Мрамор и кровь
Это был странный день.После той маленькой потасовки с владельцем ресторана нашу компанию попросили покинуть помещение. На часах уже далеко за полночь, но это не проблема. Навигатор показал, что если выйти из здания, обойти его с левого угла и пройти метров шестьсот по прямой мимо домов времён Старого города, можно добраться до хорошей забегаловки, что держал знакомый одного из нас. Запах мяса, только-только снятого с огня, приятно, хоть и фантомно, защекотал ноздри. Сказано – сделано. В темноте все кошки серы, а дома кажутся близнецами. Мы оставляем отпечатки первопроходцев по свежевыпавшему снегу, и чернота, заполняющая их, кажется дорогой в недра земли. Огонь фонарей неровный, искажает восприятие и почти не добирается до нас.
Низкая постройка змеится по улице, загибаясь в одну из букв иностранного алфавита. Если бы у меня был свой вертолёт, хотел бы я взглянуть на это сверху. Кажется, мы пришли. Ребята небрежно бросают навигатор в мои озябшие руки и скрываются за массивной дверью. Тяжесть чёрного кедра возвышается передо мной, заставляя здание казаться выше, чем оно есть. Несколько секунд мы – я и дверь – смотрим друг на друга, а потом я заскакиваю вслед за остальными. Никакой приёмной – аподитерий* с подобием администраторской стойки встречает богатым убранством. Мрамор на стенах, мрамор на куполообразном потолке, к которому стремятся белоснежные пилястры** , и даже скамьи из мрамора! И тепло – веет из приоткрытой двери чем-то тяжёлым и влажным, примесь глиняных обёртываний и масел и лёгкие нотки нагретой туи. Никого из спутников, лишь только разбросанная по помещению одежда, и хохот, задорный смех доносится до моих ушей. Гляжу на навигатор – как я и думал, вход в забегаловку находился с другой стороны, то должна быть небольшая пристройка к главным термам Старого города. Почему власти позволили тому господину примкнуть к едва ли не античной достопримечательности? Полезная связь или деньги, проигранное желание на банкете знати, – какая разница. Кричу, что мы зашли не там, а в ответ блондинка зовёт присоединяться. Персонал, похоже, отошёл на перерыв, никого нет. Нам уже не так мало лет, но в глубине каждого взрослого живёт тот самый червячок, что любит шептать нам о проказах, будь то мелкая кража в магазине или пара странных таблеток в бокал собеседника. Вот и сейчас он расправил крылья власти, шепчет, что надо пользоваться возможностью, ибо кто нас пустит сюда – сословие, знаете ли, не то. Ещё раз сверяюсь с навигатором. Может быть, дело в толстенных каменных стенах, но по экрану струятся помехи. Кидаю его поверх своих вещей, оставаясь лишь в купальных плавках. Не помню, чтобы брал их с собой, когда отправлялся выпить, но разве это важно?
Пол, как и предполагалось, оказался тёплым. Если бы ступни умели изъясняться, то они бы долго описывали восторг от прикосновения к нагретому гладкому камню. Говорят, гипокауст*** здешних купален был просто гигантским и располагался глубоко под землёй – требовался хороший жар, чтобы прогреть все комнаты до комфортной или полезной температуры. А ещё говорят, что в недрах этих подземных печей сгорело много неугодных старой и новой власти. Однако слухи остаются слухами, а я открываю дверь и прохожу в первую комнату. Пар бросается на меня влажным облаком, окутывает всё тело и словно втягивает в зал. Просторное, хоть и небольшое, размером с хорошую комнату помещение, напоминающее амфитеатр, – скамьи градуированы по высоте, и самые верхние располагаются едва ли не под потолком. Весь пол покрыт водой, но совсем немного. Следующая комната очень похожа, только из расселин под потолком струи тёплой воды стекают по скамьям, красиво мерцая. Освещение, кстати, совсем не высокотехнологичное, как следовало бы ожидать от муниципальной постройки. В стенах и потолке есть специальные шкафчики для закрытого огня, что даёт молочный свет. Небольшая выемка в камне, в которую по специальной системе подаётся масло или газ, и пламя бьётся за прозрачным камнем, тонким, но взрывоустойчивым. Ходят слухи, что иногда огонь не успевает пожрать всё, а в комнате становится слишком прохладно – и перепад провоцирует реакцию. Все знают, что этот минерал из северных гор прочнее некуда, но я невольно вглядываюсь в светильники, надеясь отыскать паутинку трещин.
Идти приходится быстрее. Боковых комнат нет, ведь система терм линейна. Оно и хорошо - никто не заблудится. Однако мне не хочется одному плутать среди белоснежной роскоши мрамора. Может, воздух непривычно тяжёлый, может, дело в аромате масел, но я надеюсь скорее встретить кого-нибудь из своих. Смех наших спутниц то и дело доносится до моих ушей. С каждой новой комнатой бассейны становятся всё глубже, они находятся по правую и левую руки. Проходя меж ними, можно почувствовать себя путником на лесной тропинке: из помещения в помещение ведёт неглубокий желоб, полностью заполненный тёплой водой, высота его бортиков всегда достигает общего уровня пола. Затем система бассейнов, мелких и глубоких – ведь кто-то хочет просто омыть ноги, а иной предпочтёт посидеть в воде. В некоторых комнатах скамьи для отдыха остаются, в некоторых нет. Их устройство плавного перехода по уровням поражает меня. Вода столько лет обкатывала мрамор, что стыков плит совсем не видно, словно вся эта конструкция возведена из одной-единственной ослепительно белой глыбы, такой колоссальной, что сложно осознать её вероятный вес и размер; словно не люди создавали это роскошное и комфортабельное место, а вода сама вытачивала убранство комнат. Если бы не светильники, я бы даже поверил в свою догадку. Эти мысли подвели к одному интересному наблюдению: окон-то не было. Даже в самых бюджетных купальнях для низших сословий были окна, и порой такие шикарные, что их хотелось унести с собой.
Постепенно глубина путеводного желоба стала такой, что при желании можно было не идти, а плыть, чем я и занялся, чтобы хоть как-то себя отвлечь; да и бороздить ногами воду не так просто. Естественного света не хватало, а пламя, как мне показалось, с каждым новым залом становилось более тусклым. Нужно перестать думать о таких вещах и позабыть все те истории, которыми детвора обменивается перед сном. Напряжение росло, и я невольно перестал разглядывать обстановку. Если устремить взгляд вперёд и слушать подсказки маршрута, плыть становится легче – обнаружилось слабое, но ощутимое течение. Лёгкие изгибы постройки почти не чувствовались, кроме особенно заметных моментов, казалось, что движение направлено строго вперёд. Я успел задуматься о том, чтобы вернуться в аподитерий и подождать друзей там, как свершилось! Мне удалось нагнать их спустя чёрт знает сколько пройденных комнат. Тяжесть дум почти вымылась из пор напряжённого тела. Ребят осталось трое: пара парней и та рыжая, которая выпила больше всех. Миловидная барышня, чей смех казался мне самым звонким, похоже, уже облюбовала один из ранее открывшихся мертвенно-бледных бассейнов, на которые я не обращал внимания. И цены бы всем не было, если бы обретённые спутники согласились пойти обратно – мясо-то уже жарится, истекая соком на открытый огонь, и само себя оно не съест - но нет. Почему нет? А потому, что нашему бородачу кажется, что позади нет выхода и можно выбраться, лишь полностью пройдя бесконечность банного корпуса. Наша кожа на пальцах уже сморщилась, но парни так убедительны, что мы зачем-то продолжаем движение вперёд.
Нет, мне больше не мерещится. Несмотря на стандартное количество светильных впадин, света становится всё меньше. Более того, мрак теперь плотный. Прямо как горячий пар с металлическим привкусом неизвестной мне пряности, он обволакивает изнутри и снаружи, и в сочетании с его темнотой красноватые отблески красят мрамор, лишая его той белоснежной чистоты. Он даже не желтый – слегка оранжевый, а потом и вовсе ближе к кирпичному. Мы уже не можем идти и только плывём – желоб всё глубже, а стены надвигаются на нас. Искажение восприятия? В последнем помещении, где наши ноги ещё выполняли свою непосредственную функцию прямохождения, я ощутил чьё-то присутствие. Обернуться полностью смелости не хватило, но взгляда, брошенного через плечо, оказалось достаточно, чтобы выхватить в тени колонн хрупкую фигурку девушки в раздельном чёрном купальнике без бретелек. Её волосы казались почти чёрными от влаги, а взгляд взволновал меня до глубины души. Кто она? Не помню, чтобы вслед за нами хоть кто-то заходил, а я ведь достаточно промешкался в первых комнатах, да и наше путешествие уже длилось около пары часов. Но тут видение пропало, а я поторопился к остальным, едва не прилипнув к широкой спине приятеля хозяина той забегаловки, в которую мы собрались.
Нет, определённо стены давят на нас. Площадь залов всё меньше, скамьи зловеще подбираются к нам, словно надеясь однажды поймать в свои когда-то белоснежные объятья. Я чувствую слежку, так как иду последним. Те тёмные, но блестящие глаза сверлят мою спину, пробираются через мускулатуру к сочленениям позвоночника, и хочется выдернуть его, содрать всю кожу, лишь бы взгляд не выжигал на мне это слово: бойся. Б. О. Й. С. Я. Приходится пошарить уже потрясывающейся ладонью, но кожа чиста и мягка, она омыта лучшей водой и умащена микрочастицами драгоценных масел, что подаются здесь через систему вентиляции. Я хочу кричать и хватаю за плечи спутников, но они глухи к моим мольбам. Говорю, что мясо съедят без нас и что кормить бесплатно в следующий раз откажутся, – конечно, это наглая ложь, но ведь для нашего класса это было бы неплохой подачкой со стороны удачи. Никто не ведётся, даже не оборачивается. Их сомнамбулический монотонный ход на мгновение останавливает лишь переход в следующий… Нет, залом назвать эту кишку не поворачивается язык. Термальный тоннель, зазывающий в темноту, в клубящийся инфернальный мрак с проблесками света настолько отдалёнными, что путь кажется бесконечным. Я заглядываю вслед ещё освещённым бледным ступням моих друзей и пытаюсь просчитать длину дороги до первого синюшного, как кожа утопленника, огонька – его структура и высота больше напоминают о воткнутом в пол факеле, чем об углублениях света в стенах и потолке. Внезапно леденящий, едва ли не детский ужас – всем знакомо это состояние надвигающегося кошмара, который видят только дети; взрослые вам не верят и отшучиваются о странных играх – охватывает меня. Я чудом справляюсь с оцепенением, сковавшем все мои члены, и бросаюсь назад. Гребу, бью воду, задыхаюсь и глотаю её, забывая не то, что отплёвываться, а просто дышать. Десять, тридцать, сто пять залов – они всё не заканчиваются, и время давит. Прессует так сильно, что я не в силах почувствовать облегчение, когда спазм стен и скруглённых сводов проходит, возвращая помещениям былой простор. Это удаётся заметить, но в глаза бросается другая кричащая особенность. Сколько бы я ни плыл, а в дальнейшем и ни бежал, света не становится больше! Полумрак колышется, особо активно опутывая меня в наиболее жарких комнатах, и я проклинаю бесконечные термы и всех, кто зашёл сюда передо мной. Осыпаю проклятьями того владельца ресторана, по вине которого мы вообще выскользнули на улицу в столь поздний час.
Первые десять залов я ещё помнил, поскольку они не успели примелькаться, и счастье от того, что я на финишной прямой, заставило мои глаза увлажниться. В голове не было внятного ответа на вопрос, почему же я так хотел покинуть самые роскошные купальни столицы. Чтобы перевести дыхание, я останавливаюсь впервые за весь обратный путь, заставляю себя размеренно дышать и стараюсь разобрать нотки благовоний, парящих в воздухе. Мускатный орех. Хвоя. Лаванда. Думать становится проще и к внутреннему монологу присоединяется чистый женский голос. Он побуждает меня бросить мечты о мясе и вернуться к ним, отдаться желаниям воды и просто порезвиться, подставляя тело горячим ароматным потокам. Посетить глубочайший бассейн. Добраться до кальдария*4 , где воздух едва ли не кипит, или до фригидария*5 , чтобы закалить тело струями контрастно холодного минерального душа, окунуться в прохладные водоёмы, где можно остудить разум. Всё это скрывалось чуть дальше, куда я, глупец, почему-то не смог дойти. Нет, не нужны мне умащивания и оздоровительные процедуры, я мяса хочу. Но звучит так заманчиво, и я уже представляю бесконечно высокий купол и мерцающий молочный свет, играющий с брызгами воды, когда ребята плещутся, словно дети. В мыслях моих прохожу путь, не смущаясь полумрака залов, как вдруг вспоминаю одну деталь. Будучи так напуган, я не заострил внимание на неестественно раскиданные конечности той блондинки, на её тело, бледнеющее, словно девушка захотела сравняться оттенком с мрамором. Безотказная дренажная система оперативно прибирает кровоподтёки, не давая посторонней жидкости испортить эстетику помещения.
Какого?! Я не успел испугаться спонтанному воспоминанию, как крики друзей разрезают влажный воздух. Первым выбегает бородач, и его тело исполосовано, словно кто-то хотел снять его волосатую кожу по форме купальника. Затем единственная живая – мысленно уточняю я зачем-то – девушка, ей приходится придерживать левую руку, ведь та болталась на небольшом куске мяса и кожи. Их лица хотя бы искажены ужасом, а у бегущего последним парня и лица-то нет, сплошное месиво. Не зная, что тут происходит, я бросаюсь наутёк, я кричу в унисон с преследующим меня кошмаром и уже вижу спасительную дверь в аподитерий, как вся скользкая масса первого марафонца повергает меня на пол. Мы поднимаем фонтан брызг, и я брыкаюсь, пытаясь столкнуть с себя мужчину. Пока он блокирует меня, рыженькая, позабыв про руку, вытаскивает откуда-то – я и сам не знаю, откуда, это как с нашими купальными костюмами – длинный и слегка зазубренный нож, его лезвие утончается к концу. Им она атакует, пытаясь не то пробить, не то пропилить меня, дёргая рукой так резво, что я и в лучшие годы не повторил бы. Я пытаюсь прикрыться живым щитом, но несколько раз сталь вспарывает меня, заставляя водосток пить мою кровь. Лезвие бороздит оголённую правую ногу, рвёт кожу ладоней, которыми я прикрываю лицо. Третий спутник почти на ощупь добирается до нас, в его руке мелькает топорик для мяса, и я едва успеваю увернуться. Из-за совершённого маневра становится видно, как в проёме, ведущем во второй зал, появляется та девица в чёрном купальнике. Она мёртвая, я-то знаю. Я не знаю, кто она, но готов поклясться, что не без её участия мои покалеченные приятели сейчас пытаются угробить единственного здравомыслящего человека. Это её стараниями все они добрались до сердца терм Старого города, и никто из присутствующих не скажет мне, что же такое скрывалось за кишкообразным переходом.
"Ты должен остаться с нами", – её голос, полный истомы и уверенности в своих чарах, наполняет мою голову, и я мотаю ей, чтобы выбить морок. "Здесь так прекрасно. Твоим друзьям очень скучно без тебя". Удаётся сбросить здоровяка, и он сбивает нашу подругу с ног. Девушка падает так удачно, что удар топора раскалывает её голову, как здоровенный арбуз, и вскрытый череп разбрасывает нежную мякоть. Я отбираю её нож, ведь рыжая уже мертва, а затем – не представляю, как так вышло – отрываю её руку, тоже за ненадобностью. Какой-никакой, а щит. Приходится бросаться на остальных. Первым я закалываю бородача, пока он не поднялся, иначе мне не светит выйти из купален вовсе. Его кровь такая горячая, она застилает всё. Пачкает мрамор, впитывается в волосы, красит воду. Из вспоротого горла ещё клокочет последний вздох, как удаётся использовать бортик путеводного желоба как подножку – и Безлицый, как я успел прозвать его за эти бесконечно долгие минуты, рушится назад, ломая шею в столкновении с каменной лавкой. Некоторое время мы с той темноволосой смотрим друг на друга. Молчим. Рука спутницы выскальзывает из моей хватки на мокрый пол, и я понимаю, что нахожусь так близко к миру людей, что этот разъярённый призрак не посмеет коснуться меня. В её глазах мерцает ненависть, поскольку от неё не скрыть моих догадок. Я пячусь до тех пор, пока всем телом не вжимаюсь в первую дверь. "Может, ты останешься?" - "Ни за что".
Воздух аподитерия свеж и кажется холодным, если сравнивать с жаром банного комплекса. Я глотаю его изо всех сил, кашляю и рыдаю, размазывая жидкости тела по лицу. Лязг падающего ножа показался звуковым сигналом какого-нибудь развлекательного шоу – вы победили, заберите свою награду! Тёплая кровь струится по ноге, рана пролегла так близко к артерии. Рядом со стойкой администратора, неприметная, обнаруживается ещё одна дверь, и я шлепаю к ней, оставляя мокрые разводы – левый след просто влажный, второй подкрашен багряным. Шлёп. Шлёп. Запах жареного мяса едва не лишает меня равновесия, и я ныряю в ту самую пристройку, хромой и шатающийся. Почему я не догадался сделать это раньше? Был ли здесь вообще этот переход для тех, кто зашёл не с той стороны?
Рядом с большим грилем располагается стойка, почти как барная, но для сочащегося жиром мяса. На решётках шкворчит и брызжет новая порция. Двое мужчин, болтающих с хозяином заведения, оборачиваются на скрип, и я впервые чувствую себя так неловко – напуганный, перемазанный кровью с ног до головы, мокрый и всего лишь в плавках – я едва нахожу силы пройти дальше. Дверь за моей спиной захлопывается, звук тяжёлый и могучий, и полумрак помещения дарит чувство защищённости. Здесь темно, но иначе, и факелы настоящие. Их живой огонь играет на тёмной каменной кладке стен. Двое мужчин, что обернулись ко мне, не удивлены. По их взглядам можно прочесть, что случай совсем обыденный, но мне никто ничего не говорит. Я просто понимаю, что можно подсесть, и улыбчивый усатый хозяин кладёт передо мной огромный кусок мяса. Бесплатно.
Примичания:
Аподитерий* - помещение для снятия одежд в термах; раздевалка, предбанник.
Пилястры** - декоративные вертикальные выступы стены, имитирующие колонны.
Гипокауст*** - античная отопительная система под полом.
Кальдарий*4 - самое горячее помещение терм.
Фригидарий *5- самое холодное помещение терм, где имеются бассейны с прохладной водой.
Автор - [mukuro].
Источник.
Новость отредактировал YuliaS - 18-06-2018, 11:46
Ключевые слова: Мясо темнота ужас