Что-то зазвенело. Часть 3

8


В субботу Иван Афанасьевич с утра был при параде, выстиранный и выглаженный. Все в нем так и пело. Время встречи с Екатериной Ивановной он рассчитал до минуты. Он знал, в какое мгновение ему следует появиться возле кинотеатра, чтобы купить с рук билет на восемнадцатое место в пятнадцатом ряду. Тогда в течение двух часов он мог бы наблюдать милый профиль Екатерины Ивановны и трепетную ее шею, а Катенька его бы и не заметила. Муж ее, как известно, был в отъезде... А прежде Иван Афанасьевич собирался купить цветы, с тем, чтобы как-нибудь незаметно до начала сеанса положить их на кресло Екатерины Ивановны.

И вот он купил цветы возле метро "ВДНХ" у южных людей. Не какую-нибудь герань, а алые и желтые розы! И решительно направился к кинотеатру "Космос". Однако вдруг ему стало трудно идти. Будто палки какие невидимые кто подставлял на его пути на высоте сорок-пятьдесят сантиметров над уровнем тротуара. Спотыкался Иван Афанасьевич, даже правую ногу у колена ушиб о воздух, еле дошагал до перехода, поглядел на часы и ужаснулся: "Батюшки-светы!" Сейчас же его билет продавать будут с рук!

Он бросился через проезжую часть наперерез машинам и троллейбусам, летел мимо них, как шайба на клюшке у Фирсова, и вдруг у самого тротуара за руку его схватил неизвестно откуда возникший милиционер. Как он был неуместен, этот сержант, и как медлителен. "А ведь и палки эти и милиционер - это все Георгий Николаевич мудрит, - подумал Иван Афанасьевич с горечью. -Неужели он так мелочен?"

- На первый раз, - сказал милиционер, - вместо штрафа получайте памятку пешехода. Прочтите сейчас же при мне и вслух с первого пункта по восемнадцатый.

- Я потом, - взмолился Иван Афанасьевич. - Я после кино.

- Четвертый пункт повторите дважды...

"Продали билет! Продали!" Все стонало в душе Ивана Афанасьевича. Ничего плохого не имел против старательного сержанта, даже уважал его, но стоять больше не мог.

- Теперь, когда мы наладили выпуск "Жигулей"... - начал сержант.

Сразу же мимо него пронеслась поливальная машина и окатила сержанта с головы до ног, сбив крепкой струей фуражку. И фуражку сержант изловил на лету, а руку Ивана Афанасьевича из своей так и не выпустил. "Ах, Георгий Николаевич, Георгий Николаевич, - вздохнул Иван Афанасьевич, - крепко же вы меня прихватили". И сразу же все пуговицы, какие на сержанте были, опали и покатились по мокрому асфальту. Сержант растерянно смотрел на них, однако руку Ивана Афанасьевича все еще не выпускал. Иван Афанасьевич не выдержал, выдернул руку, поклонился милиционеру: "Извините... Я не хотел... но вы сами...", - и побежал к кинотеатру. Сержант ему вдогонку дунул в свисток, но шарик тут же выскочил из свистка, а сам свисток превратился в гороховый стручок, будто только что созрел в тепле сержантова рта.

Огорченный, бежал Иван Афанасьевич лестницей в "Космос" и вдруг в толпе заметил Федота Сергеевича из разрушенных палат семнадцатого века. Он так и встал на месте словно столбом ледяным. "Значит, это не Георгий Николаевич меня задерживал, - дошло до Ивана Афанасьевича. - А Федот Сергеевич... Старик не хочет, чтобы я видел Екатерину Ивановну. Добрейшая душа! Боится, как бы я не сделал чего и поопрометчивей..."

Тут Иван Афанасьевич вспомнил о разговоре с Федотом Сергеевичем, и ему стало страшно.

Однако сегодня он был мятежен духом и, постояв мгновение, понесся по лестнице вверх.

Удачи не было ему. Он потолкался среди ищущих лишнего билетика, ушами от волнения начал прясть и узнал, что из билетов на ближние от кресла Екатерины Ивановны места не оборван на \ контроле пока один. И тот был на двадцатый ряд! С билетом этим наконец явилась тоненькая девица, по виду - не прошедшая по конкурсу. Как только она стала проплывать в своем макси мимо Ивана Афанасьевича, так сразу же билет ее упал на пол, и Иван Афанасьевич незаметно его поднял. Обнаружив пропажу, девица расплакалась так искренне и так нежно, что Иван Афанасьевич весь расстроился, будто обидел сироту.

- Вот тут голубенькая бумажка, - сказал он смущенно, - не ваша случайно? А то я гляжу - валяется...

Девица обняла его от радости, схватила билет и унеслась в пределы видимости Екатерины Ивановны.

А Иван Афанасьевич стоял печальный. Как лес опустевший. И только когда фильм начался, в темноте он проник в зал. Ну проник, и что? Засел под чьим-то креслом, так и сидел, боясь и после сеанса упустить Екатерину Ивановну. Что за фильм, из-за чего смех, он не знал. Да и зачем ему был фильм! Мог он увидеть сейчас Екатерину Ивановну в инфракрасных лучах, мог, но посчитал, что это будет непорядочно.

Но вот вспыхнул свет, потянулся зритель к выходу, побрел со всеми и Иван Афанасьевич с букетом в руках.

9


Небо было темно-синим, густым, фонари на Звездном бульваре горели через один, но чуткий глаз Ивана Афанасьевича все же выделил из толпы метрах в пятидесяти перед собой Екатерину Ивановну. Иван Афанасьевич обеспокоился. Екатерине Ивановне словно было не по себе. То ли после сидения в духоте она замерзла сейчас, то ли была чем-то опечалена или кого-то искала - все оборачивалась. Иван Афанасьевич хотел было прибавить шагу, но тут же мимо него пронеслись зловещие слова, будто их кто-то произнес на бреющем полете: "Увидел ее все-таки... Нарушил... Выселим, выселим... И дом подыщем с крысами!.."

Теперь-то это был точно Георгий Николаевич. Укараулил.

- Как вам не стыдно! Георгий Николаевич! - гордо сказал Иван Афанасьевич. - Как мерзко! В наше время за это полагалась темная...

Никто ему не ответил.

Однако дух Ивана Афанасьевича был отчасти сломлен. Сразу же вспомнилось ему, какая он, в сущности, мелкая личность. И что он может? Выселят, непременно выселят... Плакать Ивану Афанасьевичу хотелось...

Толпа впереди рассеялась, Екатерина Ивановна шла теперь одна, а приблизиться к ней Иван Афанасьевич не решался. Куда уж ему было усугублять вину. Даже если бы какие хулиганы сейчас пристали к Екатерине Ивановне, ему и их не следовало бы замечать. Но хулиганов, слава богу, не было, а Иван Афанасьевич все брел за Екатериной Ивановной, наслаждался в последний раз дальним ее обликом.

И тут на мостовую, по которой шла Екатерина Ивановна, на гибельной скорости вылетел "Москвич" линейной службы. Здесь был тупик, и Иван Афанасьевич понял сразу же, что это диверсия Георгия Николаевича с использованием левой машины и нетрезвого водителя. "Москвич" несся будто под гору, без тормозов, а Екатерина Ивановна его не чувствовала. И тогда Иван Афанасьевич сделал то, чего никак не мог делать. Он прыгнул, пролетел метров семьдесят и легонько оттолкнул Екатерину Ивановну вправо. "Москвич" проехал по ноге Ивана Афанасьевича, отчего шина "Москвича" тут же лопнула, крыша оторвалась, а в просветлевшей голове водителя прозвучало: "А ну дыхни!" Возле машины сразу же образовалась толпа, и в толпе этой Иван Афанасьевич разглядел Константина Игнатьевича с Таганки. Но какое ему было дело сейчас до Константина Игнатьевича! Ведь он стоял рядом с Екатериной Ивановной!

- Что это вы? - Екатерина Ивановна смотрела на него удивленно и вместе с тем в каком-то смущении. - Зачем вы?

- Вы шли... - пробормотал Иван Афанасьевич. - А на вас машина чуть не наехала сзади... Вот я и...

- Нет, правда? - еще больше удивилась Екатерина Ивановна. - Вы меня разыгрываете!

- Мне так показалось... Но у нее отчего-то лопнула шина... А вы, видно, задумались... Вы простите, что я...

- Ах, что вы! Что вы! - сказала Екатерина Ивановна. И добавила вдруг: - Я ведь о вас и думала...

- Обо мне?

- Да, - улыбнулась Екатерина Ивановна. -Вы ведь в соседнем доме живете?

- Не совсем, - замялся Иван Афанасьевич. - Но недалеко.

- У меня примета была, - Екатерина Ивановна даже за руку взяла Ивана Афанасьевича, - как я утром вас увижу, так у меня день хороший. А вы и не знали... И вот я вас давно не вижу, и у меня все невезения... Вы не болели?

- Нет, - сказал Иван Афанасьевич. - Я в отъезде был...

- Я почему-то думала, что встречу вас сегодня в кино... И после я вас искала в толпе...

- И мне казалось, что я вас сегодня увижу, - дрожа от немыслимого счастья, произнес Иван Афанасьевич. - Сделайте милость, примите от меня эти цветы.

- Ах какие розы! - обрадовалась Екатерина Ивановна. - Это вы мне? Ах, спасибо... Как пахнут... А я вас сейчас мандарином угощу... Подруга привезла из Батуми... Кожица у них зеленая, они кислы, но первые ведь!..

Иван Афанасьевич взял мандарин, плод золотой, изумрудный сверху. Все он мог сейчас вытерпеть за Екатерину Ивановну, пытки любые и любые слова. Мандарин он есть не стал, а попытался незаметно упрятать его в карман. Однако Екатерина Ивановна поняла его движение и расстроилась, голову наклонила печально.

- Вы их не любите?

- Нет, я потом... В горле сейчас что-то стоит... Я вам очень благодарен...

Он ей и судьбе был благодарен за их невозможный дар. Но стыдно ему было перед Екатериной Ивановной, она могла подумать, что ранний мандарин, сэкономив его и припрятав, он хотел отнести еще кому-то, скажем, своему больному ребенку...

Тихо подошли они к двадцать пятому дому.

- Ну вот, - сказала Екатерина Ивановна. - У меня отчего-то настроение лучше стало... Спасибо, что проводили. Теперь-то утром вы станете появляться во дворе?

- Должен буду...

- Ну, до свидания...

Она протянула ему руку, и он замер в нерешительности, ему хотелось поцеловать ее прекрасную руку, но на вид Екатерина Ивановна была спортсменка и общественница, он не знал, что она считает дурным тоном и что нет, и он робко пожал ей руку.

И закрылась за Екатериной Ивановной дверь, крашенная в кофейный цвет, вся во вмятинах и пятнах по недосмотру Георгия Николаевича.

Ощущая ладонью своей гладкую и ласковую кожу плода, Иван Афанасьевич побрел домой. И тут мимо него Георгий Николаевич в банном халате проехал на велосипеде с моторчиком:

- Переступил!.. Сам себе приговор составил!.. И Константин Игнатьевич все видел... Теперь уж не выселят! Теперь по ветру развеют!..

- Ах, Георгий Николаевич, - отмахнулся от соседа Иван Афанасьевич. - Жалко мне вас... Ничего вы не понимаете... Вы хоть бы двери, что ли, отмыли!..

Потом он долго бродил по своему двору в темноте и думал о том, что его и на самом деле завтра развеют. Но как-то холодно думал. Будто и не про себя. Про себя - ему было теперь все равно. Отчего так суетился нынче Георгий Николаевич - понять не мог. Зависть, что ли, его бесит, старая ли какая обида, или простить он не может ему, Ивану Афанасьевичу, что сам спьяну рассказал о гипсовой Грете? И теперь желает убрать свидетеля тайной своей любви? Или еще что? Кто его знает! Недобрый он и подлый... Скотина, в общем-то!.. "А-а", - вздохнул Иван Афанасьевич, отпустил мысли о Георгии Николаевиче, и они тотчас отлетели.

10


В кольцах под лифтом он опять вдруг стал мятежен. "Да какое они имеют право судить меня!" - подумал он так, словно и не подумал, а кулаком по столу ударил. Однако тут же вспомнил, какое имеют право. Тогда он стал склонять себя к тому, что там не все звери, а есть и такие, какие поймут его и заменят крутую меру вечной высылкой в гиблое место - скажем, на поруки к племяннику в Тамбов. Он понимал, что это маловероятно, однако и этим маловероятием утешал себя. Тем более что решение по его делу могло состояться и ранее, чем завтра. А у него оставалась ночь и волшебный плод из рук Екатерины Ивановны.

Он достал мандарин и укрепил его в воздухе прямо перед собой. Уж как он им любовался! И запах вдыхал в блаженстве. И находясь в полуметре от мандарина и совсем близко - кожей своей касаясь его зеленой кожи. Неведомый Ивану Афанасьевичу юг представлялся ему при этом, но запах юга Иван Афанасьевич сразу же отделил от запахов Екатерины Ивановны, те были сладостней. И опять словно бы он рядом стоял с Екатериной Ивановной, и она говорила ему: "Как я вас утром увижу, так у меня день хороший..." Слова эти звучали в его ушах в третий и в сотый раз. И сердце его замирало, а душа наполнялась чем-то прозрачным. Он знал, чем это может кончиться. Он знал, что ему следует немедленно оставить мандарин и перестать думать о Екатерине Ивановне. Всего в его жизни семь раз у него всерьез замирало сердце. И прежде женщины были хороши: одна спасла больную собачку, другая замечательно пекла расстегаи с севрюжьим хрящом, третья вся ходила в кружевах, и об четырех остальных он не мог сказать ничего дурного, однако Екатерина Ивановна их всех пересилила. Прежде он мог сдержать себя. А теперь не мог.

От неизвестной ему прежде радости нечто прозрачное все больше и больше наполняло ему душу. Как августовский сок наливное яблочко. И вот уж Иван Афанасьевич весь стал прозрачный и звенел при движениях гусевским хрусталем. А когда прозрачное перешло в зеленое, легкая сила подняла Ивана Афанасьевича из стальных колец и повлекла вверх. Еле-еле успел он подхватить драгоценный батумский мандарин. А его уже протащило сквозь весь дом первой категории с нижнего этажа по девятый, сквозь стены и потолочные перекрытия и с громким звоном хрустального колокола в триста пудов вынесло в синее московское небо.


- Что-то зазвенело, - сказал я, поднося консервный ключ к запертой бутылке пива "Букурешти".

- Да, зазвенело, - согласился мой приятель.

- И сейчас звенит, - сказал я, и рука моя отчего-то соскользнула с горлышка бутылки.

И тут я почувствовал, что во всем доме стало печально. Будто кто-то умер.

А звенящее и зеленое, взблескивающее иногда голубым и желтым, летело над Останкином.

Сын задремавшей было Екатерины Ивановны, девятилетний Саша, имевший в английской школе тройку за поведение, бродил без сна по квартире, попал на балкон и закричал:

- Мама, мама, зеленое и звенит!

Екатерина Ивановна, расклеивая веки, в воспитательных целях поднялась и вышла к Саше:

- Где? Что? Почему ты бродишь так поздно?

- Вон! Вон!

Екатерина Ивановна взглянула.

- Наверное, что-нибудь испытывают... - сказала она.

А зеленое с голубым и желтым звенело и уплывало все дальше и дальше к востоку, к бывшему селу Алексеевскому, к платформе Маленковской, а потом и к Сокольникам. Многие в ту ночь в двенадцатом часу наблюдали в районе Останкина странное явление. Остановились и задрали головы прохожие в аллее Космонавтов. Романтические пары на Звездном бульваре посчитали звон добрым знаком. Трое мужиков из мебельного магазина, распивавшие водку с "Солнцедаром" в сквере возле метро "ВДНХ", от удивления не смогли закусить. Сержант, дежуривший у кинотеатра "Космос", весь уже в пуговицах, решительно засвистел, пытаясь прекратить движение зеленого предмета. Свисток у него был хороший, только что полученный со склада, однако звенеть в небе перестало не сразу.

Иван Афанасьевич об этом уже ничего не знал.

Автор: Владимир Орлов.
Источник.


Новость отредактировал Elfin - 24-08-2020, 12:55
24-08-2020, 12:54 by Re-AnimatorПросмотров: 962Комментарии: 2
+5

Ключевые слова: Кинотеатр билет цветы сержант преграды любовь мандарин

Другие, подобные истории:

Комментарии

#1 написал: Сделано_в_СССР
25 августа 2020 04:32
+2
Группа: Журналисты
Репутация: (3680|-1)
Публикаций: 2 685
Комментариев: 13 749
Хороший рассказ, очень понравился. Так классно описана любовь домового.)) Плюс несомненно.) +++
                                      
#2 написал: Re-Animator
25 августа 2020 07:51
+1
Группа: Посетители
Репутация: (0|0)
Публикаций: 20
Комментариев: 7
Цитата: Сделано_в_СССР
Хороший рассказ, очень понравился. Так классно описана любовь домового.)) Плюс несомненно.) +++


Это классика советского еще магреализма.
Если понравилось, и еще не читали - то рекомендую крупные вещи того же автора, связанные местом действия (и, отчасти, персонажами): «Альтист Данилов», «Аптекарь», «Шеврикука, или Любовь к привидению».

Цитата: Сделано_в_СССР
Хороший рассказ, очень понравился. Так классно описана любовь домового.)) Плюс несомненно.) +++


Это классика советского еще магреализма.
Если понравилось, и еще не читали - то рекомендую крупные вещи того же автора, связанные местом действия (и, отчасти, персонажами): «Альтист Данилов», «Аптекарь», «Шеврикука, или Любовь к привидению».
Посетители, находящиеся в группе Гости, не могут оставлять комментарии к данной публикации.