Истинный страх (запись из дневника)
Истинный страх (запись из дневника)У памяти, видимо, есть свои защитные механизмы, и, как организм уничтожает чужеродный вирус, спасая человека от болезни, так же и память старается избавиться от плохих воспоминаний, способных навредить психике. Воспоминания, которые я хочу оставить на страницах этого дневника, тоже были благополучно упрятаны моим подсознанием в раздел «Этому нет объяснения, а потому этого не было», и у меня никогда не возникало потребности и желания покопаться в них, вспомнить и переосмыслить. Однако человек меняется. Вещи, которые раньше казались несущественными, приобретают совершенно иную ценность. Прошло время. Я стал отцом. Статус родителя заставляет многое переоценить: например, отношение к собственной безопасности и уязвимости, или к ценности и хрупкости здоровья и жизни беспомощного ребенка. Это происходит совершенно неосознанно, на уровне инстинкта. Эту перемену в себе я обнаружил совершенно случайно, когда смотрел очередной сезон популярного сериала «Игра Престолов». В одном из сюжетов молодая мама оставила своего новорожденного ребенка одного в лесу, в мороз, в качестве приношения некоему таинственному злу. Я интроверт и редко выражаю свои эмоции, но в тот момент сюжет этот показался мне настолько диким и чудовищно неправильным, а крик младенца, лежащего на снегу - таким пронзительным, что на глазах выступили слезы, а сердце начало учащенно биться, в попытке совладать с выбросом адреналина. Именно в этот момент память открыла заботливо заблокированную ячейку, и события восьмилетней давности яркими образами и неожиданно переосмысленными эмоциями вновь нахлынули на меня. Я внезапно вспомнил и сидел у телевизора в оцепенении, искренне не понимая, как можно было забыть случившееся. Недоумевающая жена включила паузу, аккуратно взяла меня за руку и, испуганно вглядываясь в мое лицо, спросила, все ли со мной в порядке. Тогда я впервые рассказал об этом странном событии моей жизни, а жена заставила меня оставить эти воспоминания в дневнике.
В две тысячи третьем году я работал инспектором в одном из подразделений фонда госимущества? и моими задачами были выявление, опись и предварительная оценка неиспользуемой государственной недвижимости на территории Северо-Западного округа страны. Я обследовал пустующие, поросшие молодым лесом и кустарником земельные участки, иногда административные здания, коровники, склады и другие заброшенные строения, с целью последующего вовлечения их в хозяйственный оборот через торги. Работа была интересной, потому как предполагала постоянные поездки и, при почти полной свободе, позволяла за казенный счет наслаждаться путешествиями по красивейшим заповедным местам. Иногда в поле моего служебного интереса попадало военное имущество, как правило, земельные участки либо покинутые военные объекты: места размещения частей, склады и базы. Большинство из них - давно неиспользуемые, законсервированные либо полуразрушенные строения. Именно такие места часто наводили особенную тоску и чувство одиночества. И если объекты, расположенные на муниципальных землях, я, как правило, посещал вместе с представителями местной власти из ближайшего административного центра, то военные объекты, за редким исключением, мало кого интересовали, ответственных не имели, и я выезжал на них без сопровождающих. Одним из таких исключений оказалась заброшенная база дивизиона ракетных войск в Псковской области. Никаких бумаг по объекту, конечно же, не нашлось, но мне выделили человека, с боевой задачей «провести экскурсию гражданскому». С ним мы и встретились у съезда с проселочной дороги, откуда в чащу леса уходила неприметная просека. Здесь я оставил свою машину и продолжил путь в сопровождении сержанта на «бодром козелке» с только что выкрашенными в черный цвет дисками. Водитель к разговору расположен не был, и полчаса мы ехали почти молча. Лесная дорога давно не использовалась, но, как большинство подъездов к военным объектам, была в хорошем состоянии. В конце пути нас встретил одинокий рядовой у ворот. Караул этот выглядел смешно и дико. Территория комплекса была огорожена высоким когда-то забором, частично из бетона, частично из сварной сетки, прорванной и покосившейся во многих местах. Караульное помещение рядом со старыми ржавыми воротами было разрушено: отсутствовала кровля и секция бетонной стены, так что можно было легко пройти в образовавшийся проем. Однако солдат ответственно открыл новый замок на блестящей цепи и, с усилием толкая ржавую створку ворот, на которых почти не осталось зеленой краски, впустил нас за периметр. Близость ли к приграничной территории заставила кого-то из командующего состава перестраховаться или для этого спектакля была иная причина? (меня это мало интересовало, армия обошла меня стороной, но я знал, что ее не стоит пытаться понять умом). База ничем не отличалась от многих ей подобных, и меня радовало, что в этом глухом, давно покинутом людьми месте, я нахожусь не один. Сержант вылез из машины, и я заметил, как его передернуло в ознобе. Не претендуя на ответ, он во второй раз спросил у меня - некурящего - сигарету, сплюнул и пешком отправился в сторону ворот к рядовому. То, что ему было неуютно среди звенящей тишины этого неживого места, выдавало и то, как он издалека, нарочито громко, окликнул сослуживца. Я же взглянул на пасмурное небо, достал фотоаппарат, блокнот и занялся делом. В своей работе я уже давно переболел романтикой сталкерства, и давящая монументальность статичных пейзажей нагоняла на меня тоску. Как всегда, хотелось покинуть неприветливое место как можно скорее. Но работа требовала от меня последовательности и педантичности: нужно было схематично нанести на карту все объекты с указанием их размеров, конструктива и материалов строительства. Обойдя всю, достаточно большую территорию, я убедился, что забор по периметру во многих местах отсутствовал, и лес начал возвращать некогда отобранные у него владения. Сквозь бетонные плиты пробивалась высокая трава, а иногда и деревья. Все строения были в неудовлетворительном состоянии. Законсервированный командно-технический блок и залитые бетоном шахты пусковых установок, склады из красного кирпича, полусферы ангаров, подземные склады ГСМ, здание офицерского дома и казарма с провалившейся крышей, несколько гаражей, три дота, здание технического обслуживания и пара небольших строений не составили труда для описания - это была типовая застройка шестидесятых годов. Комплекс группового старта баллистических ракет средней дальности позже был переоборудован в место дислокации воинской части и, видимо, окончательно покинут лет тридцать назад. Я наизусть знал состав и характеристики объектов подобного рода. Из их числа выбивалось одно приземистое строение непонятного мне назначения. Мощный бетонный куб был похож не то на дот, не то на гигантский сортир. Схожесть с последним придавало небольшое круглое отверстие в боковой стене. Массивная, покрытая ржавчиной дверь с маховиком была наполовину приоткрыта. Я подошел ближе. Из двери тянуло затхлой, с привкусом окисляющегося металла сыростью, какая бывает в заброшенных производственных цехах крупных заводов. Было непохоже, что дверь можно сдвинуть, но я с легкостью протиснулся внутрь и оказался в непропорционально маленьком в соотношении с внешними размерами здания помещении. Внутри было темно и грязно. В центре помещения прямоугольная рама толстого металла обозначала проем, ведущий под землю. В неясном свете еле угадывались ведущие вниз ступени. «Бомбоубежище? Подземное хранилище?» Представились глубоко уходящие под землю шахты и уровни. Мне стало не по себе, и я вышел на свежий воздух. Возвращаться не хотелось. К тому же, я забыл в машине фонарь. В конце концов я проводил лишь предварительную оценку объекта, и значение, как правило, имел именно земельный участок, а не строения на нем. "Достаточно будет внешних размеров", - решил я и направился к машине. Но когда я подошел к беспечно курившим у ворот солдатам, профессиональная гордость и уязвленное честолюбие не позволили мне сдаться.
- Фонарик есть? - спросил я у обнадеженного моим скорым возвращением сержанта.
- Фонарик… да, - сержант похлопал себя по карманам и протянул мне дешевую пластиковую нокию. - В телефоне.
- Ну да… спасибо… у самого такой есть, - не сразу ответил я, осознавая свое тугодумие. Развернулся и отправился обратно к доту.
- Долго еще? - выкрикнул мне вслед вопрос сержант. - Скоро дождь начнется. У меня дворники барахлят.
А спустя минуту я услышал уже не ко мне обращенный тихий комментарий:
- Да и вообще, валить отсюда пора - гиблое место.
Зачем он это сказал? Мне и без этих его последних слов было тревожно и неуютно. Перед входом в «мегасортир» я включил фонарь на своей новенькой нокии и долго не мог собраться с духом, чтобы войти внутрь. Страх - липкая штука, только почувствует пищу - сразу присасывается и, как пиявка, начинает медленно жирнеть и расползаться.
- В мегасортире - мегаговно. Особо секретный высокометановый СДЯВ, - пытался я идиотским шутками развеять нарастающую тревогу. Решил было позвать смурного сержанта себе в помощь, но передумал, осознав, что мое повторное возвращение будет выглядеть, как явная трусость. С этой мыслью набрал полные легкие и проскользнул внутрь. Бледного света светодиода вполне хватило для освещения проема и первых трех ржавых ступенек шахты. Далее свет отражала мутная поверхность воды, затопившей спуск вниз. Широкая лестница уходила вглубь в толщу воды. "Отлично", - с облегчением подумал я. Можно возвращаться домой. Грунтовые воды высоки в этих болотистых местах, и, если нарушена гидроизоляция, то все помещение, какого бы не было оно размера, быстро и безнадежно заполнится водой. С этим приходилось сталкиваться. Я сделал пару фото напоследок и торопливой походкой направился к воротам. Мой водитель тоже заметно повеселел, осознав, что мы возвращаемся. И лишь наполненные тоской и ужасом глаза молодого караульного, провожавшего нас умоляющим взглядом, заставили меня вспомнить о недавно пережитом страхе.
- Стой, сержант! Давай заберем парня, - сказал я, провожая взглядом одинокую фигуру солдата.
- Не положено, - сухо ответил мой попутчик.
- Да брось, сержант, кому есть дело?
Сержант притормозил, внимательно посмотрел на меня и сказал:
- И то правда. Мне же за этим духом все равно назад переть, - высунулся в окно и прокричал: - Кудилин! Ноги в руки! Дуй в машину. Солдат не заставил ждать себя ни секунды и, казалось, тут же телепортировался на заднее сиденье.
Обратно мы ехали быстро и весело. Сержант рассказывал военные байки и задорно глумился над подчиненным, рассуждая про якобы полученные последним критичные для его детородных функций дозы облучения. Я бы с удовольствием доехал с ними до города, но вынужден был пересесть в свою машину. У дороги мы попрощались, и я с хорошим настроением и чувством выполненной работы отправился в город. Тогда я и подумать не мог, что на следующий день мне придется возвращаться сюда одному. И это будет самый жуткий день в моей жизни.
Собственно, возвращаться на саму базу мне не было нужды. Но во вчерашнем поспешном бегстве я совершенно забыл сделать снимки подъездной дороги и самого въезда на территорию базы, а самое главное, не проверил наличие и состояние электрической подстанции, которая, по данным энергетиков, должна была находится в лесу, в пятистах метрах от КПП. А потому, уже с раннего утра следующего дня, я вновь стоял на заправочной станции на Рижском шоссе, с тоской наблюдая за сменяющимися цифрами барабана заправочной колонки и проклинал себя за свою беспечность и глупую трусость, которая будет стоить мне целого свободного дня и лишних транспортных затрат, которые не спишешь на текущую внеплановую поездку.
Согласовывать с военными я свое повторное посещение базы, естественно, не стал и отправился на базу в одиночку. Дождя не было, небо было низким и рваным, а дорога была его сырым и грязным отражением. Попутных машин даже на трассе было немного, а на проселочных дорогах я не встретил ни одной живой души. Семьдесят пять километров я преодолел в угнетенном расположении духа, но до знакомой развилки в глухом лесу добрался быстро. Дорога до базы была выложена бетонными плитами, и я чувствовал, как покрышки громко отбивают каждый шов, задавая темп моему учащающемуся сердцебиению. В какой-то момент я существенно сбавил скорость, но сердце, в отличие от стука колес, не подчинилось. Я остановился и вышел из машины.
- Ну ты даешь брат, - сказал я сам себе. - Это всего лишь очередная база - груда арматуры и бетона.
Решив, что кофе на голодный желудок было спорным решением, я поставил «Приключения Электроников» и под задорную композицию «Полет на дельтаплане» двинулся дальше. База встретила меня насупившимся выражением провисших в петлях створок ворот. Я тоже не был рад нашей повторной встрече и с сожалением вспомнил об отсутствующем на посту рядовом. После громкой музыки окружающая тишина показалось мне неестественной и мертвой. Я отмахнулся от накатывающего неуютного чувства и шумно разложил на капоте бумажную карту и кадастровые выписки, пытаясь определить местонахождение подстанции. Пока я рассматривал карту, уши привыкли к тишине и начали различать окружающие звуки: вот дятел стучит вдали, вот шумят на ветру жидкие кроны высоких бледных берез, вот поскрипывает отогнутый вчерашним рядовым лист ржавого металла, из которого он пытался соорудить себе навес от дождя. Мне стало спокойнее, и я отправился в лес.
Опору демонтированной трансформаторной подстанции я нашел сразу. Вернулся на опушку перед воротами и сделал несколько панорамных снимков въездной группы. Я уже собирался двинуться в обратный путь, когда услышал плач ребенка. Я замер. Ощутил движение волос на затылке, которое моментально переросло в волну холодного озноба, а затем в жар по всему телу. Я ждал, всеми силами вслушивался в ватную давящую тишину, умоляя небеса повторить тот скрип, который я принял за плач. Но детский плач повторился. И в сердце что-то кольнуло. Звук доносился со стороны базы. Он был глухой и далекий, но это был плач. Плач младенца. Я попытался взять себя в руки, отпустил рамку водительской двери и не узнал свою дрожащую с побелевшими костяшками пальцев кисть. - Бред какой-то, - сказал я вслух и огляделся по сторонам в поисках свидетелей этого розыгрыша. Но вокруг был лишь молчаливый сырой лес и нахмуренные брови ржавых ворот, зажатые в нависающих тисках, покрытых мхом серых бетонных блоков. Ветер снова донес неуместный в этой дикой глуши звук. Я запрыгнул в машину. Закрыл замки, включил зажигание и музыку. Из колонок донеслось «Прекрасное далеко, не будь ко мне жестоко…» Слова веселой беззаботной песенки приобрели зловещий смысл. Я выключил магнитолу. «Здесь не может быть детей. Тем более младенцев. До ближайшего населенного пункта километров двадцать. Вокруг болото. Замок на воротах не тронут», - сбивчивые мысли суетливо налезали одна на другую - На юге - вообще граница и растянута колючка. Дорога сюда - единственная. Признаков присутствия бомжей, да и вообще присутствия кого-либо я вчера не заметил».
- Бред! - снова произнес я.
«Впечатлительный слюнтяй, - мысленно отругал я себя. - Наигрался в хорроры. Стоп, про ужасы думать не следует. Всему есть логическое объяснение. Где-то читал, что раненные лисы кричат точно младенцы. Наверняка это одна из них, свалилась в шахту или просто бешеная, вот и скулит». Я заглушил мотор. Приспустил стекло водительской двери и снова прислушался. Минут пять я слушал только свое сердце. Плач повторился вновь.
- Мля! - только и сумел выдохнуть я и судорожно закрыл окно. «Это не лиса. Валить ко всем чертям из этого треклятого места», - категорично решил я, вновь завел двигатель и с заносом развернулся на сырой площадке. Последний опасливый взгляд на ворота вызвал в памяти образ испуганного молодого солдата и его умоляющий взгляд. Я затормозил. А что, если это и в самом деле ребенок? Какая-нибудь нерадивая мамаша решила избавиться от своего нежеланного чада да и занесла его подальше в глушь. Сколько таких сюжетов проходит по новостям в течение года - сотни. А малыш выжил. Лежит сейчас на дне смотрового тоннеля в транспортном ангаре и не может понять, почему так жесток к нему этот новый холодный мир. Я с силой потер лицо руками. «Это неправильно. Я не могу вот так просто уехать», - думал я, молча всматриваясь в тень полуразрушенного здания КПП сквозь пальцы закрывающих лицо ладоней. «Нужно вызвать скорую!» - обрадовался я правильной мысли и найденному решению. Лишь после третьей попытки ввести экстренный номер я вспомнил, что здесь не было никакой связи. «Оно к лучшему», - решил я, осознав, что скорую мне пришлось бы ждать здесь до темноты. Да и что я, двадцатидвухлетний детина под два метра роста, скажу протрясшимся полсотни километров усталым медикам? Я тут слышал жалобный детский плач в глуши, но мне было очень страшно пойти и проверить?!
- Хм, - усмехнулся я в голос, представив ухмыляющиеся лица медбратьев. «Да к черту все! Есть же у меня хоть капля самоуважения», - подумал я, выключил двигатель и решительно вышел из машины.
Пока я доставал из багажника монтажку и фонарик, плач не повторился. Еще раз внимательно оглядев лес вокруг, я прошел сквозь проем в здании КПП. Стараясь ступать медленно и тихо, осознал, что в большой степени делаю это, чтобы не быть услышанным, нежели для опознания нахождения источника плача. Тем не менее, звук моих шаркающих шагов гулко отражался от глубоких цокольных стен пустого, полуразобранного ангара, приобретал в конце звенящую, похожую на телевизионный белый шум, форму. За ангаром разлагался громадный полукруглый труп транспортного склада. Его обглоданные ветром и непогодой ребра-шпангоуты ярко белели на фоне серого пейзажа, придавая ему неприятно точное сходство с громадным древним чудищем, выброшенным на берег. Я вышел на плац перед бывшим зданием казармы. В здании с провалившейся крышей было пусто, лишь пара из срытых в груде раскисших и потрескавшихся противогазов проводила меня удивленными взглядами мутных линз. Былая решительность улетучивалась, и мне снова стало не по себе от этих жутких, давящих статичных пейзажей, от ситуации в целом. Ладони вспотели. Остро нарастало чувство, что я здесь совершенно лишний.
- Ну где же ты, лисичка-сестричка? - спросил я дрогнувшим голосом, заглядывая в оконный проем офицерского дома. И тут за моей спиной раздалось протяжное детское хныканье. Я резко обернулся, выставив вперед монтажку. Звук был все такой же глухой и далекий, но его источник точно находился между мной и воротами входа, а значит, я прошел мимо него. Совладав с коротким приступом паники я сделал вывод, что звук мог исходить лишь из склада, расположенного за бетонным дотом, который в моих вчерашних заметках был наречен «мегасортиром». Я медленно вернулся к доту и неуверенным, охрипшим голосом прошептал в сторону склада:
- Кто здесь? Отзовись, - а затем чуть громче, в безуспешной попытке придать голосу уверенность: - выходите, я не причиню вам проблем, - представил я сжимающуюся в углу склада мать с ребенком. - Я … я просто инспектор, осматриваю здания.
Я подошел к массивной металлической двери дота и, не сводя глаз с ангара, громко постучал по нему монтировкой.
- Брысь рыжая! - озвучил я вторую версию своих предположений.
Вдруг протяжное детское завывание раздалось прямо рядом со мной. Я вздрогнул и уставился на приоткрытую дверь квадратного дота. Мышцы окоченели. К горлу подступил комок, и страх пробил слабую защиту моих обоснований. Он сжал пространство вокруг, сфокусировал мое внимание на неопровержимых фактах: вокруг здания нет чужих следов, слабый ночной дождь не сумел еще смыть даже вчерашние отпечатки твоих подошв. Новых следов нет. Сюда никто не входил со вчерашнего дня. Здесь, на всей территории, никого не было со вчерашнего дня. Это никакая не лиса. Даже раненый и больной зверь не будет сидеть и ждать после громкого стука монтировкой, продолжая выдавать свое присутствие. Ты был в этом здании вчера, и там ничего нет. Страх полностью завладел моим сознанием и телом. Я сглотнул. Понял, что зажимаю рот рукой, пытаясь сдержать частое шумное дыхание. Чувствовал, как даже на лице ощетинились мелкие волоски. Ноги онемели и не отрывались от земли, в то время, как взгляд невозможно было оторвать от черного проема приоткрытой громадной двери. «Беги!» - настойчиво произнес вырвавшийся из цепких объятий шока внутренний голос. Но проем гипнотизировал и притягивал. Казалось, стоит отвести взгляд - и скрывающееся за дверью зло вырвется на волю. От напряжения в глазах выступили слезы. Я стоял и ждал. Ждал, когда откроется дверь, готовый пустить в ход выставленную вперед монтажу. Потом, когда в глазах посветлело, я с ужасом ждал, когда вновь прозвучит плач. Я простоял так не меньше пятнадцати минут, пока невыносимо начали болеть ненормально вывернутая спина и уставшая держать на весу монтировку рука. В конце концов, я опустил руку и расслабил ноющие мышцы. Кровь все еще бешено барабанила в висках, но самоконтроль постепенно возвращался ко мне. Шок прошел, но страх заставил меня простоять на месте в ожидании еще минут десять. В какой-то момент я начал сомневаться, что плач исходил из дота и вообще в его реальности. Переживая за собственное здравомыслие, а мысль эта мне показалась куда более жуткой, чем любой монстр, могущий таиться в темноте, я достал телефон и включил микрофон на запись. Это нехитрое действие и усталость ослабили хватку страха и зародили во мне чувство злости, сначала на самого себя, а затем на этот проклятый мегасортир и всю базу вместе взятую. Я присел на корточки, положил горячую ладонь на холодную мокрую плиту под собой и успокоил дыхание. Вокруг была тишина. Прямо мне в лицо отрезвляюще тянуло сырым холодом из ненавистного проема. Я твердо решил встать, развернуться к воротам и спокойной походкой дойти до машины, сесть в нее и навсегда убраться с этой чертовой базы. Но в этот же момент понял, что, поступив так, я навсегда посею сомнение, страх и неуверенность в своем психическом здоровье. Яркий образ когда-то увиденного мной в автобусе психа, пылко разговаривающего с несуществующим собеседником, всплыл в сознании и вызвал такую неожиданную волну животной злости, что я, позабыв о страхе, вскочил на ноги и с криком "Выходи, тварь!" с неимоверным усилием вперся в бетонную стену и с жутким скрипом распахнул массивную дверь настежь. После чего дрожащей рукой включил фонарик и, не входя внутрь, через проем просветил все темные углы небольшого помещения. С открытой дверью в нем было достаточно светло и без фонаря. Оно было пустым. Однако меня это уже не успокаивало. Я рыскал глазами по сторонам, готовый принять бой. Тишина. Тогда я глубже заглянул внутрь, не решаясь все же переступить через порог, и в этот момент из глубины черного квадрата в центре помещения вновь, четко и ясно, донесся пронзительный протяжный плач младенца. Дальнейшее я помню нечетко. Помню, как швырнул фонарь в чернеющую пустоту проема, помню вырванные его светом, уходящие вглубь, ступени. Помню свою единственную мысль: «Где вода? Вода не могла исчезнуть за ночь!» В остальном это был чистый адреналин. Я уверен - это была моя самая быстрая стометровка. Правда, в тот момент мне казалось, что расстояние до ворот я преодолеваю в тягучем густом тумане, сквозь который безуспешно пытаюсь прорваться, в то время как за мной тянутся черные влажные длинные тентакли, выплывающие из шахты дота. Помню, что с трудом доехал до города. Два раза останавливался, пытаясь унять сильнейшую дрожь в коленях, а на выезде из леса меня вывернуло наизнанку прямо не выходя из машины. В тот день я испытал все возможные виды страха, и последний, бездумно вытащивший меня из этой проклятой западни, в полном мере настиг меня лишь вечером в постели, когда осознание и неприятие произошедшего обернулось для меня непередаваемым ужасом и холодным потом бессонной ночи.
Но память избавляет нас от плохих воспоминаний. Я тоже сумел пережить их. Позабыть в суете рабочих будней, смене работы, а позже и места жительства. События того жуткого дня потускнели и были упрятаны подсознанием в самые далекие уголки. И вот, я вспомнил. Старый телефон, с сохранившейся диктофонной записью, сводит к нулю все попытки моего заботливого разума оградить меня от болезненного знания. Но страшно мне становится не от того, что я столкнулся с неизведанным. Действительно страшно мне осознавать, что, будучи свидетелем вещей совершенно обыденных, я не сумел совладать со страхом, не смог увидеть картину ясно, и мое малодушие, возможно, стало причиной гибели маленького ребенка. Этот жуткий страх заставляет меня в холодном поту вскакивать по ночам, когда теперь я слышу плач своих детей.
Новость отредактировал Fahrengeit - 25-04-2016, 17:26
Причина: Автор, ну нельзя же так наплевательски относиться к оформлению своей истории, особенно, если она настолько длинная. Начиная со второй половины, Вы, такое чувство, просто плюнули на запятые и прямую речь. Обращайте больше внимания на ошибки.
Ключевые слова: Заброшенная военная база записки из дневника страх ужас авторская история