Смерть в пионерском лагере. Ч-3
В Покровске Рахманин первым делом зашел в местную газету.— Кто у вас тут заведует отделом происшествий?
— Никто.
— А молодежным отделом?
— У нас такого отдела нет.
— А с кем можно поговорить из начальства?
— С ответственным секретарем, с Катериной Ивановной. Вы ее знаете? — сказала рыжая девочка-машинистка. — Ее фамилия Варич.
Катерина Ивановна очень обрадовалась москвичу и сразу сказала:
— Зовите меня просто Катя! — хотя ей было заметно ближе к пятидесяти, чем к тридцати.
Рахманин показал ей письмо в «Пионерскую зорьку» и спросил:
— Что вы об этом скажете?
— Да… у нас весь город об этом говорит. Мы даже заметку об этой истории приготовили.
— Напечатали?
— Нет, — ответила Катя Варич. — Секретарь райкома запретил, Иванцов.
— Почему?
— Он сказал: «У нас с картошкой в этом году скандал, нам только еще Красного Пятна не хватало».
— А что, большой скандал с картошкой?
— Обыкновенный. Никакой картошки.
— Можно заметку прочитать?
— Если я найду. Только особенно об этом не распространяйтесь.
Она порылась в ящиках стола и протянула Рахманину гранки. Рахманин с интересом начал читать.
«ТРАГИЧЕСКИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ В НИКОЛЬСКОЙ СЛОБОДЕ.
Издавна дурной славой пользуется старое Никольское кладбище в нашем городе. Еще в старых летописях сообщалось, что иногда с кладбища доносятся страшные крики, и там мечутся красные огни.
Недавно семья Крючковых получила новую квартиру в Никольской слободе. В старом доме, в доме, перенесшем капитальный ремонт.
Семья Крючковых состояла из мужа и жены — рабочих Большехима. Причем муж был начальником участка микропленки. Это была обычная трудовая семья, каких тысячи в нашем городе. Они стояли в очереди на жилье много лет, а до этого жили в обычном коммунальном бараке. У них были девочка Люся и сын Вася десяти лет.
Когда семья переехала в новое жилище, Наталья Николаевна — жена семьи Крючковых — первая обратила внимание на большое красное пятно на стене.
— Смотри! — сказал она мужу.
— Подумаешь, — ответил он, — строители бутылку вина пролили.
Но однажды утром, через несколько дней, Николая Николаевича нашли на кровати убитым. Он был мертв и чрезвычайно бледен. А пятно на стене стало еще ярче.
Многие утверждали, что он пил каждый день неизвестно что, и это свело его в могилу. Но чего не скажут злые языки про человека, который работает на большом химическом предприятии и имеет доступ к спирту.
Девочка Люся рассказывала, что видела, как ночью из красного пятна высунулась рука и долго думала, кого бы задушить. Потом напала на главу семьи.
Через некоторое время та же судьба постигла мать двух сирот. Сын Вася говорил соседям:
— Мама и папа часто пили по вечерам и шатались. Однажды ночью из красного пятна высунулась красная рука и стала трясти маму. Наутро она умерла. Я очень боюсь красного пятна.
Пятно, по утверждению соседей, с этого дня стало еще ярче.
Через некоторое время это пятно перекочевало в квартиру следственного работника Василенко, который проводил осмотр квартиры Крючковых. А еще через некоторое время он тоже трагически погиб в своей постели. После его гибели пятно исчезло. Соседи утверждали, что видели красную руку, вылетавшую из его окна.
Хотелось бы, чтобы представители науки и милиции занялись этими чрезвычайными происшествиями, которые буквально потрясли наш город.
Дети помещены в Кирекшанский детский дом».
— А что еще об этом говорят? — спросил Рахманин Катю Варич.
— Что это Пятно не оставляет в живых никого, кто его видел. Что оно выпивает всю кровь. Что там, где бывает Пятно, всегда видят Зеленого Человека.
— Какого еще Зеленого Человека?
— Такого, как тень. В общем, всякую чертовщину говорят.
— А где это ваше Никольское кладбище?
— Прямо против Большехима. Его собираются сносить.
— А где у вас городская милиция?
— От нас через два дома налево.
— Спасибо, — сказал Рахманин. — И последний вопрос: где здесь комиссионный магазин?
— Он чуть дальше милиции. Только там ничего нет. Одни старые самовары.
— Мне как раз самовары и нужны, — сказал Рахманин, уложил гранки в записную книжку, попрощался и вышел на узкую, сверкающую побеленными домами, главную улицу.
Самовар волновал его только для проформы.
— Пойду в милицию, — решил он. — Может быть, там кто-нибудь есть из Московского университета.
В милиции не было ни души — как при коммунизме.
Тогда Рахманин зашел в комиссионку. Он долго осматривал самовар за самоваром, каждый раз приводя в ужас директрису магазина товарищ Мыльникову. Искомого самовара даже близко не было.
Рахманин начал копаться в документах: не проходил ли где серебряный самовар Фаберже из усадьбы Апраксиных. Дело было затяжное и неприятное. Он сидел и добросовестно изучал бумаги.
Его удивило одно обстоятельство. Несколько раз по ведомостям проходило старинное пианино фирмы «Блютнер». Почти каждый год его покупали и снова продавали через комиссионный магазин.
— Простите, как вас зовут? — спросил Рахманин.
— Светлана Ильинична, — ответила Мыльникова.
— Светлана Ильинична, а что это пианино дважды в год продают? Может, оно бракованное, со скрытым дефектом?
— Вот точно, — сказала Мыльникова, — со скрытым дефектом. В какой дом ни попадет, одни неприятности приносит.
— А где оно сейчас? Не в магазине случайно? Можно на него взглянуть?
— Славу богу, сгорело… вместе с Дворцом культуры.
— А какие же неприятности оно приносило?
— Да какие хочешь! Купил его председатель горсовета Дикой, через месяц у него сына за торговлю иконами посадили.
Рахманин только подивился связи между этими совершенно отличными событиями.
— А потом и его самого сняли, — продолжала Светлана Ильинична. — Купила его Перевертова из Потребкооперации, так на нее письмо пришло из Владимира, что она половину товаров на рынке налево продает. Посадили. Как вам это нравится?
— Мне это никак не нравится, — ответил Рахманин, чтобы поддержать разговор, хотя в глубине души он явно одобрял действия пианино. Чем больше жуликов будет посажено, тем лучше.
«Этому бы пианино, — подумал он, — впору погоны приделать и звание давать. Например, пианин-лейтенант».
Но, оказывается, пианино доставляло неприятности не только социально недостойным людям, но и честным.
— Начальник милиции его купил — Селезнев, — продолжала Мыльникова. — Так он в аварию попал. А уж такой был человек хороший.
— Не думаю, — возразил Рахманин. — Откуда у хорошего человека деньги на старинное пианино? У честного человека и оклад честный — небольшой.
— Да к тому времени это пианино копейки стоило! Его никто брать не хотел! Оно у нас в магазине в последний раз трижды уценялось. А наша сторожиха, тетя Поля, без пол-литра на ночь ни за что оставаться не хотела при этом пианино, пока мы его не продали.
— Это-то почему?
— Потому что на нем по ночам Белые Перчатки музыку играли.
— Какие Белые Перчатки? — удивился Рахманин. — Откуда они взялись?
— Поди узнай, — сказала Мыльникова.То ли в окно прилетали, то ли внутрях прятались. Только играли старинную музыку, в основном траурную… Какую-то черную музыку.
— Странно, — произнес Рахманин.
— Конечно, странно, — согласилась Мыльникова. Ей безусловно нравилось, что милиционер-практикант отошел от самоварно-торговой темы на суеверно-бытовую.
— Уж после Селезнева-то это пианино вообще отказались покупать. Вот его по безналичному расчету и продали во Дворец культуры.
Рахманин подивился такому странному обстоятельству: продаже товаров по безналичному расчету через комиссионный магазин. Но вникать не стал, не за этим приехал. Если уж это социально-разоблачительное пианино не стало карать Мыльникову, зачем Рахманину вмешиваться в ее безналично-комиссионные дела.
Он поблагодарил директрису и пошел в милицию отмечать командировку.
В милиции уже гудел народ. Дежурный лейтенант Малинниченко отметил ему прибытие и спросил:
— Надолго?
— Не знаю. Как получится. Скажите, а есть тут у вас кто из Московского университета?
— Я из Московского университета.
— Как тебя зовут?
— Валерий.
— А меня Виктор. Слушай, что ты об этом думаешь? — он протянул Малинниченко гранки и письмо в «Пионерскую зорьку».
Малинниченко обстоятельно, как все милицейские, стал читать. Прочитал, еще раз пробежал глазами и сказал:
— По-моему, ерунда. Я в детстве много слышал таких баек. Красная Рука, Черная Простыня… Сейчас еще Летающий Шприц появился… наркоманов убивает. Люди по своей темноте верят во что угодно.
— А ты по своей темноте ни во что не веришь! — раздался вдруг еще один голос. Оказалось, что в дежурке был еще один милиционер. Он был толст, но не противной такой толстотой, а младенческой, пухловатой. И еще он был черняв и ироничен.
— Я тоже из Московского университета. Дайте мне почитать, что вы ему давали.
Он внимательно прочитал заметку и письмо и сказал:
— А я в это верю. Смотрите, — он показал на карту города, висевшую над головой дежурного,вот имение Осиповых около Никольского кладбища. — Отсюда вся нечисть и идет. И, между прочим, фамилия Ваньки Каина была Иван Осипов Каин.
— А кто это такой? — спросил Малинниченко.
— Мне кажется, ты не Московский университет кончал, а Тмутараканский. Как же можно Ваньки Каина не знать? — улыбнулся толстяк.
— А ты знаешь? — спросил Малинниченко у Рахманина.
— Знаю. Был такой вор и убийца при Екатерине Второй. Потом он в полиции служил. Так сказать, создатель отечественной мафии.
— Все верно. И если это имение поставляло таких страшных людей, как он, какие сегодня оно будет поставлять привидения!
— Вы утверждаете, что это привидения? — спросил Рахманин толстого лейтенанта.
— Я ничего не утверждаю, — ответил тот. — Я только знаю, что все это не пустые разговоры. И ни в одном городе это не встречается в таких количествах, как у нас. Кроме, пожалуй, Торжка.
Рахманин подумал, что этот парень мог бы здорово помочь, если бы его удалось в это дело вовлечь.
Продолжение следует...
Ключевые слова: Расследование милиция красное пятно пианино перчатки