Навь
В недавнем весеннем отпуске на малой родине, я, наконец, нашел время, и, расспросив подробности у отца, поехал на северо-восток области, в Лешуконский район, на поиски своих давно потерянных родственников. По скудным данным, где-то там, в одной из деревень у реки Вашки, должны жить его сестры, а, значит, скорей всего, и мои двоюродные братья или сестры.В запасе была всего одна неделя, и я, сев на поезд, добрался до Архангельска, а потом, на стареньком Л410, необычно маленьком для пассажирского самолета, долетел до села Лешуконского, местного райцентра, и оттуда, с запасом еды в рюкзаке и простой одноместной палаткой, пошел на юг, вдоль Вашки.
За день удалось пройти пару деревень, расположенных на берегу реки, останавливаясь в каждой и расспрашивая у местных о родственниках, но нигде ничего о них и не слыхивали. Особо этого я и не ожидал - фамилия то, скорей всего, давно сменилась. Заночевал уже чуть дальше второй деревни, поставив палатку в роще у берега и разведя небольшой костер — было начало мая, довольно прохладно, местами в лесу снег еще не сошел.
Ночь была ясная, но холодная, так что полюбоваться необычно чистым небом и яркими звездами долго не удалось — я закутался в спальник и задремал до утра, благо в это время еще не бывает ни комаров, ни мошек.
Утро было довольно свежее. Умывшись у ручья неподалеку, я побрел дальше, надеясь, что в следующей деревне мне повезет.
***
Деревенька оказалась маленькой: несколько улиц вдоль реки да проходящая мимо, на Коми, трасса, которую даже проселочной дорогой можно было назвать только с очень большой натяжкой. У окраины навстречу попались два пацаненка, которые обрадовали меня тем, что, дескать, здесь живут такие, и, показав, куда идти, получили взамен россыпь мелочи. Забавно, что попросили они именно железо – хорошо, что у меня запас из магазина в райцентре остался. Дети быстро убежали, а потом, идя к указанному дому, я снова их встретил — оба (Колька и Вадя) сидели на голой чуть подсохшей земле и выкладывали монетки в круг; рядом босиком ходила насупленная девочка чуть помладше и сосредоточенно смотрела на их игру.
Дом тети был широкий, двухэтажный (второй этаж на скате, под крышей) и стоял немного на отшибе, на холме, окруженный кучей пристроек: хлевом, амбаром, разными сараями и даже отдельным курятником. Выкрашен он был в уже выцветший синий цвет, зато глаз радовали свежие желтоватые наличники с затейливой квадратной резьбой.
Конечно же, тетя меня не узнала, а вот я сразу подметил в ней наши черты, доставшиеся еще от деда. Рассказав ей об отце и бабушке и передав кучу старых и не очень фотографий, мне, все-таки, удалось убедить её в нашем родстве.
В доме было просторно, хозяина не было – умер пару лет назад, – зато здесь хлопотали быстро носящиеся туда и сюда две довольно хрупкие для таких мест девушки чуть постарше меня; стало быть, мои двоюродные сестры. Я передал им гостинцы. Сложно было понять, что стоит купить в такую глушь, где никогда не было мобильной связи и интернета, но, кажется, они обрадовались подаркам, как и тетя этому визиту. И хозяйка, и помощницы были в простой, неяркой, но чистой одежде; вообще, дом и деревня эта будто бы перенесли меня на пару веков в прошлое, в тот самый крестьянский быт, насколько его можно было представить по давно прочитанным школьным произведениям.
За чаем и обедом разговорились с тетей, вспомнили бабушку, которая на трудных изломах жизни оставила их в этой глуши (хотя и наш поселок в те времена была не сильно больше), разболтался и с девушками. Часа два прошли незаметно, хотя, казалось бы, чего здесь интересного, и тут я (форточка то была открыта от натопленной печи) услышал нестройное пение, и, выглянув в окно, увидел внизу под холмом, у входа в старую покосившуюся церковь, немалую толпу.
Хозяйка охнула и сказала, что она со всей этой встречей совсем забыла об отпевании; все трое побежали одеваться, а я вышел на крыльцо, пытаясь разглядеть, что там происходит, но не сильно в этом преуспел. Люди собрались у ворот в два ряда и молча чего-то ждали, в то время, как из церкви доносились обрывки пения.
Пока спускались, тетя пояснила, что на неделе беда случилась – молодая девушка, чуть помладше меня, утонула в местной речке. Мава (так её звали) полоскала бельё, и так неловко оступилась, что упала в воду, да еще и головой о плот ударилась. Затянуло её – река то по весне глубокая и опасная, – и вот вчера вытащили. Фельдшер осмотрел, написал, что утопла, а вот сегодня и хоронят её.
***
Добрались мы до входа, встали рядом с остальными: я шапку снял, а тетя и сестры в платках черных были. Тут как раз и дверь распахнулась, мужики вынесли гроб, а старый, лет под восемьдесят, поп ходил по кругу с кадилом и пел заунывную. Я не бывал раньше на таких церемониях, потому с интересом смотрел и слушал.
Прости, Господи, рабу нашу усопшую, Маву, дай ей покой на земле и на небесах, да упокоится она с миром, да не приидет она под солнце до самоего Твоего пришествия, аминь.
Необычная заупокойная, но, наверное, так и должно быть, чай, не Соловки или ещё монастырь какой популярный.
Процессия прошла между нами, и все пошли за ними к краю деревни. Минут десять мы медленно шли и, наконец, пришли на кладбище, необычное, но для подобных далей, думается, вполне нормальное. Небольшое, огороженное кое-где недавно подновленным частоколом, а могилы внутри не отделены друг от друга оградкой. Портретов не было - только имя, фамилия и даты, выжженные на деревянных крестах. Цветов и конфет я тоже не заметил, зато на каждой могилке лежали монетки: от обычных двух- и пятирублевок до старых советских, еще с профилем Ленина. Верно говорят, каждая старая деревня живет по своим обычаям и традициям.
Яма была уже выкопана, так что все сделали быстро. Убитая горем мать бросила первый ком земли, мужики закопали и выровняли, а священник сам вогнал в изголовье свежий крест, на котором было выжжено: Мава Марьина, 1989 — 2019. Мать положила рядом юбилейный десятирублевик с Архангельском, остальные подходили и тоже клали монетки, даже детишки, которых я давече так удачно снабдил мелочью. Я, после родственников, тоже подошел, выудил неведомо как закатившийся рубль из штанов, положил его в уже немалую кучку да, подержавшись за край креста, про себя трижды проговорил, как Танька, младшая сестрица, научила:
Ты к нам не ходи, мы сами к тебе придем.
Тут то меня местные и заприметили, и на обратном пути пришлось рассказывать то тому, то этой, кто я такой да зачем пожаловал. Даже поп (звали его Савелий) и то расспросил какой веры и как там дела на большой земле. Обрадовал его, что в нашем рабочем поселке собирают деньги на храм, и он, как я ни отнекивался, попросил от него передать немного денег.
Обратно мы дошли снова до церкви, но теперь все расположились на её заднем дворе, где женщины быстро накрыли уже стоявшие столы и поставили простую постную снедь. Водка, верней, местный самогон, тоже присутствовал — а как еще людям поминать усопших. Помыли руки после кладбища в деревянной бадье, куда священник окунул свой большой серебряный крест, да сели за стол.
В основном обсуждали усопшую да местные дела и погоду, раз мне только пришлось встать и рассказать о себе, зато получил одобрение местных, что, дескать, не поленился, не испугался, а взял да сам добрался до этого захолустья.
Савелий сидел напротив да все расспрашивал разное про то, что по телевизору да на большой земле происходит, но, думается мне, что больше он про мои убеждения расспрашивал. Я, в свою очередь, вызнавал у него про местные обычаи и традиции, так как давно интересуюсь смешением северного язычества с православием. Мало что вызнал, как это бывает, новым людям пришлось приноравливаться к старым праздникам и обычаям, так, постепенно, священники и привыкли наравне со всеми отмечать все по-местному, как-то внутренне согласуя это со своими церковными убеждениями и правилами.
***
Незаметно подкатилась ночь, и люди стали расходиться из-за стола, но, к моему удивлению, не по своим домам, а к тому краю деревни, где мы днем выходили на кладбище.
Стемнело. Зажгли факелы, которые вставили в специально для этого предназначенные петли в столбах, вкопанных там и тут. Все, кто был за столом, стояли в неярком свете огней вдоль леса с западной стороны деревни, словно ожидая чего-то, а Савелий, опираясь на палку, ходил возле рощи, ведущей к кладбищу, и окроплял землю водой из большой бутыли. На мой вопрос, что происходит, я вразумительного ответа не получил, разве что Дарья, старшая сестра, вручила мне в левую руку факел, а в правую небольшой нож с деревянной резной рукояткой.
Что делать, встал в оцепление, молчу; слева и справа стоят сестры, кажется, они уже сроднились со мной. Тетя стоит позади, закрыв глаза и что-то бормоча про себя. Стемнело. Тихо, слышно только пение поздних птиц и карканье ворон; люди стоят и молчат, мне даже стало немного не по себе.
Через полчаса послышался какой-то шум в лесу, все насторожились и направили факелы в ту сторону. В свете факелов разглядеть что-то было непросто. Шум повторился, зашевелились ветви в роще неподалеку от нас – у деревни то ограды никакой нет, вот мы и стояли с факелами и ножами, ожидая чего-то.
И что-то пришло: зашевелились ветки ближайшей к нам большой березы с только-только распустившимися листами, и появилась она. Стоит в белом изодранном платье, плечи голые, волосы растрепанные, в них, в свете факелов, видно водоросли. Глаза, полностью белые, будто бельма, смотрят на нас с яростью. Она оскаблилась в подобии улыбки, обнажив острые красноватые клыки на фоне бескровно-бледных губ и изготовилась к прыжку, кажется, прямо на меня...
***
Следующее, что помню — это беленый потолок тетиного дома и красивое, чуть пухленькое лицо Даши, склонившейся надо мной. Она плеснула мне на лицо еще воды, и, когда я, отфыркиваясь, подал признаки жизни, радостно вскрикнула. Тут же подошла тетя, сказала веское «не лешуконский ты, парень, не лешуконский», и они вдвоем помогли мне подняться.
В окнах было темно, толпа разошлась, а меня на кухне отпаивали чаем с медом и водкой. Тетя рассказывала про деревенские традиции, про местное кладбище, откуда «частенько навь приходит», сетовала, что я вот так неудачно приехал, не подготовлен оказался, да все расспрашивала, что я видел.
Особо много не рассказывал, сам еще не до конца понял, что это было: шутка местных над приезжим или, действительно, это Мава выбралась с могилы и пришла в обратку, в деревню. В любом случае, я решил, что больше сюда ни ногой, зато, обменявшись почтовыми адресами, думаю зазвать к себе в гости хотя бы сестер.
Автор - nkfg.
Источник.
Новость отредактировал Kiria - 28-06-2021, 08:57
Ключевые слова: Малая родина деревня родственники беда утопленница похороны шум в лесу видение навь