Нехорошая гостинка

Мой товарищ Данила, рассказавший мне эту историю, учится сейчас в Москве. Будучи от природы довольно общительным, он не испугался огромного мегаполиса, а уровень региональных вузов всегда казался ему недостаточным для реализации по-настоящему масштабных замыслов. И вот, невзирая на то, что он уже несколько лет как перерос студенческий возраст, Данила рванул покорять златоглавую. И, что удивительно, будто бы подтверждая слова своего любимого Коэльо, этот авантюрист поступил с первого раза, на бюджет, в один из именитейших творческих вузов Москвы.

Когда Данила впервые ненадолго вернулся в родной город, друзья наперебой принялись забрасывать его вопросами о преимуществах и возможностях столицы, о вечеринках, однокурсницах и клубах. Мне же, флегматичному домоседу, не давал покоя исключительно квартирный вопрос. Тогда-то и поведал нам новоиспечённый москвич историю своих скитаний в поисках приличного и недорогого жилья в районах, прилегающих к МКАД. По каким уж причинам бюджетнику не досталась комната в общежитии, он уточнять не стал, ограничившись брезгливой отмашкой. Благо на первых порах немного помогли родители, затем Данила устроился на ночную подработку, чтобы иметь возможность оплачивать съёмную комнату. Однако найти подходящий вариант долго не удавалось, соседи по квартире оказывались то чрезмерно враждебными, то ужасающе нечистоплотными. Так помыкавшись, понаехавший скооперировался с одним из своих одногруппников, и совместно они сняли комнату гостиничного типа, чуть ли не у самого кольца. Длинный коридор на несколько десятков помещений, небольшая продолговатая комната, достаточная, впрочем, чтобы разместить стол и две кровати. Нет кухни и балкона, зато есть свой отдельный санузел и дешевый, но свежий косметический ремонт. Контингент, проживающий в таких «пансионатах», естественно не назовешь приятным. А слышимость здесь настолько высокая, что в случае пьяного скандала за стенкой, жильцы вполне могут уяснить для себя суть конфликта и даже оценить уровень аргументации дискутирующих сторон. Тем интереснее, что именно в той самой, снятой Данилой комнате, и развернулась та ужасающая история, которую ему, в свою очередь, поведал сосед, проживающий напротив. А верить в неё или нет, это уж, уважаемые форумчане, решайте сами.

Всё началось с того, что через некоторое время после вселения в гостинку обоих сокурсников стали беспокоить периодические головные боли и необычная слабость. Особого значения этому ребята не придали, списав всё на свежий ремонт, после которого действительно ещё сохранялся устойчивый лакокрасочный запах. Решив почаще проветривать помещение, жильцы стали регулярно открывать окно, благо на седьмом этаже уличный шум уже не слишком беспокоил. И вот, тёплой майской ночью случился такой инцидент. Около второго часа, сокурсники были разбужены странным звуком, напоминавшим громкое ритмичное щёлканье. Первое, что приходило на ум, это прорыв сантехнического оборудования. Данила с таким уже сталкивался – из-за нестабильного давления протечка могла пульсировать и брызгать, порождая подобное потрескивание. Включив свет и убедившись, что санузел в порядке, ребята стали оглядываться в поисках источника звука, как вдруг неожиданно от убогой люстры к занавескам метнулось какое-то тёмное пятно, размером крупнее ладони. Некоторое время шокированные студенты наблюдали, как по плотной ткани неуверенно перемещается, заправив крылья, крупная тёмно-коричневая летучая мышь. Погуглив, как следует поступать в таких случаях, друзья взяли полотенце и попытались приблизиться к ночной гостье, однако та яростно зашипела и ринулась на перепугавшихся хозяев, затем, резко устремившись к потолку, перемахнула через гардину с занавесками к распахнутому окну. Как выразился Данила, уснуть после такого получилось не сразу даже с наглухо закрытым окном.

Случай с ночным визитёром изрядно встревожил суеверного не по годам сокурсника Дани. Уже через неделю он стал жаловаться на одолевающие его кошмары, странное плохое предчувствие непрестанно преследовало его. В ночной пустоте окна ему виделись неясные тревожащие силуэты, а в комнате стали слышаться необъяснимые шорохи и, пугающие своей внезапностью, постукивания. А через месяц мнительный жилец спешно съехал, заявив, что более не желает оставаться в нехорошей гостинке ни дня. Оставшись в гордом одиночестве, Данила помимо своей воли тоже стал замечать некоторые странности, происходящие в злополучной комнате. Так запах краски упорно не желал выветриваться, а продукты питания, запасённые впрок, портились необычно быстро. Кто бы ни приходил к нему в гости, все как на подбор уверяли, что чувствуют здесь себя плохо, у многих возникала тревога и начинала кружиться голова. Данила бы и сам с удовольствием покинул этот, полный угрюмых взглядов, дом со злачным двором, обшарпанной лестницей, загаженным лифтом и мрачным коридором, который хищно всматривался в каждого проходящего рядами дверных глазков. Но арендная плата была настолько привлекательной, что он решил терпеть.

Так продолжалось ещё несколько месяцев, а затем оставшемуся жильцу стали всё чаще досаждать тревожные ночные кошмары. В какой-то момент Данила отчетливо понял, что он практически не высыпается, когда ночует в арендуемой гостинке. Обычно он не запоминал свои сны, теперь же обрывки ночных видений принялись неизменно преследовать его даже днём. Поначалу Даниле хорошо запоминались чувство необычайно сильного потустороннего страха и ощущение какого-то враждебного присутствия, в то время как смысловые и визуальные детали снов постоянно ускользали. Постепенно тревожащие сны становились всё хуже, превращаясь в жуткие по своему содержанию кошмары. При этом проведённые в постели часы не избавляли от вялости и усталости.

Первый сон, который провинциальный студент сумел запомнить более-менее целостно, настиг его к началу нового учебного года.
Даниле снилось, что он лежит в непроглядной чёрной пустоте, ощущавшейся как некое гигантское, но замкнутое пространство. Он не мог пошевелить ни единой мышцей и чувствовал себя словно бы запертым в окоченевшем теле. Какое-то мелкое шевеление неотвратимо приближалось к нему. Затем в непроглядной, казалось бы, темноте Данила различил снующие туда-сюда небольшие черные сгустки. Странные шарообразные твари, размером с крупную картофелину, глухо жужжали и роились вокруг парализованного сновидца. В какой-то момент некоторые из этих «лангольерчиков» принялись активно впиваться в его тело, словно бы прогрызая или скорее выжигая в нём что-то вроде несквозных лунок. Каждый раз, когда такой потусторонний комок внедрялся в плоть, это сопровождалось приступом пронзительной боли похожей на зубную. В такой специфической норке существо оставляло что-то, а затем улетало прочь. Проснулся Данила в крайне вялом состоянии и с сильным зудом, особенно в области спины.

Другой сон он запомнил менее отчетливо. В этом кошмаре студенту снился его обычный университетский день – пары, столовая, тенистый парк. И повсюду его преследовали таинственные наблюдатели в чёрных похоронных костюмах со странными узкими шляпами и без лиц. Они стояли и издалека наблюдали за каждым шагом Данилы, нагнетая тревогу и напряжение. В конце сна это наблюдение дополнилось чередой каких-то мелких неудач, падений и прочих неприятных ситуаций, которые порождались именно этими тенями. Но самым запоминающимся оказалось пробуждение. В последний момент, когда Данила уже отчетливо понял, что всё происходящее с ним лишь тревожное ночное видение, реальность вдруг треснула перед его глазами, упала подобно сорвавшимся кулисам, и насмерть перепуганный студент увидел перед собой серое пространство, посреди которого будто бы в воздухе висел стол. Но самое ужасное, что за столом сидело существо совершенно демонического вида. Несмотря на всю стереотипность образа – скрученные рога, серая кожа, хищный рот с торчащими клыками, явление это вызывало неописуемо диких страх. Демон поднял огненные и полные ярости глаза на Данилу, на секунду в ужасающих чертах мелькнуло недоумение, ещё через миг пробудившийся студент вскочил у себя в кровати с бешено колотящимся сердцем.

Третий сон стал последней каплей. Той жуткой октябрьской ночью разразилась страшная гроза. Данила довольно поздно возвратился с хэллоуинской вечеринки и долго лежал без сна в темной комнате, изредка озарявшейся отблесками молний. Раскаты грома звучали протяжно и глухо, вызывая странные фантазии и не давая уснуть. Затем ему показалось, что щелкнул замок входной двери. Через полминуты послышался второй щелчок, ясно и отчётливо. Данила стал лихорадочно обдумывать, кто бы это мог быть. Возможно, хозяин гостинки или кто-то просто с пьяных глаз перепутал двери? Встав с кровати, жилец хотел было прильнуть к дверному глазку, но едва он сделал шаг по направлению к коридору, как его окатило слепящим светом из распахнувшегося дверного проема. Студент инстинктивно вскрикнул. Это однозначно не был свет убогой лампочки, освещавшей длинный коридор этажа. Свечение буквально пылало, напоминая вечерний закат. Из зарева на Данилу двигалась перекошенная темная фигура. Тут же жилец ощутил, что его крепко держат за руки какие-то мохнатые существа в балахонах. Их лапообразные, но пятипалые ладони были горячими и даже обжигающими. Несчастный студент принялся что есть мочи кричать и вырываться, однако сила ужасающих тварей оказалось поистине нечеловеческой, да и сокрытые длинными чёрными балахонами фигуры выглядели скорее медвежьими. Насмерть перепуганный, в одних трусах, Данила бился, орал и махал ногами, пытаясь не подпустить к себе фигуру из коридора. Однако силуэт медленно, но неотвратимо приближался к нему. В жарком зареве парню удалось разглядеть, что визитёр был скорее человеком и не походил на схвативших его монстров. Неразборчивая одежда на зловещем незнакомце сильно обгорела, лицо и руки были изрядно замазаны копотью, а чуть удлинённые волосы выглядели подпаленными. Глаза его хищно смотрели на Данилу, чуть не прожигая насквозь.
Вцепившиеся в студента монстры, повалили его перпендикулярно кровати и сковали ноги. Бедолага ещё пытался дёргаться, надрывая голос, но ужас и беспомощность уже почти лишили его сил. Наконец визитёр склонился над Данилой, в его руке оказался какой-то тёмный заострённый предмет наподобие крюка.

– Сейчас, наконец, закончу… – медленно и протяжно заговорил незнакомец скрипучим голосом, поднося своё ужасающее орудие к левому предплечью трепещущего студента.

– Сначала печать… – этот звук, который и голосом-то назвать сложно, по всей видимости, исходил от одного из «медвежутных» монстров державших Данилу. Очень низкое звучание грубо вибрировало и казалось неестественным.

Какая-то степень раздражения наползла на скрытые сажей черты лица визитёра, однако он отвел крюк, который уже едва ли не касался кожи жертвы. Почти лишённый сил, Данила не заметил, как в руке обгорелого незнакомца появилась отвратительная огромная серая крыса, из зубастого рта которой выпирали неестественные хищные клыки. Визитёр за хвост удерживал мерзкую извивающуюся тварь над тем же местом левой руки, что собирался рассечь крюком. Пребывая в состоянии мерцающего ужаса, Данила приготовился к тому, что сейчас яростно шипящая крыса упадёт ему на руку и вопьётся во вспухшие вены, однако произошло другое. С клыков мутанта стала обильно стекать жидкая слюна и огромными каплями падать на предплечье истязуемого. Невыносимое жжение охватило кожу Данилы, и он снова закричал что было мочи. И тут совершенно неожиданно зарево, всё это время исходившее из распахнутой в комнату двери, погасло. В возникшей полутьме студент лишь заметил, как обгорелый визитёр обернулся в сторону дверей. В следующее мгновение Данила ощутил мощный удар по щеке и увидел перед собой незнакомое лицо с надвинутой на лоб полицейской фуражкой.

Бледного, трясущегося, насмерть перепуганного Данилу, полицейские едва привели в чувства. Они пояснили, что соседи вызвали полицию, поскольку из-за стены уже около часа доносятся истошные крики. На стук в дверь никто не реагировал, а вопли продолжались, поэтому они выбили дверь и застали бьющегося на кровати Данилу. Соседей сверху затопило из-за сильной грозы и над кроватью жильца нависло большое мокрое пятно. Капли с потолка стекали по стене и, по всей видимости, попадали на левое предплечье спящего студента, отчего кожа покраснела, и начала сильно чесаться. Утром Данила уже начал собирать вещи. Дольше жить в этом жутком помещении он бы не сумел.

***

Новый вариант парень нашел за пару дней. Дело оставалось за малым - передать ключи хозяину и забрать последний тюк с вещами из нехорошей гостинки. Напарников, как назло, не отыскалось, все были чрезвычайно заняты, пришлось ехать одному. Оказаться вновь в стенах, где пережил подобное непросто, но был день, и Данила убеждал себя, что то был всего лишь тяжёлый ночной кошмар, вызванный стрессом и переутомлением. Передача ключей прошла обыденно, после чего уже бывший жилец, накинув рюкзак на плечи, медленно побрёл по коридору. Навстречу ему с лестницы вышел дед Василий – едва ли не единственный благожелательный сосед во всем доме, живший напротив нехорошей комнаты. Дед, кряхтя, тащил тяжёлый пакет с продуктами. Вспомнив, как этот старик помогал при въезде в злополучное жильё, рассчитывая на благодарность в виде выпивки, Данила решил на прощание помочь уже ему. Дед Василий охотно согласился. Оказавшись в комнате, что находилась напротив нехорошей гостинки, студент начал было прощаться, однако хозяин гостеприимно предложил закусить. Соблазнившись сосисками в томате, Данила махнул рукой и решил выпить с бывшим соседом. Тогда-то и рассказал дед Василий историю о комнате напротив, степень достоверности которой вызывает большие сомнения, поэтому приведу её от первого лица.

– Вот, и ты съезжаешь, – начал свой рассказ дед Василий, – уж сколько вас здесь перебывало!

– Так часто арендаторы меняются? – спросил Данила.

– Тю! Да больше двух месяцев никто ещё не сидел, – отозвался старик, – ты вот, рекордсмен среди всех.

Выпив первую стопку, хозяин немного помолчал, а затем продолжил старческим доверительным тоном:

– Дело-то это давно началось, году, наверное, в семьдесят втором. Почитай, уж почти полвека прошло. Мне тогда едва за тридцать было. Эту-то комнату от завода дали, на котором я с молодых ногтей инженером-проектировщиком работал. Помню, какой праздник здесь был, когда дом, наконец, сдали. Во дворе общий стол накрыли, кто с гитарой пришёл, кто с гармошкой, до поздней ночи не расходились, песни пели. И всё главное мирно – все ж свои, заводские. В те времена весь дом друг друга знал, а уж по этажу кто соседствовал, так те и вовсе за свояков были. Общих кухонь и сортиров теперь не стало, из-за чего скандалить-то? В общем, хорошо жили, дружно, двери лишний раз не запирали. Заселились мы с женой в эту самую комнату, а через год гляди-ка, уж и лялька появилась. Сынка, Борьку, значит родила. Ну, – тут дед Василий запнулся и помолчал грустно, затем продолжил, – не о том речь.

– А в эту самую комнату, – продолжил рассказчик, – что напротив нас, долго никто не заезжал. Закрытая стояла. И вот, когда Борьке-сыну уж четвёртый годок шел, объявился сосед. Игорёк его звали, лет восемнадцать парнишке, высокий, худой, волос черный, словно смоль. Учился он, как мы знали, в медицинском институте, с книжками часто шастал. По слухам-то, сыном какому-то профессору приходился, вот и досталась ему комната за так, а жил один. Так вроде парень не угрюмый, вежливый, воспитанный, да только не разговорчивый, скажет что по делу, а болтать вроде как ему некогда. За то недолюбливали его заводские. А мне-то что? Ну не болтун человек, разве ж это изъян?

Дед Василий налил по второй, а проглотив содержимое стопки, долго занюхивал луком.

– Пожил так этот Игорёк около годика, – снова заговорил дед, – и тут оказия вышла. Мы тогда с Борькой дома одни остались, мать - то толи в командировку, то ли ещё куда свинтила. А день выходной был. И вот к обеду, чувствую я, что дурнота меня одолевает, в голове шум, в ушах свист, руки ноги ослабели. Терпел, терпел, да думаю, дай-ка к соседу обращусь, ему-то виднее врачу будущему, может, поможет чем. Так оно слышь-ка и вышло. Не сразу Игорёк дверь нам с Борькой открыл, подождать пришлось. А как увидел меня, так сразу впустил без особых вопросов. Тогда впервые я ту комнату изнутри видел. Не всё запомнил, голова мутная была. Помню только, что книг было шибко много на стеллажах вдоль стены. А перед книгами предметов чудных полно. Фигурки сувенирные вроде как из кости и из цветного металла, приспособы какие-то диковинные, вроде подсвечников. Черепушка ещё в глаза бросилась, ну а чего тут странного? Хозяин-то – студент-медик. Пахло только очень необычно, точно не как в больнице, какой-то резкий, словно табачный дым, но при этом приторно сладкий запах чувствовался. Усадил меня Игорёк на диван и, пока Борька как завороженный эдакую библиотеку рассматривал, принялся мне давление мерить, всё как в поликлинике. Сколько уж он там намерил, не знаю. Сказал только, что ничего критичного и дал таблетку под язык. Ну, поблагодарил я его и пошли мы с Борькой домой. Как таблетка рассосалась, мне, и правда, полегче стало. Давай я обедом заниматься.

Рассказчик снова прервался для того, чтобы выпить и закусить.

– Не знаю, сколько времени прошло, но думаю, меньше часа, – Дед Василий помрачнел. – Тут я внимание обратил, что Борька мой что-то усердно карандашами раскрашивает, а рядом с ним маленькая медная шкатулочка, украшенная объемным рисунком. Это что, думаю. Явно ведь не наша вещь. Подскочил я к нему, схватил шкатулку и спрашиваю строго: Это чьё?! Откуда взял?! А он, как собачонок нашкодивший, глаза опустил, молчит. Ну а чего тут спрашивать, и так ясно, что это он у соседа с полки умыкнул, озорник мелкий. Шкатулка открытая оказалась и пустая притом. Что, спрашиваю сына, внутри было? А он мне с виноватым видом развёрнутый клочок бумаги протягивает. Простая половина тетрадного листа в клеточку, с полями. В две строки большими буквами несколько слов непонятных простым карандашом начерчено как по линейке или трафарету. Шрифт на английский похож (я его тогда ещё помнил маленько), только сочетания незнакомые, явно, что латынь не иначе, видать рецепт какой. А самое обидное, что Борька уже успел последние слова на листочке карандашами цветными исчеркать. Ну, как-то сразу мне идея пришла, как выкрутиться. Чертить-то по образцам мне на заводе частенько приходилось, набил руку. Сунулся я в шкаф, достал новенькую тетрадку, а у неё листы один в один как соседский. Так понятное дело, тогда эти тетрадки в клеточку по всему Союзу одинаковые ходили… Отмерил по исходнику, отрезал, карандаш по твёрдости подобрал, ну а дальше, что? Дело техники. Минут за пятнадцать я управился, всё скопировал и по размеру и по положению, да только последние две буквы разобрать никак не смог, мой гадёныш по ним черным карандашом прошелся, поди, разбери теперь. От предпоследней буквы закругление видно было, вроде как «U», а последнюю вообще наугад поставил, «W», кажется. Свернул я этот рецепт обновленный, точно также как старый был согнут, все изгибы сверил. Положил в шкатулку эту копию и пошел соседу имущество его возвращать. Борьку с собой потащил, пускай извиняется. До двери не успели дойти, как вдруг стук. И точно Игорёк пришёл, пропажу заметил. Завёл я его к нам в комнату, давай извиняться да сына ругать. А сосед ничего, шкатулку взял, открыл, потом закрыл и заулыбался. Всё, мол, нормально, говорит, не ругайте мальчика строго, это он не со зла. Ну и в целом без претензий. Я его давай на чай звать, а он отказался и быстро ушел. Хорошо, думаю, пронесло. Хотя червячок внутри засел, что обман рано или поздно вскроется.

Старик снова прервал рассказ и поглядел на заворожённого Данилу. Выпил, на этот раз не призывая гостя присоединиться. И заговорил вновь:

– До осени всё как обычно было. А в тот роковой день, тоже где-то в конце октября, впервые за всё время гости к Игорьку пришли. Соседи рассказывали, что, мол, два паренька и девчушка, ну как есть сокурсники, на ночь видать у него остались. И вот ночью этой вскакиваю я от резкого запаха гари! Выскочили мы с семьёй в коридор и видим, что из-за дверей комнаты Игорька дым валит, и крики истошные доносятся, вот как ты давеча орал, – рассказчик кивнул в сторону Данилы. – Тут и другие соседи тоже повыскакивали, пожарников вызвали, а мы с мужиками давай ту дверь высаживать, спасать ведь ребят надо! Пятеро нас было, а то и больше, не помню уж. Парни все молодые, здоровые, с армейским опытом. Сначала по одному старались, потом по двое, а под конец и всей гурьбой навалились. Да только дверь та словно бы из картонной в каменную оборотилась. Тогда ведь стальных дверей никто не ставил, обыкновенная филенчатая дверь путь загораживала, от застройщика. А мы её почитай впятером выбить не сумели, всё одно, что в стенку плечами бились да ногами пинали. Пожарники быстро приехали, да только к тому времени крики уже затихли, да и мы выдохлись, дыму то всё больше и больше становилось. Сами пожарники тоже долго с дверью не могли справиться, ломиками еле вскрыли.

Голос деда Василия совсем поник и слегка дрожал. Видно было, что эмоции той ночи нахлынули на него.

– Выгорела комната основательно. Пожарники говорили, что дело странное, тела студентов на полу нашли. Ребята как кружком посередь комнаты лежали, а в центре следы воска обнаружились. Такую версию следствие выдвинуло, что напились ребята или какого другого зелья приняли, а потом гадать сели со свечкой или ещё чего там, но так и отключились спьяну. А свечка догорела и ковер подожгла, а за ним вслед книжки вспыхнули, вот и сгорела гостинка как спичка, раз бумагой набита была. Мы-то с мужиками эту версию сразу отбросили. Кто же за дверями орал, если хозяева в отключке были?

Старик выпил не закусывая и долго смотрел в пустоту.

– Только с тех пор, соседушка, – снова обратился он к Даниле, – чем дольше я живу, тем больше та мысль меня гложет, что неспроста тот пожар случился, и что, возможно, я тому причиной был…

– Вы об этом кому-нибудь ещё говорили? – спросил Данила деда.

– Поначалу-то боялся. Ну а потом жене рассказал, та отмахнулась. Ещё немного погодя мужикам за кружкой пива рассказывал. Только те тоже посмеивались. Так и выходит, что я и посейчас в нашем доме чем-то вроде местного чудилы считаюсь, небылицы рассказываю. Пока Борька маленький был, так он весь мой рассказ охотно подтверждал. Было, говорил, дело, и как шкатулку у соседа свистнул, и как карандашами записку попортил, и как папаня её потом перечерчивал, всё помню. А вот как старше стал, так, словно отрезало. «Не помню», – говорит. Ему уж самому скоро полвека стукнет, давным-давно поближе к центру перебрался. Говорит, что помнит, как сосед Игорёк к нам в комнату приходил, а зачем, почему, не помнит.

– А где же сейчас та настоящая записка? – выпалил до крайности взволнованный Данила.

– А кто его теперь знает, – ответил дед Василий, – может с мусором выбросили, а может и поныне в старых Борькиных тетрадках запрятана, не помню я, время помрачает память…