Колодец
До сих пор не знаю (и знать не хочу), что же это было на самом деле. Но было.Да, если кто не знал, я боюсь колодцев. На самом деле я боюсь высоты, а колодцы, они ж глубокие, ну для меня что "высокий", что "глубокий" - без разницы: падать одинаково страшно. Поэтому колодцев я боюсь так же сильно, как и балконов на высоких этажах, приблизительно одно чувство одолевает - упаду! Так что и того, и другого я избегаю по возможности. Ну, а если возможности нет - терплю.
Мне было 13 лет, была я девица мелкого размера, но очень уверенная в себе. Выглядела как дитя совсем: маленькая, худенькая - "бледная, но вредная", по словам моей мамы. На самом деле я была значительно крепче, чем казалось со стороны. Если кому коня остановить или там в избу горящую - я была всегда готова. Но жизнь меня берегла: ни коней, ни изб особых не подворачивалось. Школа, друзья, походы. Обычная жизнь обычной семиклассницы.
В то лето все мои походные планы закончились не начавшись. Моя старенькая бабушка умирала в Москве. 93 года, рак, три операции, незаживающие свищи, обезболивание, перевязки. Осталось несколько недель, может быть месяц-другой. Нужен был постоянный уход, бабушку ни на минуту не оставляли одну. Она жила с ее младшей дочерью, моей тетей Люсей, и ее мужем - дядей Левой. И так случилось, что как раз в этот момент дядюшка попадает в больницу с сердечным приступом. Тетушка, разрываясь между двумя любимыми людьми, бегает по маршруту дом-больница-работа-больница-дом. Ничего не успевает, случайно падает и ломает ногу. Мой двоюродный брат Юра в этот момент находится на практике где-то в Сибири, куда не могут ни дозвониться, ни каким другим образом дотянуться. Тетушка звонит моим родителям, срочно собирают телефонный семейный совет. Все ближайшие родственники на данный момент недоступны - в отъезде - или сами старенькие. Мой папа замотан на работе и ближайшие пару недель не приедет (он был в Армении, насколько я помню), а у моей мамы на руках был мой больной младший брат с очередным гнойным отитом. Одна я была доступна, здорова, энергична и полна планов на начавшееся лето. Было это, как сейчас помню, 26 мая. А на следующий день я была уже в Москве и сменила у постели бабушки тетину знакомую, которая за бабушкой ухаживала, пока семья соображала, что ж такое на нас навалилось и что делать дальше.
Так как выбора особого не было, все закрыли глаза на то, что я еще девочка совсем и нагрузили проблемами так, что я слегка даже испугалась в первый момент. Приходящая медсестра показала как менять бабушке повязки, как и когда давать лекарства, рассказала быстрой скороговоркой "что нельзя и что нельзя ни в коем случае". Тетина знакомая и соседка показали как кипятить белье и чем отбеливать, как готовить то, что бабушке можно есть. Посочувствовали "ах, бедный ребенок!" и оставили меня одну с бабушкой в московской квартире. Тетя была на постоянной телефонной связи "если что". Дядюшка меня тоже по телефону постоянно поддерживал и подбадривал. Бабушка была очень мне рада, я всегда была ее любимицей. Пару дней я прокрутилась как белка в колесе, что-то роняла на незнакомой кухне, несколько раз обожглась, один раз уронила ведро с отбеливателем и в ужасе срочно мыла пол в ванной, боясь, что прибегут разъяренные соседи снизу, у которых весь мой отбеливатель потечет с потолка. Кожа на пальцах пошла лохмотьями, но соседи не прибежали, повезло.
Бабушка была человеком терпеливым, на все смотрела с юмором и поддерживала меня как могла. К концу второго дня я была измотана, сцепила зубы и дала себе слово, что "продержусь сколько надо!", о чем и сообщила бабуле: "Ты не беспокойся, я сильная, ты же знаешь!". Бабушка посмотрела на меня с сомнением, но ничего не сказала, только предложила конфеты взять "вооон там в комодике". У бабушки постоянно были для меня припрятаны конфеты в самых неожиданных и разных местах. Всегда так было.
На следующее утро бабушка объявила, что она хочет поехать "домой". Тетушка на том конце провода сначала пришла в ужас, а через полчаса сказала мне "может оно и разумнее". К вечеру была найдена машина и доброволец из числа многочисленных знакомых дядюшки, а утром следующего дня нас уже увезли за 500 км от Москвы в маленький городок на Волге, где бабушка прожила всю жизнь. Нам открыли дом, стоявший нежилым с прошлого лета. Включили отопление в подвале "на всякий случай", хотя дни стояли на редкость теплые. Устроили бабушку в ее спальне, натаскали мне воды "на первое время", оставили запас московских продуктов и уехали. Тетушка обзвонила соседей (телефонов в домах не было тогда, но на работе были почти у всех), чтоб, если что, мне было куда бежать за помощью. Вечером к нам на минуточку зашли почти все - поздороваться с бабушкой и посочувствовать мне. Я была рада переезду. В доме мне и бабушке было намного легче, чем в маленькой квартирке. К вечеру я уже бодро и уверенно гремела посудой и ведрами на кухне, бабуля лежала у открытого окна и смотрела на свой любимый вишневый сад, хорошо кушала и спокойно заснула вечером. Несколько дней пробежали незаметно.
Все было неплохо, но через пару дней закончилась питьевая вода. Воду для стирки я таскала из Волги, благо до реки было рукой подать, а вот за питьевой водой надо было ходить на колодец за три улицы от дома, довольно далеко. Там был какой-то ключ или родник, вода была всегда очень холодная, чистая и "хорошая", как бабушка говорила.
Колодец был очень-очень старым. Над колодцем был сделан домик, освещение не предусмотрено и там всегда стоял полумрак. Внутри было очень гулко и страшно. Колодца я боялась с детства. Колодец был очень глубокий и когда тяжелое окованное железом ведро с толстой цепью падало вниз, у меня замирало сердце и хотелось убежать как можно дальше. Мне постоянно казалось, что это не ведро падает, а я. Пугалась до слез. Поэтому за водой меня никогда с собой не брали, а если вдруг случалось, что я увязывалась за дядюшкой или братом, то сидела на улице, на лавочке, и слушала отдаленный грохот железной цепи и скрежет ворота, слегка пугалась, но не сильно.
А вот теперь пришлось идти к колодцу и добывать воды. Самой. День был теплый, но пасмурный, внутри колодезного домика было почти совсем темно, пахло водой и холодом, ведро мокро блестело, дверь скрипела и норовила плотно закрыться. Я решила опустить ведро осторожно, чтоб оно не грохотало, но оно оказалось ужасно тяжелым, я не удержала ручки, едва не получила тяжелым воротом снизу в челюсть, чудом отпрыгнула, прижалась к стене и там замирала бесконечно долгое время, пока ведро грохотало внутри темноты. Потом мучительно медленно и тяжело крутила ворот и почему-то очень боялась посмотреть на ведро с черной водой. И боялась наклониться над колодцем, чтоб ухватить ведро и потянуть на себя. Мне казалось, что я его не удержу и оно утащит меня внутрь. Держалась на упрямстве, почти плакала, но все ж справилась с собой и с ведром. Наливая воду, расплескала большую часть. Пришлось повторить все сначала. К концу процедуры я уже откровенно ревела, костяшки пальцев были сбиты воротом до крови, а на плече набухал синяк. Ведро все еще было не полное, но я уже больше не могла здесь оставаться, выскочила из колодезного домика и поплелась к дому.
Ведро было тяжелое, резало руку, сразу заболела спина. В довершение всех бед откуда-то из-за угла появилась компания мальчишек "с соседней улицы", с которыми мы с детства были "в контрах". Вернее в "контрах" с ними были мои друзья с нашей улицы, а я заодно. В любом случае, компания увидев мое зареванное лицо и в целом жалкий вид, скрюченный под тяжестью ведра с водой, пристроилась сзади и так и сопровождала меня до дома, осыпая, естественно, не комплиментами. Я гордо молчала и старалась поскорее добраться до дома, вода плескалась из ведра, и я донесла до кухни до обидного мало колодезной воды. Поняв, что мне теперь придется на колодец ходить постоянно, я села на пол на кухне и хорошенько поревела "в коленки" над своей тяжелой долей. Слова прям какие в голову полезли.
Ночью я спала плохо, все болело и ныло: плечо, спина, пальцы на правой руке. Снились какие-то тяжелые сны, бабушка несколько раз за ночь просыпалась и просила пить. Я несла ей воды, попутно отмечая, что воды осталось совсем мало и завтра придется снова идти к колодцу. Снова засыпала и снова видела тяжелые сны.
Утром первым делом я всегда ходила в маленький местный магазин - в прод.лавку - за молоком и свежим хлебом. Продавщица, тетя Паня, была женщина большая и добрая. Каждое утро она расспрашивала, как бабушка, очень переживала за нее и сочувствовала. В этот раз увидев мою ободранную чуть не до костей руку, разохалась и спросила: "Где ж ты так уделалась?". Я ей пожаловалась на колодец, на то, что там страшно и ворот тяжелый... Тетя Паня запричитала что-то вроде "нешто можно туда дитя посылать? Куда соседи смотрят, нет чтоб помочь...", очередь сочувственно заворковала: "Да, надо ж как-то помогать! Совсем ребенок..." На что я гордо ответила: "Сама справлюсь, не маленькая!" Все одобрительно обрадовались и перешли к сплетням. Пока мне наливали молоко и выбирали хлеб поподжаристей, я узнала, что колодец на самом деле хороший, в плохом не замечен. Раньше девки туда чуть не в очередь вставали, поскольку вода из колодца, как считалось, красоту дает и женихов приманивает. Только надо колодцу что-нибудь подарить, говорят - золото хорошо дарить, если не жалко. Раньше, говорят, девки туда колечки да сережки бросали, чтоб счастья себе добыть. Недавно даже кто-то пытался дно у колодца проверять на предмет золота, только не нашли ничего, там же родник, дна и нету совсем. И за столько лет в колодце не утонул никто, три раза туда кто-то падал, всегда выживали, хотя падали - специально топились. Но не утопли, вытащили люди. Хороший колодец, правильный.
С молоком, хлебом и двумя сливочными тянучками в кульке я, естественно, помчалась прямиком к хорошему колодцу. Пока смелость образовалась и не увяла.
Оставив продукты на улице, чувствуя, что страх снова подкатывает, зашла внутрь колодезного домика. Из золота на тот момент у меня были только серьги в ушах, мамин подарок на день рождения. Крупные красивые серьги старой работы с настоящими рубинами. За право их носить я боролась, как лев, все две последних четверти в школе и из упрямства не снимала украшение никогда. Так и ходила с ними последние полгода. Девушка я была не жадная, так что расстегнула одну серьгу и бросила в колодец, затем вторую отправила туда же. Потом решила, что серег будет мало, надо же еще и поговорить. С трудом выдавила: "Вот, это подарок... тебе." А потом как прорвало: уселась на лавку рядом с ведром и выдала все печали за последние полгода. Бабушка болеет, тетя и дядя по больницам, папа занят, мама с братом, я ничего не умею, ведро тяжелое, мальчишки противные, высоты боюсь, бабушка пить просит, спала плохо, голова болит, стирки много, рука вся в ссадинах и кожа облезает, все вокруг чужие, постоянно хочется плакать, жизнь тяжелая. Если бы кто заглянул в этот момент в домик, боюсь, меня бы в больницу отправили - сидит в темной комнате дитя над ведром, обнимает его и, слегка подвывая, разговаривает непонятно с кем. Тем не менее полегчало. Кажется, я даже уже и не плакала, только носом шмыгала. Сказала что скоро вернусь, так как воды мне хоть как, а добыть надо. И хотите - не хотите, а приходить мне придется каждый день, поскольку я воды могу принести всего полведра, а это мало совсем. Даже два раза буду приходить, а что делать-то. Сейчас вот молоко домой отнесу и вернусь.
Мальчишки как ждали. Пристроились сзади и всю дорогу остроумничали на тему "нынче на колодец с бидончиком ходят, молоко в колодце добывают, какие идиотки эти городские". Гордо молчала, даже не взглянула на них.
Взяла ведро в чулане, пошла к колодцу. Противные мальчишки меня снова ждали. В предвкушении продолжения развлечения снова пристроились сзади. Всю дорогу обсуждали отсутствие дамских достоинств в моей хилой тушке. Молча желала им подавиться и заткнуться. На колодце я была не одна. Там обнаружился дяденька, который жил за три дома до нашего. Он мне воду добыл, разговорами развлекал, мальчишкам пообещал оторвать уши и прочие запчасти, ведро мое и свое понес сам, проводил меня до ворот и сказал "а мальчишек коромыслом надо", распрощался и ушел.
На следующий день я сняла со стены сарая старое бабушкино коромысло, нацепила на него два ведра, рассудив что два раза по полведра - это ж целое ведро! С коромыслом было очень удобно идти. Я себя ощущала прям красивой: спина прямая, иду ровно, чтоб ведра не качались, тренируюсь для обратного пути, чтоб меньше расплескать. Больше всего я боялась сталкивать ведро в колодец, старых страх. Решила так - столкну и выскочу наружу, пока падает, потом вернусь и буду ворот крутить. Пришла и с удивлением обнаружила, что вода в колодце поднялась и теперь ее уровень всего метра на полтора ниже сруба. Ведро опустилось и зачерпнуло воду почти беззвучно, вытянулось легко. За две минуты я уже была готова идти в обратный путь, не забыв сказать колодцу "спасибо!" и себя не помня от радости. Коромысло на плечо легло, как родное, ведра показались легкими, идти было просто радостно и приятно. Мальчишки, увидев меня с коромыслом, пооткрывали рты и забыли зубоскалить на какое-то время. Потом вспомнили, но я отмалчиваться не стала, а пообещала "если что, коромыслом-то по спине дам, мало не покажется". Вселив во врагов сомнения, плавно удалилась.
Походы за водой с коромыслом на плече стали просто развлечением. Колодец больше не пугал, уровень воды, ко всеобщему удивлению, держался высоким. Вода была чистая. Я повадилась прям там на колодце пить холодную воду и умываться, зачерпывая ладошками из старого ведра, это было очень приятно, не знаю почему.
Мальчишки меня больше не дразнили, даже если встречало, ничего обидного не говорили, смотрели задумчиво. Воды я приносила в достатке, даже бабушкины свищи стала обмывать колодезной водой, а не кипяченой речной, как раньше. Бабушка стала себя чувствовать лучше, даже иногда вставала и выходила в сад - посидеть под вишнями. Дела хозяйственные наладились и даже появилось свободное время - просто посидеть, поговорить с бабушкой. Нам было очень хорошо вместе. Соседи забегали, передавали приветы от тетушки и дядюшки, которые регулярно звонили - узнать "как мы там". А мы были очень даже хорошо. Погода была чудесная, лето теплое, но не жаркое, в саду все цвело, клубника лезла на грядках сама по себе, всякие травы и овощи колосились в сорняках, которые я не успевала выпалывать, хотя и старалась. Под руководством бабушки я даже посадила сколько-то картошки - в подполе нашлась корзина со старой проросшей картошкой. Получила первый урок садоводства и огородничества. Прошел месяц, начался второй.
Опуская подробности, мы с бабушкой прожили там все лето, до самых сентябрьских холодов. Бабушка окрепла и прожила еще несколько месяцев до следующей весны. А я, к удивлению, окружающих, за несколько недель и "совсем ребенка" преобразовалась в "девушку", так меня и стали называть в магазине. Что забавно, нельзя сказать, что формы стали пышные или красота вдруг пришла необычайная, вроде все осталось как было, резко изменилось отношение окружающих. Понаехавшие молодые дачники, завидев меня с коромыслом, собирались небольшими табунками и наперебой предлагали помощь. Иногда я даже соглашалась и мне приносили столько воды на стирку, что можно было на пару дней забыть о ведрах. Колодезную воду я упрямо таскала самостоятельно раз в день.
В начале августа к бабушке пришла соседка на предмет "поговорить". На самом деле пришла сватать своего Вовку. Вовка был другом моего двоюродного брата Юры, учился в Москве на врача, приехал к матери - а тут я с коромыслом. Вовка был сражен наповал, даже спать не мог. Меня он не узнал и пару дней маялся неизвестность - кто ж эта нимфа с косой до пояса, в сарафане и с коромыслом. Когда мама его ему глаза открыла, Вовка застеснялся и отправил маму на предмет узнать "не занято ли сердце красавицы". Я очень смеялась, но Вову к хозяйству приспособила, на правах старого знакомого, - сорняки дергать, воду из реки носить, бабушку развлекать, когда я занята. Замуж выходить отказалась, ссылаясь на недостаточный возраст, но пообещав подумать потом. До сентября были получены еще три признания в чувствах нежных и дан тот же ответ - потом подумаю, сейчас мне недосуг, у меня времени нет на глупости разные.
Когда к нам наконец-то доехали тетушка с дядюшкой, которым я была очень рада, так как обоих очень люблю, оба меня подозрительно рассматривали и расспрашивали. По их словам я выглядела непривычно здоровой девочкой - куда-то подевалась всегдашняя бледность, на щеках образовался румянец, спина прямая, руки плавные, походка лебедем. Тетушка сделала глубокий вывод о пользе деревенской жизни для городского ребенка: свежий воздух, то-сё.
Приехавший за мной папа меня оглядывал с сомнением. В целом высказался как "ты очень повзрослела". Списали на то, что у меня было "нелегкое лето". В каком-то смысле, это правда, легко мне не было, учитывая что работать приходилось как взрослой. Но лето это всегда вспоминается мне, как подарок. И ощущение холодной свежей воды в ладонях, и запах чистоты, и чувство покоя и уверенности в себе.
Да, что интересно, несмотря на тяжелую работу, постоянную стирку, уборку, готовку, прополку и прочее руки у меня были гладкие и белые. Все ссадины и ранки заживали к утру, как и не было, мозоли не образовывались, кожа оставалось мягкой без всяких кремов. Это уже мама заметила, когда мы приехали домой. Она ожидала, что я появлюсь уставшая и замученная, с "уработанными" руками, а я появилась "как из санатория". Тем не менее родители написали в школе какую-то бумагу, и я на весь сентябрь уехала с папой в Сухуми, добирать каникулы, которых у меня не было. И там я еще получила два серьезных предложения о замужестве к ужасу папы. Но замуж не пошла, хотя чуть не соблазнилась на золото-брильянты и старые сказки о сокровищах. Это совсем другая история.
Источник.
Ключевые слова: Колодец девочка коромысло популярное