактировал AllanThor - 2-10-2010, 06:07
Ключевые слова: загадка кладбище