Мастер времени. Офелия. Цена бессмертия
Чем привлекательны путешествия, спросите вы? У Офелии было на этот счёт своё мнение. Нет, не новыми впечатлениями, не попыткой отдохнуть от уже ставшей привычной суеты города, бытовых неурядиц. Нет! Она истово верила, что, отправляясь в неизведанное, открывает для себя заново свойство жизни. Ощутить интерес, вкус к чему-то непознанному. И самое главное – удивление. Ей, как никому другому, было известно, что человек превращается в машину тогда, когда из его жизни уходит удивление и способность удивлять и удивляться. Ставшие привычными дела, заботы, проблемы и обязанности убивают это чувство во взрослых. И только дети, не вкусившие всех прелестей цивилизации, искренне верят и радуются чудесам.Ей нравилось жить в Лондиниуме. Нравилось его большое, исходящее паром и маслом сердце. Бег прогресса, пускай и приносящего свои испытания, был ей по нраву. Она жила в ожидании чуда, но хранила его в глубине сердца, так как понимала — наступало время, далёкое от чудес. Прожитые века иногда одаривали, а иногда отягощали своей мудростью и опытом. Вот и сейчас, садясь на дирижабль, она чувствовала приближение войны. Это ей сказал еще Влад. А у вампиров прекрасное чутьё на реки крови. Иногда в газетах какой-нибудь учёный начинал говорить о грядущих катаклизмах, но над несчастным глупцом тут же сгущались тучи, извергавшие на нерадивого громы и молнии. «Эксперты» и сведущие обрушивали на него памфлеты[1] и эпиграммы, клеймя нарушителя спокойствия. Империя проживала свой «золотой век» и не собиралась разменивать процветание и стабильность на потрясения.
На вокзале, как и всегда, толпилось множество людей, механически двигающихся в одном им известном направлении. Офелия с удивлением обнаружила, что наблюдает за людьми, желая увидеть их эмоции. Но, то ли скрытые механическими масками, то ли просто отсутствие их как таковых, на лицах людей она их не обнаружила. Это озадачило её. Вспомнились первые полёты на воздушных шарах, когда люди смотрели на смельчаков с широко открытыми глазами страха и обожания. Эти люди, бросившие вызов небесам, казались титанами античности. Но сегодня подняться в воздух стало обыденностью и эмоций это уже не вызывало. Офелия покачала головой и улыбнулась проходящему господину с металлической усовершенствованной рукой. Чёрный котелок был украшен механическим счётчиком шагов, который тикал, отсчитывая шаги своего владельца. Заметив улыбку незнакомки, господин как-то стушевался и ускорил шаг, так что счётчик издал недовольную трель, перестраиваясь. Усмехнувшись, Офелия наконец заметила нужный ей дирижабль. Он носил гордое имя «Уильям Уоллес» и был украшен характерным для скоттов орнаментом тартан[2].
Поднимаясь по трапу, Офелия держала в руках лишь небольшой саквояж, так как любила передвигаться налегке, а это путешествие она спланировала так, чтобы не слишком отдаляться от цивилизации. Конечной станцией их полёта должен был стать Абердин, один из крупных городов страны скоттов. Но настоящей целью её был замок Нок, в котором, по слухам, жил призрак Зелёной Дамы. Потомки МакКлаудов, строителей замка, открыли в нём гостиницу, и за весьма умеренную плату можно было попытаться встретить призрака. Офелия долго откладывала эту поездку, но вынужденный простой в делах вынудил её покинуть Лондиниум. И вот, оставив Ангела под присмотром приходящей смотрительницы, она отправилась на север метрополии. Поднявшись на борт, она предъявила билет веснушчатому, вихрастому юноше в тёмной форме торгового воздушного флота и была препровождена в отведённую ей каюту. Размером чуть больше спичечного коробка, каюта тем не менее была чистой и вызывала чувство какого-то урбанистического уюта. Иллюминатор блестел медью и был расположен так, что в него можно было смотреть, не вставая из-за маленького столика. Взглянув на часы, Офелия отложила саквояж и расстегнула верхнюю пуговицу своего пальто. Скоро Большой Бен пробьёт пять вечера и стюарды бросятся подносить чай. За дверью слышались голоса других пассажиров и членов команды.
Скинув пальто, она придвинула саквояж поближе и, расстегнув нехитрую защёлку, извлекла небольшую коробку, в которой лежал её новый пистолет системы Браунинга[3]. Отсутствие барабана делало его намного компактней, а главное - легче её привычного «Ремингтона». Ей захотелось прямо сейчас произвести разборку, но вежливый стук в дверь заставил убрать оружие и ответить. Как она и предполагала, принесли чай и галеты. Просидев еще некоторое время возле окна в мир, как она его окрестила, Офелия неожиданно почувствовала приступ сонливости, которому не смогла сопротивляться. Понимая, что нарушает все мыслимые правила приличия, она тем не менее, стянув ботильоны, рухнула на узкую койку и уснула.
Проснувшись, она сразу взглянула на часы. Четырнадцать минут третьего. Ругаясь на себя, Офелия переоделась и залезла под одеяло. Лёгкое колебание гондолы навевало сон, словно вернулось детство и нянечка укачивает её в колыбели. Воспоминание вернуло ей благостное состояние духа, и, поворочавшись, она снова заснула.
Абердин встретил её туманом и сырым промозглым ветром, что, словно злой шутник, пытался забраться ей под пальто, чтобы вонзить свои ледяные когти. Стойко приняв вызов погоды, Офелия поймала кэб на паровой тяге и, назвав адрес, была приятно удивлена низкой цене, так как ехать было не близко. Водитель попался из молчунов, что полностью её устраивало. Она смотрела в окно, но скрытые туманом достопримечательности, если таковые и имелись, ловко прятались от её глаз. Наконец она почувствовала, что машина съехала на проселочную дорогу, и спустя полчаса она созерцала главную башню замка. Сюда было проведено электричество, что давало возможность осматривать замок и во тьме ночи. Стюард, выскочивший её навстречу, подхватил саквояж и придержал дверь. Офелия одарила его улыбкой и мелкой монетой. Холл древнего замка был обставлен с чисто женским вкусом, что вызвало приятное впечатление.
— Постояльцев сейчас немного, — раздался глубокий хриплый голос. – Поэтому можете выбрать любую из комнат, госпожа.
Владелец голоса оказался совсем не таким, как можно себе было представить. Немолодой уже мужчина чем-то неуловимо напомнил ей клерков, которыми полнилась имперская бюрократическая машина. Незаметный, услужливый, предупредительный, а также инфантильный, безынициативный, закрепощённый собственноручно придуманными правилами и устоями. Потомок гордых МакКлаудов был невысок, лыс, имел внушительное брюшко и растрёпанные бакенбарды, за которыми забывал, по-видимому, ухаживать.
— Третий этаж свободен?
— Абсолютно! У нас там три комнаты и все пустуют.
— Зелёная Леди перестала заглядывать на огонёк? – решила пошутить Офелия, но хозяин гостиницы шутку не поддержал:
— Старая леди является регулярно, особенно к тем, кто жаждет общения с потусторонним. Остальные же гости спят, как младенцы. Могу я поинтересоваться, госпожа приехала только ради приобщения к таинственному?
— Госпожа еще не решила, — холодней, чем хотелось, ответила Офелия, не любившая снобов, а низкорослый потомок горцев явно страдал этим недугом. Дальнейший разговор был бессмыслен, поэтому гостья поднялась к себе в комнату №9.
За ужином Офелия увидела почти всех постояльцев гостиницы. Молодая пара, приехавшая с континента специально ради призрака, двое путешественников из Нового Света, которых было слышно издалека, и мужчина средних лет, приехавший, видимо, откуда-то из колоний. Ужин был выше всяких похвал, а знаменитый шотландский виски развязал некоторые языки. Особенно американские. Один из путешественников решил, видимо, приударить за ней, так как весь вечер постоянно обращался с какими-то надуманными вопросами, пока ей это не надоело, и Офелия поднялась к себе в номер.
Посреди ночи её разбудил плач и невнятное бормотание. Трудно было спросонья определить, откуда идёт звук, особенно в старинном замке, где с акустикой всё было в порядке. Поэтому, заткнув уши берушами, Офелия снова заснула, решив выяснить утром все подробности. Однако, спустившись к завтраку, она с удивлением увидела еще одного постояльца, вопросы о том, кто плакал и почему, частично решились. Молодой еще бритт с измождённым, осунувшимся лицом, на котором выделялись тёмные круги под глазами. А сами глаза горели безумным огнём, словно у буйно помешанного. «Какой-нибудь революционер, – решила про себя Офелия. – Надорвался при решении, как переустроить несправедливый мир, и съехал с катушек». Революционеров она не любила. Особенно после Великой Французской революции.
Тем временем, съев свою яичницу с беконом и луком, мужчина вновь поднялся наверх. А снедаемая любопытством Офелия едва сумела закончить завтрак и тут же обратилась к потомку горцев за полезной информацией. Выслушав её рассказ, владелец гостиницы задал всего один вопрос:
— Он Вам мешает?! Потому что если да, то я попрошу его съехать.
— Нет, нет, что вы! – всполошилась Офелия. – Не стоит, ради Бога! Это такая мелочь. Я, видимо, просто с дороги устала. Видимо, он переживает какую-то личную трагедию?
— Спросите у него сами. Но есть вероятность, что он вам ничего не скажет. Мне кажется, он вообще немой, так как я не услышал от него еще ни одного слова.
Интересные истории были слабостью Офелии, потому она, прогулявшись по окрестностям замка и подышав воздухом, необычайно чистым и свежим, вернулась в гостиницу с готовым планом действий. Еще раз уточнив номер комнаты странного постояльца, она переговорила со швейцаром и горничной и выяснила несколько странных подробностей. Во-первых, постоялец въехал не один, а с прелестной белокурой супругой, которая была больна и не покидала комнаты. Во-вторых, запретил горничной убираться в номере, периодически требуя ведро воды и тряпки. В-третьих, чаще всего обеды он заказывал в номер с требованием оставлять их под дверью. Ну и так далее…
— И хозяин терпит эдакого чудака?! – не удержалась от вопроса Офелия.
— Ну что вы, госпожа. Номер шесть платит очень щедро. Я бы сказала, что очень щедро, к тому же это и причудами-то назвать нельзя. Так, милые чудачества.
Получив информацию к размышлению, Офелия отправилась к себе в номер, по пути заглянув на кухню и выпросив себе булочку традиционно чёрного цвета[4] и чашку чая. Решив, что делать скоропалительных выводов она пока не будет, Офелия тем не менее прошла рядом с номером эксцентричного господина, напрягая слух. И хотя подслушивание не входило в её привычки, интерес персона из шестого номера вызвала немалый.
За ужином, как и следовало ожидать, странный постоялец отсутствовал, поэтому, быстро расправившись с хаггисом[5], она устремилась в свой номер. Уютно устроившись в старинном кресле с высокой спинкой с книжкой и бокалом виски, она собралась приятно провести вечер. Книжка представляла собой антологию историй, связанных с появлением Зелёной Леди. Оказывается, что это имя делят между собой не один и не два призрака. Истории о них рассказывают и у франков, и у алеманов, да и у американцев она появляется тоже. Погрузившись в чтение, Офелия не сразу поняла, что в дверь постучали. Когда стук повторился, она с сожалением выбралась из кресла и направилась, чтобы открыть, когда вспомнила, что на столе лежит смазанный браунинг. Недолго думая, она накрыла его книгой.
Распахнув дверь, она нос к носу столкнулась с вчерашним американцем, оказывающим ей знаки внимания. Он был уже изрядно подшофе, так что складывалось ощущение морской качки.
— А-а, вот и я, — выдал он, видимо, давно заготовленную фразу.
— Прекрасно, — холодно ответила Офелия, не терпевшая такого проявления внимания. – На трезвую голову, конечно, слабо было оказать женщине знаки внимания. Зато теперь вам, сударь, море по колено.
— Я пришёл, чтобы пригласить вас вниз. По… танцевать, — с трудом закончив предложение, американец уставился на неё мутным взглядом. – Или вы слишком хороша, чтобы потанцевать с простым парнем вроде меня?
— Действительно, — буркнула Офелия и захлопнула дверь. Но едва она сделала пару шагов, как дверь распахнулась от сильного удара, в комнату ввалился незадачливый ухажёр.
— Билли так и сказал, что вы гордячка. Но я приволоку вас хоть на лассо[6], если потребуется, – он сделал шаг ей навстречу, и в этот миг она уперлась в стол. Руки сами отбросили книгу, и в нос ковбою уперся собранный, смазанный и заряженный браунинг.
— Еще шаг, мальчик, и пуля просверлит в твоей кудрявой голове еще одно отверстие! А я спокойно допью этот чудный виски и лягу спать. Так что тебе выбирать.
Кажется вмиг протрезвевший ловелас, попятился назад и, наткнувшись на дверной косяк, рухнул на пол. Офелия шагнула вперёд, опуская ствол пистолета так, чтобы при случае выстрелить в голову. Это стало последней каплей. Рванувшись назад из лежачего положения, американец выполз в коридор и там, с трудом поднявшись на ноги, продолжил бег.
— Вот и ладненько, — дрожащим голосом произнесла вслух Офелия. – Но каков скот!
Допив остатки виски одним залпом, она не почувствовала вкуса. Вечер был безнадёжно испорчен, читать не хотелось, и она, налив себе еще, улеглась в постель, включив предварительно ночник. Сон, как и следовало ожидать, не шёл. И тут снова раздались уже знакомые звуки плача. Так как сна не было ни в одном глазу, Офелия накинула тяжёлый халат, в карман которого опустила пистолет, и тихонько выскользнула в коридор. На счастье, по пути ей никто не встретился, и она осторожно спустилась по древней лестнице на второй этаж. Абсурдность ситуации заключалась в том, что в пятом номере жили американцы. И если они не дошли до нужной кондиции после случившегося, задуманное ей не удастся.
Номер шестой находился ровно посреди коридора. Дальше по нему жили только американцы, остальные номера пустовали. Набравшись решимости, она постучала. Плач не прекратился, зато подали голос оба ковбоя:
— Какого здесь происходит?! Хватит выть, полоумный! Если ты не успокоишься, мы выбросим тебя из окна, размазня!
Офелия замерла у двери с занесённым кулаком и, молясь, чтобы хоть эти крики никого не разбудили, другой рукой она нащупала рукоять пистолета.
— Всё, Джим, я так больше не могу! – раздался голос второго американца. Дверь в их номер распахнулась, влекомая сильной рукой, и на пороге возник одетый в одно исподнее бородатый ковбой в стетсоне[7]. Совершенно непроизвольно левая рука Офелии взметнулась вверх так, что мужчина смог заглянуть в дуло браунинга. Наступила неловкая пауза. Руки бородача непроизвольно потянулись вверх. Продолжая держать пистолет перед его носом, Офелия приложила указательный палец правой к губам. Мужчина звучно сглотнул, кивнул в знак того, что понял, и, ввалившись обратно в номер, запер за собой дверь.
— Что случилось, Билли?! – раздался голос неудавшегося ухажёра.
— Там… эта, подружка твоя с пистолетом. Наверняка пришла всадить пару пуль в твою беспокойную задницу, Джим!
— Нет. Не открывай дверь. Я ведь ничего такого не сделал.
— Заткнись, Джим! Я ложусь спать, а ты как знаешь.
Офелии, выслушавшей весь диалог, страстно захотелось прикинуться медведем и поскрестись в дверь, рыча, как дикий зверь. Это наверняка было бы незабываемое зрелище, так как у обоих ковбоев нервы, видимо, ни к черту. Смысла стучать в шестой номер уже не было. Ни один, даже самый ненормальный, не открыл бы дверь после всей той свары, что устроили американцы. Поэтому ей оставалось только вернуться назад и попытаться уснуть.
Утром, собравшись на прогулку по живописным окрестностям замка, Офелия не забыла о пистолете, уютно устроившемся в кобуре на её бедре. По возвращении придётся заказать новую, так как старый «Ремингтон» был слегка больше, отчего браунинг неплотно прилегал к ноге. Прыгая с камня на камень, она думала, как подойти к постояльцу, если шанс встретить его за обедом больше не представится. Вариантов не было, и поэтому она решилась на лобовой штурм. Кто его знает, когда у господина наступит обострение, и он станет абсолютно невменяемым. Камни, покрытые мхом и лишайником, выглядели словно тролли, окаменевшие на солнце. И, наступая на очередной валун, Офелия представляла, что ступает по их могучим спинам. С них она видела серо-стальную водную гладь, с трёх сторон окружавшую замок. Суровая красота этого места покоряла своей неподкупностью и простотой.
Вернувшись в гостиницу голодной, как молодая волчица, Офелия сразу хотела направиться на кухню, выпросить что-то наподобие вчерашнего кекса, но её перехватил владелец, исполняющий обязанности консьержа: — Я знаю, вы вчера беседовали с сотрудниками о постояльцах из шестого номера? Могу я узнать цель этих расспросов?
— Меня заинтересовал ваш клиент. Вот в принципе и всё.
— Хотелось бы вас попросить, госпожа Офелия, отнестись с пониманием и уважением к частной жизни моих клиентов, как вы изволили высказаться. Мне не хотелось бы причинять большие беспокойства человеку воспитанному и легко ранимому, каковым и является мой постоялец.
Во время этого монолога ей очень хотелось двинуть ему в глаз. Просто на всякий случай. Вдруг пригодится. Поднявшись к себе в номер, Офелия вспомнила, что хотела зайти за булочками на кухню. Снова спускаться ей было лень, поэтому она скинула верхнюю одежду и, помыв руки, уселась в кресло. Книжка, как верный страж, уже ждала её. Но не успела она прочитать и двух страниц, как стены старого замка сотряс крик дикой, невыносимой боли. Он рвался к небу, и ни перекрытия, ни каменные стены не могли сдержать его. Неизбывная тоска и боль кричавшего буквально парализовали слышавшего его. Офелия сразу поняла, кто кричал. И, не забыв об оружии, устремилась вниз. На втором этаже уже толпился народ. Оба американца, портье и сам владелец были полураздетые и сгрудились около комнаты №6. На Офелию посмотрели почему-то недружелюбно, но никто ничего не сказал. Все были поглощены творившимся за дверью.
На стук и уговоры никто не отвечал. Наоборот - за дверью царила зловещая тишина. В конце концов хозяин гостиницы послал портье за дубликатом ключа и комнату открыли. В свете электролампы картина происшедшего открылась вошедшим. Офелия, настойчиво отодвинув Джима, вошла в комнату. За письменным столом сидел постоялец в измятой рубашке, забрызганной то ли красным вином, то ли кровью. Правая рука его лежала на толстой тетради, левой он держался за сердце. Гримаса ужаса застыла на его бледном, осунувшемся лице. Даже отсюда было видно, что человек уже мёртв. И смерть его не была лёгкой.
В комнате царил беспорядок, словно несчастный собрался съезжать, и нечто произошло с ним столь внезапно, что, казалось, он вскричал, упал на стул и умер. Постояльцы принялись креститься и поминать Бога и чёрта в равных пропорциях, пока хозяин гостиницы с таким же бледным, как и у покойного, лицом не попросил всех заткнуться и покинуть комнату. Он тотчас собирался слать за полисменом, но потом вспомнил, что час уже поздний и пешком без транспорта подобная прогулка равносильна самоубийству.
— Эй, а это что?! – раздался вдруг голос одного из американцев. Джим, а это был он, указывал на кровать, среди одеял которой что-то шевелилось. Народ подался к выходу из комнаты, и только Офелия, держа руку с пистолетом в кармане, двинулась вперёд.
— Осторожней, леди, — вновь подал голос американец. – Вдруг там убийца!
Она кивнула, принимая во внимание замечание, и сделала робкий шаг вперёд. Одеяло действительно шевельнулось. Офелии пришлось достать пистолет. Она услышала, как вздохнул портье и шёпот Джима: «Вот видишь! Я же говорил, эта леди не промах!».
Ухмыльнувшись, Офелия сделала еще два шага и, осторожно протянув руку, ухватилась за край одеяла. Рывком она сбросила его на пол, и все присутствующие увидели сжавшуюся от страха женщину в длинной белой сорочке, больше напоминающей саван, чем ночную рубашку. Бледное лицо с бескровными, чуть припухлыми губами и длинный тонкий нос выдавали в ней принадлежность к родовой аристократии. Длинные спутанные волосы, как любили говорить поэты, цвета воронова крыла и глаза. Глаза делали её похожей на женщину с античных фресок. Бездонные, чёрные глаза, в которых Офелия сразу почуяла близкое по духу существо, которое пришло из совсем другого времени.
— Кто вы? – спросила она.
— Меня зовут Лигейя. Я супруга Джереми Фицроя. Что с ним произошло? Он мёртв?! О, почему он умер?! Проклятье! Почему?!
Её ярость напугала всех в комнате, включая Офелию. Черноволосая бросилась к телу Фицроя, упав перед ним на колени. Прижавшись к его коленям, она ласкала его руку, тщетно пытаясь согреть уже навеки остывшую плоть. В полной тишине раздался её нарастающий вой. Она упала на пол, не прекращая кричать. Офелия, собравшаяся было приблизиться к ней, благоразумно передумала, так как в этот момент Лигейя, вскочив, отбросила тяжёлый старинный стул одной рукой. Краем глаза она увидела, что любопытных в комнате не осталось. Нечасто увидишь, как человек в одно мгновение превращается в пышущий гневом вулкан. А когда это хрупкая, красивая женщина, становится еще страшней. Ярость совершенно исказила её черты, превратив в фурию.
— Это ложь! – вмешался МакКлауд от дверей. — Вы не можете быть его женой, так как я лично регистрировал их. И вы никак не похожи на леди Ровену Тремейн.
Это подействовало на неё сильней, чем смерть «супруга». Она заметалась по комнате, натыкаясь на предметы мебели.
— Не помню! Не помню! Где я?! Кто вы такие?!
Офелия сочла это благоприятным моментом и всё-таки шагнула вперёд:
— Успокойтесь на мгновение, и я вам всё объясню. Есть у вас что-либо, кроме виски? – обратилась она к хозяину гостиницы. С благодарностью отметив, что он тут же отправился сам, выпроводив предварительно американцев, чьи растерянные физиономии мелькали в коридоре. Дверь в комнату осторожно прикрыли, и Офелия, усадив на кровать странную женщину, спросила:
— Что последнее вы помните, Лигейя?
Она задумалась.
— Болезнь. Я болела и должна была умереть. Джереми не отходил от меня ни на миг, до последнего вселяя в меня надежду.
— Когда это было? – тихим, спокойным голосом продолжила Офелия, накрыв её ладонь своей.
Теперь «леди Тремейн» задумалась надолго. Она хмурилась, словно человек, уверенный, что точно что-то знал, но оказалось, что всё забыл подчистую.
— Не помню, — тихо произнесла она, сжав кулаки так, что побелели костяшки. – Я не помню.
— Хотя бы назовите год, — подтолкнула её Офелия.
— 1897, — уверенно произнесла Лигейя.
— Сегодня 25 августа 1898 года, – Офелии начинал не нравится разговор. Сидящая перед ней не выглядела сумасшедшей или буйно помешанной. Но что-то говорило ей, что всё не так уж и просто. В это время вернулся МакКлауд с бокалом бренди. Офелия поблагодарила его, недвусмысленно указав на дверь. К чести его нужно сказать, что подчинился он беспрекословно. Протянув бокал Лигейе, она отметила, что руки женщины не дрожали.
— Когда вы родились? – внезапно спросила она, устремив взгляд в глаза «леди Фицрой». И тут поняла, что попала в точку. Глаза женщины заметались, но она, по-видимому, взяла себя в руки и устремила ледяной взгляд на Офелию.
— А вы кто такая? Почему задаёте такие вопросы?! Вы что, подозреваете меня в чём-то?!
— Вы правы, — Офелия развела руками. — Я постоялица в этой гостинице, куда вы с мужем въехали. Но сейчас в метре от вас ваш мёртвый супруг и хозяин гостиницы вызовет полисменов с первыми лучами солнца, так как в глаза вас не видел при заселении. Поэтому предлагаю ответить на мои вопросы, прежде чем сюда прибудет полиция.
Лигейя сразу сникла. Бокал она осушила одним глотком и отставила его в сторону.
— Мы встретились на Рейне. Это была любовь с первого взгляда, и очень скоро мы расписались. По закону я взяла фамилию мужа. Наши родители оставили нам прекрасное наследство, так что в деньгах мы не нуждались. Балы, приёмы, путешествия. Наш медовый месяц длился несколько лет. Пока, — тут она замолчала, надолго собираясь с силами, – мне не потребовалось «сбросить кожу».
При этих словах она испытующе посмотрела в глаза Офелии, ожидая реакции на свои слова. Но та молчала, всё так же пристально глядя в ответ. Вздохнув, Лигейя продолжила:
— Но, видимо, что-то пошло не так, я потерялась.
— Потерялась?!
— Не знаю, как сказать это по-другому! Да, я словно плыла глубокой ночью по Нилу и лишь звёзды говорили со мной. Вода несла меня, пока не вынесла на берег. И я нашлась.
— Пришла в себя?!
— Скорее всего.
— А давно вы пришли в себя, Лигейя?!
— Сегодня. Сейчас. Только что. Не имеет значения! Его не будет со мной, а это значит, что всё зря. Всё моё путешествие зря, — она замолчала, уставясь в окно, за которым опустившаяся ночь щедро отсыпала из ковша яркие хрусталики звёзд. Глаза её стали совершенно бездонными, словно два горных озера. Пару раз Офелия задавала ей вопросы, но вскоре поняла, что она их не слышит. Тихо поднявшись, она направилась к двери, когда её остановил голос Лигейи:
— Джереми вёл дневник. Возьмите его себе. Сейчас. Вы лучше поймёте происходящее.
Обернувшись, Офелия увидела, что Лигейя сидит около тела почившего мужа, гладит его по руке и что-то шепчет. Выйдя за дверь, она сразу же столкнулась с потомком МакКлаудов:
— Что она сказала? — взял он быка за рога.
— Чушь какую-то, — поморщилась Офелия, хотя рассказ несчастной Лигейи жёг её душу. Но еще больше её манил дневник покойного. – Советую закрыть дверь. Утром прибудет полисмен, пускай он с ней и разбирается.
МакКлауд согласно кивнул, и на миг между ними проскользнуло взаимопонимание. Офелия медленно поднялась к себе и, налив полстакана виски, выпила его одним махом, не почувствовав вкуса. После чего уселась за дневник Джереми Фицроя.
Прибывшие утром полисмены не обнаружили в комнате тела Джереми Фицроя и леди Ровены Тремейн, а также назвавшейся Лигейей. Комната была совершенно пуста. После дачи всех показаний Офелию наконец-то отпустили, и она на первом же кэбе уехала в Абердин. Впервые в ней проскользнула такая черта как зависть.
Она завидовала Лигейе.
Но очень недолго.
P.S. Дневник Д.Фицроя описан у Эдгара Аллана По в рассказе «Лигейя».
[1] Памфлет — представляет собой произведение, направленное обычно против политического строя в целом или его отдельных сторон, против той или иной общественной группы, партии, правительства и т. п., зачастую через разоблачение отдельных их представителей. Задача П. состоит в том, чтобы осмеять, предать позору данное явление, данное лицо. П., создавая образ разоблачаемого деятеля, стремится представить его как определенную индивидуальность — бичует его в его политической жизни, быту, индивидуальных особенностях, для того чтобы сделать еще сильнее удар по политической линии, им представляемой.
[2] Тартан — орнамент, образованный саржевым переплетением нитей, заранее окрашенных в разные цвета, в результате чего образуется клетчатый узор, состоящий из горизонтальных и вертикальных полос, а также прямоугольных областей, заполненных диагональными полосками. Тартан может символизировать определенный клан, а также местность или организацию.
[3] FN Browning M.1900 (Браунинг образца 1900 г., Браунинг № 1) — самозарядный пистолет, разработанный Дж. М. Браунингом в 1896 году и выпускавшийся бельгийской компанией Fabrique Nationale d’Armes de Guerre (FN) в 1900—1912 гг. Огромной популярностью FN Browning model 1900 пользовался и в Российской империи, где чаще именовался как Браунинг № 1. Офицерам Русской императорской армии и флота разрешалось приобретать за свой счёт и «иметь при себе вне строя… пистолеты Браунинга 1 и 2 образца».
[4] Название «черная булочка» несколько обманчиво, поскольку на самом деле это не булочка, а самый настоящий кекс с цукатами и орехами. Но начинка действительно очень темная. Черную булочку всегда выпекают перед праздником. Основной рецепт черной булочки остается таким же в течение сотен лет. В 1599 году Яков VI Шотландский (он же Яков I Английский) и его Тайный совет официально установили дату празднования Нового года на 1 января. Черная булочка примерно с тех времен стала появляться в продаже в то же время, что и рождественские пироги, и присутствует на многих праздничных столах в Сочельник. Боб или талисман запекают внутри, когда черную булочку готовят для Двенадцатой Ночи (6 января), но в магазинах в современные дни не представляется уже возможности купить кекс с «начинкой», запрещенной по причинам «здоровья и безопасности».
[5] Хаггис — национальное шотландское блюдо из бараньих потрохов (сердца, печени и легких), порубленных с луком, толокном, салом, приправами и солью и сваренных в бараньем желудке. Внешне хаггис похож на фаршированные животные кишки или домашнюю колбасу. Блюдо подают с гарниром «нипс и таттис» (пюре из брюквы и картофеля). Хаггис традиционно готовят на ужин 25 января, во время празднования дня рождения знаменитого шотландского поэта Роберта Бернса. Во времена Бернса это блюдо считалось едой бедняков, так как его готовили из предназначенных на выброс овечьих потрохов.
[6] Лассо (от исп. lazo — петля) или аркан — верёвка с петлей на конце, предназначенная для набрасывания вокруг цели и последующего затягивания при натяжении верёвки. Известный атрибут американских ковбоев.
[7] Ковбойская шляпа (стетсон) — фетровая, кожаная или соломенная шляпа, с высокой округлой тульёй, вогнутой сверху, и с широкими, подогнутыми вверх по бокам полями. Современная ковбойская шляпа была изобретена Джоном Стетсоном (англ.) в 1860-х годах. До сих пор популярна на юго-западе США, на севере Мексики и в западных провинциях Канады. Является атрибутом американских ковбоев и ранчеров, а также исполнителей музыки кантри.
(Продолжение следует…)
© Денис Пылев, 2017 год
Новость отредактировал Sunbeam - 2-02-2017, 18:16
Ключевые слова: Привидение ужас мистика детектив загадочная смерть авторская история