Христос Воскресе!
Эти стены все еще хранили торжественность и трепет последней литургии, которую служили монахи этого полуразрушенного монастыря около сотни лет назад. По высоким сводам старого храма уже давно вился дикий плющ, лобзая зелеными стеблями потрескавшиеся лики мозаичных святых. Металлическая лестница высоких хоров жалобно скрипела под налетающими порывами ветра, которые беспрепятственно проникали в выбитые стрельчатые окна, всё еще хранившие пустые перекрестия оконных рам.Осторожно шагая по плитам с пробившейся между стыками буйной растительностью, Иван скинул пыльный рюкзак на выщербленные ступени амвона и присел рядом на холодный, несмотря на теплый день, крупный обломок колонны.
Его спутник, внимательно изучив чудом сохранившиеся какое-то библейское изображение на южной стороне храма, обошел трухлявый аналой в центре и взбежал на возвышение, где валялись такие же рассыпавшиеся и подточенные древесными жуками Царские Врата.
- Стой! – предостерег его товарищ.
Резкий окрик усилился акустикой древних сводов, и голос приобрел страшновато-угрожающий оттенок.
- Федь, не ходи туда. – уже тише и мягче попросил Иван своего резвого друга, слегка напуганный мощной метаморфозой своего голоса.
- А че? – рассеяно спросил прыткий исследователь, прислушиваясь к эху.
- А нельзя туда. За иконостас только священники могут заходить.
Федор насмешливо посмотрел на друга.
- Пффф. … Во-первых, иконостаса тут давно нет, растащили, понимаешь. А во-вторых, тут всему сто лет в обед и службы никто не служит, расслабь булки. Ну, а в-третьих, знаешь, где я вертел твоих попов?
Иван молчал, нервно теребя ремни рюкзака.
- А я вот не вертел! – наконец отозвался он, беспомощно наблюдая, как безбожник хозяйничает в главной части храма, деловито поддевая носком пыльных берцев заинтересовавшие его обломки.
- Здесь прадедов моих расстреляли. Прямо во время службы. И весь монастырь выкосили.
- Да знаю-знаю, всю дорогу слушал, как пришли красные, чекисты там или еще кто. И тра-та-та-та …. – Федор выломал из неустойчивой опоры кусок трухлявого дерева и, перехватив на манер автомата, направил его в центр храма, изображая расстрел.
- Тра-та-та-та! – продолжал он дразнить друга.
- Тра-та-та-та-а-а-а-а-а-а-а … - и без того шаткая деревянная опора внезапно обрушилась за спиной хулигана, подняв кучу пыли, щепок и бетонной крошки.
Побледневший Федор выронил из рук свое «оружие» и одним прыжком выскочил из алтаря под дикий, многократно усиленный грохот.
Деревянные столбы, служившие когда-то основой гигантских полок для церковных книг, теперь рушились один за другим, ломая хрупкие остатки поперечных досок, так долго поддерживающих в равновесии эту хрупкую обветшалую конструкцию.
Оголившаяся боковая стена хранила на себе еще остатки темно-синей краски и неглубокую нишу, которая доселе была скрыта под гнилыми досками.
Забыв о недавно пережитом шоке, Федор захрустел тяжелыми подошвами по остаткам того, что едва не лишило его жизни несколько секунд назад и заглянул в таинственное отверстие.
Даже набожный Иван пренебрег всеми правилами и с любопытством рассматривал достаточно крупный тряпичный сверток, покоящийся в нише алтарной стены.
В четыре руки, товарищи судорожно извлекли тяжелую находку и торопливо размотали плотную ткань, оказавшуюся элементом церковного облачения – фелонью. Под ней скрывалась увесистая, в полметра длинной, в тяжеленном окладе из желтого металла, книга, скрепленная замком-застежкой.
- Золото, Ваня, это же золото! – возбужденно бормотал виновник обрушения.
- Федь, золото не зеленеет … - Иван задумчиво провел пальцами по изумрудным участкам, таящимся в тиснении искусно выполненного распятия.
- Это медь, Федюнь, расслабь булки. – Ваня не без злорадства повторил сленговое словечко, но тоже не стал скрывать своего разочарования.
Подергав неподдающуюся застежку, парни, наконец, положили книгу на пол и задумчиво присели на корточки.
- Это Евангелие, сто пудов. Монахи сныкали, чтобы не это … не осквернили.
Федор, молча, кивал головой, соглашаясь с догадкой друга.
- Ладно, вещь хоть и святая, но денег офигенных стоит, древняя же, не вешай нос, – набожность Ивана испарялась под натиском алчности.
Взбодренный товарищ аккуратно замотал книгу в когда-то белую праздничную фелонь и бережно опустил находку в истощавший от долгой дороги рюкзак.
Вскинув на плечи новую ношу, Федя снисходительно хлопнул по плечу своего спутника.
- Ну ладно, пошли могилы смотреть, зря, что ли ты меня сюда припер.
Монастырский двор одновременно очаровывал и пугал. Закатное весеннее солнце освещало серые стены трапезной, роняя свои последние лучи в черные дыры окон маленьких монашеских келий, подчеркивая их пустоту и заброшенность.
Два друга медленно шли к своей конечно цели – кладбищу монахов, расстрелянных представителями новой краснознаменной власти.
Иван давным-давно упрашивал своего друга и однокурсника съездить автостопом в соседнюю область, чтобы почтить память своих предков, погибших страшной смертью, но не предавшие своих идеалов. Федор морщился, ругался и отмахивался, но в итоге сдался и составил компанию упрямому чудаку.
- Ваня, ну ты ж не особо то и верующий, - даже в дороге бурчал воинствующий атеист.
- Ну, крестили тебя, ну сходил ты в церкву пару раз, это ж не делает из тебя богомола, ты даже водку с собой тащишь на помин, а так-то православным бухать нельзя, даже я это знаю! Так язычники только делали! – напирал Федя.
Но Иван, молча, шел по пустой трассе, в глубине души он понимал правоту друга, но отказываться от намеченной цели упрямо не собирался. Всё, что он знал, это то, что его прапрадед, схоронив жену и отдав всё нажитое в распоряжение сыновей, подался в далекий монастырь, больше не видя смысла в мирской жизни без любимой женщины.
Монастырское кладбище нашлось далеко за стенами монастыря. Его уже почти поглотил наступающий лес. Среди неприметных и просевших могильных холмов, росли уже вполне высокие деревья, на некоторых участках уже властвовала густая чаща, выламывая своими корнями деревянные самодельные кресты, поставленные когда-то набожными местными жителями. До ближайшей деревни было километров 20-25, да и та немногочисленна и частично заброшена, где обитали уж совсем древние и немощные люди, оставшиеся доживать свой век на родной земле.
Разлив водку по походным стаканчиками, друзья, не чокаясь, пили за упокой души, щедро подливая выпивку на могильную землю из самых лучших побуждений, но жестоко нарушая церковные правила.
- Поминаете? – из темноты возникла сгорбленная фигура с крестообразной деревянной палкой в сморщенной руке.
От ужаса водка застряла в горле, прожигая слизистую и вызвав дикий кашель у обоих парней.
Но старик не был похож, ни на привидение, ни на лешего. Сильно хромая, он приблизился отходящим от шока мальчишкам, и приветливо улыбнулся.
- Что, молодежь, тоже на праздник пришли? Похвально, похвально! – дедок казался безмерно счастливым.
- Сумасшедший, поди, из местных. – Вытирая непроизвольные слезы, шепнул Федя.
- Нет-нет, ребятки, вы что, не бойтесь, в уме я! – слух у старика оказался на удивление прекрасным.
- Я каждый год сюда хожу, тоже поминаю, молюсь о братьях своих.
- Братьях? – хором переспросили «ребятки».
- Да-да, братьях … - старик с трудом сел на поваленное бревно и достал из кармана черные монашеские четки.
- Мальцом я совсем был, послушником. А в ту ночь в алтаре прислуживал. Всё видел … Смалодушничал, спрятался в ризнице тогда, дрожал, да плакал. А поминать то не так надо, ребятки, не так. Молиться за усопших надо, а не водку пить. Когда красные пришли, все до единого пьяны были, до единого, ребятки … Удалые такие, смелые. А как протрезвели наутро, так не все, ой не все, дальше жить захотели. Как Иуды Искариоты, Христа погубившие, наложили на себя руки. Кто спился, кто с ума сошел, а главному то ихнему, руки комбайном отрезало в тот же год, когда он пьяный в сене заснул, никто без наказания не остался.
- А уж как вверх дном тут всё перерыли, искали серебро, да золото. Да только не было его тут, расхватали, всё, что блестело. Друг у друга из рук выдирали, били, убивали. Охота началась, все друг против друга. У кого увидят что церковное – пулю в лоб, да себе в карманы медь да латунь рассовывать. – рассказчик горестно вздохнул, перебирая в тишине свои четки.
- Еще хотели тут новый поселок поставить, с зерноскладом, да с клубом, ток не получилось ничего.
- Почему? – снова хором поинтересовались слушатели, из уважения перестав пить.
- Пошлите в монастырь потихоньку, по дороге расскажу, не всю ночь нам тут сидеть то. А ты, Ванятко, погодь, деду то поклонись, раз пришел, вот он, туточки прям. А то они придут, не успею показать. – старик вытянул подрагивающую руку, указывая на пару могил вперед.
Вот теперь парням стало по-настоящему страшно. Ужас подобрался к груди, заморозив сердцебиение. Холодная испарина стекала с висков Ивана. Белыми, непослушными губами он только сумел произнести два невнятных слова:
- Откуда …? Кто?
Старец встал с бревна и торжественно выпрямился во весь рост, крепко сжав в руках свой посох.
- И меня убили, ребятки, да. Только вы не бойтесь, бегите в монастырь, там не тронут они вас, только поклониться не забудь деду то, слышишь.
Распрямляя непослушные ноги, Иван медленно, с трудом согнулся в поясе, не сводя глаз с призрака. Старик задумчиво смотрел вглубь леса.
- Не успеете вы к празднику, идут …
Из леса послышался смех и грубые голоса. Из-за черных стволов, прямо по могилам, бежали люди в кожаных куртках и красными лентами на рукавах.
- Бегите в монастырь! – закричал старик, но сам не сдвинулся с места.
Низкорослый, кряжистый мужик с наганом на изготовку остановился возле черной фигуры и грубо сунув дуло устаревшего оружия в зубы старца, глумливо произнес: - Это тебе вместо причастия!
Гулкий выстрел вернул к жизни окаменевшие конечности. Не разбирая дороги, падая и спотыкаясь, уходили от жуткой погони похитители церковной утвари.
Вбежав в непроглядную черноту монастырской церкви, парни не сговариваясь, на ощупь бросились на середину храма, снова падая на неровном полу и разбивая в кровь руки. Одним движением вытряхнув из рюкзака тяжелое Евангелие, Федор водрузил его на аналой и упал на колени, закрыв голову руками.
Звуки погони не стихали и, судя по всему, убийцы из прошлого, были уже на территории монастыря. Всё ближе и ближе раздавались гулкие шаги сотни ног, голоса становились различимей, но почему-то уже не было слышно, ни надсадного смеха, ни матерной ругани.
И наступила тишина.
Объятые ужасом, в окровавленной и изодранной одежде, сбивая колени об острые камни, две фигуры надсадно выкрикивали слова давно забытых бабушкиных молитв.
Робкий лунный свет развеял темноту страшной церкви, осветив тусклую поверхность древней книги и … сотни черных фигур, неподвижно стоящих вокруг рыдающих парней.
- ВОНМЕМ! – властный голос из темноты алтаря сотряс мертвую тишину и, раскатившись под куполом, не успел отозваться эхом, как сотни голосов, одновременно, как по команде, взорвались непонятным громогласным отзывом:
- И ВСЕХ И ВСЯ!
Чернецы были со всех сторон, не обращая внимания на сходящих с ума друзей, продолжали служить свою ежегодную службу.
- Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав! – вновь грянули сотни голосов и первые лучи солнца стали менять черный цвет неба на светло-серый.
- Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав! – лица монахов уже можно было различить. Бледные, сосредоточенные лица с заостренными чертами, хранили ужас, смятение и переживание страшной кровавой ночи.
- Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ, и сущим во гробех живот даровав! – яркий луч солнца заиграл под куполом, хорошо освещая место жуткого богослужения, заставляя вечных жителей заброшенного монастыря растаять в воздухе, чтобы появиться здесь ровно через год.
И лишь один монах остался стоять под уже ярким солнечным светом. Шагнув к зачарованному Ивану, он сдержанно поклонился своему праправнуку и так же истончился в утренних лучах, отправляясь вслед за своими братьями. И лишь тихий шепот завершил события этой ночи:
- Христос Воскресе!
Новость отредактировал Dr. Kripke - 16-07-2015, 18:31
Ключевые слова: Церковь монахи шепот авторская история