Лорена
Есть города, берущие своё начало от маленьких деревень. Некоторые же были замками, в которых жили гордые феодалы. С мерным течением времени они обрастали пригородами, в которых селились мастеровые, купцы, иноземцы и иноверцы. И то, исходное зерно, тот первый росток, из которого вырастал город, чаще всего сгнивал, меняясь на новое – из стали и стекла. С ним безвозвратно уходил дух старины, переселяясь в музеи, частные собрания или антикварные лавки. Но иногда городские власти оставляли эти осколки древности для придания городу колорита. Называя их музеями под открытым небом.В Калленбурге тоже были развалины древнего замка, в котором жил основатель города – сэр Гилберт фон Каллен. За прошедшее тысячелетие природа и войны оставили от некогда гордого прибежища рыцарства небольшой участок стены и полуразрушенный донжон. На крыше замка в древности сидело множество каменных изваяний – горгулий. Разномастные чудища щерили в вечной ярости свои каменные пасти. Современному человеку могло показаться, что это плод дурного вкуса и извращённой фантазии какого-то полоумного, но чертовски талантливого скульптора. Иногда особо впечатлительным казалось, что вот-вот они откроют глаза и спрыгнут с насиженных мест.
После очередной затянувшейся реставрации оставшиеся статуи было решено снять и установить в небольшом парке, прилегающим к развалинам. И вот спустившиеся с высот древности горгульи очутились в круговороте современной жизни. Восемь статуй стали на постаментах по обе стороны от дорожки, выложенной светлой плиткой. Днём здесь гуляли туристы, ослепляющие окружающих и друг друга вспышками фотокамер. Молодые мамочки с непоседливыми и орущими детьми да пенсионеры, соблюдающие режим дня. Невозмутимые художники с переносными мольбертами увековечивали в своих полотнах застывшие в камне гнев, ярость и, как это ни странно, обречённость. Обречённость от того, что начатое когда-то ими служение обратилось в никому не нужное прозябание.
По вечерам в парке менялся контингент, но жизнь по-настоящему закипала в нём с наступлением сумерек. На скамейках собирались группки молодёжи, словно стайки ярких тропических птичек. Только песенки их отличались от беззаботных трелей порхающих птах. Иногда сигаретный дым заслонял тягучий запах «травки», а в кустах по соседству дрались, кололи наркотики и иногда умирали. Горгульи смотрели на всё это, навеки распахнутыми глазами, не имея возможности ни закрыть их, ни отвернуться.
Но однажды вечером, в промежутке между уходом и приходом разных по возрасту и интересам компаний, на аллее показалась — Она. Высокая, черноволосая, с бледным лицом и печальной улыбкой. Весь её облик, от густо подведённых тушью глаз и чёрного цвета одежды, до ботинок на толстой подошве и кучи заклёпок, цепочек и кучи других непонятных вещей, нёс печать вечной грусти. Могло показаться, что призрак плывёт по аллее, не спеша и вдумчиво изучая оскаленные морды каменных монстров. Будто бы говоря с безмолвными стражами былого.
Потом она садилась на край скамьи и продолжала любоваться каменными изваяниями. Так продолжалось несколько месяцев. Прошла осень, наступила зима, и выпавший снег укутал весь город в ворох белых одежд. Под пушистым одеялом оказались и восемь каменных статуй. Девушка продолжала исправно приходить и сидеть, даже когда шёл снег. В такие моменты она казалась воплощением самой Печали. Одинокое и грустное существо в целом мире, запорошенном снегом. Иногда она напевала, и песни эти тоже были полны тоски.
Она рассказывала о себе мрачным горгульям, и из этих рассказов стало ясно, что зовут её Лорена, хотя настоящее имя Мэри. Она – гот, приехала в город совсем недавно, вместе с бабушкой и младшей сестрой. Родители разбились на автомашине в поездке полугодом ранее. Днём она работала в компьютерной фирме, а всё свободное время помогала бабушке. И только в эти часы могла позволить себе немного побыть наедине со своими мыслями. Ещё летом она несколько раз ходила на старое закрытое кладбище, где собирались такие же средоточия вселенской печали и отчаяния. Но в этой компании ей быстро надоело, и она ушла, как сама выразилась, в одиночное плавание.
Иногда она осторожно гладила отполированные сотнями прикосновений, некогда шершавые, бока и лапы чудищ. И тогда, казалось, они замирали, впитывая тепло её ладоней. У неё всегда руки были горячими, так что растаявший снег стекал тонкими струйками и тут же замерзал. А она говорила и говорила, обо всём, что произошло с ней за день. О своих мечтах, о представлении о жизни и смерти. Особенно о смерти.
Однажды она пришла вся в слезах и долго рыдала, прежде чем рассказала своим каменным слушателям о том, что бабушку сегодня увезли в больницу. И она попросила соседку Джин посидеть с младшей сестрой, потому что не хотела, чтобы та видела её слёзы. Пошедший снег добавил в обстановку трагизма. Из-за него Лорена и не заметила, как к ней приблизилась троица подвыпивших гуляк. Они словно вынырнули из темноты, и даже приглушенный падающим снегом свет фонарей не помог обнаружить их раньше. А троица тем временем, по всем правилам уличной тактики, брала свою жертву в «клещи».
— Ух ты, какая куколка! – заорал невысокий худощавый подросток с угреватым лицом.
— А что ты здесь делаешь так поздно, крошка?! – радостно пропел его товарищ, крепко сбитый, выглядевший старше остальных.
— Она гот, — заключил третий член этой компании, носивший длинные волосы и небольшие очки.
Юноша напоминал интеллигентного студента, если бы не искры жестокости, бьющиеся в его глазах. Сразу становилось понятно, что он самый опасный из этой троицы. Умный и жестокий, уверенный в своём превосходстве над остальными. Он поправил воротник чёрного полупальто и шагнул к Мэри.
– Сидит и думает о смерти и безысходности. Полоумная! – сорвался он на яростный рык. — Давай не ломайся, иначе отправишься к своим любимым крестам и могилам по-настоящему!
Друзья поддержали его громким смехом и тоже шагнули вперёд. Вожак сказал своё слово, и стая начала действовать. Прыщавый схватил её за плечи и скинул со скамьи. В живот её тут же врезался носок тяжелого зимнего ботинка. Дыхание враз перехватило, рвота подступила к самому горлу. Она ещё пыталась кричать, звать на помощь, чем вызвала новую волну ударов. Она замолчала, свернувшись калачиком, пытаясь закрыть голову от ударов, в которой и так плескался океан разноцветных кругов. Словно сквозь толстый слой ваты, она слышала голоса своих мучителей:
— Ну что, теперь позабавимся?
— Я – за!
— Я тоже не против.
— Ну, тогда я первый, Билли.
— Почему это ты всё время первый, Винс?! — раздался голос прыщавого.
— Потому что я так захотел , — прошипел «интеллигент», и Билли как-то сразу сник, видимо, рассчитывая на поддержку крепыша.
Но тот молча пожирал глазами распластанную на истоптанном снегу Лорену. Винс рванул её пальто, и пуговицы брызнули в разные стороны. Приятелей это жутко развеселило.
— Здорово экономит время, а, Фред?! – обратился он к крепышу.
— Эт точно, Винс, – не отводя взгляда, ответил тот.
Лорена понявшая, что одними синяками она не отделается, попыталась вскочить, но крепыш ударом кулака сбил её на землю.
— Не рыпайся, тварь! Расслабься и, может, тебе даже понравится, – вставил он и свою реплику.
Девушка забилась, словно рыба в руках опытного рыбака, но двое юношей держали её крепко, пока их вожак задирал ей юбку. Лорена плакала навзрыд, прося их прекратить, но получив точный удар от крепыша Фреда, потеряла сознание. Её избитое тело не чувствовало, как дрожащий в охотничьем азарте восемнадцатилетний Винс рухнул на неё. Она не чувствовала ничего. А снежинки всё падали и падали, пытаясь скрыть под своим саваном все грехи человечества.
И она не увидела, как у старых каменных статуй зажглись холодным огнём глаза. Как осыпалось каменное крошево, выпуская из многовекового плена сильные мускулистые тела. Не видели этого и насильники, занятые своей жертвой.
Первым умер Фред. Он верещал как свинья, которую никак не может зарезать неопытный забойщик, когда холодные, перевитые жгутами мышц руки схватили его, сдёргивая с Лорены. Последним увиденным им в жизни была усеянная зубами пасть быстро приближающаяся к его горлу. Короткий полувскрик и насильник, залив всё вокруг своей кровью, опрокинулся навзничь. Винс видел, как ожившие кошмары, сотканные из воздуха и снежинок, вмиг разорвали Фреда. Крик застыл в его горле, когда мерзкое чудовище одним ударом лапы, оторвало прыщавому Билли голову. И она, нелепо подпрыгивая, улетела в темноту.
«Бежать»! – словно с большой глубины пробилась к его сознанию спасительная мысль. Но ноги отказывались подчиняться. А ещё через миг из его груди вырос огромный шип. Уродливая колючка на хвосте одной из химер пробила грудь и, явив миру своё безобразное лицо, резко покинула уже мёртвое тело.
Кто-то из припозднившихся прохожих, увидев место бойни, вызвал полицию. Приехавшие блюстители порядка извлекли из-под трёх растерзанных тел находящуюся всё ещё без сознания Лорену. Так и не пришедшую в себя её отправили в больницу. Но, и находясь в ней, она так ничего и не вспомнила. Будто кто-то милосердный стёр ей все воспоминания того вечера, обезопасив от душевных травм.
А дело было закрыто за отсутствием улик. Лишь один из полицейских обратил в ту ночь внимание на кровавые пятна, оставшиеся на статуях зловещих горгулий. Но отбросил эти мысли, стоило ему присмотреться к безглазым чудовищам. А Лорена стала приходить сюда чаще. Ведь теперь это было самое спокойное место в городе. И это место ЕЁ! Теперь, когда она гладила бока статуй, то чувствовала биение сердец и теплоту их крови, до времени дремлющую в камне. Так они давали ей знак: «Не бойся, мы с тобой! Мы – рядом».
Автор Денис Пылев.
Новость отредактировал LjoljaBastet - 4-09-2016, 08:07
Причина: Стилистика автора сохранена.
Ключевые слова: Горгульи парк снег нападение смерть авторская история