Меломания
Я еле втиснулась в душное нутро автобуса. Свободы моих движений хватало только на регулировку громкости звука в наушниках, чем я и воспользовалась, чтобы не слышать скандальную бабку, которой что-то там отдавили, и ора младенца в конце салона. Если у меня будут свои дети, я не буду возить их на общественном транспорте в час-пик.Ехать долго, по городским пробкам из-за неочищенных от снега улиц – привет коммунальщикам. Люди чуть ли не выдавливают окна своими пятыми точками – недавней реформой сократили количество маршрутов и автобусов – привет умникам из городской администрации. Нужно зайти в магазин – дома шаром покати, последнюю неделю продуктов купить было некогда – привет новому директору, уволившему больше половины сотрудников, у оставшихся работы увеличилось втрое за те же смешные деньги, и не нравится – уходи. Было б куда… Потом идти по обледенелому тротуару через тёмный парк, рискуя нарваться на неприятности – город экономит электричество, туды-его-растуды… Потом дома наскоро поесть яичницы и сесть за ноутбук – завтра срок сдачи отчёта, и никого не интересует, что делать мне его на работе некогда. Ближе к полуночи упасть на диван и отключиться, чтобы наутро снова побежать по кругу. По унылому надоевшему кругу.
Я тоскливо вела внутренний монолог, жалуясь самой себе, и танцевальные хиты не столько веселили, сколько раздражали. Автобус медленно полз от одной остановки к другой. Кто-то выходил, другие заходили, от этой миграции я постепенно оказалась в середине автобуса. Меня жёстко прижало чьим-то телом к вертикальному поручню, кто-то топтался на моих ногах, и я чувствовала, что схожу с ума от тесноты, духоты и музыкальной какофонии в ушах.
Наверное, я жалко выглядела – симпатичный парень в красной спортивной куртке и красных наушниках, прижатый спиной к окну, не сводил с меня сочувствующего взгляда. Его лёгкая полуулыбка казалась странно отрешённой и в имеющейся ситуации воспринималась мной как издевательство. На очередной крупной остановке, пока одна толпа схлынула из автобуса, а другая не успела набиться, я увидела, что освободилось место у окна, рядом с тем парнем, и поспешила переместиться – если отвернуться к окну и поставить перед собой сумку, есть шанс доехать не раздавленной.
Отвернулась, сняла шапку, расстегнула дублёнку – сразу стало легче и дышать, и вообще жить. Чуть покачивая головой в такт музыке, я всматривалась через стекло в тёмные морозные улицы. Ещё час, и я дома. Почувствовав на себе взгляд, повернула голову. Парень в красной куртке смотрел на меня и улыбался. Типичный «хороший мальчик из приличной семьи». Подтянутая фигура, аккуратная стрижка, чистая кожа, белые зубы… а под курткой наверняка рельефные кубики и бицепсы… Опасаюсь я таких рафинированных типов. Что он на меня пялится? Я и по праздникам не писаная красавица, а уж по будням да после работы... Может он маньяк? Ждёт, когда я пойду на выход, чтобы увязаться за мной? Ну добро пожаловать, баллончиком я пользоваться умею и приёмам самообороны обучена. Отвернулась и снова уставилась в окно.
В наушниках пискнуло и наступила тишина. Да что за день такой! Забыла зарядить телефон. Придётся ехать без музыки, вот же невезение. В бок пихнули. Я покосилась на парня. Он улыбался и протягивал свой смартфон, показывая на двойной переходник в гнезде для наушников. В один из портов переходника был вставлен разъем с красным проводом, второй был пустым. Я чуть подумала, потом выдернула из своего телефона штекер и вставила в дырку рядом с красным проводом. Лучше слушать чужую музыку, чем психовать из-за автобусного гомона.
Это была не песня, просто мелодия. «Одинокий пастух», если не ошибаюсь. Красиво, но не моё. Ну да ладно, слушать можно. Следующей шла такая же мелодичная композиция. Я поднапряглась и вспомнила, как мой одноклассник Сашка наигрывал на гитаре нечто подобное и называл это «Полёт кондора». Посмотрела на парня. Он всё с той же полуулыбкой – она меня уже бесила – смотрел на меня, потом протянул руку и накрыл ладонью мою кисть, лежащую на сумке.
И я не поняла, что произошло. Я будто оказалась внутри свистящего смерча, меня кружило и вертело, вокруг с бешеной скоростью проносились потоки ветра и лучи света. Повинуясь какому-то внутреннему чувству, я раскинула руки и штопором ввинчивалась вверх. Больно не было, только не хватало воздуха и хотелось глубоко вздохнуть. Я вздохнула.
Вихрь исчез. Я стояла на вершине высоченной скалы, внизу, насколько хватало глаз, простирались горы в снежных шапках, а над ними плыли жидкие рваные облака. Высоко вверху светило холодное белое солнце. Мороз нереальный. Как там говорится? Белое безмолвие, вот. Правда, не совсем безмолвие – отовсюду лилась тихая музыка, «Полёт кондора», чтоб его. Я похлопала ладонями по ушам. Ладони оказались в варежках, уши в шапке, и наушников в них не было. Сзади раздался смех. Я резко развернулась и увидела того самого парня в красной куртке. Я подошла к нему.
– Где мы?
– Мы здесь, - он опять улыбался.
– Где это – здесь?
– Здесь – это здесь.
– И как мы здесь оказались? - мне хотелось его стукнуть.
Он пожал плечами.
– Ну… я подумал, что это лучше, чем толкаться в автобусе.
– А домой я как отсюда попаду?
– Попадёшь, – oн как-то погрустнел. – Музыка закончится через три минуты, и мы снова окажемся в автобусе.
Я отвернулась и снова стала смотреть вдаль. Красиво. Но что за чертовщина творится? Когда уже закончится этот день? Ещё отчёт делать. Вспомнив про отчёт, я снова повернулась к парню.
– Три минуты истекли, надо возвращаться.
Он уже не улыбался, вздохнул, подошёл ко мне и взял обе мои руки в свои. Музыка стихла и сменилась оглушительным свистом, воронка смерча увлекала нас вниз, кружила и вертела… Как вальсирующую парочку в мультике про Щелкунчика. Я снова задыхалась. Набрала полные лёгкие воздуха и… снова оказалась возле окна автобуса. Выдернула из ушей наушники, потом посмотрела на стоящего рядом парня.
– Спасибо! – сказала, вытаскивая штекер из порта, и стала протискиваться к выходу – следующая была моя остановка.
Он грустно смотрел на меня и когда я выходила из автобуса, и когда переходила проспект по пешеходному переходу.
Весь оставшийся вечер думала о том, что произошло. Как это произошло? Как у него получилось перенести себя и меня совершенно в другое место? Наверное, всё дело в музыке. Свернула отчёт, нашла «Полёт кондора» и стала слушать. Закрывала глаза, глубоко вздыхала, раскидывала руки. Ничего не происходило, я всё также находилась в своей комнате. Ночью мне приснились горы со снежными верхушками.
Весь следующий день на работе мои мысли снова крутились вокруг вчерашних событий. И поделиться не с кем, вернее, я почему-то никому не хотела это рассказывать. Это была только моя непонятная тайна. После работы я снова влезла в свой автобус и непроизвольно стала выискивать в толпе пассажиров красную куртку. Через пару остановок я так же оказалась в середине и наконец увидела его. Он стоял на том же месте у окна и, улыбаясь, смотрел на меня. Я тоже улыбнулась и стала пробираться поближе. И вот наконец оказалась вплотную в нему. Он протянул свой смартфон, я воткнула штекер в свободный порт…
Песня была необычная. В смысле, для меня необычная. Я слушаю простую популярную эстрадную музыку. У парня в смартфоне было что-то совершенно другое:
Прочь, прочь, прочь
От чужого порога уносит драккар.
Ночь, ночь, вечная ночь
Затопила его берега.
Словно стая ворон, словно чёрный дракон,
Словно рой вражьих стрел чёрной тенью упал.
Словно стая ворон, словно чёрный дракон,
Словно Фенрир над нами крылья ночи простёр.
Мне понравилось. Даже волынка. Надо будет посмотреть, кто исполнитель. А пока эта песня закончилась, и я ждала, какая же будет следующей.
После нескольких секунд тишины в наушниках снова появилась музыка – замысловатый струнный перебор. Потом подключилась какая-то дудка. Сочетание звуков порождало странное щемящее чувство утраты. Уставший мужской голос мягко запел:
Распознай же мя
Да в чёрном теле я
В чёрном теле
Душа убогая …
Парень в красной куртке вопросительно заглянул в мои глаза, я кивнула, он взял меня за руку… Свист, смерч, вихрь, свет… Густое пшеничное поле, ветерок чуть колышет тяжёлые колосья. От душистого воздуха кружится голова. Мы идём, взявшись за руки. Одежда на нас странная – на нём льняные шаровары и вышитая красным узором полотняная рубаха, подпоясанная кушаком, на мне – белая сорочка и длинный расшитый алый сарафан. Как Иванушка и Настенька из сказки «Морозко». Но почему-то смеяться не хотелось, такой внешний вид казался совершенно естественным. Неизвестно откуда лилась песня, заполняла собой всё, что нас окружало.
Воспарить с тобой
Да не хватает сил
Не пускает мя
Всё жизнь безвольная
Жизнь безвольная
Да подневольная
Подневольная
Во грех завязлая…
Далеко в поле работали люди – косили пшеницу, вязали снопы, укладывали в телеги.
– Как ты это делаешь? – спросила я.
– Точно не знаю, – пожал он плечами. – Просто слушаю музыку и перемещаюсь.
– Здорово. Я вчера тоже пробовала. Не получилось. Как тебя зовут?
Его звали Ник. Потом мы долго брели по полю и болтали о музыке, песнях и возникающих ассоциациях. В какой-то момент Ник остановился, на несколько секунд закрыл глаза и замер. И я услышала, что окружающая песня началась заново.
– Поставил на повтор, – ответил он, хотя я ни о чём не спрашивала. – Ну и посмотрел заодно, где едем. Через десять минут тебе выходить.
И мы снова шли по летнему полю, дышали чистым воздухом и держались за руки. А потом – вернулись в автобус.
Так и повелось. Пять дней в неделю я с нетерпением ждала конца рабочего дня. Вечерняя дорога домой перестала казаться неизбежным злом и стала моим любимым временем. Входя в автобус, я сразу протискивалась в середину, невежливо расталкивая пассажиров. Ник всегда был там – на одном и том же месте возле окна. И мы улетали со смерчем туда, где всё по-другому, бродили по лесам и лугам, грелись у костра, катались на коньках по замёрзшей реке, скакали на лошадях по диким прериям…
Однажды, слушая «Гримёра» Князя и издалека наблюдая за кибитками бродячего театра, я сказала:
– Не хочу в автобус. Не хочу на работу. Хочу всегда жить в песне.
– В этой? – улыбаясь, спросил Ник.
– Нет, – покачала головой я. – В этой слишком много осени, ветрено и пахнет пылью.
– Тогда в какой? – взгляд Ника стал серьёзным.
– Не знаю. Я не умею представлять так, как ты. Чтобы было тепло и уютно.
– Я поищу.
Он нашёл уже на следующий день. Сдерживаемая мощь низких и высоких струн, шелест маракасов. С вступлением жалобного женского вокала Ник взял меня за руки, и мы полетели. Небольшая комната, освещённая камином и свечами, расставленными на столике и комоде. На полу – пушистая белая шкура. Клетчатый диван и кресла. Густое уютное тепло – именно так, как я хотела. Я подошла к тёмному окну и, сквозь разлитую в пространстве комнаты песню, услышала завывания метели, увидела снег. Отдельные снежинки чуть слышно стучали по стеклу, оседали пушистым комом и с очередным порывом ветра уносились дальше в колючую белую мглу. Ник протянул мне дымящуюся кружку.
– Глинтвейн. Тебе здесь нравится?
– Да. Очень. Спасибо. Кто это поёт? Никогда раньше её не слышала. Жаль, что ни слова не понятно.
– Мари Бойне, – oн чуть помолчал и добавил, - зачем понимать? Достаточно представлять.
Музыка и голос успокаивали и убаюкивали. Я прилегла на диван, укрылась вязаным пледом и сквозь дремоту наблюдала за сидящим у камина Ником. А потом уснула…
Сколько я проспала? Не знаю. Открыла глаза и поняла, что за окном – день. Пасмурный северный день. Ника нигде не было. Была только тихая песня, та самая. Горели свечи, чуть потрескивало пламя в камине. Я подошла к окну. Белая пустыня. Долго я всматривалась вдаль, пытаясь увидеть хоть что-нибудь кроме снега и неба. Ничего. Пробовала открыть тяжёлую дощатую дверь – не получилось. Ничего не оставалось, как сидеть у вечно горящего камина, смотреть на огонь и слушать песню.
Так прошло не знаю сколько дней. Много одинаковых однообразных дней в бесконечно уютной комнате. Со звучащей из ниоткуда одной и той же песней.
Сначала я злилась на Ника. Потом на себя. Потом плакала. Пыталась выбить дверь или окно. Обдумывала способы покончить со всем эти одним махом. Пробовала поджечь мебель огнём от свечей – не горело. Искала верёвку – не нашла. Зато в верхнем ящике комода лежал старый нож, и я, обливаясь слезами, стала пилить запястье, а когда не получилось – с силой воткнула нож в грудь слева. Лезвие ножа входило в тело как в мягкое масло, без крови и боли. И не оставалось ни следа пореза. Влезла в камин прямо в горящее пламя. Мне казалось, что пузыри на моей коже появляются в такт звучащей музыке, но боль не приходила и желанного забытья не наступало. Всё было бесполезно – выбравшись из огня, я обнаружила, что на коже нет ни следа ожогов. В отчаянии я подошла к окну – единственному предмету в этой комнате, позволяющему не забыть, что где-то есть другой мир.
Что-то изменилось в видимом снежном пространстве. Сначала я даже не поняла, что. Далеко-далеко на горизонте виднелись две человеческие фигуры. Я пристально всматривалась в них, и спустя некоторое время поняла, что они идут по направлению ко мне. Они подходили всё ближе и ближе, и вот уже я смогла разглядеть, что это парень и девушка. И на парне красная куртка… Вот они проходят совсем рядом – буквально в пяти метрах от моего окна. Держатся за руки, смеются. Так же, как мы когда-то.
Я кричу и бью ладонями по стеклу. Девушка меня явно не слышит. Ник равнодушным взглядом скользит по окну, уголок его губ чуть дёргается. Он тут же отводит глаза и увлекает девушку прочь. А я остаюсь у окна…
… Кто-нибудь, выключите, наконец, эту чёртову песню! Кто-нибудь…
Ключевые слова: Музыка ассоциации другие миры aвтобус пассажиры смерч красная куртка наушники авторская история избранное