Водяница
отрывок из сказочной повестиКак сказывали деды-прадеды, жил в здешних лесах на займище мужик по имени Благояр, а с ним сын — Богун. Пришли они со стороны вечёра, пал по лесу пустили и остались здесь на огнище, обживать здешние места. Инструмент при них справный был, на работу заточенный. В скором времени и избу срубили, острожком обнесли, а как же, зверья раньше много в лесу хаживало, да и двуногие забредали лиходеи. Была у них когда-то своя вотчина, семьёй большой в достатке жили, пока не набежали злые вороги, да не пожгли село и угодья ихние. Только отец со старшим сыном и спаслись, всё от того, что в Городище на торг ездили, да подати старшинам уплачивали. Платили всем что было, десятую часть нажитого на весах взвешивали, а домой вернулись глядь — кругом смерть, разорение. Сполна горюшке лихому оплатили. Не житьё на прежнем месте, маета лютая. Вот и снялись с пришлой ватагой в поисках своей доли. Много труда положили на новом месте, но, слава богу, силушка есть — сдюжили, отстроились. Занялись охотой, — пушнину промышляли, мед в лесу добывали, землицу к севу готовили, на реке рыбой запасались.
Однажды под вечер, когда солнце огнекудрое, расчесав свои волоса о гребень лесной, готовилось ко сну, Богун на лодке пробился сквозь камыш в большую, широкую старицу, туда, где стояла его сеть из крапивной пряжи. Вода здесь тёмная, прохладная из-за бьющих ключей. Недавно нашел он это место и сегодня поутру поставил сеть. Старое русло, поросшее осокой и камышами, превратилось в лесное озеро, окруженное непроходимыми болотами.
Дневная жара таяла. Разогретый за день воздух остывал и от холодного дыхания наступающей тьмы в прибрежной осоке зарождался туман.
Найдя поплавки из свернутой рулоном бересты потянул за кляч* и стал медленно выбирать сеть. Снасть вначале пошла легко, что отразилось на лице лёгкой досадой, но выбрав до половины, ощутил приятную тяжесть удачи, тут сеть словно встала. Он дернул раз, другой ни с места. Неужели коряга!? Как не хочется терять новую сеть, сняв рубаху он приготовился лезть в воду, чтобы освободить, глядь, а она сама и всплыла. Рыбак удивился, схватился за шнур, потянул на себя. Вот уже осталось перехватить несколько раз, как вдруг из толщи воды стала подниматься чья-то голова. Неужели мертвяк? Откуда?!
Достигнув поверхности, голова запрокинулась и вновь ушла под воду, через мгновение бледное лицо светлым пятном колыхалось в волнах. Огненно-рыжие волосы утопленницы, словно водоросли, плавно шевелились в водной ряби. Густые пряди всплывали на поверхность и, блеснув медью, по-змеиному уходили в холодный мрак подводного мира. Лицо, не ведавшее дневного света и впитавшее в себя всё серебро лунной ночи, было спокойно. Волна за волной проходила над ним, омывая красивые черты.
Богун, забыв про снасть, разглядывал страшную находку. Вдруг утопленница широко открыла глаза и взглянула на рыбака. Синие губы её раскрылись, обнажая зубы подобные речному жемчугу и, … шаловливая улыбка обозначила ямочки на луноликом образе Водяницы-шутовки*. Голова и плечи выступили из воды, и руки ухватились за край лодки.
Охваченный суеверным ужасом, Богун выпустил сеть, отпрянув на другой конец лодки. Он не был трусом и не раз доказывал это, когда ходил на медведя с одной рогатиной, когда вступал в единоборство с волками, но здесь было другое — неведомое, таинственное, не подвластное разуму. Никогда в жизни не встречался молодец с нежитью, оттого и заробел, не ведая, что делать.
Шутовка тряслась, будто в припадке безумия, и слипшиеся мокрые волосы плетьми хлестали её по лицу, при этом она безудержно хохотала, раскачивая лодку, от чего та черпала воду то одним бортом, то другим, и уже достаточно на дне набралось воды, как неожиданно появилась вторая водяная дева.
Богун сидел, словно камень, даже если бы сейчас стал тонуть, то вряд ли смог сделать хотя бы одно движение — тело свело судорогой страха. Вновь явившаяся перехватила руку у бесноватой шутихи и остановила затопление лодки, сделала какие-то знаки, чему шутиха не удивилась, не оттолкнула подругу, а только со звонким смехом ушла на глубину, в свои хрустальные чертоги, оставляя расходящиеся круги на потемневшей воде.
Оставшаяся дева, схватившись за борт, с лёгкостью подняла тело и уселась на краю. Лодка при этом даже не покачнулась. Откинув с лица огненные пряди, взглянула она на рыбака огромными изумрудами своих глаз, и взгляд этих глаз расколдовал Богуна, и он почувствовал в груди биение сердца. Сердце все сильнее и сильнее стучало, разгоняя кровь по окаменелому телу, пока одна из горячих волн не окрасила его лица. Он зарделся, взглянув на нагую красавицу, страх отпустил. А она бесстыдно сидела перед ним, чуть прикрыв свои прозрачно-зелёные глаза, расчёсывала перламутровым гребнем рыжие волосы, которые в отблесках вечерней зари, рассыпавшись по обнаженным плечам снопом огненных искр, ниспадали до самой воды и угасали в притихших волнах.
Рыбак, поддавшись магии взгляда, шевельнулся и, не совсем доверяя своим глазам, протянул руку, желая прикосновением ощутить живая ли плоть перед ним. Водяница, угадав его намерение, прекратила своё занятие и, склонившись в его сторону, вытянула на встречу свою, такую тонкую бледную руку, что казалось сквозь неё можно увидеть блеск мокрой сети на дне лодки. Пальцы их соприкоснулись. Смертным холодом обдало Богуна. Он хотел отдёрнуть руку, но не успел. Ледяные пальцы ухватили ладонь и не по-девичьи сжали её. Дрожь пробежала по его телу, и глаза с тоской оглядели пустынные берега и гладь озера.
— Не бойся меня. Тебе не надо меня бояться. Тебе я не сделаю плохого. Давно наблюдаю я за тобой и много раз загоняла рыбу в твои сети. Видела тебя на охоте и оберегала от случайных встреч с дикими зверьми. Затронул ты сердце моё, — незаметно она оказалась совсем рядом с человеком. Отпустила его руку и прикрыла распущенными волосами свою грудь. Бледное чело речной девы посеребрилось в свете взошедшей луны, сказанные слова тенью грусти легли на черты его.
Почувствовав себя свободным, Богун не отпрянул в сторону, а наоборот - коснулся волос, они были нежны, как шелковистый ковыль в поле, и, проведя по ним раз-другой, погрузил руку в глубь волнистых прядей. Плечо и шея мягкостью своей не уступали бархатистому сафьяну, но были холодны, как родниковая вода. Но этот холод токмо разжёг в нём страсть, и вспыхнули глаза у молодца желаньем.
Речная красавица, будто вода, просочилась сквозь пальцы, и её уже нет в лодке, она покачивается за бортом, утопая по пояс в листве кувшинок, прикрывая блуд белоснежной лилией. Взмахнув руками, окатила рыбака озерной водой, охлаждая его пыл.
— Принеси мне белого полотна на рубаху, и навсегда я буду твоей, мой Богун. А ты теперь не забудешь меня, никогда, — сказала и бросила рыбаку водяной цветок — лилию и растаяла словно туман.
Рыбак ещё долго сидел в задумчивости в сгустившихся сумерках, а придя в себя, обнаружил, что лодка наполнена рыбой вместо воды. Уложив сети, огляделся по сторонам и, взявшись за весла, поплыл по сверкающей лунной дорожке, ведущей к узкому проходу в камышах. Уже на выходе в основное русло реки, услыхал откуда-то из темноты, из-за седых кисточек камыша протяжный голос:
— Богун, я твоя… твоя….
И голос этот долго звучал у него в ушах, даже начавшийся дождь не мог своим шумом заглушить звуки этого голоса...
Новость отредактировал Estellan - 29-12-2019, 21:06
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Мифы сказания сказки русалка ночь вода омут авторская история