Санечка
Прежде, чем начать рассказывать историю, которая однажды перевернула мое мироощущение с ног на голову, заставила первое время пугаться каждого шороха и задуматься о том, чтобы уйти из профессии, разрешите представиться. Зовут меня Саша. Родилась и выросла я в небольшом городе Т. , там же окончила медицинский колледж и совсем еще «зеленой» выпускницей отправилась покорять столицу.Помимо меня в семье было три сестры, все младшие, еще не окончившие школу. Мама растила нас одна, и теперь, как «взрослый», самостоятельный человек, я считала своим долгом отправиться на заработки, дабы присылать домой некоторую материальную помощь. Но куда могут взять вчерашнюю студентку с дипломом более, чем скромного колледжа? Я не метила в высшие учебные заведения, с тем, чтобы устроиться в роскошную клинику. Для этого нужны были деньги на первое время, а мне же моих, взятых из дому, едва хватало на съем комнаты на окраине большого города и весьма скудное пропитание, состоявшее в основном из заварной гречки и плавленых сырков.
Работа, которая обеспечила меня неплохим доходом на целых три года, подвернулась случайно. Возвращаясь домой со своей первой работы — уборщицей в продуктовом магазине — я увидела объявление о поиске сотрудников для ассоциации сиделок. Медицинское образование, разумеется, приветствовалось, а для приема на работу было необходимо пройти собеседование и окончить двухнедельные курсы. Ниже был написан телефон, по которому следовало позвонить соискателям. Без особой надежды на успех, я все же переписала этот номер на какую-то бумажку (возможно, чек за гречку и сырки) и на некоторое время забыла об ассоциации.
На исходе первого месяца моей самостоятельной жизни, когда деньги из дома закончились, а первая зарплата еще даже не маячила на горизонте, мне стало страшно. Одной, без денег, в большом незнакомом городе. Когда я осознала, какой хороший из меня вышел «добытчик», не умеющий не то что семью, а саму себя прокормить, я сделала то, что сделали бы на моем месте очень и очень многие — села на табуретку возле стола в своей съемной комнатушке и разревелась. Плакала я долго, а попутно зачем-то начала перебирать вещи в своем рюкзаке. Тут на глаза мне попалась бумажка с записанным номером ассоциации. Я несколько секунд тупо смотрела на нее, пытаясь осознать, где я ее взяла, а затем решительно вытерла слезы и набрала номер.
Мне ответили почти сразу. Молодая, как мне показалось по голосу, женщина, задала мне несколько вопросов — о гражданстве, резюме, образовании и возрасте, а затем назначила дату собеседования. Про резюме пришлось соврать — его у меня, конечно же, не было. Но в остальном, как мне хотелось верить, я произвела на нее положительное впечатление. До собеседования оставалось три дня, которые мне предстояло голодать, добивая остаток гречки без сырков, и ходить на работу, за которую мне все никак не начинали платить.
Несмотря на эти лишения, три дня пролетели для меня незаметно — после работы уборщицей возможность получить пропуск в ассоциацию казалась мне невероятно престижной, я о ней практически мечтала. Когда же день Х наконец настал, я постаралась привести себя в приличный вид и отправилась на собеседование. Ассоциация оказалась большим белым зданием, вход в которое осуществлялся строго по паспортам. Войдя внутрь, я важно заявила вахтерше:
— Я на собеседование.
Она взглянула на мой паспорт, кивнула и пропустила меня внутрь. Происходящее казалось мне немного нереальным. Я прошествовала к кабинету, где должно было происходить собеседование, и увидела сидящих на стульях у стены девчонок, таких же, как я. Стоит сразу сказать, что большую часть пришедших в тот день отсеяли сразу. Девчонки, как и я, просто не понимали, куда шли и с чем собирались работать, что быстро становилось понятно. Многих подвело отсутствие медицинского образования, некоторые бросили колледж, другие туда и не поступали. По результатам первого дня были отобраны три человека — я, Женя Орловская, с которой мы познакомились в коридоре, ожидая своей очереди и еще одна девушка, крепкая, одетая в костюм цвета хаки — очередь шепталась о том, что она была спортсменкой, окончила с отличием медицинский институт. В общем, из нас троих, она была, пожалуй, самой высококлассной претенденткой.
После собеседования нам предстояли двухнедельные курсы, которые оказались платными. На этом моменте я едва не попрощалась со своей мечтой об ассоциации, поскольку денег не было совершенно, а просить прислать их из дома казалось мне свинством. За два дня до курсов, когда я готова была уже позвонить в ассоциацию и сказать, что я не могу отправляться на обучение, мне наконец-таки заплатили зарплату в магазине. Мне казалось, что денег очень много, но на деле я выложила за курсы их все, не осталось даже на гречку. К счастью, жилье и питание предоставлялось, поэтому я могла ненадолго выдохнуть. После моей комнатушки на окраине Москвы, питания гречкой с сырками и бесконечными поездками в метро до работы, курсы показались раем.
Работу в магазине, к слову, пришлось бросить, но, положа руку на сердце, я о ней не жалела. Ничего особо нового на курсах я не узнала, потому что многое повторяло то, что мы изучали в колледже, но зато здесь было общение, приличная квартира, которую снимала для нас ассоциация, роскошное, по моим меркам, питание и гарантия того, что теперь нас возьмут на работу. Я повторю это еще не раз, мы не знали, куда шли. Все казалось нам чем-то вроде игры, а на деле все было совсем не так. Жизнь быстро сбросила с нас розовые очки, предоставив возможность столкнуться с реальностью. А реальность отличалась от наших мыслей кардинально. В мечтах было белое здание ассоциации с чистенькими кабинетами, курсы и престижный статус, в реальности — тяжелобольные люди, которым нужна была помощь, где нужно было сталкиваться с очень нелицеприятными вещами, уметь проявить и твердость, и сострадание, и еще много чего, о чем можно говорить долго…
После первой недели с реальными клиентами я позвонила Жене, и мы проговорили всю ночь, изливая друг другу душу, плача в трубку, рассказывая о том, что все оказалось слишком жестким. Но был один момент, который компенсировал мне все, о чем было сказано выше — размер зарплаты. О таком я не могла даже мечтать. Когда мне впервые заплатили за работу, я думала, что работодатель обсчитался. Мне хватало и на еду, и на квартиру, и на то, чтобы отправить денег домой.
Все это было до того, как я столкнулась с тем, с чем не пожелала бы столкнуться никому. До сих пор меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю об этом, и иногда мне хочется сохранить это в тайне до самого конца. Но после я понимаю, что больше не могу держать это в себе. Не знаю, чего я жду от людей, которые узнают мою историю — сочувствия? Подтверждения своей нормальности или, напротив, абсолютной ненормальности? Не знаю, но, так или иначе, пути назад нет.
На третий год работы в ассоциации, я неожиданно потеряла клиента. В моем деле это происходит по двум причинам: мои клиенты — люди пожилого возраста, к тому же, почти всегда страдающие каким-либо заболеванием, поэтому первая причина страшна, но неотвратима и понятна. Когда я в первый раз столкнулась со смертью человека, за которым ухаживала, я была шокирована, проплакала всю ночь и даже задумывалась о том, чтобы уйти из ассоциации. Но на утро я взвесила "за" и "против", осознала, что ничего лучше я не найду, обросла первым слоем брони и стала учиться быть безразличнее. Вторая причина встречается гораздо реже — клиента забирают к себе дети или внуки, и с этого момента ему полагается другая сиделка, приходящая только днем для того, чтобы помочь с медицинскими процедурами. Это меня и постигло.
Пожилого мужчину забрали к себе дети, ассоциация приставила к нему другую сиделку, и мои услуги были им больше не нужны, а потому я временно осталась без работы. Платили за этого клиента хорошо, и, что было самым обидным, прошлый свой заработок я уже отправила домой, и теперь снова была вынуждена вернуться к своему старому образу жизни с гречкой. И именно в это момент мне подвернулось выгодное предложение. Если бы я только знала, какие подводные камни оно под собой скрывает, я в ту же минуту отказалась бы, даже, если бы это стоило мне членства в ассоциации. Но я, разумеется, ничего знать не могла…
Алина Сергеевна — мой прямой работодатель, которая занималась подыскиванием подходящих сиделок по запросу, позвонила рано утром и сказала, что есть на примете клиент. Она назвала сумму возможного ежемесячного гонорара. За три года в ассоциации я привыкла к хорошему заработку, который доставался тяжело, но был стабильным и действительно солидным. Однако таких денег мне еще не предлагали ни разу. Сдержавшись от того, чтобы крикнуть трубке однозначное «да», я сдержанно поинтересовалась условиями. Алина, в несвойственной ей манере, туманно сообщила о «полном проживании» и «тяжелом характере», об остальном велела договариваться непосредственно с клиентом.
После этого Алина сказала, что даст клиенту мой телефон, и дальнейшие переговоры мы будем вести сами. Таким образом, она самоустранилась, что тоже было довольно странно. Единственное подозрение, которое посетило меня в тот вечер, было о том, что мне пытаются «подкинуть» клиента из черного списка. Таковых было не слишком много, но они все же встречались. Обычно, они меняли по нескольку сиделок, иногда отказывались платить или обладали настолько скверным характером, что девочки сами отказывались работать за любые деньги. Но в тот момент меня это не смущало, слишком уж привлекательной казалась сумма гонорара. Мои сомнения окрепли, когда позвонил клиент.
Наш разговор оказался коротким — он не спросил меня ни о чем из того, что обычно спрашивают клиенты. Ни об образовании, ни о длительности членства в ассоциации. Только о том, согласна ли я за дополнительную плату приступить уже завтра и сразу перейти на полное проживание. Я согласилась. На этом наш диалог закончился, и я пошла собирать вещи. Клиент заехал за мной на следующее утро ровно в десять. Когда я вышла из подъезда, он курил возле машины. Он оказался мужчиной около сорока, с темными гладкими волосами и зелеными глазами, каких я прежде не видела. Одет он был просто, на мой взгляд небрежно — невыглаженная клетчатая рубашка на выпуск, темные джинсы, приобретшие от времени желтоватый оттенок и кеды, когда-то бывшие белыми, а теперь сероватые. Я подошла ближе и представилась. Он окинул меня внимательным взглядом и сказал:
— Евгений Малинин, приятно познакомиться.
Он положил мой чемодан в багажник машины, открыл передо мной переднюю дверцу, загрузился сам, и мы поехали. По дороге он рассказывал мне о своей матери, за которой мне предстояло ухаживать. Малинин назвал ее точный диагноз, кратко описал медицинские процедуры, которые мне предстояло взять на себя, сказал, что обычно заезжает пару раз в неделю, в зависимости от своей занятости по работе. И предупредил о том, что характер у матери тяжелый, поэтому он и платит такие деньги. Я сказала, что мне не привыкать к подобным трудностям. За время работы в ассоциации у меня бывали клиенты с прескверным характером, и я успела научиться общению с ними. Он удовлетворенно кивнул, и остальную дорогу мы проделали в молчании. Спустя почти сорок минут мы добрались до домов в старом квартале. Квартира, в которой мне предстояло жить и работать, расположилась на втором этаже и выходила окнами во двор. Дверь нам открыла девушка примерно моего возраста — приходящая сиделка, и, как только мы переступили порог квартиры, что-то шепнула клиенту и поспешно удалилась. Я не обратила внимания на это бегство, больше занятая мыслями о том, где находится ближайший магазин, и надо ли мне будет закупать продукты. Словно услышав мои мысли, клиент сказал:
— Продукты для мамы покупаю я и привожу в понедельник и четверг. Если Вам будет удобнее получать их в другие дни, просто скажите мне об этом.
Я кивнула, и мы направились в зал. После моей съемной комнатушки на окраине, эта квартира показалась мне огромной. Длинный коридор, в котором явно давно не наводили чистоту, погряз в пыли и пропах нафталином, на длинных стеллажах вдоль стен стояли старинные книги, ковровая дорожка, вероятно, не выбивалась годами. Свет в коридоре был приглушенным, и от этого он казался еще больше. Миновав его, мы оказались в гостиной. Здесь было также темно — большие окна занавешивали плотными шторами, сквозь которые практически не проникало солнце. На столике возле дивана небрежной стопкой лежали глянцевые журналы, несколько книг и горка лекарств. А на диване сидела хозяйка квартиры… Она была болезненно худой, но сидела прямо, как царица, держа на коленях руки, больше похожие на птичьи лапы. Длинные тонкие пальцы были сплошь унизаны тяжелыми перстнями, а ногти красивой миндалевидной формы окрашены темно-бордовым лаком. Седые волосы были уложены в ракушку на затылке, несколько прядей выбивались из прически и серебристыми нитями спадали на атласный халат изумрудно-зеленого цвета. Лицо было покрыто толстым слоем белесой пудры, губы, не обведенные контуром, тоже скрывались под пудровым слоем. И глаза- такие же зеленые, как у ее сына, но уже подернутые пеленой, с темными широкими зрачками. Она смотрела прямо на меня, и создавалось ощущение, что она видит меня насквозь.
— Знакомьтесь, это Агата Аркадьевна, моя мама, — представил меня Малинин.
— Саша, — сказала я, и мой голос в стенах этой квартиры показался мне чужим и тихим.
— Приятно познакомиться, — сказала Агата Аркадьевна. Голос у нее был глубокий, грудной, совершенно не подходящий к ее почти прозрачной внешности. Она протянула мне руку с перстнями, и я неумело ее пожала.
— Мама, я покажу Саше ее комнату.
Агата Аркадьевна снисходительно кивнула, и я пошла вслед за Малининым. Комната, которую мне выделили, была одной из двух спален. Обставлена она была весьма скромно — кровать, столик , узкий шкаф-пенал и несколько цветов на окнах. Единственным, что выделялось из общей аскетичной обстановки, были часы — старинные, напольные, в деревянном коробе с золотистым циферблатом и тяжелым маятником. Они стояли напротив двери и мерно отбивали секунды. Еще одной занятной деталью оказалась сама дверь — дверь в гостиную была тонкой, со стеклянной вставкой, эта же была тяжелой, сплошной и закрывалась на две защелки. Малинин проследил за моим взглядом, но прокомментировал только часы:
— Старинные, от прадеда остались.
Я кивнула, не зная, что сказать. Спросить про дверь? Но он явно догадывался о моем недоумении, просто предпочитал пока молчать. Мы оставили в комнате мой чемодан, и Малинин повел меня в кухню. Она оказалась неожиданно светлой после темного коридора и такой же гостиной. Обставлена она была довольно современно — на кухонном гарнитуре возле холодильника стояла кофемашина, блендер и тостер. Раковина была выполнена из темного камня, сами шкафчики — из красного дерева. Круглый стол в центре был застелен ажурной белой скатертью, возле него стоял всего один стул.
— Мама всегда обедает в гостиной, — пояснил Малинин. Он показал мне посудомойку и стиральную машину, которая находилась здесь же в кухне, но скрывалась за деревянным каркасом. Я кивала, запоминая, как что работает в этой, пока незнакомой мне квартире. Когда эта небольшая экскурсия была окончена, он сказал, что заедет завтра, чтобы завезти продуктов. А после, уже обувшись, стоя у входной двери, обернулся ко мне и сказал тихо:
— Саша, запирайтесь на ночь.
Первой моей мыслью было то, что он имел в виду входную дверь, опасаясь воров.
— Хорошо, я закрою дверь на все замки и даже на цепочку, — пообещала я.
— Вы не поняли меня. Я говорю о двери Вашей спальни. Запирайтесь на обе защелки. Обещаете?
Я растерялась, но все же пообещала. Что за странная причуда? Зачем мне запираться на ночь, если я должна быть все время наготове, чтобы оказать помощь в случае чего? Подать воды, лекарство или что-то еще. Он посмотрел на меня и сказал:
— Мама не просыпается ночью. Запирайтесь, Саша.
И он вышел из квартиры, оставив меня наедине со своими догадками и сомнениями. В два часа дня я приготовила для Агаты Аркадьевны обед, состоявший из омлета и кофе (она на этом настаивала) , после чего мы просто сидели в гостиной. Моя новая клиентка оказалась не особо разговорчивой. Закончив с обедом, она включила телевизор и стала смотреть концерт по «Культуре», словно давая мне время освоиться в незнакомом месте. Пока она была занята, я вымыла за нами посуду и решила сама осмотреть квартиру. Первым моему осмотру подвергся коридор — ему я вынесла однозначный приговор «генеральная уборка» и собиралась привести его в исполнении завтра же с утра. После осмотра коридора, я нашла ванну, которую современные технологии обошли стороной — здесь была старая потрескавшаяся плитка, ковровые дорожки, вероятно, мои ровесники, пожелтевшая от времени раковина и невероятно шумная штора для душа. Закончив с этим экспресс-осмотром, я вернулась в гостиную. Агата Аркадьевна продолжала с интересом смотреть концерт, я пристроилась в кресле неподалеку и стала рассматривать гостиную.
Помимо дивана, столика и телевизора, здесь имелся сервант того же красного дерева, что и кухонный гарнитур, в котором за стеклом стояли роскошные чайные сервизы на накрахмаленных салфетках. Мне всегда нравилось подобное, поэтому я даже представила, как они хрустят от прикосновения, но в это время мое внимание привлекло яркое пятно справа от серванта. Рядом приткнулась небольшая полка, нижние ярусы которой были заставлены книгами, наверху стояла черная лаковая коробка, а на ней красовались туфли… Что и говорить, я, девчонка, выросшая в небольшом городке, с тремя сестрами, была не слишком искушенной модницей, и, даже перебравшись в Москву, не ходила по модным магазинам. С моей работой мне это было ни к чему.
Главным критерием был и оставался комфорт, ну еще возможность стирки в машинке. Да и туфель-то у меня никогда не было, весной и летом- кеды, осенью и зимой — ботинки, наподобие армейских. Но увидев их, я замерла, как завороженная. Туфли были действительно хороши — с острым носиком, на невысокой шпильке, лаковые, благородного вишневого цвета. Внутри они были обшиты бежевой кожей и, даже не прикасаясь к ним, я почти чувствовала, какой гладкой она окажется наощупь. Поверх кожаной бежевой стельки красовалось золотистое тиснение известного бренда. Я не могла отвести от них взгляда. Не знаю, сколько просидела так, представляя их на своих ногах, но концерт по «Культуре» закончился, и Агата Аркадьевна заметила, чем я занята.
— Красивые туфли, Санечка?
От неожиданности я вздрогнула, но тут же улыбнулась:
— Да, очень красивые.
— Твои ровесники, верно. А вон как сохранились, что в таких и тебе теперь не стыдно ходить было бы.
Не стыдно! Еще бы! Да я и мечтать о таких не могла. Они, верно, стоили три моих месячных зарплаты в ассоциации. Но вслух эти мысли я озвучивать не стала. Агата Аркадьевна с туфель переключилась на истории из своей молодости, и мы проговорили с ней почти три часа. За окном темнело, я отправилась готовить ужин. После ужина мы снова смотрели «Культуру», а в десять часов я сделала Агате Аркадьевне укол, пожелала спокойной ночи и отправилась в свою новую спальню. Стоило мне перешагнуть порог своей комнаты, как на меня всей тяжестью навалилась усталость. Она казалась попросту невыносимой, и, наверное, если бы я легла в этот момент на пол, то так бы там и уснула, в одежде, не дойдя до кровати. Это было странно, потому что я привыкла работать до поздней ночи, а сегодня я толком ничего не делала.
Я переоделась, посидела немного с книгой и, собираясь ложиться, спать, подошла к двери. Не знаю, что сыграло здесь большую роль — слова Малинина или нечто интуитивное, но дверь я заперла. На обе защелки. И только после этого легла в кровать и погасила ночник. Первая ночь моя в этой квартире оказалась спокойной, я сразу же уснула крепким сном без сновидений и проспала до самого утра, едва проснувшись от звука будильника. Я переоделась, посмотрела на запертую дверь и рассмеялась своему вчерашнему порыву. Что за глупость пытался внушить мне Малинин? Агата Аркадьевна уже бодрствовала, сидя на кровати в изящной ночной рубашке. Я пожелала ей доброго утра, помогла переодеться и пересесть в кресло-каталку. Потом заправила постель и отправилась заниматься завтраком. Агата Аркадьевна подъехала к зеркалу возле серванта и стала пудриться и надевать свои перстни.
После завтрака она достала из комода большую пластиковую коробку, доверху заполненную лаком для ногтей. Наверное, лицо у меня было такое же, как вчера, при виде туфель. У меня с самого приезда был один незаметный бежевый лак, которым я красилась крайне редко. Здесь же были баночки на любой вкус — розовые, бордовые, красные, темно-зеленые, золотистые и серебряные. Чтобы совсем не опуститься в глазах клиентки, я ушла на кухню мыть посуду, а из пластиковой коробки тем временем появилась бутылочка со смывкой для лака. Агата Аркадьевна безжалостно стирала свой красивый бордовый лак, по дому расплывался стойкий запах ацетона. Уже через пару дней я поняла, что ей доставляет удовольствие сам процесс, и она может перекрашивать ногти по несколько раз на дню. В этот раз она выбрала шоколадный лак с золотым вкраплением, методично покрыла ногти в два слоя, и спрятала коробку со своими сокровищами. Потом она села смотреть очередной концерт по «Культуре», а я, убедившись, что пока ей не нужна, принялась за генеральную уборку. Для начала был тщательно отмыт коридор. Я отчистила от вековой пыли шкафы, натерла до блеска зеркало на стене, вымыла пол и даже выбила ковровую дорожку. Протерла книги, вымела паутина из углов и даже занялась ванной.
Закончила я уже после обеда, но, как ни странно, была еще полна сил. Квартира сияла чистотой, и Агата Аркадьевна впечатлилась моим трудом. Когда мы пообедали, она попросила:
— Санечка, посидите со мной, Вы с утра убираетесь, наверное, устали.
Я согласилась, села рядом с ней в кресло и время, как и вчера, потекло незаметно. Мы говорили обо всем, иногда, как мне казалось, даже слишком откровенно. Но слова лились сами собой, нестройным потоком, словно мне всегда хотелось этим поделиться. Агата Аркадьевна рассказывала о своей молодости, о том, как поступала в театральное училище, потом передумала и поступила в медицинское. И я слушала, как завороженная. Казалось, что у Агаты Аркадьевны был врожденный дар привораживать слушателя. Часы показывали девять вечера, когда мы наговорились. От ужина моя клиентка отказалась, я помогла ей подготовиться ко сну и отправилась к себе в комнату. Как и вчера, стоило мне переступить порог спальни, на меня навалилась усталость. Мне снова хотелось опуститься на пол и уснуть прямо здесь. Я с трудом заставила себя переодеться в пижаму и дойти до кровати. Уже устроившись под одеялом, но еще не выключая ночника, я вдруг подумала о двери.
Вокруг было темно и мысль о том, чтобы запереть ее, вновь казалась привлекательной. Я встала с постели и заперла дверь на обе защелки, а после легла и сразу же провалилась в сон. На этот раз во сне мне пришло видение. В белой дымке, похожей на туман, стояла молодая девушка в льняном платье, у нее были красивые черные волосы, ниспадавшие на покатые плечи. Сначала она стояла ко мне спиной, а потом резко обернулась и начала идти прямо на меня, протягивая ко мне бледные тонкие руки. Лицо у нее было миловидным — голубые глаза, розовые губы, никакой косметики. Она что-то говорила, но я ничего не слышала, а она все протягивала руки, и мне стало по-настоящему страшно. Я попыталась отвернуться, чтобы не видеть ее, но у меня ничего не вышло. Когда она почти дотронулась до меня, я проснулась с криком. В спальне было темно, за окнами стояла безлунная ночь, фонарь возле дома давно потух. Лишь старинные часы размеренно тикали, успокаивая меня. Сердце колотилось в груди, но я не могла понять, что меня испугало. Сон не был похож на кошмар, но отчего-то меня бросало в дрожь от одного воспоминания о незнакомке. Я встала с постели и прошлась по комнате туда-сюда, желая избавиться от наваждения.
Часы громко тикали и от этого звука мне становилось спокойнее, я была уже готова лечь обратно, но в этот момент в коридоре что-то зашуршало. Шорох становился все громче, а потом резко прекратился. Я постояла возле двери, перебирая в голове догадки. Может быть, что-то упало со шкафа? Книга? А может, здесь водятся мыши? Дом был старым и здесь, наверняка, могли завестись незваные гости. Я твердо вознамерилась завтра же купить мышеловок и расставить под шкафом, когда звук возобновился. Но теперь он был похож на шаги. Они были тихими, едва различимыми, но не прекращались, будто кто-то ходил по коридору – от двери до гостиной, и обратно. Мне стало не по себе. Агата Аркадьевна не вставала уже давно, следовательно, кроме меня в доме ходить было некому. Во мне боролись два желания — отпереть дверь и пойти проверить коридор и зарыться под одеяло и не вылезать до утра. Но на деле я никак не могла отойти от двери и просто стояла, прислушиваясь. Шаги прекратились.
Я перевела дыхание и стала потихоньку отходить в сторону кровати, когда в дверь что-то заскреблось. Это было похоже на звук наждачной бумаги. Я уже села на кровать и не могла пошевелиться, только внутренне радовалась, что дверь заперта. Звуки прекратились. Несколько минут я сидела, прислушиваясь, а потом легла и погрузилась в сон. Утром я проснулась непростительно поздно, проспав звонок будильника. Ругаясь про себя, я подскочила с постели, в спешке натянула джинсы и водолазку и выбежала в гостиную. Агата Аркадьевна уже бодрствовала, сидя в кровати с книгой.
— Доброе утро, — приветствовала я ее.
— Доброе утро, Санечка.
— Простите, я проспала.
— Ничего, вы просто устали после уборки, — она улыбнулась мне и вернулась к книге.
Занимаясь приготовлением завтрака, я размышляла о ночном происшествии. Померещились мне все эти звуки или это было наяву? При свете дня я обследовала коридор, где не было никаких упавших вещей. Я все же решила купить мышеловок. День прошел спокойно — уборки на сегодня не было, поэтому большую часть дня я просидела с Агатой Аркадьевной, читая книгу, захваченную из дома. Сама хозяйка квартиры смотрела череду бесконечных сериалов по телевизору и только к вечеру решила вернуться к разговорам со мной. Пока она смотрела фильмы, я периодически бросала взгляды на туфли. Они не давали мне покоя, притягивая внимание. Это, разумеется, не укрылось от Агаты Аркадьевны, и в конце разговора она предложила мне:
— Санечка, хотите примерить туфли?
Конечно, я хотела! Хоть на несколько минут прикоснуться к этому воплощению девичьей мечты, почувствовать их на своей ноге, дотронуться до золотистого тиснения. Я осторожно сняла туфли с постамента, присела на краешек кресла и надела одну туфлю. Они сели, как влитые, словно были пошиты специально на меня.
— Пройдитесь, — велела Агата Аркадьевна.
Я прошлась по комнате, наслаждаясь неведомым прежде ощущением. Туфли были роскошны и практически не чувствовались на ноге. С большим сожалением я сняла их и вернула на постамент. Мы поговорили еще немного, и я ушла к себе, все еще ощущая на ноге гладкую кожу. Как и вчера, я чувствовала себя выжатым лимоном. Но теперь это чувство стало почти привычным, как и мой вечерний ритуал — переодевания, ночник и защелки на двери. Хоть мне и почти удалось убедить себя, что это были мыши, я все же ее заперла. Агате Аркадьевне о своих ночных страхах я говорить не стала, не хватало еще, чтобы она сочла меня сумасшедшей. Достаточно запертой двери. Мысль о защелках успокаивала меня, и я уснула быстро.
Во сне мне снова явилась девушка с черными волосами. Она плакала, сидя на стуле, и все пыталась что-то мне сказать. Я больше не испытывала страха перед ней, но сердце мое пронзила жалость, мне хотелось самой подойти к ней и утешить, но нас разделяла невидимая преграда. А после девушку начало затягивать белой дымкой, и постепенно она растаяла в тумане. Я проснулась с ощущением ноющей тоски, как-будто во сне я потеряла что-то важное. Я лежала на кровати, глядя в потолок, когда поняла, что чего-то не хватает. Не тикали часы. Без них ночная тишина комнаты стала неприятной, невыносимой, мне их остро не хватало. Но прямо сейчас я ничего сделать не могла, поэтому попыталась уснуть, а утром заняться часами. Сон не шел ко мне, тогда я уставилась в стену и стала изучать узоры на обоях. В момент, когда я уже находилась на зыбкой границе между сном и явью, из коридора донесся странный звук.
Я прислушалась. Это было не похоже на вчерашние шаги, теперь это напоминало шепот. Приглушенный разговор двух человек. Я заставила себя подойти к двери. Слов было не разобрать, только чуть шипящий, с присвистом шепот, от которого по спине ползли мурашки. Я села на пол возле двери и стала внимательно слушать. Шепот прекратился, и в коридоре раздались шаги. На этот раз они были громче и направлялись в сторону моей спальни. Меня бросило в жар, я отползла от двери к часам, появилось ощущение того, что за дверью кто-то стоит. Шагов не было, но ощущение не отпускало. Так я и сидела возле деревянного футляра с часами, не спуская глаз с двери, пока не уснула прямо там. Утро выдалось туманным и слякотным, за окном лил дождь. Я проснулась на полу и несколько мгновений пыталась осознать, где нахожусь.
Окончательно проснувшись, я поднялась с пола. Ноги затекли, ныла спина. Сон в неудобной позе не прошел мне даром. Переодевшись, я отправилась в ванну, где долго плескала в лицо холодной водой, стараясь прийти в себя. Я посмотрела в зеркало и отшатнулась — выглядела я, мягко говоря, неважно. Под глазами фиолетово-красные тени, сами глаза превратились в узкие щелочки, кожа лица, от природы достаточно бледная, теперь выглядела практически белой. Первый раз в жизни я пожалела о том, что не пользовалась косметикой. Агата Аркадьевна, которая снова проснулась раньше, напротив, выглядела сегодня необычайно свежо. Она уже успела нанести толстый слой своей любимой пудры, и теперь стирала с ногтей лак. Лицо ее как-будто сияло изнутри, зеленые глаза светились энергией, мне даже показалось, что она поправилась. Конечно, это было вряд ли возможно, ведь я находилась здесь всего третий день.
— А, Санечка, доброе утро,— улыбнулась она при виде меня. — Что-то вы неважно выглядите, плохо спали?
— Да, — кивнула я. — Сейчас приготовлю завтрак.
— Спасибо, не нужно, я не голодна, — сказала Агата Аркадьевна. — Вам нужно отдохнуть, почитайте книгу.
Я заварила себе чашку крепкого кофе и села в кресло с книгой, попутно наблюдая за Агатой Аркадьевной. Она смыла шоколадно-золотистый лак, на это раз остановившись на изумрудно-зеленом. Комната снова пропахла ацетоном, а она увлеченно покрывала ногти лаком и даже напевала что-то себе под нос. Книга не увлекала — мои мысли постоянно возвращались к ночным событиям. К тому же, я вспомнила о часах. Отложив книгу, я пошла к себе в спальню, вспоминая, не знаю ли телефона часовой мастерской.
В дверях комнаты я остановилась — часы шли. Они показывали одиннадцать утра, все было верно. Тяжелый маятник качался из стороны в сторону, словно и не останавливался прошлой ночью. Пошатываясь, я вернулась в гостиную и села в кресло, думая о том, что мне просто необходимо выспаться. Агата Аркадьевна закончила делать маникюр и теперь снова смотрела телевизор. Выглядела она цветуще, и в обед отказалась принимать лекарство. Ей явно было хорошо, и я не стала настаивать. Около трех дня приехал Малинин с продуктами. Когда мы вместе вошли в кухню разбирать сумки, он посмотрел на меня и спросил:
— Вы запираете двери?
— Да, — кивнула я.
— Правильно… Саша, Вы себя перегружаете. Выглядите вы неважно.
— Я просто немного устала.
— В воскресенье у вас выходной, потерпите еще немного.
Малинин доброжелательно улыбнулся. Я улыбнулась в ответ, но улыбка вышла вымученной. Говоря по правде, мне было нечего терпеть — Агата Аркадьевна была весьма самостоятельной и не так часто прибегала к моей помощи, гораздо больше меня волновали ночные шаги и шепот.
— Скажите, здесь хорошая слышимость? — спросила я.
— Имеете в виду другие квартиры?
Я кивнула.
— Наверное. Дом старый, поэтому тут все время какие-то звуки.
Он некоторое время посидел с Агатой Аркадьевной, сказал, что она прекрасно выглядит, а потом как-то быстро засобирался и ушел. На календаре была среда. До моего выходного оставалось три дня… Мне очень хотелось принять собственную версию о мышах или хорошей слышимости, но три ночи в квартире показались мне попросту невыносимыми. Каждую ночь меня будили шаги и шепот, пару раз что-то стучалось в дверь спальни, заставляя меня обливаться холодным потом и вжиматься в стену. Но на утро все было тихо и спокойно. В субботу утром я не выдержала и спросила у Агаты Аркадьевны, не замечает ли она ночами чего-нибудь странного. Она ответила, что крепко спит и никогда ничего не слышит. Выглядела она по-прежнему прекрасно — кожа стала почти фарфоровой, зеленые глаза сияли, она была бодра и весела, а я напоминала бледное привидение. В зеркало смотреть не хотелось. Недосып стал близиться к критической отметке, а всю ночь с субботы на воскресенье я провела почти без сна, постоянно вслушиваясь в ночную тишину, которую попеременно нарушали шаги, скрипы и шепот. Наутро, после завтрака с сияющей, отлично выспавшейся Агатой Аркадьевной, я с трудом дождалась приезда Малинина и, как только он переступил порог, вылетела из квартиры, едва успев бросить «до свиданья, до завтра». Я должна была вернуться на следующий день, к десяти утра, и теперь мне казалось, что у меня уйма времени.
Больше всего мне хотелось побыстрее добраться до домашнего телефона и позвонить Жене Орловской, чтобы рассказать ей о своих злоключениях в квартире Агаты Аркадьевны, но стоило мне войти в квартиру и закрыть за собой двери, как ноги сами собой донесли меня до дивана, где я, не раздеваясь, отключилась. Я уснула мгновенно, в одежде, с ключами в руках, не поставив будильника. В тот момент мне было просто все равно… Во сне мне снова явилась девушка в льняном платье. Вот только теперь она была гораздо более реальна, чем раньше, и не парила в беловатой дымке, а сидела на кровати, в ужасе вжавшись в стену, подобрав под себя колени. И эта кровать, и стена были мне слишком хорошо знакомы. Это была комната, в которой я жила у Малининой… Лицо девушки было искажено страхом, она смотрела в сторону двери, я знала это точно, а потом вдруг резко повернулась, словно хотела встретиться со мной взглядом, и что-то зашептала, но, как и прежде, я не смогла разобрать не единого слова…
Проснулась я от настойчивого телефонного звонка. Села на кровати, пытаясь понять, где нахожусь, а после нажала на прием. Звонил Малинин. Он приехал за мной и ждал на улице, у подъезда. Я пробормотала, что сейчас спущусь и посмотрела на часы. Было девять утра. Я проспала ровно сутки. Кое-как приведя себя в порядок, я закрыла квартиру и спустилась к Малинину. Как и в первый раз, всю дорогу мы ехали молча. Только сам он несколько изменился — выглядел уставшим и осунувшимся. Когда машина остановилась у знакомого подъезда, он даже не посмотрел на меня. Я попрощалась и вышла из машины, а он даже не пошевелился, продолжая смотреть в одну точку. В подъезде мне встретилась женщина лет пятидесяти, пытающаяся открыть свою дверь. В руках она держала пакеты с продуктами, они мешались ей и ключ никак не помещался в замочную скважину.
— Давайте я подержу пакеты, — предложила я.
Женщина резко обернулась, и тут же выдохнула с облегчением:
— Девушка, ну нельзя же так пугать!
— Простите, я думала, вы слышали, как я поднималась. Давайте пакеты.
Она окинула меня взглядом и протянула пакеты. Дело сразу пошло на лад — она смогла воткнуть ключ в замочную скважину и дверь открылась.
— Спасибо, — улыбнулась она мне, забирая пакеты. — А Вы квартиру здесь снимаете?
— Нет, я новая сиделка Агаты Аркадьевны Малининой.
Улыбка как-то сразу слетела с ее лица.
— Вместо Аллочки, значит…
— Кого?
— Да нет-нет, я о своем, ты меня не слушай, — она попыталась улыбнуться снова, но вышло неубедительно. — Тебя как зовут?
— Сашей.
— А меня Людмила Семеновна. Заходи, Саша, как будет время.
И она скрылась за дверью, а я стала подниматься дальше, со странным чувством — мне совершенно не хотелось идти в квартиру Малининых. Уже на площадке на меня напал ступор — я никак не могла достать из сумочки ключи и войти. Мне было физически тяжело это сделать. Наконец, я преодолела себя и вошла. На часах было ровно десять утра. Уже в коридоре я почувствовала резкий запах ацетона. В гостиной Агата Аркадьевна сидела перед телевизором и красила ногти. На этот раз ее выбор остановился на темно-синем. Оттенок был ярким, она наносила второй слой. Заметив меня, она радушно улыбнулась:
— Санечка, доброе утро! Я успела по Вам соскучиться. Мне не хватало наших вечерних посиделок.
Я смогла только кивнуть. Домашние заботы поглотили меня до вечера — запустить стиральную машинку, вымыть посуду, протереть пыль. А около семи, когда закончился сериал, который каждый день смотрела Агата Аркадьевна, она снова позвала меня поговорить. Мы просидели до девяти, после чего я помогла ей перебраться на кровать, включила ночник, и она осталась читать книгу. Я же с трудом дошла до своей спальни, у меня кружилась голова, мысли путались. Возможно, у меня просто упало давление, но чувствовала я себя крайне неприятно. Когда я уже по привычке заперла дверь, стало совсем плохо — мне не хватало воздуха, казалось, что нечем дышать. Опираясь на стену, я дошла до окна, открыла его и некоторое время просто глотала ночной воздух. Стало немного легче, я оставила открытой форточку и уже хотела отойти от окна, когда взгляд мой упал на подоконник. На толстом слое белой краски чем-то острым было нацарапано слово. Приглядевшись, я смогла его различить. Косыми печатными буквами там было выведено — «БЕГИ». По телу пробежал холодок, я еще раз проверила дверь и легла в кровать. Несмотря на усталость и головокружение, сон не шел ко мне.
Я лежала, глядя в потолок, и не могла перестать думать о надписи на подоконнике. Кто оставил ее? Кто жил здесь до меня? В ночной тишине было слышно тиканье часов, но сегодня меня не успокаивало и оно. Не знаю, сколько я пролежала без сна, гоняя по кругу одни и те же мысли, когда в дверь что-то заскреблось. Скрежет становился все сильнее, потом сменился постукиваниями, а потом раздался шепот. И на этот раз я могла разобрать слова: «Я знаю, что ты здесь...». Как описать весь тот ужас, который я испытала? Что-то за дверью чувствовало меня, надеялось войти. Сердце стучало в груди так, что за ним я не слышала собственных мыслей. Шорох повторился снова, а затем все затихло. До самого утра я просидела без сна, пытаясь убедить себя, что шепот мне только померещился, но я не верила сама себе. Уже рассвело, когда я встала с кровати, оделась и некоторое время стояла перед дверью в нерешительности. Мне было страшно ее открыть, но не выйти я не могла. Медленно отодвинув защелки, я вышла в коридор, прислушалась. Все было тихо…
Агата Аркадьевна еще спала, а я пила на кухне кофе — чашку за чашкой, и никак не могла унять внутреннюю дрожь. После завтрака я не выдержала и позвонила Малинину с просьбой подменить меня на пару часов. Агата Аркадьевна слышала наш разговор, несмотря на громкий телевизор, и, когда я положила трубку, начала просить меня не уходить. Я убеждала ее, что вернусь вечером (как мне не хотелось этого делать!), что уйду совсем ненадолго, но она просто умоляла меня остаться. Не знаю, как бы я выкрутилась, если бы не приехал Малинин. Он довольно жестко сказал матери, что у меня дела, и с ней побудет он. Она надулась, как обиженный ребенок, поджала губы и выкрутила телевизор почти на полную громкость. В глазах ее плясали недобрые искры.
Малинин проводил меня до двери, а после я пулей вылетела из подъезда. Я не знала, куда себя деть. Ничего не хотелось, кроме как бежать, бежать прочь от этого дома и никуда не возвращаться. Но я помнила об обещанных деньгах, к тому же, подобное исчезновение могло стоить мне членства в ассоциации. Поэтому, когда солнце начало клониться к горизонту, я вызвала такси и вернулась в дом Малининых. Агата Аркадьевна досматривала свой любимый сериал, а сам Малинин сидел на кухне. Мы попрощались в гостиной, он велел не провожать его и закрыл за собой дверь своими ключами. Я же села в свое обычное кресло и стала настраиваться на ночь. Мне было страшно даже думать о том, что я проведу еще одну такую же, полную иррационального страха, от которого нет спасения, ночь наедине с чем-то, что было мне неведомо… Но и отступать было некуда.
Чтобы отвлечься от невеселых мыслей, я стала смотреть за Агатой Аркадьевной и с удивлением отметила, что выглядит она хуже, чем утром. Мне было нечем объяснить эту внезапную метаморфозу, но она как-то постарела за этот день, хотя еще вчера выглядела цветущей и здоровой. Может, сын забыл дать ей лекарства? Других объяснений у меня не было. Был уже вечер, близилось время ежедневного разговора с Агатой Аркадьевной, но меня выручил случай. У нас закончился кофе, а без него не обходилось ни одно ее утро. Воспользовавшись этой идеей, я дала ей лекарство и сказала, что сбегаю в ближайшей супермаркет. Она нехотя согласилась и снова уткнулась в телевизор. На темной улице мне стало неожиданно спокойно, я шла медленно, словно через силу. В супермаркете было малолюдно, я взяла с полки пачку кофе и двинулась обратно к дому.
Уже в подъезде, включив свет, я услышала крик. Он явно доносился из нашей квартиры, и я бросилась туда, на ходу ища ключи в кармане. Я пробежала коридор и ворвалась в гостиную. Агата Аркадьевна сидела на полу, держась за диван. Она была бледна и испугана, а рядом стояла моя вчерашняя знакомая Людмила Семеновна.
— Ведьма! — крикнула Агате Аркадьевне соседка, — она не видела меня. — Ведьма, одну угробила, хоть эту оставь!
Агата Аркадьевна улыбнулась, и улыбка ее показалась мне демонической, по спине пробежал холодок, она не сказала ни слова. Людмила Семеновна, наконец, обернулась и заметила меня. Она прошла мимо, не глядя, и вышла прочь из квартиры. Мне хотелось кинуться за ней, расспросить обо всем, а после бежать отсюда. Но моей клиентке было плохо, я не имела права уйти. Поэтому я помогла Агате Аркадьевне лечь на подушки, улыбалась она теперь уже по-доброму, как раньше:
— Видите, Санечка, не стоило вам уходить… Хотела дотянуться до книги и вдруг такая слабость в теле. Я так испугалась… А тут Люда прибежала. Ты ее не слушай, мы не ладим.
Я слушала ее, и меня начинало клонить в сон привычной тяжелой усталостью. Я убрала кофе в шкаф, погасила верхний свет в гостиной и ушла в спальню. Заперла дверь и легла в кровать, мгновенно провалившись в сон. Ночное пробуждение не стало для меня неожиданностью. Я проснулась и села в кровати, прислушиваясь. Шорох возле двери. Громче и громче… А дальше сознание мое разделилось надвое — одна часть меня, управлявшая телом, словно загипнотизированная, встала с кровати и подошла к двери. Руки мои потянулись к защелке и начали отпирать первую, я была готова открыть тому, что стояло за дверью. Вторая часть моего сознания кричала от ужаса, металась в огненном коридоре, пытаясь остановить самое себя, но руки не слушались. Вот одна защелка открыта… Шорох затих, словно то, что ждало меня там, поняло, что я сама иду к нему в руки. Я уже взялась за вторую защелку, как вдруг рассудок мой прояснился, и я отскочила от двери.
Раздался стук, он стал сильнее, дверь задрожала, заходила ходуном, я подскочила к ней и заперла вторую защелку. Стук не прекращался, на секунду мне показалось, что дверь слетит с петель. Я сидела возле часов на полу, обливаясь слезами, умоляя, чтобы она выдержала… После нескольких часов этого ужаса, за окнами забрезжил рассвет. Несмелый, робкий, розовый рассвет. Я не хотела выходить из комнаты. Когда часы показывали девять, я нашла в себе силы добраться до мобильника, позвонить Малинину и выпросить у него выходной прямо сегодня. Я плела невообразимую чушь, сочиняя причину, по которой мне нужно было уехать. Он не спорил, слушал весь бред, который я несла, и обещал приехать через час. Положив трубку, я немного успокоилась, привела себя в порядок и пошла подавать завтрак Агате Аркадьевне. Она уже сидела в кровати, и, стоило мне подойти ближе, сказала:
— Зачем ты ему врала?
— Кому?
— Моему сыну. Тебе ведь не нужно уезжать, зачем ты ему врешь?!
— Мне нужно уйти.
— Тебе никуда не надо, — ледяным голосом отрезала Агата Аркадьевна.
— Мне нужно уйти, — повторила я тверже.
— Ты врешь! Постоянно врешь! — она сорвалась на крик, а в глазах снова появились демонические искры, как вчера, когда я застала ее здесь, в гостиной.
Не желая продолжать спор, я приготовила завтрак и принесла ей. Она опрокинула поднос на пол, швырнула в меня журналом и легла обратно в постель, притворившись спящей. Я убрала то, что она устроила, и ушла в кухню дожидаться Малинина. Он приехал через час, как и обещал, и я пошла в спальню собирать вещи. Входя, я посмотрела на дверь. На ней явно проступали царапины, а поверх белой краски виднелись синеватые полосы. Приглядевшись, я поняла, что уже видела этот цвет раньше. Это был лак, которым вчера Агата Аркадьевна красила ногти… Меня буквально отбросило от двери. Я собрала вещи и вышла, обещая вернуться завтра. На самом деле, теперь мне кажется, что уходя, я уже понимала, что не вернусь сюда ни за какие деньги.
Вернувшись домой, я, как и в прошлый раз, сразу же легла на диван и уснула. Проснулась я в темноте. За окнами стемнело, шторы не были закрыты. Я с трудом поднялась с кровати и заставила себя посмотреть на часы. Было восемь вечера. На телефоне было семь пропущенных от Малинина. И дата — двенадцатое февраля. Я проспала больше суток и не вернулась вовремя. Вечер среды, когда я должна была вернуться еще утром. Я набрала номер Малинина. Он взял трубку сразу и сходу сообщил — Агата Аркадьевна умерла прошлой ночью. После молчания, пока я думала, что же сказать, он спросил, когда я могу забрать вещи. Я спросила разрешения приехать прямо сейчас, и он согласился. В квартиру я вошла через час после нашего разговора. Она пахла ацетоном также, как и при жизни хозяйки. Малинин уже ждал меня.
Я быстро собрала вещи в спальне и затолкала их в чемодан, попыталась застегнуть, но он не желал закрываться. Я откинула крышку и выкинула вещи на кровать. Под моей одеждой в чемодане лежали те самые туфли, которые я примеряла на второй день своего пребывания здесь. Я выкинула их прочь, не желая даже видеть, затолкала одежду на место и, наскоро попрощавшись с хозяином, ушла. Можно было бы сказать, что на этом история закончилась, но правда в том, что спустя неделю после произошедшего, я не выдержала и поехала к Людмиле Семеновне. Мне нужны были хоть какие-то ответы, потому что я больше не могла находиться наедине с собой, бесконечно перематывая в голове сцены того, что происходило со мной. Казалось, она ждала моего приезда, потому что совершенно не удивилась этому спонтанному визиту. Мы прошли на кухню, сели за стол, Людмила Семеновна налила мне чаю в пузатую глиняную кружку. И тогда сразу, без предисловий, я спросила:
— Что здесь творилось?
— Силу она из вас пила, вот что, — ответила Людмила Семеновна, тяжело вздохнув. — Она ведь и выбирать умела… Ведьма, одно слово. Я тебе расскажу, что знаю, только не жалей потом. Правда, она, знаешь, не всегда хороша…
Людмила Семеновна снова вздохнула и начала свой рассказ.
Агату я знала давно. Еще с молодости, мы учились вместе. После института наши дороги разошлись, она встретила своего будущего мужа и уехала с ним на Восток. Он, вроде, у нее военный был. Встретились только через десять лет, случайно столкнулись на улице. Я бы ее и не узнала, если б она меня не окликнула. Вся она изменилась — какая-то стала не такая, мне даже разговаривать с ней не по себе было. А она мне сразу давай про какие-то восточные практики рассказывать. Она всегда мистикой увлекалась, а там это ее увлечение, видно, окончательно расцвело. Ну, потом, как они сюда переехали, она вроде оттаяла. В гости ходить стала, на чай, разговаривали как раньше, я уж и решила, что все страсти сама себе надумала. У них с мужем сын родился, все спокойно было. А через десять лет после его рождения ей диагноз поставили нехороший. Она мне сама сказала. Ну, в таких случаях обычно как: врачи, таблетки, процедуры, а она дома засела и не выходила никуда.
Через пару месяцев встретились — Агата цветет, аж помолодела как-будто, диагноз ей сняли. А еще через полгода они с мужем развелись. Он сам не свой был, такое ощущение, что просто бежал от нее. И больше ни разу здесь не появлялся, даже с сыном видеться отказался. Агата его сама вырастила, на ноги поставила. Долго жила спокойно, а к пятидесяти опять ей врачи нашли что-то. Сын уже вырос, уехал в общежитие при институте, она одна жила. Тяжело ей было, тут уж и по врачам ходила и таблетки пила. Да только ты ж ее видела — не ходила она и долго не ходила. И когда поняла она, что становится ей только хуже, а лечение не помогает, тут и началось. Стала она нанимать сиделок. Девчонки почти все молоденькие были, крепкие. Поначалу приходящие. И все, как придут — свежие, бодрые, а уходили от нее, как выжатые. Идут, а на них и лица нет. А Агата хорошеет, ей лучше, даже выглядеть стала моложе.
Постепенно приходящих ей стало мало. Тут ей Аллочка и подвернулась… Она из другого города приехала, а Агата денег много предлагала. Да и сын похлопотал. Аллочка к ней переехала, вроде ухаживать. Недельку пожила — сама не своя стала. Приходила ко мне, плакалась, что ей что-то ночами в дверь стучится. Как страшно ей в той спальне оставаться, как запирается она и не спит. А Агате легче стало, даже от таблеток отказалась. Две недели она жила у нее, и вот на исходе второй проснулась я ночью от страшного крика, не кричат так люди. Я тут у себя-то села, ни жива, ни мертва, все думала, что ж случилось. А на утро узнала — это Агата извела Аллочку. Нашли ее в спальне, а дверь открыта была, хоть она мне сама говорила, что всегда запиралась. Агата лет десять скинула, так и лучилась. Понимаешь, она что-то умела. Научилась там, на Востоке, призывать что-то себе на помощь. Она за жизнь цеплялась, на все была готова. Вот так изводила она девчонок, а ей лучше становилось. Что-то бродило там ночами, там, в квартире. И помогало ей… Это как ритуал. Она привязывала их всех какой-то вещью, как привораживала, и потом бежать было уже практически невозможно. Туфли ее, помнишь? Их все они меряли. Все до единой. А сын знал, чем занимается Агата. Знал, а противится не мог, потому что сам боялся ее. Через месяц после Аллочки они нашли тебя. Я же видела, какая ты была. Знала, что-то за тобой тенью ходит, хочет схватить… Чуть-чуть не хватило ей, ведьме, сил, чтобы тебя утянуть. Повезло тебе, Саша. Закончив свой рассказ, Людмила Семеновна показала мне фотографию Аллы. Это была девушка из моего сна…
Прошло почти три месяца с тех пор, как закончилась эта история. Я взяла отпуск в ассоциации и никак не могу заставить себя вернуться к работе. Иногда я навещаю Людмилу Семеновну, но мы больше не заговариваем о том, что происходило в квартире Малининых. Мы сами сочли эту тему запретной. Мне тяжело даже думать о том, что однажды мне придется снова войти в чью-то квартиру, не зная о владельцах почти ничего. Я сплю с включенным светом, и меня тошнит от запаха ацетона. Я не знаю, кто, или что бродило ночью по квартире Агаты Аркадьевны, желая ворваться ко мне… Мне страшно думать, что было бы, открой я защелку. И мне совсем не хочется вспоминать о том времени, только верить, что все закончилось. Малинин продал квартиру, туда въехали новые жильцы — Ольга с мужем Даниилом и маленькой дочкой, и уже успели познакомиться с Людмилой Семеновной. Я тоже встречалась с ними однажды у нее на кухне, за чашкой крепкого чая в пузатых глиняных кружках. Ольга говорила тогда, что им очень нравится квартира, просторная и красивая. Вот только в гостиной почему-то часто пахнет ацетоном, а из дальней комнаты иногда доносятся негромкие шаги…
Автор - Helena.
Источник.
Новость отредактировал Foxy Lady - 6-10-2018, 05:51
Причина: Авторская стилистика сохранена
Ключевые слова: Болезнь сиделка старуха магия вечная молодость вечная жизнь туфли