Двери
Что со мной? Странно, но мне совсем не больно и легко. Последнее, что я помню, это упаковка таблеток и бутылка Мартини на журнальном столе. Мне кажется, я даже до сих пор слышу этот хруст упаковки, когда со всей силы выдавливаешь таблетку из ее «домика».И где это я? Жутковато как-то и строго, и казённо, как в больнице. Точно, я в больнице, значит, меня откачали. Интересно, как они открыли дверь? Мне казалось, я все предусмотрел, заперев дверь изнутри, и оставив ключ в замке. Наверно, просто тупо выломали ее. Ладно, что гадать, кто-то же придёт меня навещать, вот и узнаю, что да как.
Что-то уж больно странная палата! Нет, это не больница! Это дурка! Меня откачали и засунули в дурку, а значит навещать меня никто сюда не придёт.
А всё-таки хорошо, что я жив! Эта дура, Лана, не стоит того, чтобы из-за неё лишаться жизни. А я, как дебил, чуть не подох из-за этой....
«Я люблю Влада, прости». Да, пошла ты вместе со своим Владом…
Странная какая-то палата: окон нет, а двери две - красная и чёрная, и пол как шахматная доска. Ахахаха, наверное, главврач этой психушки дизайнер? Или такой же сумасшедший, как и все её обитатели.
Странностей здесь завались: в одной палате и мужики, и бабы.
Надо спросить у «друзей по несчастью» - своих новых соседей, когда тут у них обед?
Стрёмные они все какие-то.
Одна тётка сидит на краешке кровати и раскачивается из стороны в сторону. Лицо отрешённое, пустое. И глаза какие-то странные – такое впечатление, что на обоих глазах у нее бельма. Словно зрачков у неё нет.
А вон тот мужичок, лет 60, в углу, как прикованный, смотрит на красную дверь и активно шевелит губами – молитву что ли какую-то читает? Наверное, и правда, молитву – ишь как глаза подкатил, даже зрачков не видно.
Может, как раз оттуда, из красной двери вдруг явится санитар и принесёт обед – наверняка какую-нибудь бурду.
А вот эта девочка совсем юная, лет 14, не больше. Она сидит на табурете почти что посреди комнаты. Этот табурет, наверное, сломан, потому что очень заметно, что этому юному созданию на нём некомфортно: она то и дело вскакивает с него, теребит полы своей юбки и садится снова. И её глаза также удивили меня, как и глаза всех остальных обитателей палаты – пустые, белёсые, словно вдавленные.
За девочкой стояла женщина, красивая, молодая, постоянно теребившая белый длинный шарф на шее, словно он сдавливал ей горло, и она пыталась от него избавиться, но ничего не получалось.
Общая атмосфера палаты – ожидание чего-то. Но чего ждали мои соседи по палате? Обеда? Нет, с такими встревоженными лицами и нервозностью во всех частях тела простого приёма пищи не ждут. Так ждут вынесения приговора. Меня охватила какое-то непонятное, но не беспричинное волнение, лишь только я представил себя «в одной лодке» с ними. И вся наша палата показалась мне одним большим залом ожидания.
Не успел я накрутить себя посильнее и испугаться ещё больше, как красная дверь открылась, и голос, строгий и официальный, как в метро размеренно провозгласил «Ламарина Маргарита Львовна».
«Раскачивающаяся» тётка встала и твёрдым, мне даже показалось, радостным шагом, вошла в приветливо для неё раскрывшуюся красную дверь. Я даже услышал какую-то тихую музыку, доносящуюся оттуда. Хотя, возможно, мне это только показалось.
Двери закрылись, оставив меня в полной непонятке, кто эту тётку позвал и куда.
Я поймал полный разочарования взгляд своего соседа – по всем приметам мне стало ясно, что он ждал, что голос назовёт его фамилию.
Она и правда вскоре прозвучала, но доносилась она из-за чёрной двери. «Хрунов Николай Петрович» - услышал я стальной голос «диктора». Мужчина вяло встал с места и нехотя поплёлся к чёрной двери. Я снова услышал музыку, но это было что-то странное, вернее страшное – музыка смешивалась с отчётливыми ударами топора или молотка, который словно забивал гвозди в крышку гроба. Становилось жутковато. Двери закрылись, но ощущение страха не оставляло меня.
Я стал размышлять обо всём увиденном, и пришёл к выводу, что двери открываются поочерёдно: то красные, то чёрные. Но наступившее следом событие заставило меня отказаться от своих предположений.
Железный голос произнёс «Лаврикова Вероника Владимировна». Я увидел, как девочка встала со своей колченогой табуретки и, оглядываясь на молодую женщину с белым шарфом, нехотя пошла к открывшимся дверям. Только на этот раз, к моему удивлению, открылась чёрная дверь. Девочка с робостью вошла в неё под какую-то траурную, как мне показалось, музыку. И двери с пронзительным звуком захлопнулись.
Наступила гнетущая тишина. Я оставался в палате не один, но ощущение пустоты и тревоги не отпускало меня.
Я посмотрел на единственную оставшуюся соседку и понял, что она сейчас задушит себя этим шарфом, если не перестанет его теребить и затягивать у себя на шее.
Я не понимал, что произошло. Да и события все происходили с такой молниеносной скоростью, что я даже ничего не успел спросить у моих, так быстро покидающих нашу палату, соседей.
Но медлить больше было нельзя, и я решил подойти к своей соседке, чтобы разузнать хоть что-нибудь.
Но не успел я сделать и шага, как слева сбоку увидел на стене огромное старинное зеркало. Я машинально, посмотрелся в него, но не увидел своего отражения. Я внушал себе, что зеркало помутнело от времени, вот и всё объяснение. Но то, что я увидел в зеркале через секунду, заставило меня содрогнуться.
За большим круглым столом сидел мой покойный отец. Он привычным жестом снял очки, отложил в сторону газету и поднял глаза на меня. Я увидел то, что не видел раньше никогда – мой отец плакал. Рядом на каком-то потертом кожаном диванчике сидела мама, она отложила в сторону своё вязание и тоже плакала.
У меня перехватило дыхание, и я попытался выдавить из себя слова, уже давно не произносимые мной: «Мама!» Мама умерла вслед за отцом, и её уход я переживал особенно остро.
«Отец!» - попытался я докричаться до родителей. Но они молчали. Это я видел их, а они меня нет.
Их слёзы рвали мне душу, и я наверное, продолжал бы звать их, выкрикивая эти два святые для меня слова, как тишину в комнате нарушила моя соседка.
Она сказала мне, что родители не услышат меня – таковы здешние правила. А плачут они, потому что у них больше нет сына. Их сын, то есть я, вчера наглотался таблеток и, запершись в квартире, тихо заснул, чтобы больше уже никогда не проснуться.
Они оплакивают несчастную участь мою, ведь по судьбе мне было предопределено счастливо дожить до 78 лет и умереть в окружении детей и многочисленных внуков. А потом соединиться со своими родителями в раю. Но этого не случится – самоубийцы отправляются а ад, а мои родители сейчас в раю.
Я всё просрал: и своё настоящее на земле – своих детей и внуков, и своё будущее - вечную жизнь на небе, в раю, вместе с моими дорогими родителями.
Но больше всего меня угнетало в её рассказе то, что моим родителям теперь придётся уйти с того места, где они уже обосновались в раю, и пройти из-за меня ещё несколько кругов ада.
О, если бы я только мог об этом подумать раньше, ни одна Лана, ни одна самая прекрасная женщина мира не заставила бы меня обречь на мытарства моих родителей даже после их смерти.
Моя новая знакомая рассказала мне свою судьбу. Она погибла случайно, почти что скопировав смерть Айсидоры Дункан: её шарф затянуло под локомотив поезда, когда она стояла на станции метро. Она сначала задохнулась, а потом была разрезана на куски. Хоронили ее в закрытом гробу. Страшная смерть.
Её дочка, школьница, замкнулась в себе, переживала, а после женитьбы отца на старой знакомой семьи, покончила жизнь самоубийством. Она считала отца предателем, а для себя не видела смысла жить дальше. И вот прыжок с 20 этажного дома свел счёты с её маленькой жизнью. Теперь она в аду, и это разрывает сердце матери.
Моя новая знакомая проведала мне тайну красной и чёрной дверей, продолжая рассказывать мне истории наших с ней «соседей».
«Раскачивающаяся» тётка там, в земной жизни, была простая домохозяйка, жившая с сыном-школьником и садистом-мужем. Во время очередного скандала, она закрыла собой сына от ножа пьяного отчима, своего второго мужа. Ей открылись двери рая – она вошла в красную дверь. Там таких любят.
А вот мужичок, так жадно «гипнотизирующий красную дверь, получил по заслугам – он попал в ад: с убийцами здесь разговор короткий.
На этом она замолчала. Я спросил про девочку на колчаногой табуретке, почему её, совсем ещё ребёнка отправили в ад?
Моя соседка изменилась в лице, мне даже показалось, что она застонала, отвернувшись к стене. Больше она не издала ни слова. Но тишина длилась недолго. За распахнувшейся красной дверью послышалась приятная мелодия и стальной голос произнёс: «Лаврикова Светлана Ивановна». Она вошла во врата рая, но лицо её было мрачным, потому что она знала, что никогда не встретится там со своей дочкой, со своей Вероникой, самоубийцам там не место.
«Самоубийцам там не место» – звучало у меня в голове. Я остался один. Остался ждать приговора. Хотя я его уже давно знал. Я сам себе его вынес тогда, ночью, когда решил свести счёты с жизнью из-за несчастной любви. Я ждал и повторял, как заклинание, одно и то же: «Самоубийцам там не место»…
Новость отредактировал Qusto - 3-11-2020, 14:47
Причина: Исправил теги.
Ключевые слова: Самоубийца двери страшилка авторская история