Третья история о фокуснике

Эрика взглянула на своё отражение. Из зеркала на неё посмотрела скучающая девушка лет двадцати с большими серо-зелёными глазами, длинными ресницами и пухлыми, как-будто обиженными, губами. Рутина повседневной жизни сегодня особенно давила - загоняла её в депрессию, сводила с ума. Эрике очень хотелось вынырнуть из этого однообразия – она даже решилась покрасить волосы. Зелёный цвет стал одним из самых дерзких решений в её жизни. Это изменение ей очень нравилось – оно привнесло в её жизнь щепотку риска, веселья. Приятно было осознавать, что она всё ещё была готова на смелые и необдуманные поступки. И это наверняка взбесит её парня, что так же веселило девушку. Грег был порядочной занудой.
Но этот день угнетал серостью улиц, тяжёлыми тучами и печальными прохожими за окном. Только новый эксперимент заставил её улыбнуться своему отражению. Тем не менее сейчас девушка готова была прыгнуть в любой омут, лишь бы не оставаться наедине со скучной действительностью. Сегодня ей казалось, что жизнь больше не обрадует её, и если судьба не подкинет ей новых стимулов, она перережет вены.
Телефон зазвонил. Эрика с надеждой подняла трубку.
- Здравствуй, Котенька, я достал нам билеты в цирк сегодня! Там так хорошо! Я всё детство проходил туда с бабушкой. Пойдёшь? – голос Грега засюсюкал из телефонной трубки. Как же её раздражали эти уменьшительно-ласкательные обращения! Такие однотипные и скучные! Почему нельзя придумать что-то оригинальное?
«Цирк? Это так убого! Вот уж точно - развлечение для детей и бабушек». Эрика застонала. В обычный день она никогда бы не заставила себя сходить на такое мероприятие, но сегодня она решила, что это довольно необычное для неё времяпрепровождение, и оно хоть как-то, но развлечёт её, заглушит эту сквозную тоску.
- Пойду, - вся безнадёжность положения отозвалась эхом в мобильной сети.

Серый вечер разрывали огни проезжающих мимо машин, их клаксоны и дерзкие крики диджеев из мощных колонок. Эрика шла вдоль дороги на свидание с давно нелюбимым человеком. Человеком, что уже несколько месяцев раздражал её своими поступками и предпочтениями. Грег был традиционалистом, консерватором в самом обычном смысле этого слова. Что-то новое пугало его – он опасался новых мест, не решался использовать незнакомые ему вещи, не рисковал пробовать новые напитки и блюда. Эрика шла и думала, зачем ей нужен такой парень, что даже на работу ходит только по одному маршруту. Почему она его не бросает? Чтобы быть как все девушки? Или чтобы не страдать от одиночества? Все-таки приятно быть нужной, кем-то любимой, ощущать тепло чужого тела и души. Счастье, когда под боком дремлет близкий по духу человек. А когда он твоя полная противоположность? «Неужели, я настолько одинока?»
Ветер раздувал её зеленые локоны, и это поднимало ей настроение. «Как забавно иметь цветные волосы! Хорошо, что я на это решилась».
- Боже мой! Крошка! Что ты с собой сделала?! Это же не навсегда? – Грег прорвал вечернее спокойствие нервным возгласом. Эрика скривилась. «Ну вот! Так и знала, что ему не понравится. Всё цветное и необычное вызывает у этого сноба нервный шок». Парень подошёл к девушке и попытался её чмокнуть, но она отвернулась.
- А мне нравится. Необычно. Приятно осознавать, что можешь сотворить в своей жизни что-то дерзкое и весёлое!
- Ну, Малыш! Ты же такая красивая! Зачем себя портить? А что люди подумают? – он притронулся к её волосам с некоторым отвращением, будто они собирались ожить и превратиться в скользких червей. Эрика отшатнулась и взглянула на него с огорчением. «Он никогда меня не поймёт. Он такой скучный, серый, обычный…» Она развернулась и пошла в сторону цирка, убегая от старого бесконечного спора.
- Ты просто не умеешь веселиться! Вся твоя жизнь – это скука! Даже дурацкий цирк – это вершина твоей фантазии. Наверняка, и работать будешь бухгалтером до скончания века.
- А что в этом плохого? Я хорошо зарабатываю! Ты ни в чём не будешь нуждаться! Сможешь не работать!
- Но я хочу работать! Заниматься чем-то интересным, а не протирать задницу на мягком диване! – Эрика ускорила шаг.
- Я куплю тебе машину, кучу одежды, украшения, будешь ходить в салоны красоты каждый день. Это же и есть комфорт!
- К чёрту комфорт! Я хочу, чтобы в моей жизни было разнообразие. Новые люди, новые города! Я хочу, чтобы новый день не походил на предыдущий! Мне не нужны салоны красоты и золотые побрякушки! Как ты этого не поймёшь?
Грег посмотрел на неё как на сумасшедшую. Он считал, что постоянство, рутина и приносят человеку счастье. Парень примиряюще улыбнулся и приобнял свою подругу, но она снова выскользнула из его объятий.
- Может быть, мне поискать себе мужа среди циркачей? – Эрика ухмыльнулась, дразня своего парня.
- Да! Клоун в самый раз! Ярко и необычно – всё, как ты любишь! – Грег обиженно поспешил за девушкой. Его терпение подходило к концу – парень уже задумывался о расставании - он стал понимать разницу во взглядах со своей избранницей.
- Может, и клоуна! Всё лучше, чем ты. Или, быть может, кого-нибудь в этом роде, гимнаста или… фокусника.
Девушка остановилась у тяжёлых дверей цирка. Вечерний ветер обдул её плечи, разметав цветные локоны. Заходящее солнце ярко освещало афишу, вырывая её ровный силуэт из объятий тёмного здания. Реклама гласила: «Только сегодня! Не пропустите! Таинственный фокусник в нашем цирке!»
Эрика улыбнулась и потянула дверь на себя.

Они заняли свои места. Грег дулся и отворачивался от девушки. Эрика посмотрела по сторонам – народу было не много – зал был полупустой, балконы не заняты. «Достал он билеты! А как же! Их, наверное, на улицах раздавали. Просто, как всегда, набивал себе цену. «Я такой незаменимый! Целуй меня в засосы!» Как он меня раздражает». Люди в скуке озирались по сторонам или занимались своими телефонами. Детей, на удивление, не было. Небольшой зал освещали лишь тусклые старые люстры, увешанные гирляндами паутины и пыли. Высокие потолки цирка были украшены когда-то богатой лепниной, сейчас же она потемнела от времени и кое-где обвалилась. Всё так, как и должно быть в старом здании, которое находится на иждивении государства и энтузиастов.
Девушка улыбнулась – настроение понемногу улучшалось. Ей нравилось выбираться из дома. Даже такое небольшое приключение, как поход в цирк, приносило девушке радость. Плюс, иногда ей нравилось выводить своего парня. Каждый крик, визг или обида этого зануды приносили в её жизнь крупицу разнообразия. Вот и сегодняшняя ссора не расстроила девушку, а скорей, раззадорила.
Неожиданно в зале потемнело, округлая сцена окрасилась золотым светом рамп, а недвижимые ранее кулисы ожили – цирк готовился к представлению.

На сцену вышел парень – высокий и стройный – тень от шляпы-цилиндра падала на лицо, скрывая его черты от любопытных взглядов. Его рыжие волосы укрывали плечи огненной бахромой. Походка была гибкой как у тигра, готовящегося к прыжку.
Подойдя к середине сцены, он выпрямился, подставив лицо под яркий свет софитов – и зал охнул. Черты лица парня были изящны – миндалевидные глаза томно взирали из-под тяжёлых ресниц, полные губы извивались в дерзкой улыбке, прямой нос, острые скулы – все детали соединялись в прекрасное, волшебное единство. Даже странные шрамы на щеках не могли испортить ощущения благоговейного чуда.
Эрика сглотнула. Никогда в жизни она не видела такого сочетания мужественности и изящества, дерзости и нежности – ни в жизни, ни на обложках глянцевых журналов. Она решила, что это иллюзия – гипноз - подобного воплощения идеала в реальной жизни встретить невозможно. Девушка огляделась по сторонам. Люди взирали на сцену с удивлением и благоговением - девушки хлопали ресницами и кокетливо улыбались, парни хмурились, ощущая свою ущербность, а пара старых дев на заднем ряду даже сложили ладони на груди в блаженном экстазе, как будто ангел спустился с небес. Эрика улыбнулась «Ну, это уже чересчур». На всех произвёл впечатление этот удивительный образ.
«Ангел» обвёл томным взором зал. Эрика внимательно следила за ним, за шевелением каждой мышцы на его лице. Наконец, парень заговорил, но Эрика видела лишь движение его губ, слышала ровный тон его голоса, но смысл самой речи ускользал от неё. Девушка быстро заморгала и решила, что не попадет под его чары. Только последнее слово фокусника не ускользнуло от её внимания:
- Улыбайтесь!

Поначалу представление увлекло зал - люди охали и вздыхали, когда в руках фокусника материализовывался голубь, колода карт или букет цветов. Но вскоре зрители стали уставать, отвлекаться от стандартных фокусов, которыми полнились вечерние ток-шоу об иллюзионистах. Парень, сидящий через ряд от Эрики с Грегом, бессовестно воткнул наушники и погрузился в себя, две девицы на последнем ряду задорно шушукались, стреляя глазками на фокусника, да и сам Грег уже некоторое время переписывался с кем-то на фейсбуке. Эрика сурово взглянула на своего парня и прошептала:
- Грег, имей совесть. Ты сюда не за этим пришёл. Выключай телефон и смотри на сцену.
- Скучно, скорее бы уже конец, - Грег поднял на неё скучающее лицо.
Эрика отвернулась от парня, сейчас он был противен ей как никогда в жизни. Ей нравилось представление, нравился сам артист, и её жутко раздражало такое отношение людей к чужому труду. Шелест зала и тишина сцены отвлекли девушку от расстроенных чувств. Она взглянула на фокусника и поняла, что он тоже заметил упавший интерес к его представлению. Странная тень упала на его лицо – теперь оно казалось жестким и бесчувственным, как у фарфоровой куклы.
Фокусник выпрямился и обвёл взглядом зал. Его улыбка стала натянутой, а в глазах проскользнула злоба.
- Я вижу, что утомил вас классикой! Значит, пришло время для авторских фокусов, - Он снова улыбнулся, но эта улыбка несла только жестокость.

В зале потемнело, казалось, что вечер давит на стены снаружи, пытаясь проникнуть внутрь и укутать зрителей в тёплую мглу.
Фокусник снял шляпу, повернув её внутренней стороной к залу. Сначала в недрах цилиндра гнездилась лишь темнота, как бездонный колодец, притягивая взгляды своей глубиной. Взоры людей сфокусировались на этой чёрной дыре, когда её стало наполнять неуловимое движение. Через мгновение зал взвизгнул – из шляпы вырвалось оранжевое облако.
Миллион ярких бабочек в секунду наполнил зал – они заняли собой всё пространство, садясь на тела, путаясь в волосах, мешая дышать. Они липли к лицам людей, а тем, кто кричал, они залетали в рот. Паника поглотила людей. Казалось, что воздух превратился в оранжевую реку. Эрика укуталась в ворот своей ветровки и закрыла глаза.
Казалось, что шелест крыльев не утихнет никогда. Но вот последняя угроза, зацепив волосы девушки, упорхала вдаль. Эрика осторожно открыла глаза – бабочки исчезли. Тогда она смело выпрямилась и осмотрела зал.
Некоторые люди безмолвно застыли в креслах, затравлено озираясь по сторонам, большинство лежало на полу в искорёженных позах, застигнутое врасплох при попытке к бегству. О потоке бабочек напоминал лишь тихий шорох, доносившийся откуда-то сверху. Эрика подняла глаза к потолку – потемневшей побелки больше не было видно – огромное количество ярких насекомых укрывало лепнину плотным одеялом. Бабочки шевелились, занимая последние сантиметры вокруг люстр. Это зрелище завораживало – они двигались как муравьи, ползая, друг по другу, сплетаясь в единое оранжевое месиво.
Из ступора девушку вывел раскатистый смех, разнесшийся по залу девятым валом. Он вспугнул насекомых, заставив их двигаться быстрее, и людей, съежившихся в своих креслах. Она взглянула в сторону нарушителя спокойствия и разинула рот от удивления – прямо на стене, ни на чем не держась, стоял фокусник.
Его улыбка больше не источала миролюбие – только жестокость упоения чужой болью наполняла его черты. Но это не делало его менее привлекательным. Это злобное наслаждение наоборот привлекло внимание Эрики своей загадочностью и отстраненностью от мирской обыденности.
Фокусник, не спеша, спустился на сцену.
- Замечательный фокус, не находите? Papilio mortem - такие милые. Могут излечить от страшных ран, а могут их и нанести. Мои бабочки необычные – они откладывают яйца только в человеческом теле, правда, им всё равно – будет оно живым или мёртвым.
Парень, сидящий недалеко от Эрики вскочил на ноги и бросился к выходу, махая руками он, по-видимому, надеялся сбросить с себя отложенные бабочкам яйца. Ужас искрился в его широко открытых глазах.
- Никто не уйдет до конца представления! - Фокусник изящно вскинул руку, взмахнул кистью и сжал её в кулак, будто раздавливая навязчивое насекомое. В то же мгновение, убегающий парень смялся в комок, как жестяная банка из-под колы, хруст его костей разнёсся эхом в тишине полутёмного зала.

Не ужас, а удивление Эрики росло и перетекало в восхищение. Воспитанный годами атеизма её скептицизм улетучивался, освобождая место для веры в чудеса. Только магия была способна объяснить то, что увидела девушка в этот вечер.

Люди боялись пошевелиться. Страх за свою жизнь брал верх над ужасом перед фокусником. Некоторые сидели в прострации, другие тихонько рыдали, третьи пытались отстраниться, разглядывая свои ботинки или кресла передних рядов – но больше никто не сдвинулся с места. Это обрадовало фокусника – его улыбка вновь засияла.
Тишину зала нарушал лишь шорох крыльев насекомых и сдавленный плач заложников представления.
Фокусник взмахнул руками, и несколько трупов взвились в воздух, как марионетки – не люди, а подвластные кукловоду рабы. Их конечности безвольно метались в воздухе, будто их соединяли незримые нити с ловкими пальцами иллюзиониста.
- Друзья, вы оба мне не раз
Помочь умели в горькой доле;
Как ваше мнение: хорошо ли
Пойдут дела теперь у нас?
Тружусь для публики я неизменно:
Она живёт, и жить другим даёт.
Уже стоят столбы, готова сцена,
Ждёт праздника взволнованный народ.
У нас ведь все к чудесному стремятся:
Глядят во все глаза и жаждут удивляться.
Мне угождать толпе, хоть и не новый труд,
Но всё ж меня берёт невольное сомненье:
Прекрасного они, конечно, не поймут,
Зато начитаны они до пресыщенья.
Вот дать бы пьесу нам поярче, поновей,
Посодержательней - для публики моей!

Спектакль с мёртвыми куклами вызывал у Эрики тоску и восхищение. Действия фокусника были точны и изящны – марионетки играли роли прекрасно. Трупы ходили, кланялись, садились на колени, как настоящие труженики театра, они играли свои роли с полной отдачей образам. Лишь лица «актёров» были неизменны - их искажали гримасы ужаса и боли – их искалечило касание смерти.
Первая марионетка взвилась и обернулась, пока вторая летала под потолком.

- Как звать тебя?

- Вопрос довольно мелочной
В устах того, кто слово презирает
И, чуждый внешности пустой,
Лишь в суть вещей глубокий взор вперяет.

Первая марионетка кружилась и озиралась, ища своего собеседника.

- Чтоб узнать о вашем брате суть,
На имя следует взглянуть.
По специальности прозванье вам даётся:
Дух злобы, демон лжи, коварства — как придётся.
Так кто же ты?

Вторая марионетка плавно опустилась на пол, ведя за собой шлейф из бабочек.

- Часть вечной силы я,
Всегда желавший зла, творившей лишь благое.

- Кудряво сказано; а проще — что такое?

Вторая марионетка подлетела сзади к первой и склонилась у неё над ухом.

- Я отрицаю всё - и в этом суть моя.
Затем, что лишь на то, чтоб с громом провалиться,
Годна вся эта дрянь, что на земле живёт.
Не лучше ль было б им уж вовсе не родиться!
Короче, всё, что злом ваш брат зовёт, —
Стремленье разрушать, дела и мысли злые,
Вот это всё — моя стихия.

Приятный тембр разносился в полумраке, создавая иллюзию сказки, погружая зрителей в театральное действо. Строки текли из его уст, как чистый поток, обволакивая зал, потопляя сознания зрителей.
Эрика слушала с упоением, стараясь уловить колебания его голоса. Погружаясь всё глубже и глубже в водоворот слов, она почувствовала важность отдельной строки:
«Мы отличились, как могли,—
Ты только труд наш похвали!»
На ней голос фокусника задрожал, подчинившись эмоции. Стройный ряд рифм исказился, вырвав девушку из полу-экстаза, чтобы через мгновение накрыть её с головой в новой веренице слов.

Первая марионетка протянула немые руки к потолку, остановившись у края сцены, и опустила голову на грудь.
- Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идёт на бой!
Всю жизнь в борьбе суровой, непрерывной
Дитя, и муж, и старец пусть ведёт,
Чтоб я увидел в блеске силы дивной
Свободный край, свободный мой народ!
Тогда сказал бы я: мгновенье!
Прекрасно ты, продлись, постой!
И не смело б веков теченье
Следа, оставленного мной!
В предчувствии минуты дивной той
Я высший миг теперь вкушаю свой.

Труп потерял свою невесомость и обрушился камнем с подмостков прямо под ноги первому ряду. Зрители вздрогнули и отвели глаза от одинокого тела, перенесшего вторую смерть за этот вечер.

- Простёрто тело, дух бежать готов;
Я покажу кровавую расписку...
Но много средств есть ныне и ходов,
У чёрта, душу чтоб отнять без риску!
Путь старый труден; много там тревог;
На новом — знать нас не хотят... Досада!
На то, что я один исполнить мог,
Теперь уже помощников мне надо.
Да, плохо нам! Во всём мы стеснены:
Обычай древний, право старины —
Всё рушилось, утрачена опора!
С последним вздохом прежде вылетал
На волю дух; я — цап-царап, хватал
Его, как мышь, и не было тут спора.
Теперь он ждёт, не покидает он
Противное жилище, труп постылый,
Пока стихий враждующие силы
Его с позором не погонят вон.
И день, и ночь гнетёт меня тревога:
Где, как, когда? Вопросов гадких много;
И точно ли? Сомненье есть и в том!
Смерть старая уж не разит, как гром.
Глядишь на труп, но вид обманчив: снова
Недвижное задвигаться готово.

После этих слов, все скорчившиеся на полу тела встали. Ровно и отлажено, как отряд гвардейцев, они промаршировали между рядов кресел и стали рядом с выжившими.
Люди затрепетали в ужасе, пытаясь отдалиться от посиневших от удушья тел.
Фокусник остановился у края сцены. Его недовольный, обиженный взгляд стал блуждать по рядам, выявляя неверных. Зрители дрожали, избегая взгляда иллюзиониста. Страх витал в воздухе липкий, как паутина. Кисловатый и удушливый – этот запах оседал на языке, в лёгких, пробирался в мозг и разгонял сердце до скорости локомотива.
- Я заметил, что не все вы добросовестные зрители. Вам не понравился наш маленький спектакль? Что ж, актёры очень расстроены подобным невежеством. Думаю, у них есть, что вам сказать.
Одновременно ожившие марионетки накинулись на людей и лёгким движение рук сорвали головы с плеч несчастных. На секунду в зале наступила гнетущая тишина, она звенела, как колокол, заглушая течение времени – превращая этот бурный поток в заледеневшую плотину. Спустя вечность зал наполнился звуком журчания крови.

Эрика вышла из оцепенения. Мир стал снова приобретать цвета. Жизнь проявлялась, как изображение на карточке полароида. Не тронутыми в зале осталась лишь она и её парень. Она не сразу заметила Грега. В общем, она и забыла бы о его существовании, если бы он не попался бы ей на глаза.
Это было жалкое зрелище – губы парня тряслись, глаза затравлено бегали, а руки отчаянно впивались друг в друга с такой силой, что пальцы побелели. Когда Эрика к нему повернулась, он дёрнулся и соскользнул с сидения на окровавленный пол. Его нервные руки тут же стали скользить, создавая разводы, а брюки впитывать алую жидкость. «Какой же ты трус, Грег».
- Ты права, - Бархатистый голос прозвучал над самим ухом девушки. Эрика задрожала, но не от страха, а от волнения – ей льстило, что она осталась последней женщиной в этом зале. И она это заслужила, ведь она так внимательно следила за представлением, что весь окружающий мир ушёл на задний план – ничего больше её не радовало, кроме его фокусов.
Она обернулась и взглянула в глаза новой страсти. Он изменился: теперь его глаза сияли алым цветом, а зрачки напоминали тонкие овалы, зубы заострились, превратив его широкую улыбку в акулий оскал. Шрамы на щеках раскрылись подобно раковинам, обнажив неожиданное содержание – вторую пару глаз.
Эрика улыбнулась – они вовсе не пугали, а притягивал её взгляд.
- Это было чудесно. Я хочу ещё один фокус. Я хочу участвовать, - она с жаждой заглянула ему в глаза. «Хоть бы не отказал! Если все в этом зале приговорены, я хочу умереть красиво, от его руки!»
Фокусник выпрямился и рассмеялся. Смех прокатился по зданию, отразившись от трупов, и затих в ночной тьме улицы.
- Значит, будешь моей ассистенткой! – он взял девушку за руку и повёл за собой на сцену. Его касания были раскалёнными, словно на руку Эрике вылили расплавленный металл. Но она не пожелала отдёрнуть ладонь – эта боль упаивала её, как долгожданная влага измождённого жаждой.

Фокусник взмахнул пальцами и последний выживший взвился в воздух. Обогнув ряды сидений, он упал на стену, не в силах сопротивляться. Грег, белый от ужаса и непонимания, замер в позе распятия на главной стене рядом со сценой. Никакие крепления не удерживали его от гравитации, и это пугало его больше, чем предстоящая смерть. Все его мировоззрение рухнуло в этот день: скептицизм оказался сломленным таинственными манипуляциями неизвестного фокусника, планы на размеренную жизнь рассыпались под гнётом массового убийства, а любимая девушка предавала его ради своего глупого мировоззрения.

Эрика взяла в руки шляпу своего покровителя, боясь помять её или испачкать. Руки её дрожали от возбуждения.
- Там сокрыт внутренний мир твоего друга. Возьми то, что захочешь.
Эрика взглянула на Грега. Парень беспомощно извивался на стене, пригвождённый неведомой силой фокусника. Его затравленный взгляд умолял её остановиться.
Девушка подумала об их отношениях - хороших моментах и плохих – их разговорах, сегодняшней встрече – они так и не помирились. Эрика задумалась: Грег не сделал ей ничего плохого, он любил её и всегда желал ей самого лучшего, пусть и со своей точки зрения. Девушка печально улыбнулась и… опустила руку в шляпу.
«Грег хороший человек. Он многого натерпелся. И он достоин красивой смерти. Я должна постараться».
Рука Эрики ощущал склизкие органы парня. О чём бы она не подумала, оно тут же попадалось под руку – упругие почки, мягкая скользящая печень, твёрдые округлости рёбер или рвущееся наружу сердце. Грег сжимался от неприятия и боли после каждого прикосновения к его органам, он всхлипывал и вспоминал молитвы для отверженных им богов, что могли бы прийти к нему на помощь.
Наступающая тьма смешалась с кровью зрителей, окутала сидения и погасила люстры полупрозрачной дымкой. Она поплыла по залу ароматом дождевой свежести, напомнив девушке о горячих летних ливнях. Идея озарила лицо Эрики, она украдкой взглянула на своего идола и улыбнулась.
Девушка медленно вынула руку из шляпы – она по локоть была в тёмной тягучей горячей жидкости. Девушка засмотрелась на глянцевые отблески последних лучей света в крови на своих пальцах. Ночной ветер раздул ей локоны и привёл её в чувство. Тогда Эрика аккуратно приподняла шляпу и перевернула её у себя над головой. Алые потоки низверглись ей на голову, подобно летнему ливню – горячие капли заливали ей лицо, стекали по одежде и падали на пол.
- Вот и конец, которого ты так желал, - Фокусник улыбался и наблюдал, как жизнь покидает пригвождённого к стене парня. Грег становился всё бледнее и бледнее, пока последняя капля крови не оставила его тело – белая, как полотно, щека безжизненно соскользнула на плечо.
Тьма обняла Эрику, как заботливая матушка. Мир угасал, наступал покой и тишина. Последнее, что ей запомнилось, это раскалённые добела прикосновения рук и обжигающий поцелуй.

Эрика ощупывала свою руку – никаких ожогов не было. Может, ей это всё привиделось? Может быть, у неё действительно шизофрения, как думают врачи? И всех убила действительно она?
Полицейские нашли её на следующее утро в полном ступоре, стоящую посреди сцены, облитую человеческой кровью среди горы обезглавленных трупов. С тех пор прошёл месяц.
Сейчас она сидела в камере предварительного заключения и ждала приговора – решат ли, что она невменяемая или, что её ждёт смертельный приговор, как самого жестокого маньяка штата за последние шестьдесят лет. Но, на самом деле, она ждала не этого.
Она ждала его, как он ей приказал. Ждала уже месяц. Терпеливо.
Из-за решётки в камеру упал последний луч солнца, окрашивая руки девушки в золотистый цвет. Руки без ожогов.
Эрика посмотрела в окно – солнце скатывалось с небосклона, теряя свой последний свет в водах промышленной реки. Силуэт старой фабрики скрашивал голый дугообразный горизонт. Темнота всё больше окутывала скудный пейзаж и уже пробиралась в камеру к девушке.
За спиной Эрики раздался протяжный скрип, она вздрогнула и обернулась - дверь в камеру была приоткрыта.
Удивление и любопытство завладело девушкой, и она вышла за порог. «Что происходит? Надо мной потешаются? Или это видение – приступ моей возможной шизофрении?»
Тёмный коридор освещался лишь скудным светом увядающего заката – тюремный блок уже спал. Из тёмного угла выступил стройный силуэт в шляпе-цилиндре и протянул руку навстречу девушке. Алые огоньки четырёх глаз светились в темноте.
Эрика задрожала. «Он меня не бросил. Он за мной пришёл!» Она сделала шаг вперёд и протянула руки навстречу своему будущему.