Шиповничек
Дом был, мягко говоря, не ах. Если честно, Оля даже слегка надулась на мужа. После его хвалебных од она ожидала, как минимум — нормального добротного дома, если уж не дворца. Увиденное же немного испортило ей настроение. Не дом — курятник. Покосившиеся кирпичные стены, покрытые остатками древней краски (вроде бы голубой). Перекошенные рассохшиеся окошки. Крыша с прорехами. В дом Оля решила не заходить, чтобы совсем не портить себе настроение. Но, судя по размерам, комнаты две, не больше. Короче, сарай.Сергей видел настроение жены, но предпочитал пока молчать. Да, глупо было с его стороны не предупредить ее, но дом ведь совсем не имел значения. Главное — участок. А участок, и правда, на редкость — большая территория, выход к небольшому чистенькому озеру (считай, свой пляж), с другой стороны — в сосновый лес. Как бонус — дом на отшибе, но не глухомань, до соседей всего двести метров. Телефон ловит, интернет даже можно провести. Идеальное место для загородного дома.
Параллельно текущие мысли супругов Юрьевых прервал звонкий голос риелтора.
— Ну как, вы определились? Может, вам нужно переговорить наедине?
Оля выразительно посмотрела на мужа и утянула его в сторонку.
— Сереж, ну что это такое вообще? Что за развалюха? Ты представляешь, сколько на ремонт уйдет? Легче все снести и новый дом строить!
Сергей снисходительно улыбнулся.
— Зайка, я вообще-то так и собираюсь поступить. Оглянись вокруг, посмотри на участок — вот ценность, а не дом. Через неделю его тут не будет, и мы начнем строить новый, настоящий дом. Для нас и малыша.
Оля захлопала глазами. Она почему-то не ожидала такого поворота.
— Это… а денег у нас хватит?
Сережа обнял ее, погладил по спине и положил руку на пока еще совсем плоский живот.
— Если бы не хватало, я бы это все не затеял. Ради тебя же, милая.
Олино настроение резко поползло вверх.
— Так надо осмотреться, раз так! — она резко повернулась и побежала к озеру. Молодец, что надела кроссовки вместо обыденных шпилек. Скоро про шпильки уже совсем придется забыть. Усмехнувшись ей вслед, Сергей вернулся к риелторше.
— Ну как, вы приняли решение? — растянула она накрашенные губы в улыбке.
— Я-то принял. Оля вернется, и будем подписывать. Я же был здесь уже, а Оля впервые, ей надо осмотреться. Не думаю, что ей что-то тут не понравится.
— Сережа! Иди сюда! — раздался крик Оли со стороны озера. Сергей прошел небольшую полосу деревьев и вышел к воде. Сейчас, в сентябре, тут было неуютно. Небо затянули серые облака, с озера дул холодный ветер. На берегу Оли не было. Повертев головой, Сергей увидел ее возле пышно разросшихся кустов шиповника, растущих на границе деревьев и берега. Он подошел ближе и увидел, как Оля перебирает пальцами необычно крупные, ярко-алые плоды.
— Сереж, а что это?
Сергей прыснул со смеху.
— Оль, ты чего, из леса?
— Была бы из леса, так знала бы. — надменно задрала нос Оля. За два года брака Сергей не уставал поражаться, что его жена ни разу за всю жизнь до встречи с ним не была за городом, а шашлыки пробовала только в кабаке. Сергея это в очередной раз умилило — двадцать два года его «дитю каменных джунглей», а шиповника не видела.
— Зайка, это шиповник. Очень полезная штука, между прочим.
— Ааа, я поняла. Его вроде заваривают, да?
— Да, можем, кстати, собрать и высушить. Только с врачом надо поговорить — если разрешит, будешь пить, очень полезно и бодрит.
— А вкусно?
— Если подсластить, почти как кока-кола без газа.
Вернувшись к риелторше, Юрьевы, уже не сговариваясь, дали согласие на покупку участка. Про шиповник как-то вылетело из головы, и они поехали в офис агентства оформлять бумаги. По дороге Олю стало тошнить, Сергей остановил машину возле кустов, где Оля прочистила желудок. А потом она увидела настоящую корову — также первую в своей жизни.
* * *
Сергею предстояло очень много дел. Кроме обычной суматохи на фирме, теперь еще нужно было договариваться с демонтажниками, строителями, архитектором. Хвала богам, архитектор попался на славу — на все руки мастер и профессионал, согласился и проектировать дом вместе со всей начинкой вроде проводки и труб, и разрабатывать весь дизайн, включая ландшафт. Конечно, заплатил ему Сергей немало, зато от огромной части нервотрепки он был избавлен.
Оля ему была теперь совсем не помощница, хоть обычно и старалась чем-то подсобить. То отвезет документы, то подменит его заболевшую секретаршу. Оле было интересно и не сложно, да и мужа было приятно выручить.
Теперь же Олю мучил токсикоз. Единственным спасением стал тот самый шиповник. Его все-таки собрал Сергей, когда ездил на участок проверить работу демонтажников. Шиповник высох как раз к плановому осмотру врача, который был совсем не против приема отвара. Оля полюбила пить его без сахара, заваривала целыми графинами и пила понемногу целый день. Единственное, что спасало ее от тошноты. Правда, был побочный эффект — Оля подолгу не могла заснуть, вертелась с боку на бок до трех ночи. А когда все-таки засыпала, ей снилась маленькая девочка — белые пушистые волосики и янтарные глазки. Девочка тянула к ней руки и агукала. Оля просыпалась и подолгу гладила живот. Она не сомневалась, что ей снится ее дочь, ведь Оля и сама была блондинкой, а карие глаза были у Сережи. Вследствие бессонницы у Оли сбился режим, и виделись с Сережей они теперь только по вечерам. Сергей понимал жену и советовал ей больше отдыхать. Оля так и делала.
Стройка дома тем временем шла полным ходом. Были все шансы закончить основное строительство к зиме и передать дом отделочникам. Сергей планировал весной уже заселиться. Тем более Оля будет уже на большом сроке, ей будет полезно провести последние недели на свежем воздухе. Оля должна была родить ориентировочно в конце мая, как раз и ребенку будет лучше в первые месяцы жизни на природе, а не на двенадцатом этаже хоть и не самого завалящего, но все-таки загазованного жилого комплекса.
* * *
К зиме, как и планировалось, основная стройка была закончена. Когда отделочники начали работу, Оля изъявила желание съездить посмотреть, тем более, первый триместр закончился, и ее уже почти не тошнило. Наоборот, снова одолела жажда деятельности.
Выехали ясным, морозным утром. Накануне выпал первый пушистый снег, и за городом было ослепительно красиво. Выйдя из машины, Оля на секунду застыла в почти благоговении перед новым домом. Он был прекрасен. Два этажа с мансардой, кремовые оштукатуренные стены, красная черепичная крыша, покрытая хлопьями снега. В доме горел свет и в окнах сновали рабочие. Быстро осмотрев проделанную работу (а пока особо нечего было смотреть, разве что на гипсокартон и штукатурку), Юрьевы решили пройтись к озеру, проверить, замерзло ли оно уже.
Озеро было подернуто коркой льда, по которой ветер развеял хлопья снега. Сергей стоял, глубоко вдыхая чистый, морозный воздух, и осознавал, что вот оно — счастье. Мысли его прервал возглас Оли.
— Ого, смотри! — Она снова стояла возле шиповника, запорошенного снегом. Подойдя ближе, Сергей с удивлением увидел, что он по-прежнему в ягодах. Примерно половина была оборвана, где Сергей их собирал, но оставшиеся никуда не делись, лишь слегка подмерзли.
— Ты смотри, какой живучий.
Оля сняла перчатку и протянула руку к кусту. Она взяла пальцами ягоду и вдруг ойкнула.
— Что случилось, Оль?
— Укололась. — Оля продемонстрировала палец с выступившей капелькой крови. Недолго думая она вытерла палец о снег, оставив на белоснежном покрове красную точку.
— Губы алые, как кровь, кожа белая, как снег, — вдруг усмехнулась она.
— О чем ты? — напрягся Сергей. Что-то в ее словах заставило его поежиться.
Оля снисходительно улыбнулась.
— Ты Белоснежку не читал, что ли? С этого сказка начинается, как беременная королева укололась иголкой, кровь упала на снег, и она загадала, чтобы у ее дочери были алые губы и белая кожа, как кровь на снегу.
Сергей отчего-то почувствовал облегчение. Он взял пораненный палец Оли и поцеловал ее.
— Пошли, королева, руки ледяные уже. Белоснежку себе захотела?
Оля натянула перчатки и помотала головой.
— Не, не люблю белую кожу. Они же летом красные, как раки, от солнца, чего красивого-то.
От хохота Сергея с веток вспорхнула стайка птиц.
* * *
Зима прошла в ожидании переезда. Сергей мотался на участок каждую неделю, следя за отделочными работами, Оля подолгу рассматривала визуализации будущего интерьера, которые предоставил им архитектор. Особенно ей нравилась детская — в пастельных голубых и желтых тонах. Она сразу выбрала такие цвета, еще до УЗИ — не имеет значения, и мальчику, и девочке подойдет. Оля была уверена, что родится девочка, чувствовала это. Но, когда в феврале они поехали на обследование, выяснилось, что ждут они все-таки мальчика. Оля удивилась и немного расстроилась, Сергей был в восторге. По дороге домой Оля удивленно молчала.
— Малыш, надо имя выбрать. Ты как хочешь назвать?
Оля пожала плечами.
— Не знаю, надо подумать. Может, Илюша?
Сергей задумчиво побарабанил пальцами по рулю. Потом улыбнулся.
— Мне нравится. Давай Илюшей.
До самого вечера Оля свыкалась с тем, что в ней растет мужчина. А ночью ей снова приснилась малышка с беленьким пушком на голове. Сон этот в первый раз вызвал тревогу, а не радость. Получается, ей снится чужой ребенок, а свой не приснился еще ни разу. Проснулась Оля в слезах.
Сергей заметил, что после УЗИ Оля как-то сникла, но не сильно придавал этому значение. Он не знал, что управляет психикой беременной женщины, и не хотел заглядывать в эти глубины. Но поддержать и утешить готов был всегда. Тем более что задумчивость спала с Оли уже через неделю, она встряхнулась и начала носиться по магазинам, скупая приданое для малыша. Кроватку и коляску Сергей отвез сразу в загородный дом, заранее.
Въехали они в конце марта, когда отделочники закончили ремонт, а нанятая бригада из клининговой компании выдраила дом от строительной пыли.
Когда Оля зашла в дом, и вдохнула свежий аромат, которое источало лимонное деревце в кадушке, она расплакалась — настолько красиво и по-Олиному все было.
Сергею теперь приходилось тратить на дорогу по полтора часа утром и вечером, но оно того стоило. Посидеть вечером на веранде с чашкой горячего кофе и сигаретой — это компенсировало все неудобства. Да и Оля явно была счастлива. Именно так, по мнению Сергея, и должна жить беременная женщина — счастливая, наполненная, спокойная и нежная, окруженная уютом и комфортом.
* * *
В первое воскресенье в их новом доме Оля испекла пирог с яблоками и корицей (во время беременности они увлеклась выпечкой), и Юрьевы решили пригласить в гости соседку, которую часто видели на огороде рядом с ее домом. Сергей не особо горел желанием, но Оле хотелось познакомиться с женщиной. Все-таки приятней как-то, когда знаком с соседями.
Оля отправила мужа звать гостью. Через полчаса они явились.
— Здравствуйте, меня зовут Оля! — она мило улыбнулась женщине.
— А меня — Дарья Семеновна, очень рада знакомству.
Сначала соседка немного стеснялась, но потом освоилась, особенно когда Оля не выдержала и фыркнула с набитым ртом какой-то шутке Сергея, и забрызгала ему рубашку. Соседка поняла, что, несмотря на внешний лоск, Юрьевы простые ребята.
Говорили обо всем — о соседях, о поселке, Сергей рассказал про свой бизнес, Дарья Семеновна — про детей и внуков. После первой кружки чаю Оля вышла на кухню и вернулась с кувшином шиповника.
— Дарь Семеновна, шиповничка не хотите? Сереж, а ты?
Соседка переменилась в лице.
— Оля, а что это за шиповник? Ты его не тут, возле озера, собирала?
— Да, тут. — Медленно ответила Оля. — А что?
Дарья Семеновна замахала руками.
— Не пей его, ты что! Плохой то куст, нельзя с него ягоды собирать.
— Почему нельзя? — встревожился Сергей, глядя на бледную Олю. Черт, он же ее к этому шиповнику приохотил.
Дарья Семеновна замялась.
— Ну… вы же ребята городские, не разбираетесь наверное. Этот куст круглый год плодоносит, не должно быть так. Шиповник только в сентябре собирают. Мало ли что, может, мутация какая или еще чего. Нехорошо это.
Оля с Сергеем обескураженно переглянулись.
— А я думала, так и должно быть…
— А я и внимания не обратил.
С легкой долей сожаления Оля вышла на кухню с кувшином, чтобы вылить отвар. Сергей поймал взгляд Дарьи Семеновны. Она махнула рукой, мол — позже.
Настроение после этого эпизода немного упало. У Оли разболелась голова, она разволновалась, что пила «неправильный» шиповник всю беременность, и Сергей помог ей лечь в постель. Когда он спустился, соседка уже стояла в дверях.
— Сережа, проводи меня, расскажу все. Не хотела жену твою волновать, на сносях она.
Они вышли под моросящий дождик. Всю дорогу Дарья Семеновна молчала, но уже возле своего дома предложила Сергею посидеть на веранде. Сергей закурил, и соседка наконец заговорила.
— В общем, жила тут до вас женщина одна, Марья Филипповна, пожилая очень. Переехала к ней в начале девяностых родственница какая-то, племянница вроде — Катька. Странная девка была, из деревни какой-то глухой. Видать, на дом рассчитывала, ну и правильно рассчитала — в девяносто четвертом Дарью удар хватил, и померла она. Осталась Катька одна и все хотела мужа себе найти. Молодая, лет двадцать пять, а внешне — вроде и заметная, но какая-то малахольная. Высокая, худая как жердь, волосы темные, а глаза светлые, водянистые и косые — в разные стороны смотрят. Да и по характеру — нелюдимая и придурковатая слегка какая-то, нервная. Короче, хоть и с приданым, но никто особо на такую красоту не претендовал. Пыталась она колдовать что-то, гадала, только плохо у нее все выходило, карты врали. Нашла она себе хахаля все-таки потом, Витьку, да совсем сбрендила — хотела его приворожить, к себе привязать, куклы какие-то делала. Витька вскоре все это просек и нос ей разбил, ушел, разумеется. А Катька уже забеременеть успела от него. Но, кстати, беременной она получше стала — веселая такая ходила, спокойная, со всеми здоровалась, даже похорошела как-то. Жалко ее.
Марья Семеновна помолчала и с тоской посмотрела на улицу, где уже вовсю припустил дождь.
— Почему жалко? Что было дальше?
— А что дальше… плохо вышло дальше. Витька как ушел от нее, бросил беременную, так почти сразу вдруг силу мужскую потерял. Ну и решил, что Катька ему порчу навела в отместку. А Катька-то, дура, болтала много, но даже карты разложить не умела толком, какие там порчи. Да и не злилась она на него особо, сначала плакала, а как ребенок расти в животе начал, так и вовсе успокоилась. Говорила — вот родится доченька, хоть бы в Витьку пошла, в красавца, может, повезет. Ну, в общем, Витька ее виноватил, окна ей даже перебил однажды, а потом совсем сбрендил — привел с другого села Кабаниху. Вот то ведьма была так ведьма, и все больше по гадости всякой практиковалась. Порчи наводила, ворожила, молоко отобрать у коровы могла, уморить. Старая, страшная, а глаза — как у зверя, крошечные, и как будто зрачок один. — Марья Семеновна инстинктивно перекрестилась. — Нехорошая она ведьма была, короче, не знахарка, а именно слуга Нечистого. Так вот, поперся к ней Витька, и помню — стою на огороде, морковку полю, и тут идут они мимо вместе с Кабанихой к Катькиному дому. А Катька тоже в саду копается, цветы пересаживает, живот уже большой. Я побоялась следом идти, но все видела и слышала, громко ведьма кричала. Встала Катька им навстречу, а Кабаниха подошла, в живот ей пальцем ткнула и говорит:
— Родится девка у тебя, да помрет на первом же году. Обманом ты ее получила, не тебе полагалось. И сама сдохнешь следом.
На землю под ноги Катьке плюнула, клюкой своей что-то прочертила и обратно пошла. Смотрю, а Катька на землю в обмороке сползает, а придурок этот Витька встал как пень и стоит. Я огородом, чтобы мимо Кабанихи не идти, ломанулась туда, Катька лежит, Витька глазами лупает. Я ему ору: «Ты что наделал, идиот?», а он в ответ: «Да я ж не знал, что она так, просил наказать за то, что самое дорогое отобрала…». Вот Кабаниха так и поняла его просьбу, отобрала самое дорогое у Катьки.
Успокаивала я ее тогда, поддерживала. За несколько недель до родов Катька поехала в дальнее село к какой-то бабке порчу снимать. Не знаю уж, что она ей сказала, но Катька успокоилась, правда, молчала как партизан. В августе Катька родила девочку — хорошенькая такая, пушок светленький на голове, а глазки как янтарь или мед, и не цыпленок хилый, как все новорожденные, а крупненькая такая, розовая. Точно в Витьку-блондина, красавица. Катька решила ее Марьей назвать, в честь бабушки. Все хорошо было у нее, даже Витька заходил иногда на дочь посмотреть, уж больно похожа на него была. Росла крепенькая, здоровая, в десять месяцев уже бегала, лепетать начинала что-то. А в день своего рождения Машенька умерла на Катькиных глазах. Просто сидела, играла, а потом посинела вся, глаза закатились, и дышать перестала.
Ну а Катька умом тронулась совсем, ни скорую, ни милицию не вызвала, взяла ее и под кустом шиповника закопала. Без гроба, без креста, без ничего — она Машеньку так и не окрестила.
Сергей вздрогнул и снова закурил. О Господи…
— Рассказывал Коля-сосед, как-то ночью шел на рыбалку на озеро да увидел с того берега — стоит Катька перед кустом и руками разводит, пританцовывает, на земле свечи горят. Страшно мне тогда стало, как услышала, думаю — совсем девка с ума сошла. А через несколько недель и Катьки не стало.
— Как? — Сергей прочистил горло.
— Да как… меня тогда тут не было, дочка в городе с маститом слегла, я поехала с внуком помочь на пару недель. Вернулась, а в Катькином доме окна заколочены уже. Соседи потом рассказали, что повесилась она. Видел, возле куста того дуб высокий стоит? На его ветку она петлю-то и накинула. Нашли ее только через неделю, дом-то на окраине, меня нет, а никто туда и не ходит. Софья Степановна, что курей кормила у меня, пока я в городе, пришла утром, а тот день ветреный был, и дуло со стороны озера как раз. Говорит — чую, а с озера тухлятиной несет. Она побоялась сама идти, позвала соседей, вспомнили все как раз, что Катьку не видно давно. Ох, хорошо что меня тогда там не было! — Марья Семеновна снова перекрестилась и продолжила:
— В общем, повесилась она, но веревка лопнула, и упала она прям в куст того шиповника, не знаю уж — живая или мертвая. Лучше бы мертвая, потому что шипы ее всю изодрали, глаз ей выкололи, люди говорят — страшное зрелище было. Милицию вызвали на всякий случай, они потом еще долго расспрашивали, не видел ли кто чего, потому что веревка была надрезана, как будто она специально так сделала, чтобы в шиповник упасть. А шиповник тот с тех пор в рост пошел, и ягоды на нем круглый год, а вырубить ни у кого рука не поднялась — там же доченька Катина лежит, считай как надгробие тот куст. Да и дом никому не нужен был, вот только недавно Катькина родня зашевелилась и вам продала. А Витька, кстати, в тот же год напился и под машину попал. Вот такая история, Сережа. Понимаешь теперь, чего я так взбеленилась, когда Оля твоя эту гадость пить собралась?
Сергей схватился за голову. Какой кошмар, в голове не укладывается. И его жена с сыном питались этой дрянью столько времени. Ягоды, на трупе младенца взращённые, кровью напоенные… Он почувствовал, как к горлу подкатил комок тошноты, поспешно попрощался и пошел домой, подставляя лицо дождю.
Так, Оле нельзя ничего знать. Не дай Бог, переволнуется, с малышом что-то случится, а позже молоко пропасть может. А осенью, когда они переедут в город, он вернется сюда с бригадой, вырубить к черту этот дуб и выкорчевать куст. Эксгумировать скелетик и нормально захоронить на кладбище. Дело это непростое, придется побегать по инстанциям, но оно того стоит. Сергей не был особенно суеверным или слабонервным, но он боялся, что Оля рано или поздно все узнает, ведь такие истории не забывается в маленьких местечках. И если это случится после того, как все закончится, поводов нервничать для нее будет меньше.
Когда Сергей вернулся, он с облегчением увидел, что Оля крепко спит, обнимая во сне живот. Хотя на улице еще не стемнело, он принял душ и тоже лег спать. Чувствовал он себя очень разбитым.
* * *
Весна оказалась более беспокойной и насыщенной, чем того хотелось бы Юрьевым. Сергей пропадал на фирме, где неожиданно возникла куча сложностей, требующих его присутствия. Иногда он даже оставался ночевать в городе, когда засиживался в офисе допоздна. Сергей волновался за Олю и порывался ехать к ней, но она отговаривала — перспектива того, что уставший муж среди ночи будет ехать по не самой лучшей дороге пугала ее больше, чем перспектива остаться одной на ночь. Дом они сразу же поставили на сигнализацию, а ворота открывались только пультом, так что она была спокойна за свою безопасность. Впрочем, Оля не особенно страдала от одиночества — она как будто ушла в себя, слыша только ребенка в своем чреве и почти не обращая внимания на происходящее вокруг.
В середине апреля сильно потеплело, окрестности начали зеленеть. Оля полюбила лежать на берегу озера в шезлонге, который принес туда Сергей, и подолгу читать. Правда, ей не нравилось, как поставил шезлонг Олег, слишком уж близко к воде, от которой еще шел холод, и она сама передвинула его под ветви дуба, к своему любимому шиповнику. Несмотря на то, что Сергей запретил ей собирать с него ягоды (не особенно аргументировав), Оля не разлюбила куст. Почему-то ее тянуло к нему. Сейчас куст зазеленел и выглядел особенно красиво. Ярко-алые капли на нежной зелени.
Малыш активно толкался в животе, и Оля читала ему вслух. Как ни странно, он успокаивался, как будто прислушивался. Оля привезла сюда всю свою обширную библиотеку и теперь читала вслух свои любимые детские книги, авторские и сказки.
— "…Да, молвила колдунья, твоя дочь вырастет красивой, умной и доброй. Но в день своего шестнадцатилетия она уколется веретеном и умрет. Злая колдунья расхохоталась и исчезла. Король с королевой поникли от горя, но тут вперед вышла последняя волшебница, которая еще не успела отдать свой дар новорожденной принцессе. «Король и королева!» — воскликнула она, «Я не могу полностью снять проклятье, ибо оно слишком сильное. Но я могу облегчить его. Да, в день своего шестнадцатилетия принцесса уколется о веретено. Но она не умрет, а заснет, и будет спать до тех пор, пока…"
Олю вдруг прервал жалобный крик и биение крыльев. Она резко обернулась и сначала не поняла, что происходит. Какая-то птичка, серая с красной грудкой, билась в ветвях шиповника и отчаянно кричала. Оля встала и приблизилась к кусту. Она протянула руки, чтобы помочь птичке, начала высвобождать ее крылья из ветвей. От порыва ветра ветки задвигались, царапая Оле руки. Птичка дико билась, оставляя перья на шипах, но постепенно ее дерганья стихали. Внезапно Оля увидела то, что заставило ее резво отпрыгнуть от куста.
Грудка птицы не была красной — на белых перышках расползалось пятно крови, вытекающей из раны на груди, откуда торчал длинный, сантиметров десять, шип. Птичка оказалась буквально нанизана на него.
Оля встретилась взглядом с остановившимся глазом птицы и резко бросилась к камышам, где ее вырвало.
Вечером она рассказала о произошедшем Сергею, который искренне расстроился, что жене пришлось так переволноваться. Он надел толстые резиновые перчатки, взял пакет для мусора и отправился к кусту. Он с трудом оторвал птичку от веток, убрал все перышки. Выкинул пакет в бак.
Когда Сергей вернулся, Оля уже спала. Точнее, делала вид, что спит.
В голове у нее почему-то неотступно крутилась фраза, сказанная ее голосом. Она звучала на разные лады, постепенно теряя смысл.
«Она не умрет, а заснет, и будет спать до тех пор, пока…»
* * *
В мае Сергей с Олей серьезно поссорились, наверное, впервые за все время своего брака. Причина их раздора оказалась маленьким лохматым щенком. Он прибился к Оле, когда она гуляла вдоль берега озера. Оля, в которой уже не на шутку играл материнский инстинкт, никак не могла пройти мимо тощего и явно голодного щенка. Она притащила его в дом, накормила мясом и вымыла в ванне. Щенок совсем не сопротивлялся и после всех процедур блаженно уснул в кресле, растрогав Олю почти до слез. Но, несмотря на то, что щенок после ванны стал гораздо привлекательнее, Сергей, увидев его вечером, устроил скандал.
— Оля, чем ты думаешь! Тебе рожать через неделю, а ты в дом псину притащила! Мало ли какую он заразу принес? Ты о ребенке подумала?
— Ты целыми днями в городе, мне тут одиноко! И вообще, какой загородный дом без собаки?
— Сказала бы, поехали бы в питомник, выбрали бы нормального!
— Он и так нормальный! — зарыдав, Оля бросилась из комнаты, прижав к груди щенка.
Сергей вздохнул. Все понятно, гормоны, но головой думать тоже надо.
Оля нашлась на лоджии. Она сидела в кресле со щенком на коленях и глотала слезы. Сергей сел перед ней на корточки.
— Давай так, сегодня он поспит на кухне, а утром я отвезу его в ветеринарку на анализы. Сделаем прививки, на глисты и блохи проверим, а потом я его тебе верну, если все будет нормально. Но если он будет агрессивным — сразу в приют. Согласна так?
Оля кивнула. Через минуту она перестала дуться и объявила, что щенка зовут Рич.
Через четыре дня Сергей отвез ее в больницу со схватками. Двадцатого мая они стали родителями.
* * *
Недели, которые потянулись после возвращения из роддома, казались Оле такими светлыми и счастливыми, что ее иногда точила мысль, что все слишком хорошо, чтобы быть правдой. Илюша родился крупным и здоровым, но роды, тем не менее, прошли легко. Когда Оля впервые увидела сына, вид смугленького, темноглазого, так похожего на Сережу малыша окончательно стер образ светловолосой девочки, который она лелеяла всю беременность. Когда Сергей забрал их с ребенком из роддома, по дороге они почти не разговаривали — счастье оглушило их своим молотом, отметя любую надобность в словах. Казалось, сам воздух был наэлектризован этим счастьем.
Это состояние держалось и дальше, но иногда на Олю словно накатывал холод, и она ощущала, как будто стоит перед пропастью, или как будто над ней нависла огромная волна. Но день за днем ничего не происходило, и Олю стало потихоньку отпускать. Свое напряжение она списывала на стресс от родов и старалась ничего не замечать. Поэтому она совсем перестала ходить к озеру и сидеть возле своего любимого куста, ведь там было что замечать.
Перед выпиской из роддома Сергей вечером вышел покурить и прошелся к озеру. Что-то заставило его подойти к шиповнику, и не зря — он нашел там труп кошки. Похоже, она умерла быстро, иначе Сергей услышал бы ее вопли. Выглядело так, будто кошка пыталась забраться на куст и увязла в нем. Вся она была истыкана шипами и перепачкана кровью. Матерясь, Сергей снова занялся утилизацией трупа. Когда он выпутывал трупик из веток, ему показалось, что ягоды как будто налились соком, стали еще крупнее и ярче, напоминая уже не шиповник, а вишню. Сергей списал все на закатный свет, но невзлюбил куст еще больше.
Когда Оля с Илюшей вернулись домой, Сергей завел привычку каждый вечер выходить к озеру и проверять куст. И каждый вечер он находил там новый «подарок». В основном птицы, кошек больше не было. Неудивительно — ягоды выглядели очень соблазнительно для птиц. Отрывая очередную жертву от шипов, Сергей однажды раздавил ягоду, и ему на пальцы обильно брызнул красный сок. Это было совсем не похоже на тот шиповник, что Сергей знал с детства. Может, это и правда какой-то новый сорт? Отмывая руки под краном, он отчетливо почувствовал железистый запах крови и нашел глубокую царапину на пальце, которую сначала не заметил. О своих находках Оле он ничего не рассказывал.
Впрочем, в августе она сама узнала всю правду. Сергей не успел переступить порога дома, как Оля кинулась к нему со слезами. Оказалось, она гуляла с коляской по поселку и разговорилась с какой-то старушкой. Слово за слово, та выложила ей все — про Катьку, про младенца и про шиповник. Оля была в ужасе от того, что она пила столько времени, и в гневе, почему Сергей ничего не рассказал ей. Кое-как ему удалось успокоить жену, он рассказал ей про свои планы провести эксгумацию, и Оля немного пришла в себя. От криков проснулся Илюша, разлаялся Рич (который так и остался в доме, превратившись уже в небольшого тощего песика с острой мордочкой), и внимание Юрьевых переключилось.
Вот она, волна, думала Оля, укачивая сына. Слишком хорошо все было, так хорошо, как не бывает. Им достался пресловутый «дом с секретом», как в банальном фильме ужасов. По-новому она прислушивалась к шорохам дома, но ничего аномального не могла уловить. Тем не менее, осознавать, что совсем недалеко в земле лежит один младенец, тогда как другой, живой и здоровый, спит в кроватке, было невыносимо. В бессонницу Оле являлись картины, как крошечную светловолосую головку точат черви, она вскакивала в ужасе и начинала наматывать по комнате круги. Как Сергей и опасался, эта история оказалась слишком жестокой для его впечатлительной жены.
* * *
Что такое настоящая волна ужаса, которая сбивает с ног и смывает такое хрупкое ощущение стабильности и счастья, Оля узнала через неделю. Сергей был на работе, Илюша лежал в кроватке, Рич — на веранде. Весь день было душно и пасмурно, моросил дождь, и Олю невыносимо тянуло спать. Сергей должен был приехать через пару часов. Оля задремала на диване в детской.
Ей показалось, что она закрыла глаза всего на секунду, как вдруг что-то резко подняло ее. Оля села и огляделась по сторонам. Она мгновенно заметила, что произошло, и опрометью кинулась бегать по комнате. Илюши не было в кроватке. Трехмесячный малыш, который еще даже не начал ползать, куда-то пропал.
— Илюша! Илюша!! — Оля не узнавала свой голос.
Она обежала все комнаты второго этажа и кубарем сбежала на первый. Она обегала комнату за комнатой, но сына нигде не было. Оля выскочила на крыльцо и вдруг услышала хныканье Илюши. Оно доносилось со стороны озера. Оля босиком кинулась туда. Выбежав к воде, она повернула голову на шум и закричала.
Ее ребенок был в шиповнике.
Оля видела, как сами, без ветра, шевелятся ветки, затягивая малыша все глубже. Илюша не кричал, а слабо хныкал, как будто из последних сил. Краем глаза Оля заметила Рича, который был там же и уже не шевелился, но это не имело никакого значения. Оля бросилась к кусту и схватила малыша. Она видела, что один шип проткнул ему шечку, другой тянется к нежному виску. Оле показалось, что они удлиняются, чтобы добраться до самых чувствительных мест.
— Подожди немного, солнышко, мама сейчас… — не замечая катящихся из глаз слез и того, как шипы кромсают ее руки, Оля осторожно высвобождала сына из плена.
Один шип воткнулся ей в ладонь, войдя почти на сантиметр, другой проткнул ей палец. Плача от боли, Оля продолжала свою работу, пока, наконец, Илюша не оказался у нее на руках. Малыш дышал, но был без сознания. Оля осмотрела его и с облегчением увидела, что кроме раны в щечке, ничего серьезного больше вроде нет, лишь царапины и неглубокие проколы. Оля перевела взгляд на куст, и ей показалось, что ягоды налились кровью и пульсируют. Внезапно почувствовав дикую ярость, Оля схватила в горсть листья вместе с ягодами и ветками, смяла и рванула, оставив плешь. И увидела, что вся ее ладонь густо вымазана кровью. Оле показалось, что кровь сочится с сорванных листьев и на сломах веток, что кровь вытекает из лопнувших ягод. Оля зажмурилась и побежала в дом, прижимая к груди неподвижного Илюшу.
* * *
Когда Сергей наконец разобрал то, что его жена вопила в трубку, он моментально сорвался с рабочего места и побежал к машине, по пути звоня в неотложку. Он не понял толком, что произошло с малышом, Оля неразборчиво кричала и плакала, но гнал он изо всех сил. Приехал он на десять минут позже неотложки, врачи из которой уже осматривали мальчика. Ворвавшись в дом, даже не посмотрев на жену, Сергей сразу бросился к врачам.
— Что с ним? — запыхавшись, прохрипел он.
— Тут большая кровопотеря. У ребенка какая группа?
— Первая положительная, у меня такая же.
— Прекрасно, готовьте переливание. Поедете с нами, в машине будем делать.
Сергей наклонился над сыном и отшатнулся, увидев израненное тельце. Илюша дышал, но был очень бледный, в синеву.
— Что ты с ним сделала?
Оля, казалось, не расслышала вопросы. Она сидела в кресле и смотрела в одну точку. Сергей подлетел к ней и схватил за плечи.
— Что с нашим сыном, я тебя спрашиваю? — заорал он ей в лицо. Оля перевела на него взгляд и заплакала.
— Я сама не знаю, как получилось… я спала в детской, потом проснулась, а Илюши нет в кроватке. Я искала его, услышала плач, прибежала — а он в шиповнике, и Рич с ним… и шиповник живой.
— Что ты несешь? Собака отнесла его в шиповник?
— Наверное, я не видела… я спала.
— Хорошо, если спала. Думаю, собаке вряд ли бы удалось бесшумно вытащить ребенка из кроватки при тебе. Тебе следует провериться, мало ли что ты еще натворишь, — горько бросил Сергей и пошел к машине скорой помощи. Через минуту они уехали, и Оля осталась в доме одна. Начинался ливень.
* * *
Он не поверил ей. А она сама себе бы поверила? Если бы Сергей рассказал ей такое? Разве она не подумала бы, что Сережа сошел с ума, и не забрала бы ребенка из его рук? Подумала бы и забрала бы. Так что Сережу нельзя винить. Неужели и правда Рич? Тогда виновата она, ведь это она решила оставить собаку. Но как ему удалось бесшумно вытащить ребенка из колыбели, когда Оля чутко спала рядом?
Оля раз за разом задавала себе этот вопрос, но не находила на него ответа. За окном грянул гром, следом за ним сверкнула молния. Внезапно где-то совсем рядом полыхнула яркая вспышка, и дом погрузился в полумрак сумерек. «Пусть», — подумала Оля, разожгла камин и повернула к нему кресло. Так даже лучше.
Оля сидела на первом этаже и не видела из окна, какой ураган разыгрался на озере. Зато его видела с крыльца Дарья Семеновна. Женщина вздохнула, вернулась в дом, где зажгла свечку возле иконы и начала молиться за упокой душеньки рабы Божьей Марии. Наверное, одна только Дарья Семеновна и помнила, какой сегодня день.
* * *
Никто не видел, как на берегу под пронизывающими порывами ветра куст шиповника вдруг накренился. Мокрая, уже больше похожая на грязь земля чавкнула и просела. Несколько секунд земля двигалась, будто пульсируя, а затем пришла в движение. Из грязи поочередно показались длинные руки, цепляющиеся за землю, затем голова. Постепенно фигура полностью выбралась из ямы и выпрямилась, подставляя лицо струям проливного дождя. Никто не видел, как дождь постепенно смывает грязь, обнажая неприлично белую, как будто светящую в полумраке кожу, которая пятнадцать лет не знала солнца, воды и воздуха. Кожу, которая знала только землю и кровь.
Оля не видела, как высокая фигура медленно, слегка пошатываясь, двинулась к дому, иногда скользя по мокрой траве. Дождь делал свою работу, теперь уже были видны длинные волосы, темные соски на белоснежной груди и лицо — застывшее, как маска.
Когда молния ударила в столб электропередачи, вместе со светом выключился электронный замок на воротах. Теперь ничто не мешало ей открыть ворота и идти по дорожке, подходя все ближе к веранде, дверь которой Оля оставила незапертой. Дверь в дом также была приоткрыта.
Шум дождя и потрескивание веток заглушили шлепанье босых мокрых ног по ламинату. Оля смотрела в огонь и думала о том, что вся ее жизнь пошла наперекосяк, когда на ее плечи опустились мокрые ледяные ладони. Оля не успела подумать, что это Сережа вернулся, когда твердые пальцы вонзились в ее плоть и резко развернули ее вместе с креслом.
В отблесках огня она увидела перед собой высокую голую девушку с бледной, как рыбье брюхо, кожей. Мокрые волосы казались темными, но пушок на лобке был золотистого цвета. Девушка продолжала держать ее плечи своими стальными пальцами и молчала. Лицо ее напоминало гипсовую маску, на которой выделялись алые, будто нарисованные губы и золотисто-карие глаза.
Оля тупо смотрела на гостью. Пока она собиралась с мыслями, чтобы задать единственный возможный в этой ситуации вопрос, гостья опередила ее. Она открыла рот, и Оля передернулась, увидев, как оттуда выпал ком влажной земли, во время падения прочертив след на животе. Язык зашевелился, выталкивая наружу остатки грязи, которая размазывалась по губам. Оля заледенела от ужаса, наблюдая за этим, но тут гостья заговорила.
— "Да, молвила колдунья, твоя дочь вырастет красивой, умной и доброй. Но в день своего шестнадцатилетия она уколется веретеном и умрет. Злая колдунья расхохоталась и исчезла."
Оля в оцепенении смотрела, как рот гостьи остается неподвижным, и из слегка приоткрытых, черных от грязи губ доносится, ее, Олин, голос, словно записанный на пленку. Где-то на подсознании мелькнула абсурдная мысль, что перед ней робот, но, глядя в пустые, но живые карие глаза, Оля осознавала, что это не так.
— "Король с королевой поникли от горя, но тут вперед вышла последняя волшебница, которая еще не успела отдать свой дар новорожденной принцессе. «Король и королева!» — воскликнула она. — «Я не могу полностью снять проклятье, ибо оно слишком сильное. Но я могу облегчить его.»"
Пальцы все сильнее стискивали плечи Оли, лицо наклонялось все ближе. Оля мечтала умереть, потерять сознание, все что угодно, лишь бы не слышать свой перекошенный, механический голос, идущий из этой забитой землей глотки.
— "Да, в день своего шестнадцатилетия принцесса уколется о веретено. Но она не умрет, а заснет, и будет спать до тех пор, пока…"
Вместо продолжения Оля услышала крик птицы, донесшийся из горла существа, стоящего перед ней. За ним последовал детский плач, в котором Оля узнала голос своего сына.
Она уже поняла, что перед ней. Кто явился получить от нее должок. За то, что пила, за то, что ела. За сорванные ягоды, сломанные ветки и оборванные листья. За то, что не дала напиться вдоволь своим сыном. Впрочем, и без этого хватило. Подарок на шестнадцатилетие удался.
Золотистые глаза были теперь напротив, так близко, что Оля чувствовала на своем лице теплое дыхание, пахнущее землей, но ей вдруг перестало быть страшно. Она ускользала куда-то в темноту и была рада этому. Оля перестала цепляться за реальность. Обрывая последний мостик, она уже не чувствовала, что делает с ней та, чьего имени соседка ей так и не рассказала. Но этого и не требовалось. Увидев ее глаза, Оля уже знала имя.
Шиповничек.
Источник
Автор: Кристина Муратова
Ключевые слова: Шиповник ягоды кровь ведьма дом избранное