Молчание. Глава 6
ГЛАВА ШЕСТАЯ. Как колорадский жук в банке.1.
Максим Викторович настолько сильно увлёкся изучением новой чумы, что не заметил, как погибло больше половины его отделения. Скорее всего, он неосознанно прятался от реальности. От невыносимой боли, от жестокого голода, от смерти в её самом страшном проявлении. И сам он понял это только тогда, когда решил обойти отделение и посмотреть, что в нём творится. Магамединов поднялся на третий этаж и в вестибюле хирургического отделения встретился с Николаевым. Они закурили. Павел Петрович даже не стал спрашивать, когда это Максим Викторович опять пристрастился к никотину. Он ведь уже больше трёх лет как распрощался с этой вредной привычкой.
Магамединов делал затяжку за затяжкой, руки у него тряслись.
- Что, всё так плохо? – поинтересовался Николаев.
Максим Викторович кивнул и ответил:
- Я боюсь, что эпидемия скоро перенесётся на ваш этаж. И не знаю, что мне делать. Может, хоть часть условно здоровых отправить к вам? А то у нас они рано или поздно станут больными.
- Это не выход, - моментально возразил Павел Петрович.
- Что же мне тогда делать?
Николаев пожал плечами.
- Так легче всего ответить, - прошептал Магамединов.
- Собери их всех, сделай ещё один анализ крови и тех, кто не заражён, распусти на все четыре стороны, пускай идут, куда хотят, - предложил Павел Петрович. - В своё отделение я никого не пущу. У нас и так, как ты говоришь, риск заражения очень высок.
Внезапно на втором этаже хлопнула дверь, а затем раздался крик Анфисы:
- Максим Викторович, ну где же вы?
Магамединов вышел на лестничную площадку, за ним – Николаев.
- Что случилось, Анфиса? – спросил заведующий терапевтическим отделением.
- Четыре человека покинули отделение, - ответила дежурная медсестра. - Собрались и ушли. Я чувствую, что скоро и другие последуют их примеру.
- Вот этого я больше всего и боялся, - сказал Магамединов.
- Закрывай отделение на железные двери, - посоветовал ему Николаев. - Всё же для этого продумано. Я у себя давно так сделал.
Магамединов посмотрел на Николаева, как на полоумного, и ухмыльнулся.
- А как же санитары? Они у меня покойников на улицу выносят.
- У вас там что, один ключ на всё отделение? – удивился Павел Петрович.
- Да, так оно и есть, растеряли остальные. Собирались пару штук запасных сделать, да руки не дошли.
- Нашёл проблему, - заметил Николаев. - Поставь кого-нибудь дежурить у двери с этим вашим единственным ключом.
- Вот Анфису и поставлю, - принял решение Магамединов. - Меньше по отделению будет шляться, больше шансов у неё останется выжить в этой гиблой обстановке.
2.
Круглова встала со стула и обвела взглядом приближающихся к ней «ногогрызов». Ох, как же много их было. Они угрожающе «вжикали» своими пилами. Руки и ноги похолодели от ужаса, Елена Степановна не выдержала и закричала:
- Помогите же мне! Кто-нибудь!
В ответ – тишина. Никому до её беды нет дела. Она посмотрела на хаос в лаборатории: столы и стулья перевёрнуты, всё оборудование лежит разбитое на полу, из пробирок вытекла кровь, из мензурок – химические реактивы.
Круглова почувствовала: это конец. Из лаборатории она не выйдет. Конечно, она попытается... Только вероятность выбраться равнялась нулю.
3.
А в это время во второй палате терапевтического отделения возле кровати обглоданного старика (в его теле были выедены внутренние органы и видны рёбра, а также не было гортани) сидел Хонкин-старший и смотрел несчастными глазами на своего брата Женьку, который стоял в проёме дверей. Щёки и губы старшего брата были испачканы кровью.
Хонкин-старший медленно, не отводя взгляда от брата, встал на ноги. Женька громко заорал и сбил его с ног. Завязалась драка. В итоге младший сел сверху на старшего, стянул с кровати подушку и опустил её на лицо брата.
Хонкин-старший пытался сопротивляться, но Женька не оставил ему никаких шансов. Несчастный больной перестал махать руками и умер от удушья.
Хонкин-младший убрал с лица брата подушку, взглянул на него и завыл от боли, ворвавшейся в его сердце.
4.
- Просто так я вам не дамся, уроды! – закричала Круглова и скинула со стола компьютер.
«Ногогрызы», как по команде, сразу же бросились на женщину. Для них началась охота за жертвой, а для неё - игра на выживание. Елена Степановна изо всех сил толкнула ногой стол. Тот упал крышкой на небольшую часть атакующих тварей. Другая часть успела разбежаться в стороны.
- Один ноль в мою пользу, - прошептала Круглова и обратила внимание на столы, которые были повалены «ногогрызами» на пол.
Зачем они это сделали? Для того чтобы запугать? Или чтоб дать ей хоть какое-то преимущество?
Это что ж получается: они с ней играют, развлекаются, проверяют её на сообразительность? Круглова не стала тормозить и прыгнула на перевёрнутый стол, а с него перепрыгнула на следующий, рухнувший на пол благодаря «ногогрызам». Таким вот образом женщина начала продвигаться к выходу из лаборатории. «Ногогрызы» бежали за ней вдоль столов. Перепрыгивая на очередной стол, Круглова неудачно приземлилась и растянулась прямо на рухнувшем столе, правая рука её при этом опустилась на пол. С ревом «вжи-жи-жить» и крутящейся пилой к руке мгновенно подлетел «ногогрыз». Круглова за долю секунды успела убрать руку, вскочила, подняла железную табуретку и опустила крышкой на «ногогрыза». Потом несколько раз прыгнула на ней – для верности. Послышался противный хруст, из-под табуретки потекла жёлтая слизь.
- Вот так надо расправляться с паучками, тараканами и прочей нечистью! - выпалила Круглова и выскочила из лаборатории, захлопнув за собой дверь.
В коридоре Круглова столкнулась с «ногогрызом» в два раза больше «обыкновенного». Однако ползучая тварь вместо того, чтобы напасть, бросилась наутёк. Отчаянная женщина, не растерявшись, кинулась за ней. Она догнала тварь и ударила её сверху ногой. Вмиг из тела твари вылетели острые пилы и разрезали пополам туфлю Елены Степановны.
- Ух ты какая! – вскрикнула Круглова и оставила ползучую тварь в покое. Та быстро вырезала в стене норку и спряталась в ней.
5.
Заскрипел замок, и открылась железная дверь. Из отделения пульмонологии на лестничную площадку восьмого этажа выскочил растрёпанный и ужасно расстроенный Погодин. И через секунду туда же выглянул со злым лицом Семён Семёнович Воржицкий.
Пётр Алексеевич, кривляясь, отвесил ему поклон чуть не до пола.
- Спасибо, Семён Семёнович!
Воржицкий зло сверкнул глазами и недовольно буркнул:
- Да как вам не стыдно! В больнице такая беда, а вы чёрт знает чем занимаетесь…
- У меня наряду с общей бедой, - заметил Пётр Алексеевич, - ещё имеется и своя, индивидуальная. Но вам меня не понять, потому что вы находитесь на поверхности проблемы, а я целиком и полностью - внутри неё.
- Ладно, идите с богом, Пётр Алексеевич. Мне, простому смертному, действительно, трудно понять вас: «высоко летающих» или «глубоко плавающих». Я привык изъясняться простым и доступным языком, чего и вам желаю.
- И вам доброго здоровья, - произнёс Погодин и начал спускаться по лестнице.
Воржицкий проводил его недобрым взглядом и закрыл дверь. Погодин спустился на несколько этажей вниз. Он развернулся на очередном лестничном пролёте и резко остановился. По лестнице навстречу ему поднималась девушка в чёрном платье с коротким рукавом и чётками в руках. На плече у неё сидел ворон. Девушка была завораживающе красивой и стройной. Она грациозно протянула вперёд свои тонкие руки и заговорила дрожащим голосом:
- Пришло время вершить судьбы, мой господин. Я готова открыть своё истинное лицо. Готовы ли вы его увидеть?
Погодин, когда понял, кто перед ним стоит, схватился за голову.
- Боже, но так не бывает! Это сон или явь?!
6.
Удивительно, что в шестнадцатую палату терапевтического отделения эпидемия так и не заглянула. Вика, Василиса, Сарнацкая и Чеславовна сидели на своих кроватях, выпрямив плечи и положив руки на колени. Все они внимательно смотрели на Валентину Петровну. Глаза у них были стеклянные, как у мягких детских игрушек.
Валентина Петровна, удобно расположившись на своей кровати, щёлкала семечки и шелуху выплёвывала прямо на пол. На стене за её спиной мерцала ярко-синим светом ледяная корка.
- Эпидемия на втором этаже достигла таких масштабов, - заговорила двухметровая женщина-монстр и стряхнула с рук шелуху, - что бороться с ней, как со стихией, становилось бессмысленно. Она пожирала жизни людей, как некоторые из вас пожирают орешки за бутылочкой тёмного пива.
Вика не выдержала и подняла вверх руку, как послушная школьница.
- Минуточку, можно вопрос?
Валентина Петровна тяжело вздохнула.
- Давай, деточка, задавай.
- Почему на картинке все круги не замкнуты и один больше другого, а эллипсы пересекаются между собой?
- Всё очень просто, попробуй смотреть только на круги или только на эллипсы, - спокойно объяснила Валентина Петровна. - И не забывай, что здесь можно применить уравнение восьмого порядка.
Вика свела глаза в одну точку и радостно улыбнулась.
- Спасибо… я поняла! – заверещала она. - Блин, неужели всё так просто?
Валентина Петровна кивнула и продолжила свой рассказ:
- Врачи, казалось бы, всё предприняли, чтобы чума не вышла за пределы отделения. Но один из санитаров, воспользовавшись дружбой медсестры с третьего этажа, спрятался от своих обязанностей в хирургии под видом больного этого отделения, заняв одну из пустующих кроватей.
Валентина Петровна громко высморкалась в больничное полотенце и обвела серьёзным взглядом всех больных шестнадцатой палаты.
- И ровно через три часа именно в этой палате появился первый больной за пределами терапии, заражённый африканской чумой, - закончила она.
Шмыгнув заложенным носом, Чеславовна тоже обратилась к рассказчице:
- Валентина Петровна, мне не понятно это правило Агиеса… И еще - что такое «первое колебание»?
- Хм… Правило Агиеса говорит о том, что чрезмерно мощный поток информации приводит к нарушению мозговой деятельности, - пояснила усталым голосом Валентина Петровна. - Из-за этого включается естественная защита мозга, в результате которой объект перестаёт адекватно принимать любую, даже очень простую, информацию.
Чеславовна нетерпеливо махнула рукой.
- Это мне понятно. А вот дальше…
- А дальше, если простыми словами, нужна сильнейшая встряска, нужен шок, чтобы естественная защита прорвалась. Этот удар и называется первым колебанием…
- Валентина Петровна, что там дальше было с этой чумой? – поинтересовалась Василиса. - Неужели никто её так и не смог остановить?
- Не спеши, умница моя, - заявила рассказчица, - сейчас всё узнаешь. Давайте только подождём Вику и Чеславовну, что-то они отстают с усвоением материала.
7.
На первом этаже в вестибюле, где произошла страшная трагедия, стало тихо. Опустели скамейки и стулья. Остались эхо и Игоревич.
Пожилой мужчина притащил откуда-то строительную тачку и уселся на полу возле большой кучи человеческого фарша, в котором были перемешаны головы, руки и ноги людей. Воздух в помещении заполнился запахом свежего сырого мяса – «человечиной». Чем-то вонючим, непривычно сладким и чересчур пряным.
Вокруг, казалось, всё стихло. Состояние у Игоревича было приглушённое, муторное – будто его контузило. Ему было плохо и душевно, и физически. Игоревич голыми руками вытянул из кучи несколько распиленных кусков человеческого тела и сложил их в тачку. Затем достал голову – она была вся в крови. Он посмотрел на неё: глаза открыты, в них остался страх, охвативший человека перед смертью.
Игоревич тяжело вздохнул. Он грязными пальцами закрыл глаза покойному, бросил голову в строительную тачку и вновь опустил руки в кровавое месиво.
- Эй, что ты делаешь?! – закричал кто-то.
Игоревич кинул кусок мяса с одеждой и костями вперемешку в тачку. Потом оглянулся и увидел, что к нему со стороны левого крыла вестибюля приближаются Николаич и Рыжов.
- Я собираюсь похоронить их в одной общей могиле, - ответил убийца Артёмовича.
Николаич и Рыжов подошли к нему вплотную. Рыжов весь съежился от жуткого зрелища. Он посмотрел на испачканные в крови руки Игоревича широко раскрытыми глазами и проглотил ком, подступивший к горлу.
- Думаешь, будет правильно? – засомневался Николаич.
Бледный Рыжов бросил взгляд на удивительно спокойного Николаича и резко отвернулся.
- Правильно, - сказал он, подавляя рвоту. - Не здесь же всё это оставлять!
- Давай тогда поможем, что ли, - предложил начальник отдела технического обслуживания.
К горлу Рыжова поступил ком, ещё больше предыдущего, и он еле его проглотил.
- А без меня не справитесь?
- Я от помощи не откажусь, - пробормотал Игоревич и продолжил кидать распиленные куски человеческих тел в строительную тачку. - Только если со мной вдруг что не так опять станет, вы меня сразу же убейте.
Николаич сел на корточки и взглянул в наполненные болью глаза Игоревича. Тот сразу же отвернулся.
- А что может стать не так? – осторожно спросил Николаич.
- Сейчас это не важно. Когда станет, вы сразу поймёте.
Николаич надел резиновые перчатки и опустил руки в кровавую жижу. От неё пошло тёплое испарение. Николаич вытащил из кучи руку с золотым кольцом и уставился на неё.
- Я даже представить себе не мог, что мне придётся в жизни вот так вот копошиться в «свежепорубленных» человеческих костях и мясе, - произнёс он и швырнул руку в тачку.
- Но зато я вижу, что ты по этому поводу особо не расстраиваешься, - сказал Рыжов, пытаясь успокоить прыгающий до горла желудок. - Тебе что отпиленные руки, что отпиленные доски складывать - одно и тоже!
Рыжов взялся за ручки тачки.
- Куда везти? – спросил он.
Игоревич поднял голову и окровавленными пальцами почесал нос.
- Выйдешь во двор и найдёшь яму, туда всё это и скидывай.
Рыжов посмотрел в сторону выхода. К нему двигались в защитных костюмах два санитара: Морковин и Бобров. Они на носилках несли покойника с распёртым животом, прикрытым чёрным пледом. Из-под пледа на землю высыпались бело-розовые червячки, похожие на опарышей.
Рыжов кивнул и сразу же за санитарами вышел во двор больницы. Он с рабочей тачкой остановился на крыльце и взглянул на непривычную картину. Ярко-синяя блестящая плёнка покрывала всю землю, окружающую больницу и только метров шесть не доходила до ступенек, ведущих к входу.
- Спаси и сохрани меня, Господи, - прошептал он. - Дай понять моему разуму, что происходит вокруг меня. Может быть, я попал в ад и об этом ещё не знаю?
В это время санитары подошли к ледяной плёнке и на счёт «три» выкинули с носилок покойника. Сразу же от ледяной поверхности взвились кверху языки пламени, и труп за считанные секунды сгорел без остатков.
Рыжов скатил по ступенькам тачку и двинулся с ней к вырытой яме. Санитары подняли в знак приветствия руки. Рыжов кивнул в ответ. Морковин отстегнул верх защитного костюма. Бобров сделал тоже самое.
- У меня порядком сдают нервы, - заныл Морковин. - Я скоро просто сорвусь. На хрена мы их всех таскаем? Какой в этом смысл?
- Тебе ж объяснили, в чем смысл! - рявкнул в ответ Бобров.
Рыжов опрокинул тачку в яму и подошёл к Морковину и Боброву.
- Это всё-таки правда, что в терапии - эпидемия? – спросил он.
- Правда, - ответил Бобров. - Люди мрут, как мухи.
Морковин сплюнул скопившуюся во рту гадкую слюну и обратился к Боброву:
- Я, Степан, наверное, ещё разок схожу - и пас, больше в отделение не вернусь.
- Может, моя помощь нужна? - поинтересовался Рыжов.
Морковин покрутил пальцем у виска.
- Ты даже не суйся туда, дурачок. Помочь ты там точно никому уже не поможешь. А вот себя, скорее всего, загубишь. Правильно я говорю, Степан?
- Не лезь туда, Рыжов, там тебя ждёт верная смерть, - подтвердил Бобров.
- Ясно, мужики, мне дважды повторять не надо.
8.
Раздался шум и гам, и в вестибюле первого этажа появился отряд Сергея Ветрова. В него входили: Артём, Полина, Оля, Капрон, Макето, дядя Ваня, Шурик, Жуков, Психоза, Рыбин, Мария, Кристина, Тамара. Это были во многом совершенно разные люди, но их объединила борьба с неизвестной им напастью. Не назвать хотя бы одно из перечисленных имён было бы подлостью. Бойцы выглядели уставшими, но довольными. В руках они держали согнутые в форме кочерги или клюшки железные арматуры. У Макето и Рыбина за поясом висели острые топоры, а Капрон нёс на плече штыковую лопату.
Впереди отряда с согнутой арматурой и ведром шёл Сергей Ветров.
- Шесть штук за один раз! - сообщил глава отряда Игоревичу и Николаичу. - Они - суки! – попрятались, наверное, от страха. Явно поняли, что сила за нами.
Сергей бросил ведро на пол. Оно перевернулось, и из него вылетело несколько раздавленных «ногогрызов», они все были в какой-то жёлтой слизи.
Ветров повернулся и хлопнул по плечу идущего за ним грозного бойца.
- А Капрон наш - вообще богатырь! Одного гада лопатой прибил, а второго ногой растоптал.
- Ура Капрону! – закричал Психоза, молодой мужчина в очках, похожий на маньяка. - Ура богатырю!
- Ура! Ура! Ура! – поддержали его остальные.
9.
Пётр Алексеевич Погодин, тот самый неизвестно куда пропавший завхоз терапевтического отделения, понял, что до своего этажа не добежит. Он остановился на четвёртом и потянул на себя тяжёлые металлические двери. Очутившись в ожоговом отделении, он повернул в правое крыло.
Серые коридорные стены раздражали его глаза. Этот цвет Погодин не любил, и, слава богу, в его отделении он не преобладал.
Из одиннадцатой палаты ему навстречу неожиданно вышел заведующий ожоговым отделением.
- Пётр Алексеевич, какими судьбами вас занесло в наше отделение? – поинтересовался Кожало.
- Да в туалет меня по-маленькому основательно припёрло, чувствую, что до своего этажа не добегу, - объяснил Погодин.
Кожало поправил очки.
- Вы нам заразу из вашего отделения не принесли? – строго спросил он.
Погодин остановился и вытер рукавом белого халата пот с лица.
- Какую заразу? Вы это о чём, Дмитрий Антонович?
- Такое ощущение, что вы где-то конкретно нажрались и проспали всё самое интересное, - заметил заведующий ожоговым отделением.
- Будете смеяться, но так оно и было, - мрачно сказал Погодин. - Беда у меня случилась… И вряд ли в этой больнице найдётся тот, кто сможет меня понять.
- Пётр Алексеевич, вы хоть видели, что творится на улице?
- Вы это тоже видели?! – закричал завхоз. - Значит, я не сошёл с ума?
Кожало растянул губы в невесёлой улыбке.
- Я искренне вам сочувствую. Для вас сегодняшний день будет полон открытий и сильнейших потрясений.
- Ладно, Дмитрий Антонович, не пугайте меня. Я и так уже основательно напуган.
Погодин сделал несколько шагов вперёд и открыл двери, ведущие в туалет.
- Мне сейчас самое главное - найти психиатра, который докажет мне, что я ещё не сошёл с ума, - сказал он и зашёл в туалет.
Пётр Алексеевич открыл кабинку, встал напротив унитаза и расстегнул ширинку. Где-то в туалете, за его спиной, раздался шорох. Погодин обернулся и бросил взгляд в щель между дверью кабинки и косяком.
По полу туалета пробежала крыса. Завхоз прошептал проклятье и медленно повернул голову назад. Наступила тишина, которую прервал жалобный мужской голос.
- Молодой человек, пожалуйста, перейдите в другую кабинку.
Погодин от неожиданности подскочил, волосы на его голове встали дыбом.
- Ой-ё-моё! – вскрикнул он, кое-как застегнулся и поглядел вниз.
Из унитаза на Погодина смотрела несчастными глазами голова Можаева, пожилого врача ожогового отделения.
- Ну, пожалуйста, я вас очень прошу, - сказала она.
- Аа… Да-да! – растерянно выпалил Погодин, шагнул назад и быстро закрыл дверь кабинки.
Он перекрестился и прошептал:
- Наверное, мне уже поздно идти к психиатру, тут и так всё понятно.
10.
Пока завхоз терапевтического отделения расстраивался в туалете по поводу того, что его крыша безнадёжно поехала, Дмитрий Антонович Кожало сидел за рабочим столом в своём кабинете и слушал голос Фёдора Ивановича, который раздавался из мобильного телефона Груши.
- Мне жаль тебя, Виталик. Искренне жаль, - монотонно говорил Фёдор Иванович. - Ты тонешь в мире своих страхов, с каждым днём погружаясь всё глубже и глубже в нечто, далёкое от реальности. Ты принимаешь помощь тех, кто влез в твой разум, и сознательно отказываешься от помощи тех, кто способен тебе помочь.
Кожало остановил запись и помотал головой.
- Вот же урод! Он играет с твоей психикой.
Груша отошёл от зеркала, выражение его лица было серьёзным. Парня основательно трясло. Он тёр руки, пытаясь таким образом побороть охвативший его озноб.
- Страшно очень. Не знаешь уже, кому и верить. Я тут много о чём подумал…
Кожало кинул удивлённый взгляд на Грушу.
- Потише на поворотах, Виталий! Ты сам, между прочим, пришёл ко мне за помощью, припоминаешь? А этот Фёдор Иванович специально тебе голову морочит, неужели не понятно?
В ответ Груша тяжело вздохнул.
- А кто его знает, - сказал он. – Жуть какая кругом. Уже и сам не пойму, что происходит.
Дмитрий Антонович внезапно ударил кулаком по столу и заорал:
- А ну соберись! Ты что, поверил этому дремучему старикану?! Не забывай, Виталий, кто твой друг, а кто – враг!
- Не давите на меня! – из глаз Груши брызнули слёзы.
- Ладно, Виталий. Извини меня.
Кожало - весь взъерошенный - встал со стула и положил руку на плечо Груши.
- Обидно будет, если мы сдадимся при первых же сомнениях, посеянных в наши души. Давай доведём наш план до конца. Я тебя очень прошу. Второго шанса у нас может уже не быть.
Груша отстранился от Кожало и хмуро сказал:
- Тоже мне – план. Ничего пока и не вышло, а дальше и вообще…
- Не спеши с выводами, - возразил Кожало. - Ни одному рассказчику не понравится, когда ему мешают и воду мутят. Давай разок помешаем ему творить то, что он задумал, и посмотрим на его реакцию - что он учудит в ответ.
11.
Андрей, Олег Олегович и Александр Евгеньевич – заядлые картёжники и больные одиннадцатой палаты урологического отделения - встали возле окна и уставились на стекло, разрисованное морозом. А хилый юноша Егор, обыгравший их в карты и поставивший свои условия, расположился на стуле спиной к ним.
Егор волновался, будто боялся чего-то, и не отрывал взгляд от двери.
- Ледяная плёнка будто ожила и вновь стала разрастаться, - заговорил юноша. - Она медленно потянулась в сторону здания больницы, расползлась по всему крыльцу и достигла входных дверей…
Александр Евгеньевич громко чихнул.
- Будь здоров! – произнёс Андрей с серьёзным выражением лица.
Егор вздрогнул и осторожно посмотрел на мужчин, стоящих возле окна. В палате повисла угнетающая тишина.
- Эй! – шепнул хилый юноша.
Никто не отреагировал на его шёпот. Егор встал, подошёл к Александру Евгеньевичу и хлопнул его по спине. Александр Евгеньевич повернулся лицом к Егору. Глаза его были залиты кровью, изо рта текла жёлтая слюна с пеной.
- Чёрт! – выдохнул Егор. - Неужели я делаю что-то не так?!
12.
Николаич, наблюдая за Игоревичем, не сразу ощутил, как в его тело пробрался холод. Просто в какой-то момент он понял, что замерз и может подхватить воспаление лёгких. Во двор начальник мастерской вышел в рабочей одежде и старой телогрейке. Игоревич - того хуже, в тонких шерстяных брюках и вязаном свитере. Но ему было тепло, даже жарко! Он закапывал одну из двух вырытых ям, в которую вместилось всё, что осталось от восьми человек после нападения на них «ногогрызов».
Игоревич был на три года старше Николаича. В сравнении с полноватым от хорошей жизни начальником мастерской он выглядел тощим, словно питался через день. Смуглое лицо Игоревича портила седая щетина.
Николаич взглянул на мёртвого мужчину, лежавшего в сторонке. Это был несчастный Артёмович, в глазах которого застыли ужас и удивление.
Николаич указал на него пальцем.
- Я так понимаю, ты его собираешься хоронить отдельно?
- Угу, - мрачно ответил Игоревич и бросил несколько лопат земли в яму.
Николаич протянул руку к лопате.
- Давай подменю, - предложил он.
- Не надо, я сам! - отказался от предложения Игоревич.
За спинами Николаича и Игоревича зашевелилась ледяная плёнка. Она засверкала ярко-голубым светом, затем зашуршала и стала медленно разрастаться. Игоревич бросил ещё пару лопат земли, поднял голову и прислушался. Его насторожил странный звук. Он покрутил головой, но ничего необычного не заметил.
- Шли бы вы в помещение, Николаич, - сказал Игоревич. - Жутко холодно на улице стало, а вы раздеты. Заболеете ещё.
- Ты тоже не больно тепло одет.
- Не обращайте на меня внимания, я к холоду привыкший.
Николаич недоверчиво хмыкнул, потом твердо сказал:
- Нет уж. Давай-ка доделаем, что начали.
13.
Груша вошёл в свою палату с какой-то непонятной пустотой в сердце. Видимо, его настолько измучил страх, что он просто устал бояться. Впервые он почувствовал тупое одиночество и безысходность. Ему захотелось просто лечь, заснуть и проснуться дома, услышав голоса родителей.
Как надоело всё то, что видели глаза. Душили серые стены, давил яркий свет, бесили чужие люди, которым он был безразличен. Если б можно было сейчас взять и закричать, он бы закричал. Но Виталик не мог себе позволить даже такого удовольствия, поскольку получил серьёзное задание и понимал, что должен его выполнить.
Груша обвёл палату взглядом. Фёдор Иванович и Василий сидели на кроватях и читали газеты. Пузырь лежал, уставившись в одну точку на потолке. Виталик долго смотрел на Пузыря. Ему даже показалось, что Даньке плохо, но спрашивать об этом у него он не стал.
Груша лёг на кровать, взял в руки книгу и повернулся спиной к Фёдору Ивановичу. Виталик открыл книгу, там, где у него была закладка, и сделал вид, что читает. Ему совершенно не хотелось читать, ни одно слово не лезло в его сознание. Мозг словно отказывался принимать информацию.
Федор Иванович кинул газету на тумбочку.
- Знаете что, молодые люди? Пришло время сказать вам правду, - неожиданно произнёс он.
Груша перевернул страницу, показывая, что его это совершенно не интересует. Зато Василий сразу же оторвался от сканвордов и спросил:
- Вы про что, Фёдор Иванович?
Старик ответил:
- О том, что давным-давно мне пришлось своими глазами видеть, как это странное блестящее облачко прикасалось к людям и превращало их в мерцающие частички пыли.
Груша тихонько достал из кармана джинсов мобильный телефон и включил диктофон. А Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил руку на его плечо.
- Так вот, оно тогда уничтожило всех людей, находящихся в коридорах подземного этажа больницы, и стало подниматься на первый этаж.
Груша уставился на старика. Тот провёл рукой по голове Пузыря. Из глаз Даньки потекли слёзы. Виталик дрожащими руками вытянул из другого кармана джинсов МР3–плеер и вставил наушники в уши. При этом он неотрывно следил за действиями Фёдора Ивановича.
Тот поймал его взгляд и ласково улыбнулся.
- В вестибюле первого этажа, - заговорил громче он, - облачко разделилось на два одинаковых. Они полетели в разные стороны, одно - в левое крыло, другое - в правое.
Рассказчик шагнул к кровати Груши. Виталик зачем-то закрыл глаза и сжал кулаки. Фёдор Иванович наклонился над его ухом со вставленным наушником и зашептал:
- Нет преграды для тех, кто хочет что-то сказать…
Груша мгновенно открыл глаза и - будто что-то лопнуло в его груди - заорал диким голосом:
- А-а! Сука! Я не хочу тебя слушать! Заткнись, козёл!
Фёдор Иванович поменялся в лице, отшатнулся, одновременно издав непонятное гортанное: «Ух». Потом схватился за голову и с грохотом упал на пол, зацепив рукой стул.
- Ух-ух, - невнятно бормотал он.
Часть головы Фёдора Ивановича – совсем малая - изменилась: исчезли волосы, стала видна кожа серовато-синего цвета.
Груша вскочил с кровати, как воин, почуявший своё преимущество. В эту же секунду с кровати поднялся Василий и сделал шаг в его сторону. Виталик кинул взгляд на Василия и склонился над Фёдором Ивановичем. Он хотел сказать что-то очень гадкое старику, но Василий сделал ещё один шаг вперёд. Груша выпрямился и уставился на Василия.
- Эй, ты чего задумал?! – крикнул он.
С кровати резко вскочил Пузырь, наклонился и достал из тумбочки острый кухонный нож. Василий протянул руку к Пузырю, и тот вложил в неё холодное оружие.
Груша, понимая, что дело - дрянь, стал отступать в сторону входной двери.
- Извини, Груша, - сказал Василий,- но свой выбор ты уже сделал.
Груша испугался не на шутку. Он видел, что ребята были настроены серьёзно. Ох, как серьёзно!
Василий прыгнул вперёд и замахнулся ножом на Виталика. Груша схватил двумя руками руку нападавшего с ножом и отвёл её в сторону. Он почувствовал, что справится. Василий не одолеет его. Кишка у него тонка.
Но тут всё усложнил Пузырь, он подскочил к Груше со спины и вцепился ему в шею. Василий тут же вырвался из цепких рук Виталика и со всей силы ударил ножом в его живот. Груша упал на колени и мучительно всхлипнул.
- Мне жаль, что ты не увидишь то, что увидим мы, - сказал ему Василий.
Изо рта Груши вытекла струйка крови.
Виталик растерянно поглядел на своего убийцу, потом – на кровавое пятно на полу…
- Аааа… Ааах, – в горле Груши булькнуло, он закрыл глаза и рухнул лицом вниз, раскинув руки в стороны.
14.
Игоревич бросил несколько лопат земли на небольшой холмик.
- Так-то лучше, - сказал он.
Николаич с грустью кивнул. Игоревич взглянул на небо.
- Неужто нынче человеческая жизнь не имеет никакой ценности?..
- Так, да не так, - возразил Николаич. - Врач у нас один решил докопаться – что ж здесь происходит? Покойников стал резать. И выяснил, что живые люди представляют отличную почву для роста тварей… таких жутких, что в страшном сне не приснятся.
- Тогда зачем же нас уничтожать, если мы живыми нужны? – вскинулся Игоревич.
Раздался неприятный шуршащий звук, словно по сухим листьям проползла змея. Двое пожилых мужчин не обратили на него внимания – а это был шорох, который издавала ледяная плёнка...
- По этому поводу тоже есть кое-какие соображения, – сказал Николаич. - Заметь, очевидцы произошедшего рассказывают, что эти… «ногопилы»… или как их там...
- «Ногогрызы», - подсказал Игоревич.
- Так вот, эти «ногогрызы» не бросились на людей, стоящих по одному, а ринулись на тех, кто стоял в толпе… Как бы высказывая этим, что им не нравится массовое скопище людей.
Ледяная плёнка, словно растущее живое существо, преодолела расстояние в хороших полметра и опять засверкала ярко-голубым светом. Вспышки света больно ударили по глазам Игоревича и Николаича, и они оба замолчали.
Игоревич подошёл к телу Артёмовича и стал рыть рядом с ним могилу.
- А там же яма у тебя почти наполовину вырыта, - удивился Николаич. - Зачем новую копаешь?
- Там камни, здесь я быстрее вырою.
Тишину и спокойствие больничного двора внезапно нарушили оживлённые голоса. На улицу выскочило шестеро человек: Сергей, Оля, Полина, Артём, Психоза и Шурик.
- Я думаю, мы имеем дело с инопланетянами! - закричал, перебивая других, Психоза. – А почему нет? Кто-то же за этим стоять должен?!
- Что-то я не видел здесь ни одного инопланетянина, - не согласился Артём Жук.
- Как же не видел? - удивился Шурик, ещё тот ботаник и спорщик по жизни. - А эти… как их там? «Ногогрызы»! Почему ты не можешь допустить, что это и есть инопланетяне?
Артём пожал плечами.
- Как-то маловаты они для разумных существ, - ответил он.
- Кто бы за этим ни стоял, - произнёс, не задумываясь, Сергей, - я ему объявляю войну и обещаю тотальное истребление. Клянусь, что пока не уничтожу последнюю тварюгу – не успокоюсь!
- И мы клянёмся! – закричала Оля.
Сергей посмотрел на девушку странным изучающим взглядом. Она заметила этот взгляд и натянуто улыбнулась в ответ.
Игоревич тем временем уже стоял по пояс в яме и выкидывал из неё землю.
Вновь зашуршала ледяная плёнка, она заметно приблизилась к пожилым мужчинам. Игоревич остановился, уловив краем глаза её движение.
- Николаич, видишь эту дрянь?
Начальник мастерских бросил взгляд на ледяную плёнку, и она тут же сделала резкий скачок, очутившись возле ямы, в которой замер Игоревич.
- Игоревич, уходим! – заорал Николаич.
Мужчина кивнул и потянулся руками к телу Артёмовича. Николаич в это время уже бежал к дверям больницы.
- Молодёжь, давайте бегом в здание, - завопил он и указал на быстро двигающуюся ледяную плёнку. - Смотрите, как эта дрянь быстро ползёт сюда. Ничем хорошим это не кончится.
Ребята послушно отступили в здание больницы. Николаич влетел вслед за ними и оглянулся на Игоревича.
Вот же идиот! По-другому не скажешь. Он тянул тело Артёмовича в яму вместо того, чтобы спасаться. В какой-то момент его стало не видно – он наклонился. Сразу же следом в яму сползла ледяная плёнка. Николаич на мгновение закрыл глаза, ожидая самого худшего.
- О, боже! – застонал он. - Вот дурак!
Из ямы резко поднялось пламя огня, и через секунду после этого выскочил Игоревич. На нём загорелась куртка, и он на ходу скинул её с себя.
Ледяная плёнка покрыла землю внутри ямы и вокруг неё. Игоревич стал смотреть, как она стремительно приближается к нему. Он чего-то медлил.
Ледяная плёнка быстро приблизилась к ногам Игоревича. Он же, не спеша, поднялся по ступенькам, сделал два стремительных шага вперёд и прыгнул в сторону входных дверей. Плёнка покрыла крыльцо прямо под летящим Игоревичем. Николаич, распахнув двери, схватил двумя руками и потянул на себя приземляющегося на ледяную плёнку товарища по несчастью.
Мужчины вместе упали на пол. Сразу же закрылись двери, после чего их и смежную с ними стену частично прихватила ледяная плёнка, она застыла на одном месте и перестала шуршать.
15.
Если кто-то захотел бы представить, что такое ад, ему было бы достаточно зайти в терапевтическое отделение. В десятую палату, к примеру. Туда, куда только что зашла Весюткина. Как эта женщина психологически выдерживала всё то, что видели её глаза – уму непостижимо! В палате летали большие чёрные мухи. На двух кроватях лежали и не переставая стонали Ковров и Стелькин, заражённые чумой. То, что чувствовали больные, приговорённые неизученной болезнью к смерти, можно было смело называть адскими муками.
На двух других лежали покойники со вздутыми животами. С одного из них сползло одеяло. Над этим покойником стояла Весюткина, не зная, что делать. Она смотрела, как сквозь натянутую кожу живота прорываются беловато-красные червячки, похожие на опарышей.
Стелькин открыл тяжёлые веки и стал наблюдать за Весюткиной. Инга Вацлавовна боялась, что все твари, выползающие из тела, разбегутся по сторонам и станут новыми источниками заразы. Она периодически обтирала трупы мокрым полотенцем, собирая всю выползающую живность в ведро с ядовитой жидкостью. Весюткина понимала, что скоро прорывов станет больше, и ей будет трудно уследить за расползающимися тварями.
- Доктор, почему из палат не выносят мертвецов? – слабым голосом спросил Стелькин. - Здесь и так дышать нечем. А они прямо на глазах разлагаются…
- Миленький, я не знаю, - ответила Весюткина, продолжая наблюдать за червяками.
Ковров повернулся на кровати сначала в одну сторону, затем в другую, потом громко застонал.
- Есть! Я хочу есть!! Накорми меня или убей… Умоляю, сделай что-нибудь…
- О, боже! – закричала Инга Вацлавовна.
На её глазах натянутая кожа с треском разошлась, и из живота показалась голова «зместрелы». Мерзкая тварь угрожающе зашипела, обнажив свои острые зубы и язык, и стала медленно выползать из покойника. Весюткина отступила на шаг, резко вытянула руку и схватила «зместрелу» за голову.
- Вот же, блин! - тут же вскрикнула Инга Вацлавовна и бросила «зместрелу» на пол. Сквозь тоненькую медицинскую перчатку проступила кровь и закапала на пол.
Кровь не останавливалась, всё сильнее и сильнее сочилась по руке. Весюткина посмотрела на руку, затем на «зместрелу», ползущую по полу. Инга Вацлавовна наступила на тварь и раздавила её. При этом «зместрела» визжала, как резаная свинья, вокруг неё растеклась жёлтая слизь.
Весюткина бросилась к выходу, открыла дверь и выскочила из палаты. Ковров взглянул на раздавленную «зместрелу». Кое-как поднялся с кровати, подошёл к ней, сгреб руками с пола и впился зубами в её «хвост». В этот момент «зместрела» открыла глаза и отчаянно взвизгнула. Ковров ударил её головой об пол. «Зместрела» затихла, и он заново впился в неё зубами, откусил часть твари и с наслаждением стал жевать.
16.
- Ты мне, дурню, объясни, пожалуйста, ты чего затормозил?! – налетел Николаич на Игоревича, как только они сели на скамейку в вестибюле. - Ты же видел, что медлить нельзя.
Игоревич тяжело вздохнул.
- Я просто взглянул лёгкой смерти в глаза и подумал - почему бы нет…
- Что - нет? Ты о чём? – не отставал Николаич.
- Жизни нет! – заговорил Игоревич мрачным голосом. - Мы, как колорадский жук в банке, перемещаемся полудохлые по этой больнице и на что-то ещё надеемся. Какой смысл продолжать? Жизнь закончилась здесь и сейчас… Неужели вы этого не видите?
- Так ты хотел… Того? - наконец-то дошло до Николаича. - С жизнью попрощаться? Ступил вперёд ножкой, и все проблемы позади? Глупо это и не по-мужски…
- Так ведь надежды же нет никакой! – выкрикнул Игоревич. – Вы просто этого ещё не поняли…
Он достал из кармана сигарету и закурил.
- Вас ещё, друг мой, - произнёс он, выпуская струю дыма, - не зацепила волна безграничного опустошения и отчаяния…
- Тьфу ты, - сказал Николаич. – Попроще нельзя? В отчаяние впадать мне рановато, у меня тут на кухне жена работает, между прочим...
- Так что же вы здесь сидите?! – удивился Игоревич. - Бегите к ней! Может, нам времени жить осталось – минуты!
- Брось говорить ерунду. Всё наладится, выкарабкаемся как-нибудь из этой ледяной ловушки. Главное в это верить… Да.
Николаич замолчал, а затем продолжил:
- Пойду-ка я и в самом деле жену навещу, посмотрю как у неё дела.
- Давайте-давайте! – поторопил его Игоревич.
- Ты тоже поднимай свой тощий зад и пошли со мной, - пробурчал Николаич. - Варвара нас чаем напоит, да накормит чем-нибудь….
17.
С Данькой явно было что-то не так. Фёдор Иванович наблюдал и за ним, и за Василием. Пацаны заснули где-то около трёх часов дня. Василий спал спокойно. Пузырь же во сне и стонал, и дышал - тяжело, со свистом, словно у него было воспаление лёгких.
Неожиданно Данька громко всхлипнул, втянул в лёгкие большую порцию воздуха и затих. Через секунду он уже бился головой о подушку, не соображая, что не может выдохнуть. В конце концов, отвечающий за всё это головной мозг дал команду на выдох, и воздух вырвался из лёгких наружу.
- Ох… ох… что же это будет? – застонал в глубоком сне Пузырь, а потом сам себе же ответил: - Я чувствовал, что будет тупик. Зачем здесь стена – ведь другой дороги нет!..
Фёдор Иванович подошёл к Пузырю и положил ему руку на лоб.
- Потерпи, потерпи, мальчик, в тебе сидит такая зараза, природу которой я никак не могу понять…
Пузырь со стоном открыл глаза. По его лицу потекли слёзы.
- Помогите мне, - заскулил он. - Я больше не могу терпеть эту боль.
Фёдор Иванович, жалея, погладил его по голове.
- Я не могу прорвать защиту, - прошептал старик. - Правило первого колебания не срабатывает. Не может же быть так, что дальше ничего нет… Такое ощущение, будто…
Фёдор Иванович резко убрал руку и вскрикнул:
- Ё-моё! Сработала примитивная система самоуничтожения организма… В твоей голове растёт шарик… Чёрт, что же делать?!
Старик двумя руками схватился за голову:
- Что же делать?! – повторил он. - Тебе, Данька, природа совершенно не хочет доверять свои тайны. Но ничего, мы поспорим с матушкой, кто кого на этот раз.
Несчастный Пузырь закрыл глаза и истошно заорал. Затем открыл их – и в них моментально возник сильнейший испуг.
- Ты кто такой?! - завопил он. - Уйди прочь от меня!
18.
После того, как Весюткина перевязала себе руку и надела поверх повязки медицинскую перчатку, она вновь заглянула в десятую палату и была поражена переменой, произошедшей за её недолгое отсутствие. В палате летало много чёрных жирных мух. Весь пол был усеян ползающими тварями: мелкими беловато-красными червяками, похожими на опарышей, «зместрелами», серыми «жучками», похожими на божью коровку и маленькими «ногогрызами».
Весюткина оглядела палату и увидела, что животы у двух покойников разорвались от груди до паха, как рвется старая майка, и наверх вылезли вздутые кишки. Через разорванную кожу живота во внешний мир, не спеша, проникали всевозможные твари.
Вся «живность», что ползала по полу, пищала, взвизгивала и «вжикала», представляя собой жуткий бурлящий микромир палаты.
- Я этого больше не вынесу, - произнесла Весюткина и вошла в палату, закрыв за собой дверь.
Стелькин, услышав её голос, поднял голову и выглянул из-за спинки кровати.
- Доктор, миленькая, спасите меня от этого кошмара.
- Сейчас, - еле выдавила из себя Инга Вацлавовна. – Вас… Вас перенесут в другую палату…
Стелькин замотал головой.
- Нет-нет! Это не выход! Убейте меня, и я вам за это буду очень благодарен…
- Что вы? Я не могу. Так нельзя.
Стелькин лёг обратно на подушку и заговорил сквозь зубы:
- Конечно, так нельзя. Зато можно смотреть, как мучается и медленно умирает в невыносимых болях человек. Объясните, в чём смысл этой жестокости?
Весюткина пожала плечами.
- Смысл в том, - неуверенно ответила она, - что убивать человека – это не по-христиански.
- Я уже убит, - захрипел Стелькин. - Меня уничтожила болезнь. У вас же я всего лишь прошу, чтоб вы избавили меня от мук, пожалели, проявили ко мне высшую гуманность и отдали в руки смерти...
- Извините, я не смогу, – взвыла несчастная женщина. - И не просите меня об этом.
- Конечно-конечно, пускай меня изнутри грызут эти твари, - не успокаивался Стелькин. – А вы перед богом оставайтесь чисты. Только ведь ни вы, ни я не знаем, как к этому относится бог… Может быть, он за соучастницу вас примет… В жестоком издевательстве над умирающим человеком.
- Заткнись, урод! - заорал на него Ковров. - Не она придумала эти законы, и не ей их нарушать. Может быть, мы заслужили эти муки… и это наше наказание...
- На себя посмотри, - захохотал истерическим смехом Стелькин. - Это не наказание, а человеческая глупость! Есть много парадоксальных вещей в нашем мире, которые мы придумали сами – мы убиваем жестоких убийц, тем самым спасая их от расплаты за их преступления, и не можем избавить своих близких от страданий, потому что этого не позволяет наша религия.
19.
Николаич и Игоревич спустились в подвал, повернули в правое крыло и двинулись к пищеблоку.
- Я никогда не сдавался ни перед какими трудностями, - похвастался Николаич. - Бывали такие моменты, что жизнь мне показывала полную жопу. Но я всегда боролся со всеми изъедающими душу негативами. Вот такие пирожки.
- Есть вещи, которые могут в одну секунду подавить дух человека, - возразил Игоревич. - Например, смерть кого-то очень близкого и дорогого.
- Это, увы, неизбежность и это надо воспринимать так, как оно есть.
- Всё, что говорите вы сейчас - это лишь слова… Просто жизнь вас не трепала по-настоящему, вот до сих пор и живёте с лёгким сердцем.
Игоревич внезапно замолчал и обернулся. За спиной его никого не было, коридор - пуст. Ни шороха, ни скрежета. Вообще никакого звука.
- Как-то подозрительно тихо здесь, - заметил он. - Ни одного человечка не видно.
Николаич беспокойно завертел головой, почувствовав то же самое, что и его случайный знакомый. Никогда у пищеблока не было тишины. Обычно тут сновали люди, вечно кому-то было что-то надо на кухне. То сахара попросят, то кофе или чая.
- Не пугай! Здесь же должна быть охрана. Я её сам организовал.
- Сами видите – никого нет!
Николаич ускорил шаг.
- Ёлки-палки! Надеюсь, с Варварой всё в порядке, - пробормотал он.
- Да вы сразу-то не пугайтесь, - сказал Игоревич. - Хотя, если честно, я бы свою жену здесь ни за что не оставил.
Николаич ничего не ответил и с шага перешёл на бег. Очутившись на кухне, он посмотрел по сторонам. На электрических плитах нагревались большие кастрюли, из них валил пар. На столах стояли тазы с нарезанной картошкой и другими овощами.
- Куда же все подевались? – растерянно сказал Николаич.
На кухню зашёл Игоревич.
- В моечной тоже никого, - сообщил он.
Николаич заглянул в кастрюлю, вода в ней выкипела почти до самого дна.
Заглянул в другую – та же самая картина. Начальник мастерской пошёл по кругу и стал выключать электрические плиты.
- Странно это всё, - тихо сказал он Игоревичу.
20.
Из двенадцатой палаты в коридор вышла Весюткина, а навстречу ей, из одиннадцатой – Круглова. Врачи сняли верхние части защитных костюмов и направились к кабинету заведующего.
- Меня можно поздравить, - мрачно сказала Весюткина. Не потому, что хотела поговорить. Лишь бы только не молчать. Она чувствовала - надо выговориться, но никак не могла заставить себя это сделать. Внутри всё стояло одним сплошным комом, от которого выворачивало наизнанку. Нервы были ни к чёрту. Толкни её кто, и она могла сорваться, нагрубить и даже треснуть кулаком.
- С чем? – спросила усталым голосом Круглова.
- С тем, что крыша поехала.
- Как-то она у тебя запоздало поехала, - заметила Елена Степановна. - Моя уже давно ту-ту…
- Вот я иду сейчас с тобой по коридору, - произнесла Весюткина, и на глаза её навернулись слёзы, - а у меня в ушах до сих пор раздаются крики и стоны больных.
- Ничего себе.
- Был бы у меня пистолет, я бы застрелилась. Честное слово. Нервы мои рвутся, как струны на гитаре. Людей жалко – не заслужили они такой подлой участи.
- Пошли, выпьем чего-нибудь успокоительного, - предложила Круглова. - Водочки, к примеру, из запасов Магамединова тяпнем.
- Нее! – замотала головой Весюткина. - Я пас! Если хлебну водки, то потеряю чувство осторожности, или психика окончательно накроется. Я тогда так завою, такую сирену устрою, что полбольницы сбежится.
- Не сбежится, - заверила Елена Степановна. - Все давно наделали в штаны и попрятались по своим норам.
Женщины остановились возле кабинета заведующего.
- Как у тебя вообще обстоят дела? – поинтересовалась Инга Вацлавовна.
- Восемь человек из оставшихся тридцати я отпустила на все четыре стороны, - поведала Круглова. - Остальные приговорены… Правда, некоторые из них ещё об этом не догадываются.
- И мне нечем похвастаться, - сказала Весюткина. - Все заражены – нет ни одного счастливца, которого я смогла бы отпустить… Блин, что-то я проголодалась, надо бы чайку попить.
- Я вообще на еду не могу смотреть. Она у меня вызывает рвоту.
- Нет… Так нельзя… Хочешь, милая, выжить, надо чем-то поддерживать свои силы.
Круглова громко вздохнула.
- Может, махнуть на них всех и уйти из отделения, пока не поздно? – спросила она.
- Умирающим нужны наша помощь и поддержка, - ответила на это Инга Вацлавовна. - Я не брошу их. Не могу, моя совесть не позволит мне это сделать.
- В том-то и всё дело, - сказала Круглова.
В коридоре появились два санитара – Борыгин и Теплицын. Они медленно, опустив головы, шли друг за другом. Круглова сразу же накинулась на них:
- Милые мои, а вы не могли бы ногами шевелить быстрее? Идут – нога за ногу цепляется… Как по бульвару. Вы что, не видите, сколько трупов?! Живые лежат среди мёртвых…
Борыгин зло сверкнул глазами.
- Не реви! – рыкнул он. - Сама бы потаскала носилки, а я бы поглядел, на сколько у тебя силёнок хватит.
- И у нас проблема, - сообщил Теплицын. - На улицу хода нет. Замурованы наглухо. Как теперь избавляться от трупов?
- Не кричите, - вмешалась в разговор Весюткина. - Всем тяжело. Открывайте окна на первом этаже и выкидывайте.
- Так зачем носить на первый этаж? - удивился Борыгин. - Сразу в палате откроем и выкинем.
- Совсем обалдел! – вскрикнула Инга Вацлавовна. - На глазах у других больных? Я не позволю!!
- Извини, Инга Вацлавовна, не подумал.
В коридоре за спинами Борыгина и Теплицына показались Зайцев и Лебедь.
- Ну так что будем делать? – закричал Зайцев. - Сил уже нет никаких. Может, ну её к чёрту, эту бессмысленную работу?
Весюткина бросила усталый взгляд на Зайцева.
- Эта работа не бессмысленная, - возразила она. - Я вам объясняла почему. Мы должны постараться прекратить распространение этой заразы, или хотя бы частично её сдержать. Магамединов ищет, какими средствами можно остановить болезнь, пока нет никаких результатов, но он мужик умный и не сдаётся - в отличие от вас.
- Уже давно пора признать, что дело - дрянь! - не выдержал Лебедь. – Смысла нету никакого!..
Открылась дверь, и из кабинета вышел Магамединов. Он суровым взглядом посмотрел на Лебедя и заговорил взволнованным голосом:
- Знаешь, Михаил, сдаться легче всего. Ты рассуждаешь вроде бы здраво, а на самом деле сопротивляться не хочешь. Тем самым давая больше шансов своему невидимому противнику. А ты не подумал, что, может быть, остановив здесь и сейчас эпидемию, люди в этой больнице продержатся больше времени? И, даст Бог, дождутся помощи из внешнего мира?
- Какое там сопротивление, - вставил своё слово Борыгин. - Это больше похоже на маразм…
- Если ты сдался – уходи! – вскипел Магамединов. - Тебя никто не держит. Но других - не агитируй!
Магамединов развернулся, в бессилии плюнув на пол. Борыгин заскрипел зубами.
- А я и не сдавался! – крикнул он в спину Магамединова.
- Мы не сдаёмся, - решил разрядить обстановку Зайцев. - Но если так важно выносить трупы, то почему нам никто не помогает?
В коридоре появился Бобров.
- Правильно делают, что не помогают, - сказал он.
Все повернулись к Боброву.
- Ещё один умник! – рявкнула Круглова.
- Бобров, а где Морковин? – спросила Весюткина.
Бобров в ответ ухмыльнулся.
- А я знаю?
Магамединов несколько раз хлопнул в ладоши.
- Так, парни, десять минут на отдых… И продолжаем работать, а я найду вам помощников. Идёт?
- Идёт! – согласился за всех Зайцев. - Только с помощниками поторопитесь, Максим Викторович.
Два санитара с носилками зашли в десятую палату, и оттуда через секунду раздался вопль одного из них:
- Твою мать, а кого тут выносить?! Здесь одни черви!
Магамединов подошёл к дверям десятой палаты и заглянул в неё. Из палаты в коридор вылетело несколько мух. Магамединов закрыл двери и обратился к Весюткиной и Кругловой.
- Так, девчонки, зовите в мой кабинет Николаева. Будем думать, что делать дальше.
21.
Фёдор Иванович заставил Даньку сесть.
- Давай, Пузырь, теперь сам! – сказал старик.
- В вестибюле первого этажа, - заговорил Данька, и у него изо рта потекли слюни, - облачко разделилось на ы-ы….
Он вывернул голову, как паралитик, и сжал от боли зубы так сильно, что они у него заскрипели.
- На «ыа» одинаковых облачка, которые полетели в разные стороны…
Фёдор Иванович положил руку на плечо Пузыря.
- Всё, пока не напрягайся, Пузырь… Дальше у тебя всё пойдёт, как надо. Я с твоим шариком в голове разобрался.
К Фёдору Ивановичу не спеша подошёл Василий. Он кивнул старику и стал смотреть Пузырю прямо в глаза, как будто он что-то искал в них. Хотя глаза Даньки были совершенно безжизненные, стеклянные, Василий что-то там всё-таки разглядел.
- Вот это чудеса! – вскрикнул он. - Мы стали совершенно другими. Во мне столько энергии, что я готов перевернуть мир вверх дном!
Фёдор Иванович ласково улыбнулся и спросил:
- Ты видишь океан в его глазах?
- Да, вижу!
- Вот эту энергию вселил в вас сам бог, - сообщил старик. - Но матушка-природа отобрала у вас право на её использование.
Вместо того чтобы поинтересоваться, почему так поступила матушка-природа, Василий закричал:
- Я хочу использовать свою энергию прямо сейчас.
Фёдору Ивановичу это не понравилось.
- Не спеши, - предупредил он. - Рассудок твой ещё слаб, не готов ты пока. Потерпи, парень.
- А когда я буду готов? – спросил нетерпеливый Василий.
- Скоро. Очень скоро, - ответил ему рассказчик.
22.
Всегда такой спокойный и невозмутимый Николаич вдруг серьёзно заволновался. Уже второй раз за день. Они с Игоревичем стояли возле дверей на кухню и обсуждали положение дел.
- Прошло так много времени, - сказал начальник мастерской, - а Варвара не появилась, надо что-то предпринимать…
- Раз она не появилась, давай её разыщем.
- Пошли, заглянем в кладовые, - решил Николаич и зашагал в конец коридора. Игоревич последовал за ним.
Николаич открыл широкие железные двери, спустился по ступенькам в маленькое сырое помещение и подошёл к двум дверям. Достал из кармана связку ключей и вставил один из них в замочную скважину.
- Хорошо, что жена запасные ключи отдала мне.
Николаич открыл дверь и вошёл в первую кладовую. Игоревич остался стоять в проходе. В кладовой горел свет. Начальник мастерской обвёл взглядом всё помещение, в котором на стеллажах лежали продукты: тушёнка, консервы, маринады, ящики с овощами и много-много ещё чего.
- Есть здесь кто-нибудь? – спросил он.
Среди стеллажей раздался шум - упала и разбилась стеклянная бутылка.
- Кто здесь? – повторил Николаич и почувствовал, как по его телу побежали мурашки.
Из-за стеллажей вышел Горовец - больной из терапевтического отделения. У него хорошо были видны вздутый живот, слюна, текущая по подбородку, красные, навыкате, глаза. Из разных углов кладовой выскользнули две «зместрелы» и закрутились вокруг ног Горовца. Николаич вздрогнул, заметив всё это.
- Ты здесь один? – спросил он.
Горовец молча покачал головой – мол, нет, я не один.
- Ты не видел мою жену?
Горовец вновь качнул головой.
Николаич шагнул вперёд и повысил голос:
- А как ты сюда попал? Откуда у тебя ключи?!
«Зместрелы» бросились в разные стороны от Горовца и спрятались за стеллажами. Больной отступил на шаг назад.
- Уйди, по-хорошему прошу, - прошептал он, и из его рта вытекла слюна с кровью.
Николаич сделал ещё два шага вперёд.
- Валентин, будь осторожен, я здесь, - раздался откуда-то из-за стеллажей слабый голос его жены.
Николаич аж подпрыгнул.
- Варвара, с тобой всё в порядке?
- Более-менее, - ответила она. - Меня кто-то стукнул по голове… и опрокинул на меня стеллаж.
Николаич скрипнул зубами и двинулся в сторону голоса.
- Не переживай, я сейчас этому гадёнышу за его выходки кулаком по морде настучу.
Он обошёл быстрым шагом стеллаж за стеллажом. Нигде Варвары Семёновны не было видно. За последним стеллажом он встретился взглядом с Акимовым, другим больным из терапевтического отделения. Тот тоже был со вздутым животом и красными глазами.
- Я не понял?! – закричал не на шутку перепугавшийся Николаич. – Варвара, ты где?!
И сразу же, со всей силы, на плечо Николаича обрушилась мужская рука. Он обернулся и вскрикнул. На него с ненавистью смотрел Игоревич.
Николаич мог бы поклясться, что он увидел глаза зверя, изверга. Они были чужие, нечеловеческие – беспощадные!
- Ну вот и всё, ублюдок, пришёл твой последний час! – произнёс Игоревич.
А где-то там, под стеллажами, открыли пасти и радостно запищали «зместрелы». Писк был похож на смех. Из голов этих маленьких, но, по-видимому, очень умных животных, торчали тонюсенькие антеннки, которые распространяли неуловимый сигнал…
23.
Заведующий хирургическим отделением нашёл себе интересное занятие. На листе бумаги он старательно рисовал лицо Анны. И это у него неплохо получалось.
- Скажи мне, красавица, - прошептал Николаев, - почему, когда я тебя вижу, моё сердце предательски бьётся?
И в этот же момент без стука в кабинет ворвалась Круглова.
- Вот вы где, Павел Петрович! – закричала она. - Мы все с ног сбились, а вы…
Николаев приставил палец ко рту. Круглова замолчала. Павел Петрович указал на свободный стул, стоящий рядом со столом. Круглова с серьёзным выражением лица подошла к столу. Заведующий хирургией тем временем дорисовывал шею и плечи Анны. Круглова села на стул и, взглянув на чудачества Николаева, тяжело вздохнула.
Круглова повернула голову и заметила, что на вешалке в углу кабинета висит защитный костюм. Елена Степановна вновь посмотрела на Николаева и нетерпеливо произнесла:
- Ну правда, Павел Петрович, вы здесь сидите, а у нас там чёрт знает что творится.
Николаев поставил на картинке число и расписался.
«Что вы?! Как же без выпендрёжа?! Специально, говнюк, тянет время», - подумала Круглова и уже хотела разозлиться на Николаева, но почему-то передумала и просто улыбнулась ему.
- Когда мне кажется, что мои силы закончились, я сажусь и занимаюсь ерундой до тех пор, пока мне не станет стыдно, что я ею занимаюсь, - объяснил свои действия Павел Петрович, чувствуя, что перегибать дальше палку не стоит. Ни одна женщина не любит, когда её не замечают. А с Кругловой вообще такие эксперименты нельзя проводить – может покалечить ненароком.
- И как, помогает? – спросила Елена Степановна, протянула руку к стопке рисунков Анны и стала рассматривать один за другим. На каждом рисунке одна и та же дата.
- Ещё как.
Круглова попыталась заглянуть в глаза Павла Петровича.
- Скажи, Николаев, вот ты прожил около четырёх десятков лет… И, что не разу в жизни у тебя не было серьёзных отношений ни с одной женщиной? Только «раз и до свидания»?!
- Если хорошенько задуматься, то, как ты говоришь, так и было. Но иногда, правда, два раза и… до свидания.
- И тебе не грустно от этого?
- Грустно.
- Но, ведь ты, Николаев, красивый мужик. В чём проблема?
Николаев пожал плечами.
- Я не знаю… Во мне, наверное. Была у меня по молодости горячая любовь. Три года длилась. А потом я ей стал не нужен. У неё появился более красивый и состоятельный мужчина.
- Теперь понятно: мужчина тот был постарше, с машиной и деньгами… Интересно, насколько?
- С крутой машинкой он был точно, - вспомнил Павел Петрович. - А старше он меня был на целых шесть месяцев. Мне было тогда шесть с половиной, а ему семь.
Круглова улыбнулась и ударила ладонью Николаева по плечу.
- Ах, Николаев! Был ты мелким подлецом - им же и остался… Я тут так растрогалась, а он!
- Да, не было, Лена, у меня, у дурня, серьёзных отношений! – признался Павел Петрович. - На первом месте у меня всегда стояла карьера. Только о ней, родимой, и думал. И вот совсем недавно осознал, что самого главного в жизни так и не увидел. Бывает же так.
- Бывает и хуже, - произнесла Круглова. - У меня всё хорошо начиналось, да как-то очень быстро закончилось. Любовь была. Да любил он как-то не так, как других женщин любят. Терпела-терпела - да и не выдержала! Послала его ко всем чертям.
По лицу Кругловой покатились слёзы.
- Так, Елена Степановна, мы совсем отвлеклись, - запаниковал Николаев. - Вы это… чего хотели?
Круглова встала, вытерла рукавом лицо и сказала срывающимся голосом:
- Магамединов тебя ждёт. Ему твоя помощь нужна. Пришло время принимать серьёзные решения, что и как делать дальше. Наша больница уже давно живёт по своим законам, и на данный момент именно она имеет власть над нами, а не мы над нею.
- Хорошо, - ответил он. - Ты иди, а я тебя догоню…
Круглова кивнула и вышла из кабинета. «Как-то я резко её оборвал, не пожалел и не дал высказаться, - поздно спохватился Павел Петрович. - Странная она какая-то. Но по-своему интересная…»
Он подошёл к вешалке, снял с неё защитный костюм и надел его. Неожиданно раздался звонок рабочего телефона. Николаев вздрогнул и кинул взгляд на аппарат. Первое, о чём он подумал, это о том, что наконец-то наладили связь.
Павел Петрович бросился к телефону и схватил трубку.
- Алло, я слушаю!
- Здравствуйте, меня зовут Андрей Кабен, - заговорил кто-то неприятным монотонным голосом. - Из-за моих глупых магических опытов в вашей больнице появилась очень нехорошая субстанция паранормального характера.
- Знаешь что, парень… – сказал в трубку разозлившийся Николаев…
Ранее история была опубликована здесь.
Новость отредактировал Лида Лазарева - 7-08-2015, 06:33
Ключевые слова: Мистика больница смерть болезнь авторская история