Встреча с огненным шаром
Это случилось над лесным массивом Няндомы Вологодской области в 1946 году. На большом четырехмоторном самолете Пе-8 мы возвращалась из дальней ледовой разведки в Арктическом бассейне.В кабине навигатора в носовой части воздушного корабля вахту нес Герой Социалистического Труда штурман первого класса Н. Зубов. Я как главный штурман полярной авиации проверял в этом полете его действия для продления пилотского свидетельства высшего класса и сидел на левом боковом сиденье в трех метрах позади Зубова. Пилотская кабина находилась на втором этаже, далеко за штурманской. В ней расположились командир самолета Герой Советского Союза В.Задков и второй пилот Н.Самохин. Оба отличные мастера пилотирования в любых погодных условиях. Под ними у открытого входа в нашу кабину помещался бортрадист, настоящий снайпер эфира, Герой Социалистического Труда О.Куксин.
Полет в облаках на высоте 1200 метров протекал спокойно, без качки и встряхиваний. Температура за бортом -14. Жесткие антенны и боковые части самолета покрылись серым налетом легкого обледенения.
— Думаешь, следует менять эшелон? — спросил Зубов.
— Обледенение слабое, а через час мы получим команду переходить на визуальный полет. К выходу из облаков подготовь сигнальную ракету «я свой». Кстати, какой цвет на это время?
— Белый, товарищ главный, — с понятной долей иронии отрапортовал он.
Внезапно ослепительно белый шар вспыхнул на уровне головы Зубова и повис, пульсируя и покачиваясь.
— Штурман! Ты что?! С ракетницей не умеешь обращаться? — крикнул я, но тут же понял, что выстрела не было. «Шаровая молния, — мелькнула догадка. — Но откуда? Как она могла попасть в кабину самолета? Зима, нет следов грозовых явлений ни по синоптическим прогнозам, ни по фактическому состоянию погоды на трассе».
А огненный шар тем временем плавно двинулся вдоль левой стены корабля ко мне. Щурясь от резкого до боли света, я инстинктивно прижался к стенке, сжимая в руке навигационную линейку. «Ударить, разбить его линейкой, — пронеслась мысль. — Она же целлулоидная, изолятор…»
А дьявольский клубок, приблизившись к моему лицу, замер, все так же пульсируя и покачиваясь. До шара теперь оставалось каких-нибудь 30-40 сантиметров. Тепла я не чувствовал, но явно ощущал легкое покалывание в верхней части головы. Резко запахло озоном. «Ударить или нет? А вдруг от удара он взорвется, как тогда на Дальнем Востоке, в Могоче. Но там дело было на земле, да и шар находился метрах в четырех». Мышцы мои напряглись, вдоль позвоночника пробежал неприятный холодок. Но тут шар, меняя цвет на зеленоватый, стал тихо отплывать. Не шевелясь, одними глазами я проследил его движение. Снижаясь, он шел к люку, ведущему из штурманской в радиорубку. Там работал бортрадист.
Через низкий и узкий проход с моего места видны были только его ноги, обутые в меховые унты.
— Олег! Вырубай передатчик! — выходя из оцепенения, крикнул я в ларингофон, поскольку знал, что контуры работающих радиостанций привлекают молнии. Но в этот миг шар, подкатившийся под сиденье радиста, взорвался со страшным грохотом. Ослепительные искры огня скрыли Олега. Черный, едкий дым наполнил кабину, телефонная связь прекратилась, и никто из экипажа на мои вызовы не отвечал. Тогда я сквозь дым прорвался на второй этаж в кабину пилотов.
— Немедленно аварийно вниз! Высота препятствий под облаками 240 метров.
— Что случилось? Почему пожар? — кашляя от дыма, Задков жадно хватал воздух из открытого бокового иллюминатора.
— Шаровая молния!
— Зима же! Минус четырнадцать… — Задков перевел машину на резкое снижение: парашютов на борту не было, не полагалось. Земля и спаситель, и враг.
Внизу же сбивали пламя с горящей обшивки. Я направился туда.
— Олег, жив?
— Какое-то дикое замыкание, главная рация и внутренняя связь вышли из строя, — торопливо объяснил он. Мы вместе начали бороться с пожаром. Наконец подавили огонь, дым рассеялся.
— Надо же, сиденье-то мое как изуродовано, — сказал Олег, возясь у рации, — даже ножки расплавлены! Не понимаю, почему замкнуло?
— Под тобой взорвалась шаровая молния. Проверь предохранители внутренней связи.
— Молния? Откуда ей взяться? Ведь эфир был спокоен, в наушниках никаких потрескиваний, верного признака приближающейся грозы. — Он копался в распределительном щитке электрооборудования, заменяя сгоревшие предохранители. — Связь есть. Можете говорить.
Я вошел в штурманскую и подключился к розетке переговорного устройства.
— Командир, очаг огня ликвидирован. Высота четыреста, земли не видно.
— Вас понял, — ответил Задков. На борту все успокоилось. Ритмично гудели четыре мотора.
Зубов занял свое место, достал ракетницу и вынул из нее неизрасходованную ракету.
— Извини, Николай, но лучше бы ты пальнул, чем эта небесная гостья.
Вскоре Земля запросила, почему произвели аварийное снижение. Ответили, что в штурманскую кабину влетела шаровая молния, создала очаг пожара в рубке бортрадиста и вывела из строя основную рацию. Экипаж не пострадал, огонь ликвидирован, на борту все нормально. После некоторого замешательства Земля ответила:
— Займите эшелон 1200. Следуйте на ваш аэродром… Будьте внимательны.
На высоте 1100 метров облачность кончилась, лучи холодного зимнего солнца осветили штурманскую кабину. Я внимательно осмотрел ее. Все иллюминаторы и люки плотно закрыты, нет ни одной щели. Закрыто даже небольшое отверстие, куда вставляется ствол ракетницы. Связался с пилотами.
— Вы видели что-нибудь перед разрывом молнии?
— Вел машину вслепую, по приборам, — ответил Задков. — Отвлекаться не мог.
— А ты? — запросил я второго пилота.
— На консоли правого крыла у ходового зеленого огня выскочил яркий белый шар. Я подумал — короткое замыкание электролампы, но шар не погас, а медленно пополз по лобовой кромке плоскости и исчез под носовой частью машины. Не успел я ничего сказать, как раздался взрыв и к нам в пилотскую повалил дым, а телефонная связь оборвалась.
— Николай, может, ты заметил, откуда появилась она?
— Взял ракетницу, чтобы проверить цвет сигнальной ракеты, но не успел ее открыть, как на уровне головы вспыхнул слепящий белый шар. Он, как глаз дьявола, всматривался в мое лицо, а потом поплыл к тебе. Остальное ты видел. Про себя я тоже подумал, может, самопроизвольно взорвалась ракета. Знаешь, тридцать лет летаю, а такое вижу впервые.
На земле шаровую молнию я видел, но в полете, в закрытой кабине самолета - никогда! У меня создалось впечатление, что этот шарик, прежде чем взорваться, внимательно осмотрелся и после некоторого раздумья направился к радисту, точнее, к выпускной антенне. Но почему не сразу? Почему проследовал мимо жестких антенн? Сколько непонятного в этом явлении! Да и ученые до сих пор не могут с уверенностью, достойной их звания, объяснить происхождение шаровой молнии. Одни только гипотезы…
До Москвы оставалось не более часа полета. На пути были промежуточные аэродромы, но их размеры нашему гиганту не подходили, к тому же все агрегаты работали нормально. Вышедший из строя длинноволновый передатчик заменили коротковолновым.
И все же на душе было тревожно. Невольно мы оглядывались на задраенные иллюминаторы, поглядывали на плоскости самолета, на жесткие антенны, ожидая нового вторжения. В голову лезли нелепые мысли, но, главное, мы не могли понять: как огненный шар проник в кабину? В те годы еще не говорили о «летающих тарелках», или, как их сейчас называют, НЛО, и мы не думали о визитах инопланетян. Но ясно видели одно: действия ярко светящегося клубка непонятны и необъяснимы, в них есть что- то грозное, неземное, не поддающееся человеческой логике.
Шаровые молнии я наблюдал и прежде. На земле они появлялись обычно или перед грозовым фронтом, или, что случалось реже, в зонах внутримассовых гроз.
Однажды на командном пункте Могочинского аэродрома, когда после грозы с ливнем и полыханием линейных молний выглянуло солнце, мы раскрыли окна. И вдруг увидели, как через открытую верхнюю часть окна влетел ослепительный белый шар. Какое-то мгновение он повисел над подоконником, а потом бесшумно, покачиваясь слева направо, пошел к двухзвонковому телефону в деревянном футляре. Аппарат висел в трех-четырех метрах от окна. На таком же расстоянии от него находилась наша группа, экипаж аэрофотосъемочного самолета Р-5. Шар подкатился по воздуху к телефону и завис у его никелированных звонковых чашечек, то почти касаясь их, то поднимаясь на 10–15 сантиметров вверх. Цвет его при этом менялся от белого до бледно-голубого.
— Шаровая! — крикнул наш аэрофотосъемщик К. Константинов и, схватив увесистую книгу, швырнул ее в сияющий шар. Раздался сильный взрыв. Комната наполнилась дымом, резким запахом гари и озона. Мы бросились к дверям, но тут же вернулись. Огня в комнате не было, телефона на стене тоже. Стол, табуретки и большая скамья были опрокинуты. На полу валялись оплавленные части телефона и индуктор, выброшенный из обгоревшего футляра. Из нас же никто не пострадал…
— Товарищ главный штурман, — прервал мои воспоминания Зубов, — через двадцать минут Москва. После посадки просят подрулить к аэровокзалу.
На земле я спросил синоптика, было ли замечено грозовое положение в районе Няндомы.
— Никаких признаков. Был типичный теплый фронт. Не было грозовых явлений и на юге страны, ведь февраль же! — ответил синоптик.
С тех пор я начал интересоваться всем касающимся проблемы шаровой молнии и познакомился со многими случаями ее проявления.
Один из них, особенно страшный и таинственный, произошел с нашими альпинистами 17 августа 1978 года в горах Западного Кавказа, когда группа из пяти человек спускалась с вершины горы Трапеция и остановилась на ночлег на высоте 3900 метров. Вот что я услышал от мастера спорта международного класса по альпинизму В. Кавуненко, когда посетил его в госпитале:
«Проснулся я от странного ощущения, что в палатку проник кто-то посторонний. Высунул голову из мешка и замер. На высоте около метра от пола плыл ярко-желтый шар величиной с теннисный мяч. „Что это такое?“ - подумал я, и в тот же момент шар исчез в спальном мешке Коровина. Раздался дикий крик, „мяч“ выскочил из его мешка и начал ходить над остальными, скрываясь по очереди то в одном, то в другом из них. Когда шар прожег и мой мешок, я почувствовал адскую боль, словно мена жгли несколько сварочных аппаратов, и потерял сознание. Через какое-то время, придя в себя, я увидел все тот же желтый шар, который методически, соблюдая только ему известную очередность, проникал в мешки, и каждое такое посещение вызывало отчаянный, нечеловеческий вопль. Так повторялось несколько раз. Это был какой-то ужас. Когда я вновь пришел в себя, кажется, в пятый или шестой раз, шара в палатке уже не было. Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой. Тело горело, око превратилось в очаг огня. Потом я опять потерял сознание. Куда исчез шар — никто не заметил.
В больнице, куда нас доставили вертолетом, у меня насчитали семь ран. То были не ожоги: просто куски мышц оказались вырванными до костей. То же было не моими друзьями Шигиным, Капровым, Башкировым. А Олега Коровина шар убил, возможно, потому, что его мешок лежал на резиновом матраце и был изолирован от земли.
В нашей палатке — а она была закрыта — лежали радиостанция, карабины и альпенштоки. Но шаровая молния не тронула ни одного металлического предмета, изуродовав только людей. Странный это был визитер. Казалось, он сознательно, злобно, как настоящий садист, жег нас, предавая страшной пытке, но убил только Олега. И почему ни у кого не оказалось следов ожогов? Входные отверстия в мешках были не более теннисного мяча, а раны наши достигали 15–18 сантиметров».
Я спросил Кавуненко о признаках грозы, не видел ли он зарницы.
— Нет, было облачно, но признаков грозы и зарниц не было. То была вовсе не шаровая молния, — утверждал альпинист.
— А что же?
— Не знаю. Что-то другое. Шаровую молнию и я не раз наблюдал. Она появляется и быстро исчезает, а этот огненный зверь долго и упорно издевался над нами. Мы лежали и ничем не могли защититься, были как парализованные…
Новость отредактировал Оляна - 29-10-2012, 12:11
Ключевые слова: Самолёт огненный шар взрыв шаровая молния гроза альпинисты